Посреди небольшого лесного водоема стоял Шэнь Цинцю. В прошлом — светлый заклинатель, а в настоящем — аграрный эксперимент Чжучжи-лана, он бесстыдно демонстрировал водной глади нагое тело.

Не тронутая солнцем кожа источала почти лунное свечение, заставлявшее впитаться в песок темные подводные тени. Столетние обитатели предместий Священного мавзолея явно не были готовы к подобному монструозному сосредоточению светлой ци.

Клочок земли, прежде поливаемый змеедемоном, до поры до времени выглядел безобидно. Но пробуждение Шэнь Цинцю нарушило привычный уклад местной нечисти: с первым вздохом, наполнившим рот сухим песком, из всех пор тела Шэнь Цинцю вышел неконтролирумый поток светлой ци. Зарница осветила каждый уголок этого тихого и печального места.

— Сочетание праведной души и тела, выращенного из окропленных человеческой кровью побегов росы, луны и солнца, способно породить истинное чудо жизни.

Но это сказал не он. Обернувшись на голос, Шэнь Цинцю увидел выросший из полумрака силуэт высокого и тонкого юноши. На миг тело Шэнь Цинцю одеревенело в иррациональном ужасе, однако, стоило юноше шагнуть внутрь области источаемого его телом свечения, как овладевшая им тревога почти совершенно развеялась. То не был Ло Бинхэ. И хотя черты лица незнакомца были смутно знакомы Шэнь Цинцю, он не осмеливался делать предположение о его личности без дополнительных подсказок.

Встретив на себе изучающий взгляд, незнакомец в явном смущении потупился, однако вместо обыкновенного в этом случае румянца Шэнь Цинцю — совершенно неожиданно для себя — увидел прилившие к чужим щекам серебристые чешуйки.

— …Цзюнь-шан просил передать вам эти слова, когда вы проснетесь. А пока, — юноша опустил на границу тени и света корзинку с бельем, — прошу, примите от нас с Цзюнь-шаном эту одежду.

— Благодарю, Чжучжи-лан, — Шэнь Цинцю поспешно вышел из воды, прикрывая ладонями срамное место.

В подобной местности отходить в заросли было нерационально и даже опасно. Поэтому, понадеявшись на благоразумие Чжучжи-лана, Шэнь Цинцю принялся переодеваться, лишь немного отойдя в сторону. Но тот даже не думал отвернуться или хотя бы отвести взгляд: Чжучжи-лан внимательно наблюдал за всеми манипуляциями Шэнь Цинцю с одеждой.

Да, за прошедшие годы им немало пришлось пережить в совместном быту. Чжучжи-лану представлялось наблюдать Шэнь Цинцю и не в таком постыдном положении, когда с целью справить нужду стыдливый заклинатель отходил слишком далеко от бдительных демонов. Однако Шэнь Цинцю и близко не воспринимал уродливого змеедемона как человека. Да даже в его разумности не раз сомневался, так как разум того был тесно сцеплен с желаниями Тяньлан-цзюня.

Но сейчас перед ним стояла вовсе не змеиная туша с мутным взглядом, а… вполне миловидный юноша, бессовестно вперивший взгляд меж его ног!

— Неплохо выглядишь, Желейка! — окликнул его Шэнь Цинцю, чтобы хоть как-то отвлечь от своих попыток вдеть ногу в штанину. Желтые глаза действительно метнулись к его лицу. — Честно говоря, этот мастер не верил в успех Тяньлан-цзюня по превращению тебя в человекоподобного демона. Не знаю, был ли ты прежде красив по змеиным меркам, но могу с уверенностью сказать, что сейчас по человеческим — очень даже!

От слов Шэнь Цинцю нежная россыпь чешуек тронула подбородок Чжучжи-лана. Однако ушла ли она ниже на шею, Шэнь Цинцю уже не смог разглядеть из-за туго запахнутого ворота ханьфу.

— Ум Цзюнь-шана всегда тяготел к таинству созидания. Этот ничтожный обязательно передаст господину, что мастер Шэнь высоко оценил его мастерство и чувство прекрасного.

Несмотря на сдержанный ответ, как всегда преисполненный подобострастия к Тяньлан-цзюню (даже в отсутствие оного), Чжучжи-лан явно испытал удовольствие от комплимента Шэнь Цинцю.

Подталкиваемый смущением, Шэнь Цинцю не успел толком рассмотреть вышивку по ткани нижних одежд, однако, разобравшись с внутренними слоями и таки добравшись до верхнего, он обратил внимание на кайму, шедшую по вороту и рукавам парадного ханьфу. Золотая нить вилась по черной кайме мудреной вязью, подобно узорам на срезе древесины, так что поначалу Шэнь Цинцю даже заподозрил ее в несвойственной этому веку абстрактности, однако, задержавшись и отсмотрев пару чи этой вязи, Шэнь Цинцю таки нашел в ней закономерность.

Определенно это была демоническая письменность, причем довольно древняя — потому Шэнь Цинцю не сразу ее опознал. Угадать ее назначение было довольно тяжело, а подозревать демонов в злом умысле спустя более пары проведенных бок о бок лет — уже поздно. Потому, смело запахнувшись в предложенное ханьфу (которое вопреки загадочной вязи в целом соответствовало его предпочтениям), Шэнь Цинцю уже потянулся за поясом… Как вдруг обнаружил, что принесенная змеедемоном стопка одежды целиком опустела.

