Большинство чайных и кафе не работали после полуночи, за исключением нескольких. Такие места были просторны и спокойны, если не брать во внимание готовящихся к экзаменам и пытающихся написать эссе измученных студентов или же случайного бродячего покупателя, который брал теплый капучино и занимал место у окна, все оставшееся время вглядываясь в линию горизонта. Однако ассортимент в таких чайных был невероятно хорош, они предлагали отборные и изысканные сорта чая на любой вкус.
В самый первый раз сидя напротив своего предполагаемого врага и обхватывая руками чашку, Ацуши не мог избавиться от чувства нелепости данной ситуации. Густой цветочный аромат чая, который пил Акутагава, горечью оседал на языке у Ацуши — таким сильным казался запах, — но сам Акутагава даже не морщился.
Казалось, воздух между ними можно было потрогать на ощупь, но даже при всей неловкости данной ситуации Ацуши побледнел, когда Акутагава заговорил, рассказывая о том, что пьет он (довольно дорогой) сорт жасминового чая.
— Как… Ты берешь его постоянно? — проговорил Ацуши, чуть дыша.
— Я не покупаю любой или первый попавшийся сорт чая, — со скучающим видом ответил Акутагава, осторожно делая глоток из чашки. — Так что да, постоянно.
Ацуши чуть не подавился.
— Я уверен, это недешевый чай. Как ты можешь его себе позволить?
Акутагава уставился на него поверх края кружки.
— Ты думаешь, Портовая Мафия недостаточно хорошо платит своим псам?
Наверное, Ацуши не должен был чувствовать острого укола зависти к Акутагаве с его зарплатой, достаточно высокой, чтобы регулярно пить чай, который не могут себе позволить другие, но все же почувствовал.
Акутагава, заметно раздраженный бормотанием Ацуши, внезапно встал и сделал еще один заказ, хотя юноша так и не сумел расслышать какой именно. Перед Накаджимой поставили горячую чашку чая с жасмином и гибискусом, и он с опаской сделал первый глоток.
Акутагава был по-настоящему озадачен, когда Ацуши поднял на него глаза, затуманенные слезами.
— Я ничего подобного в своей жизни не пробовал.
Ацуши не смог бы объяснить, как они оказались здесь после той встречи на пирсе лунной ночью. С залива дул легкий бриз, а двое, что спасли город, безмолвно и пристально смотрели друг на друга. Незадолго до этого они поклялись сразиться в следующую их встречу, которая и произошла на Моби Дике. На коже красовались синяки. Стоя босыми ногами на причале, Ацуши чувствовал боль во всем теле. Тигр окончательно вернулся ко сну. В ту ночь двое так и не вступили в схватку.
И вот они сейчас здесь.
Чайные листья и чаинки льнули к фарфору. Они оставили пустые чашки и деньги на столе, и каждый пошел своим путем.
Два месяца спустя, ближе к полуночи, снова тихая чайная, где слышны только свист кипящей воды и шипение молочной пенки. Акутагава и Ацуши расположились за столиком с книгами в руках. Тишина периодически сменялась тихими словами, тусклая комната, освещенная лишь огнями города, была пропитана ароматом крепко заваренного зеленого чая. На исходе ночи двое поднялись и вышли из чайной, уходя каждый в противоположном направлении.
Месяц спустя Ацуши впервые попробовал и полюбил чай с османтусом. Он покинул заведение с маленькой коробочкой чайных листьев, глубоко запрятанной в сумку, и как никогда легким кошельком. Придя домой, Накаджима заварил подаренный чай, после чего заснул, ощущая тепло и удовлетворение.
Это стало своего рода рутиной.
Ничто из случившегося не было запланировано.
Примерно раз в неделю они встречались на пирсе, который открывал лучший вид на весь город, вид, спрятанный от чужих глаз. В такие моменты луна была высоко в небе, скрытая облаками, или же все вокруг тонуло во мраке, иногда был виден блеск звезд. Они проводили время в чайной вплоть до утра: пили чай, а когда время подходило к концу, покидали заведение.
За шесть недель работники чайной запомнили их лица и желали узнать, когда именно юноша с волосами, сравнимыми с лунным светом, и молодой человек с темными пустыми глазами начали встречаться.
На четвертом месяце они покинули чайную вместе, шагая по улице в одном направлении плечом к плечу.
На пятом Ацуши застенчиво коснулся пальцев Акутагавы своей подрагивающей рукой. Длинные, тонкие пальцы замерли, не привыкшие к таким мягким касаниям, а после обхватили его собственные в неуверенном прикосновении. Хватка Акутагавы была легкой, казалось, юноша боялся, что сожми он пальцы Ацуши слишком сильно, и те рассыпятся на части.
На шестом месяце Акутагава первым тянулся к руке Ацуши, после чего двое долго прогуливались по садам, не пропускающим солнечные лучи, вдали от людей. Иногда Ацуши находил синяки, проступающие на бледной коже Акутагавы. Накаджима хмурился, выражая свою обеспокоенность внимательными взглядами и нежными прикосновениями, а заметив бинты, покрывающие ранения, наконец озвучил свои опасения.