— Мастер Шэнь… — Чжучжи-лан подался вперед, будто все это время ожидал этого момента. В его рукавах зазмеилось нечто неясное, что в протянутых руках оказалась металлическим поясом. — Этот презренный просит у вас согласия принять сей скромный дар.

Придерживая запахнутое ханьфу, Шэнь Цинцю потянулся за поясом:

— Ох, Чжучжи-лан, благодарю. Ты как всегда вовремя.

Однако, взяв его в руки, Шэнь Цинцю вновь поменял свое начальное мнение. То, что он принял за сшитые металлические пластины, оказалось чешуйками огромного размера.

— Он что же, сделан из драконьей кожи? — недоверчиво уточнил Шэнь Цинцю.

Столь чрезвычайно ценный подарок с другой стороны таил в себе немалую опасность. Будучи насильственно загубленной, разумная душа нередко оставляла в нетлеющей своей земной части сгусток буйной природной ци. И Шэнь Цинцю не особо хотелось проверять, как поведет себя эта задремавшая в ожидании своего часа сила, когда столкнется с неконтролируемым жаром его растительного тела.

— Нет, мастер Шэнь, — тихо ответил Чжучжи-лан, потупив взор подобно застенчивой девице. — Это моя кожа.

Пальцы дрогнули на концах сверкающего пояса. Шэнь Цинцю недоверчиво оглядел подарок. Его скромные знания о культурных особенностях змеедемонов в основном зиждились на рассказах Тяньлан-цзюня.

Три года, проведенные в ожидании аграрного чуда Чжучжи-лана, не отличались разнообразием, и уже спустя несколько ночей, не сменившихся днем, Шэнь Цинцю был готов выть от скуки. Он и понятия не имел, как Тяньлан-цзюню, будучи годами заточенным в горной породе, удалось сохранить рассудок и даже чувство юмора. Когда при чтении очередной книги язык Шэнь Цинцю начинал заплетаться, священный демон перенимал эстафету и рассказал известные ему литературные сюжеты или случаи из жизни. Чжучжи-лан к тому моменту уже возвращался в пещеру и усталой собакой ложился в ногах Шэнь Цинцю. Заклинатель откладывал книгу, закрывал изможденные глаза и начинал гладить змея по холодной голове.

Так одной из любимых полусказок-полубылей Тяньлан-цзюня была история о «силе истинной любви, разрушившей все преграды». Конечно, то была байка об авантюрной связи его сестры со змеиным князем. Если не задумываться о плоде этой межвидовой связи, в каком-то смысле история действительно была романтичной. Когда Тяньлан-цзюнь доходил до момента, где змей сбрасывал кожу, чтобы согреть свою возлюбленную, чешуйки под пальцами Шэнь Цинцю вставали дыбом, а сам Чжучжи-лан впадал в состояние близкое к гипнозу, слегка приоткрывая пасть.

Да, история любви родителей оказала на Чжучжи-лана серьезное воздействие, раз сейчас в знак признательности он преподнес ему пояс из собственной чешуи. Шэнь Цинцю долго взвешивал все «за» и «против» и, в конце концов, все же решил не обижать демоненка-аутиста:

— Это очень мило с твоей стороны, Чжучжи-лан… Но я бы принял любой твой подарок, зачем так формально.

Эта мягкая попытка остудить пылкость Чжучжи-лан не дала своих плодов: взгляд змеедемона был так прозрачен, как если бы он вовсе не утруждал себя трактовкой последней части фразы, произнесенной Шэнь Цинцю. Так как Шэнь Цинцю закончил одеваться, долее оставаться в Священном мавзолее было без надобности — и они молча направились к выходу.

После долгих месяцев заточения тепло солнечного света и открывшийся перед глазами простор не могли не вызвать в душе Шэнь Цинцю ленное довольство. Чувствуя себя превосходно в новом теле, он тем не менее по-старчески потянулся, чтобы этим жестом завершить затянувшийся ритуал своего пробуждения. Внимательный взгляд Чжучжи-лана отвлек его, и, повернувшись, Шэнь Цинцю с явным неудовольствием спросил:

— Чтобы встретиться с Его Милостью, мне опять придется воспользоваться твоей помощью?..

…главным образом было жаль свежего платья. Но Чжучжи-лан поспешил развеять его опасения:

— Я привел к нам в помощь яков. Цзюнь-шан ждет нас на границе северных земель, и, чтобы нагнать его войско, нам придется преодолеть горную гряду. Этому подчиненному было бы трудно перенести мастера Шэня по ту сторону собственными силами…

Шэнь Цинцю бросил взгляд на север. Белеющие на фоне грязно-розового неба горные вершины навеяли Шэнь Цинцю воспоминания о ленных денечках, проведенных под сенью бамбуковой рощицы. Чжучжи-лан вывел из сумрака развалин двух косматых чудищ с налитыми кровью глазами, и Шэнь Цинцю, окинув их критическим взором, заключил, что эти так называемые яки должны быть как минимум плотоядными. Но выбирать не приходилось: меньше всего Шэнь Цинцю хотелось становиться свидетелем того, как его огромный вежливый спутник подобно веретенице, застрявшей в колее дороги, у самой вершины беспомощно скатится в основание горной гряды.

— Все же жаль, что твой дядя не догадался передать мне Сюя… — тоскливо вздохнул Шэнь Цинцю, окидывая взглядом предстоящий долгий путь.

— Цзюнь-шан обещал отдать драгоценное оружие мастера Шэня после… его посвящения, — на последнем слоге Чжучжи-лан быстро облизнул губы, тут же смутившись самого себя. Шэнь Цинцю попытался проигнорировать это.

Они двинулись в путь: Чжучжи-лан впереди, Шэнь Цинцю сзади. Дорога была трудна и опасна. Горное солнце слепило глаза и щипало щеки. Яки фырчали и громко сопели, раскрывая зловонные пасти. Отслеживать однообразный маршрут было утомительно, потому уже спустя шичэнь Шэнь Цинцю полностью положился в этом на Чжучжи-лана. Сам же он посвятил себя мыслям о Ло Бинхэ.

По его расчетам, за три года протагонист должен был убить Юэ Цинъюаня, подмять под себя весь заклинательский мир, стереть с лица земли Цанцюн, а также объединить народы севера и почти закончить завоевание южных земель. Но вместе с тем, очевидно, Тяньлан-цзюню удалось изменить ход истории, так как прямо сейчас он стоит на границе канонических территорий Мобэй-цзюня. Подобного не удавалось ни одному злодею в Пути гордого бессмертного демона!

Вместе с тем Ло Бинхэ должен был переживать жесточайший период в своей жизни. Синьмо жаждал безумия и крови, а слишком рано повзрослевший мальчишка только начинал обустраивать свое любовное гнездышко на две тысячи мест. И дома, и в голове, и на войне — сумятица и беспорядок. Да здешнему Ло Бин-гэ даже на четвертованном учителе душу отвести было нельзя!

Иррациональная жалость и вполне себе осязаемый страх сменяли друг друга в хороводе мыслей, потому Шэнь Цинцю не сразу отреагировал на шум, быстро переросший в грохот. И уже в следующее мгновение як Чжучжи-лана слетел вниз.

— Чжучжи!..

Шэнь Цинцю потянулся к нему рукой, но за змеедемона беспокоиться не стоило: он в один прыжок достиг каменной гряды, намереваясь удержать яка Шэнь Цинцю от падения. Меж тем вторая животинка обреченно летела в пропасть, и в распахнутых алых глазах Шэнь Цинцю узнал последнее, что видел в прошлой жизни — взгляд своего Ло Бинхэ.

— Черт тебя подери!.. — в отчаянии крикнул он, сжав в кулак вытянутую вперед ладонь и зажмурившись.

Шэнь Цинцю услышал рев. Драматично отразившийся от стен расщелины, он прозвучал так, как и должен был: как крик ужаса, рожденный в точке на полпути ко дну, что достигает поверхности всего в паре секунд от неминуемой гибели тела. Однако рев повторился с той же громкостью — плаксивый, еще более испуганный. Шэнь Цинцю распахнул глаза, чтобы увидеть в расщелине неуклюже повисшего в воздухе яка Чжучжи-лан. Чудище брыкалось, выбивая копытами рытвины из отвесной стены, и, не находя опоры, жалостливо взвизгивало, тем самым неожиданно напомнив Шэнь Цинцю теленка.

— Мастер Шэнь, — шепнул Чжучжи-лан, одновременно боясь и сбить заклинателя, и ничего не предпринять.

— Все под контролем! — бессовестно соврал Шэнь Цинцю. На самом же деле, он оторопел не меньше зависшего в воздухе яка.

Хозяин прежнего тела передал ему некоторые способности к телекинезу. Но дальше управления листиками бамбука Шэнь Цинцю не заходил: только лишь духовный меч был всецело подвластен ему. Однако в новом растительном теле теперь он был способен удерживать на лету тушу весом не менее десяти тысяч цзиней.

— Так, я его опускаю, — предупредил Шэнь Цинцю теснящегося перед ним Чжучжи-лана.

И уже в следующий момент лохматый як, словно огромный тетрамино, втиснулся в узкий перешеек горной дороги. Чжучжи-лан схватил его за поводья, отстраняя от края пропасти. Зверь все еще тяжело дышал и неподвижно смотрел перед собой, не веря собственному спасению.

— Поразительно, — вздохнул Чжучжи-лан.

Это лаконичное проявление восхищения отозвалось теплом самодовольства в груди Шэнь Цинцю. В широко распахнутых глазах и приоткрытой линии губ Чжучжи-лана ему почудилась та ребяческая впечатлительность, которую он ловил в обращенных к нему, точно венчики подсолнухов, лицах учеников. Пусть при нем не было веера, чтобы скрыть возникшую на лице ухмылку, но подойти и наставнически похлопать Чжучжи-лана по плечу показалось Шэнь Цинцю вполне приемлемым (в их отношениях и при возникшей ситуации) жестом. Однако тот факт, что за все время он так и не слез со своего яка, остановил Шэнь Цинцю, а затем Чжучжи-лан совершенно легкомысленно ляпнул:

— Цзюнь-шан будет приятно удивлен тем, что мощь растительного тела мастера Шэня по итогу превзошла все взрощенные нами надежды.

Глуповатая ухмылка мгновенно стекла с лица Шэнь Цинцю. Пока Чжучжи-лан проверял поклажу и вскарабкивался на яка, Шэнь Цинцю внезапно осознал, что не хочет и страшится наступления момента, к которому его все это время готовили.

Остаток пути в горах они прошли значительно быстрее — видимо оттого, что Шэнь Цинцю так безнадежно не хотелось его завершения. С гор они спустились в лесистую местность, полную шорохов живности, и по ней прошли около десятка ли, пока в мерное похрустывание моха под копытами яков не вплелся гул голосов.

Когда они вышли из леса, взгляду открылся простор выжженной степи. Над бесплодной землей черным дымом вились огни бесчисленных костров. Ноздри тут же наполнил запах жареного мяса и нетерпения, таившегося в проемах разноцветных шатров и палаток. Приблизившись, Шэнь Цинцю ощутил десятки взглядов различных антропоморфных и не слишком существ. Все они с жадным любопытством впивались в его лицо, а затем стекали вниз — к поясу — и читали его, словно мудреный свиток, шелестя иссушенными губами.

— Генерал… Генерал Чжучжи-лан… вернулся с…

«С-с-ссс…» — рассыпалось треском угольков. То был едва осязаемый импульс, но их взгляды мгновенно померкли, а головы склонились вниз — прочь от прорезей зрачков Чжучжи-лана. Шэнь Цинцю не знал, что в тот момент переполняло демона больше: гнев или чувство гордости (за спутника или за самого себя). В любом случае, последнее он был готов простить ему: уж слишком много горестей и унижений успело хлебнуть это несчастное существо.

— Это все ваши войска, генерал Чжучжи-лан? — вежливо поинтересовался он.

Чжучжи-лан уклончиво ответил:

— Я собрал их, но нынешним приказом они все беспрекословно подчиняются воле Цзюнь-шана, — и юрко соскользнул со спины яка, как если бы его одежда сплошь была сшита из гладких чешуек.

Его змеиная верткость проявлялась во всем: от изворотливости движений до тщательной выверенности слов. Чжучжи-лан всегда избегал формулировок, которые могли бы значить, что он способен действовать и обладать чем-либо отдельно от своего господина. Однако если ему вновь выпадал шанс лишний раз упомянуть о своей бесконечной благодарности Цзюнь-шану, — Чжучжи-лан непременно им пользовался:

— И пусть собранные мною войска не идут ни в какое сравнение с теми, которыми некогда Цзюнь-шан одарил этого подчиненного, будьте уверены, мастер Шэнь: со своей задачей они справятся.

Придержав яка Шэнь Цинцю за узду, Чжучжи-лан подал руку.

— Мы наконец прибыли на место, мастер Шэнь. Цзюнь-шан ждет нас в том высоком шатре десятью чжанами выше.

Выдерживая на себе десятки взглядов, Шэнь Цинцю невозмутимо принял помощь Чжучжи-лана, как если бы то была рука белого лотоса Ло Бинхэ. По контрасту с неприглядным окружением демон казался удивительно изящным, словно молодая ветвь ивы; его направленный на Шэнь Цинцю взгляд был прям и целеустремлен и вместе с тем подернут воодушевленной нежностью. В своем новом обличье Чжучжи-лан едва ли выглядел на семнадцать лет, что позволяло Шэнь Цинцю не менять привычную манеру поведения умудренного жизнью мастера. Однако подходя к зеву шатра, Шэнь Цинцю всецело осознавал, что весь его имеющийся авторитет едва ли выдержит малейшего давления Тяньлан-цзюня, что тот играюче цедил сквозь шутки и насмешки.

Просачиваясь внутрь сквозь щель шатра, клин дневного света сходился в изножье трона и растворялся в искусственном освещении мерцающих огней — за долгие годы в пещере столь привычных глазу. Шэнь Цинцю одернул занавес шатра и вместе с тем услышал щелчок захлопнувшейся книжки, а сразу после — величественную фигуру, что прежде лицезрел лишь наполовину.

— О, мастер Шэнь, в сочетании с жизненной силой цветка росы, луны и солнца ваша праведная душа явила этому миру настоящее чудо, — патетически воскликнул Тяньлан-цзюнь, после чего смиренно добавил: — Впрочем, вы уже слышали об этом от моего племянника.

По лукавому взгляду, которым Тяньлан-цзюнь обменялся со смущенно потупившимся Чжучжи-ланом, Шэнь Цинцю окончательно сопоставил: ту невыносимо флиртующую фразу, которой Чжучжи-лан встретил Шэнь Цинцю по его пробуждении, Тяньлан-цзюнь придумал специально для своего племянника. В то же время, видимо, Тяньлан-цзюню она так сильно понравилось, что он не преминул воспользоваться ею снова. Жаль только, что Чжучжи-лан не смог выполнить условленный план и сразу же раскололся, выдав авторство своего дяди.

— И эти одежды вам очень к лицу. Устали с дороги?

— Не особо, — пожал плечами Шэнь Цинцю, будто скидывая с себя чужую непрошеную заботу.

Так же, как и Тяньлан-цзюнь, он оценивающе рассматривал своего собеседника. Внешне демон выглядел прекрасно: стройный стан, крепкие плечи, уверенно расставленные ноги. Должно быть, в течение долгих лет заточения Тяньлан-цзюнь только и мечтал, что вальяжно воссесть на своем троне. Но все же что-то в его облике было не так. Благодаря стараниям Чжучжи-лана оба они — и заклинатель, и демон — теперь были слеплены из одного материала. Но то, что в теле Шэнь Цинцю отзывалось силой юного и вечно растущего бамбука, в конечностях демона Тяньлан-цзюня оседало гнилостной неподвижностью.

— …Цветок росы луны и солнца — удивительный артефакт. Этот мастер кратно преумножил свои силы. Для полного раскрытия потенциала осталось лишь попрактиковаться в искусстве меча. Кстати, где Сюя?

Уголки губ Тяньлан-цзюня поползли вверх, образуя на щеках очаровательные ямочки — такие же, как и у Ло Бинхэ. Правда, у того они возникали, когда юный ученик тревожно поджимал губы.

— Я рад слышать, что старания моего племянника не прошли даром. В конце концов, не даром он своим хвостом вспахивал окаменелую землю до состояния пуховой перины, сдабривал ваше лежбище различными удобрениями и каждые две ночи поливал вас прямо изо рта!..

Рука сама собой потянулась к переносице. Шэнь Цинцю более был не в состоянии слушать эти садоводческие истории. Потому, не дав договорить об очередных свершениях Чжучжи-лана, он нетерпеливо оборвал чужой рассказ:

— Уверен, Чжучжи столь же не обделил вниманием своего дядю.

— Ха-ха-ха! Вы даже не догадываетесь, насколько оказались важнее в деле сбора урожая.

Шэнь Цинцю вскинул на демона недоумевающий взгляд. По телу стоявшего рядом Чжучжи-лана мелким бисером пробежала дрожь, но демон быстро унял испуг и лишь виновато смежил змеиные веки.

— О чем вы говорите? — все еще пытаясь понять, спросил Шэнь Цинцю. Но он уже чувствовал, что безнадежно проигрывает этому старому демону.

Вместо очередной насмешки Тяньлан-цзюнь выставил перед собой руку и задрал на ней рукав по локоть. Увиденное изумило Шэнь Цинцю. Аристократически бледная на кистях рук, ближе к локтю кожа желтела и бурела. Подобно иссохшим в пустыне рекам, предплечье рассекали рытвины синюшных вен, и на сгибе локтя плоть так съежилась, что при неудачном повороте грозилась разломиться, точно сгнившая ветвь.

Тяньлан-цзюнь вновь спрятал предплечье за рукавом.

— Таковую цену демоны платят перед Небесами за непомерную жадность — за жажду обладания силой света и жизни. Оттого я наказал дорогому племяннику откопать меня прежде вашего. А покуда я возделывал в своем теле новые меридианы, по которым смог бы пустить естественную природе демонов темную ци, Чжучжи-лан продолжал хлопотать о вас с удвоенной силой — и с удвоенным счастьем, как думается этому владыке.

Шэнь Цинцю смотрел на Тяньлан-цзюня с застывшим в глазах сожалением и выдуваемым из ноздрей отвращением. Надо же — столь величественный демон во всех ипостасях вынужден гнить заживо.

— Но-но-но!..- успокоил его Тяньлан-цзюнь, будто остепеняя лошадь. — Мастер Шэнь, ваша жалость — столь пакостное чувство. Она не к лицу прекрасному созданию света и природы. Знайте: я вовсе не жалею о себе, ведь внешний вид мужчины теряет всякое значение, ежели в его руках искусный клинок.

На упоминании меча Шэнь Цинцю невольно огляделся в поисках Сюя. Угадывая его мысли, Тяньлан-цзюнь выхватил из-под полы меч, но не отдал, а вместо того предложил взглянуть на расставленные по золотому подносу кубки, наполненные вином.

— Выпьем за вас, мастер Шэнь, по стародемоническому обычаю — пролив кровь!

«Кровь?»

Чжучжи-лан, столь возбужденный пылкой речью своего дяди, тут же потянулся к подносу, морося алыми каплями из рассеченного запястья.

— Не бойтесь, мастер Шэнь, ваша рана тут же затянется, — вкрадчиво пояснил он.

Но Шэнь Цинцю волновало вовсе иное — сам факт быть напоенным коктейлем из крови священных демонов! В пещере Тяньлан-цзюнь и Чжучжи-лан опоили его из соображения безопасности. Сейчас же…

— …грядет грандиозная битва, милый Чжучжи. Мастеру Шэню не время бояться вида демонической крови.

Насмешливо глядя в его глаза, Тяньлан-цзюнь сцедил из рассеченного кулака мощную багровую струю. С тяжелым вздохом, Шэнь Цинцю вспорол ногтем тонкую кожу на младенчески нежной ладони только что родившегося тела и небрежно рассыпал капли крови по подносу.

— За Синьмо, за Сюя, за мастера Шэня — за наше драгоценное оружие!

Они подняли кубки, чтобы тут же столкнуться ими, высекая искру. Шэнь Цинцю знал, что достаточно лишь одного глотка, потому и не думал допивать это мерзкое пойло.

Шли пятые сутки освобождения людских земель. Бледной тенью Шэнь Цинцю мелькал то тут, то там, обнажая острие Сюя над головами воинов армии Ло Бинхэ.

— Пожалуйста, примите хотя бы это!..

— Не стоит. Накормите детей, оставьте себе… Я и сам могу о себе позаботиться.

Грубые окрики демонов заглушили звуки его голоса, и Шэнь Цинцю с неудовольствием замолчал, ожидая, пока они пройдут мимо обступивших его крестьян.

— В наших краях уже как пять лет ни одна заклинательская школа носу не кажет. Если бы не вы, мастер… Мастер.?

— Мастер Шэнь, — охотно отозвался Шэнь Цинцю.

— Так вы и есть тот самый прославленный мастер Сюя? — всплеснул руками старейшина. — Я как чувствовал, что если кто и осмелится восстать против тирании этого вероломного Ло Бинхэ — то это наверняка будет хребет Цанцюн! Знали бы вы, как тяжело живется простому люду, когда власть непрестанно переходит из рук в руки. Все так переменилось… Однако скажите, мудрый мастер Шэнь, — и старейшина вкрадчиво понизил голос, указывая взглядом на гогочущих у новоразбитых шатров демонов, — ужели в наступающем на нас будущем мир, в котором придется жить нашим детям, уже более никогда не опустеет от демонов? И людям и впредь придется считаться с ними и рассчитывать на их силу?

На этот вопрос Шэнь Цинцю не смог ничего ответить.

— Зачем ты ввел в деревню войско вслед за мной? — запальчиво начал Шэнь Цинцю, едва Чжучжи-лан переступил порог его шатра. — Разве по плану не я один должен был освободить людей от гнета этой взбалмошной демоницы?

Пару мяо Чжучжи-лан бестолково пялился на Шэнь Цинцю немигающим взором, однако после невозмутимо прошел вглубь шатра и опустился на одну из подушек, постеленных у низкого чайного столика.

— Дева Ша не так глупа и снабдила своих воинов серебряными сетями, сотканными из вервия бессмертных. Отступая, они могли успеть прихватить сети с собой и попробовать устроить мастеру Шэню засаду. Мои люди лишь сопроводили вражеское войско в чащобу леса, — чтобы они не тратили время на козни и сразу направились докладывать о случившемся моему сяоди.

«…моему сяоди…» — слетело с тонких губ Чжучжи-лана столь спокойно и легко, как если бы в сознании демона упоминание двоюродного брата отождествлялось с родственной теплотой. В подобные моменты Шэнь Цинцю тешил себя мыслью, что, возможно, разбитым судьбой кровным узам еще суждено будет сплестись.

Время шло, молва о возвращении «владыки пика Цинцзин, мастере Сюя и светлого заклинателя Шэнь Цинцю» разрасталась по деревням, подобно опухоли. Растительное тело аккумулировало в себе безграничную мощь — в тихие шичэни ночной медитации Шэнь Цинцю восполнял столь много энергии, которой прежде мог бы достичь лишь за месяцы усердных стараний в горах Линси. Чжучжи-лан служил Шэнь Цинцю преданным надзирателем: как только тяжесть съеденного ужина рассасывалась в его работающем как часы желудке, змеедемон являлся к нему и с мягкой настойчивостью напоминал о важности самосовершенствования. Подчас Шэнь Цинцю казалось, что его раскармливают как молочного поросенка! Вот только под его белой кожей не млел розовый жирок, а струились мощные потоки светлой ци. Одно лишь смиряло земное желание плюнуть на все и завалиться в праздный сон: возможность того, что однажды он станет настолько силен, что сможет перебороть страх перед Ло Бинхэ и навсегда избавиться от общества всяких демонов.

Время шло… и однажды случилось то, чему суждено было произойти. На очередной встрече Тяньлан-цзюнь с вероломной нежностью произнес:

— Мастер Шэнь, мой сын сделал ход: орден Цанцюн взят в кольцо, а глава Юэ — лично Ло Бинхэ в заложники.

Шэнь Цинцю чуть ли не закашлялся от неожиданности: он и грезить не мог о том, что горы Цанцюн все еще зелены, а не покрыты пеплом, и что останки Юэ Цинъюаня не тлеют под окнами дворца Хуаньхуа.

— Цанцюн еще не повержен?..

Тяньлан-цзюнь изогнул бровь:

— Смотря, что мастер Шэнь считает поражением. Все это время ваш орден, как и остальные заклинательские школы, униженно выплачивал оброк грязнокровному демону дворца Хуаньхуа.

Оброк? Да это было просто смешно и не шло ни в какое сравнение с тем, что учинил Ло Бин-гэ, дорвавшись до власти. Хотя, возможно, в течение прошедших пяти лет ненависть этого Ло Бинхэ лишь прела и он терпеливо ожидал сегодняшнего дня лишь для того, чтобы…

— Мастер Шэнь, вы не забыли о нашем плане?

Улыбка Тяньлан-цзюня была воистину демонической.

После такого оттягивать неминуемое было попросту вредно для совершенствования. Тяньлан-цзюнь сразу понял, что в эту ночь Шэнь Цинцю не удастся уснуть, потому они тут же отправились в путь — и добрались до подножия Цанцюн уже на багровом закате.

Они подошли прямо со стороны лагеря, разбитого войсками Ло Бинхэ. Из охотничьей хижины им навстречу степенно спустился сам протагонист, облаченный в парадные, но легкие одеяния — стало быть, ко сну Ло Бинхэ еще не ложился. Вслед за ним из дверей хижина выскользнула Ша Хуалин, и Шэнь Цинцю уже хотелось мысленно закатить глаза на эту сцену (протагонист не теряет времени даром даже в осаде!), как вдруг в его желудок провалился ком: за плотно сплетенное в жгут вервие бессмертных демоница вела за собой главу Цанцюн — словно бычка за поводья!

Поймав взгляд Шэнь Цинцю, Ша Хуалин мрачно осклабилась. Два последовательных поражения, одно из которых случилось с десяток лет назад, а другое — накануне, значительно изъели ее гордость. И пускай этого едва ли было достаточно, чтобы расквитаться, но замешательство на лице Шэнь Цинцю в самом деле принесло Ша Хуалин злорадное удовольствие. Заняв место за спиной Ло Бинхэ, она рванула поводья на себя — и Шэнь Цинцю не смог удержаться, чтобы не поморщиться, когда увидел побледневшее лицо измученного главы.

Юэ Цинъюань смотрел в землю, и, пускай его не лишили его изящных заклинательских одеяний, выглядел он печально: подобно изъеденной дождями и прибоями глыбе. В его облике соленым удушьем мешались униженность и вина.

— Я боялся, что, спевшись с моими демоническими родственниками, ты очерствеешь сердцем и станешь равнодушен к горестям пригревшего тебя ордена. Рад, что мои опасения оказались напрасными, — самодовольно усмехнулся Ло Бинхэ. — Теперь, когда ты по доброй воле пришел говорить со мной, надеюсь, ты разъяснишь этому ученику одно причудливое противоречие. Облик прославленного заклинателя, ум коварной хули-цзин, а сила — как у небесной молнии. Ответь мне: что за тварь ты, безымянный мастер?

Шэнь Цинцю болезненно смежил веки, как если бы чужие слова были подобны мелкой дробине.

— Изувер, осквернивший эти спокойные земли, не узнает учителя, что пытался рассеять тьму в его юном сердце?

— О, изгонять тьму пламенем преисподней — вполне в духе моего учителя, — оскалился Ло Бинхэ. — Мой учитель никогда бы не проявил милосердия к демоническому отродью. Потому не странно ли, что, сбросив этого ученика в пекло Бездны, ныне учитель якшается с целыми двумя священными демонами — родичами этого презренного ученика!

Вздрогнув на последних словах Ло Бинхэ, Юэ Цинъюань вскинул голову. На его ожившем лице, обращенном к Шэнь Цинцю, впервые отразилось подозрение. Последний же, избегая тревоги в глазах главы Цюндин, старательно увел и растворил взгляд в величественной фигуре протагониста, что подобного кости в горле встала перед ним.

Шэнь Цинцю взмахнул белым рукавом, словно журавль изящным крылом. Ладонь коснулась плеча Чжучжи-лана, под одеждами которого совершенно явственно ощутились алые чешуйки.

— Иногда даже нечеловеческого вида существо таит в себе больше благородства, самоотверженной скромности и детской доброты, чем подающий надежды красавец-юнец. Ло Бинхэ, ты предал меня гораздо раньше, чем я предал тебя огню Бездны, — и уж тем более прежде, чем получил честь познакомиться с Тяньлан-цзюнем и генералом Чжучжи-ланом.

Глядя на то, как лицо застарелого врага потускнело и поплыло, словно смоченная тушью бумага, Тяньлан-цзюнь не сдержал злорадной улыбки. В ненависти к Юэ Цинъюаню они с сыном были более чем солидарны. Тем не менее Тяньлан-цзюнь ограничился усмешкой: как оговаривалось прежде, все внимание Ло Бинхэ должно было быть безраздельно устремлено лишь к учителю.

За струящимися рукавами парадного ханьфу Ло Бинхэ крепко стиснул руки в кулаки. Сверкающее побагровевшими зрачками, его лицо исказилось сардонической усмешкой — но с тем не утратило своей дикой красоты. Сощурившись, он выдохнул — цедя слова почти с нежностью.

— Преданность и предательство, обожание и презрение. Все, что я делил когда-либо с учителем, ныне кануло в небытие — вслед за гнилой душонкой самого Шэнь Цинцю. И за это я даже благодарен тебе, лжеучитель. Но, уничтожив одного моего врага, ты решил объединиться с другим — с моим отцом. Признаю, должно быть, в том есть и моя вина — ведь поначалу я спутал тебя с Шэнь Цинцю. Но теперь, когда я знаю, кто ты есть, к чему тебе и дальше разыгрывать спектакль и притворяться этим человеком? Пока ты не совершил ничего, за что бы я мог желать тебе смерти. Так отчего тебе не принять сторону молодости и силы — и не встать бок о бок с тем, кто сумел укротить Синьмо?

Шэнь Цинцю вновь смежил веки — но лишь для того, чтобы смирить позыв подавиться собственной кровью. Когда Шэнь Цинцю вновь взглянул на мир, объятый полуденным ужасом, он сразу врезался в провалы омертвевших глазниц Юэ Цинъюаня. Сердце пропустило удар: при виде подобного лица даже у самого циничного читателя слеза прорежет роговицу.

«Прости, брат Юэ! Но, по крайней мере, со мной ты остался жив», — только и мог мысленно умолять и оправдываться он.

Хотя, возможно, сам лорд Юэ предпочел бы стократно умереть под градом отравленных стрел, нежели в параличе ожидания прожить пять униженных лет лишь для того, чтобы в конце концов понять: его Шэнь Цинцю умер тихо и незаметно — так, что сам Юэ Цинъюань не успел заметить.

В течение последних недель Шэнь Цинцю с Тяньлан-цзюнем продумывали возможные сценарии этого разговора. В их число входил и шантаж остатками Цанцюн, и обманчивая сентиментальная благосклонность Ло Бинхэ, и даже пленение Тяньлан-цзюня — будто ценного трофея этой войны, а не ее зачинщика. Но неожиданное и противоестественное предложение Ло Бинхэ выбило землю под ногами не только у светлых заклинателей.

Шэнь Цинцю почти физически ощущал этот холодный взгляд на своей скуле: Тяньлан-цзюнь смотрел выжидающе неподвижно, будто протыкая иглами суженных зрачков нежную кожу его лица. Узнав, что настоящий лорд Цинцзин мертв, священный демон впервые усомнился в безукоризненном исполнении Шэнь Цинцю своей роли. Да, теперь Тяньлан-цзюнь смотрел на него под совершенно иным углом: как на что-то неведомое и оттого опасное. А самому Шэнь Цинцю стало неожиданно страшно от сплетения лжи, в которой он же и увяз.

Не в силах более находиться на перекрестии этих взглядов, он шагнул вперед и посмотрел прямо в багровые зрачки Ло Бинхэ.

— Демон, оставь эти высокопарные слова: наследие пика Цинцзин таким, как ты, ни к чему. Пусть лезвия скрещенных клинков рассудят наш застарелый спор.

С этими словами он материализовал в руках Сюя и изящно вынул меч из ножен. В стеклянных глазах Юэ Цинъюаня отразилось слепяще белое лезвие духовного оружия Шэнь Цинцю.

Ло Бинхэ закусил щеку, недоверчиво глядя на клинок в руках Шэнь Цинцю. Напоенный растительной ци, тот пылал подобно солнцу — и его живой жар ясно свидетельствовал о здравии владеющего им мастера. Однако Ло Бинхэ, возмужавший среди коварных и лживых чудищ Бездны, ничему так не верил в этой жизни, как собственному чутью.

Хмыкнув, он наклонил плечо, чтобы затем плавно извлечь Синьмо из-за спины. Подобно тому, как охватывают пальцами девичье запястье, Ло Бинхэ любовно вложил серебристое лезвие в ладонь и обратился к Шэнь Цинцю:

— Как я уже сказал, мне нет смысла биться с тобой насмерть. Но если тебе так же, как и мне, хочется продолжить тот разъединенный пятью годами поединок, я буду только рад узнать, на что способно твое новое диковинное тело.

И с последними словами Ло Бинхэ сомкнул ладонь — распарывая белую кожу лезвием Синьмо. Крупные винные капли заструились по запястью, впитываясь в рукав ханьфу и этим еще больше отяжеляя его.

Зрелищно, пугающе… и так горячо, что в горле пересыхало! — Шэнь Цинцю, как и все иные присутствующие, завороженно наблюдал, как Ло Бинхэ поит Синьмо собственной кровью. Конечно, практической целью подобного действа было предупреждение малейшего промаха со стороны противника, ведь теперь любая ошибка обойдется тому заселением кровяных паразитов в тело. Однако, глядя на раскрывшуюся сладострастием улыбку Ша Хуалин, Шэнь Цинцю не смог не похвалить фантазию и находчивость протагониста: даже в подобной ответственной ситуации он не оставлял без внимания свою любимицу и удовлетворял ее дикие предпочтения!

Начинать полагалось Шэнь Цинцю, и он отчаянно бросился на Синьмо, словно общипанная курица в кипящий котел масла. Мечи в то же мгновение сошлись, тела соперников притиснулись друг к другу, и, помимо обжигающих миазмов темной ци, Шэнь Цинцю ощутил почти нежное дыхание Ло Бинхэ на своем лбу. Выбив из лезвий искру, они разошлись. А затем слились в огне дикой схватки снова.

На первых порах Шэнь Цинцю было тяжело: в сознании еще властвовал страх перед Ло Бин-гэ, взрощенный Системой и поучительными историями аналогичных противостояний опереточных злодеев. Но его растительное тело уже давно превзошло человеческий разум, и Шэнь Цинцю легко отбивался от всех попыток Ло Бинхэ заползти лезвием Синьмо ему под кожу. Того это изрядно дразнило: видеть разросшиеся зерна страха в глазах Шэнь Цинцю и не мочь пробить столь глухую оборону… На губах протагониста заплясала возбужденная улыбка, а атаки стали быстрее и коварнее. Но подобная горячность была лишь на руку планам Шэнь Цинцю и Тяньлан-цзюня:

— Повелитель! — привычный холод в голосе Мобэй-цзюня потрескивал тревогой. — Он уводит вас прочь.

Обговоренной прежде целью было лишить войска своего предводителя. А тело Шэнь Цинцю, переполненное светлой ци, служило приманкой, способной долгие шичэни терпеть на себе яростный напор Ло Бинхэ. Таков был план, и Шэнь Цинцю его исполнял, пятясь и уходя прочь от сизых склонов гор Цанцюн!

Однако вместо смятения и подозрения в лице Ло Бинхэ лишь жарче распалился азарт.

— Знаю. Их заговор был ясен с самого начала, и я с нетерпением ждал дня, когда они приведут его в исполнение. Но разве ты не продержишься без меня хотя бы пару шичэней, Мобэй?

Воспользовавшись заминкой в движениях ошарашенного Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ напрыгнул на него. Шэнь Цинцю едва успел парировать его удар, так что Синьмо, скрестившись с Сюя, завис всего в паре чи от его груди. Жгучая мгла зрачков Ло Бинхэ выхватила испуг в расширенных глазах Шэнь Цинцю — и Ло Бинхэ душно выдохнул:

— Ты же продержишься столько, лжеучитель?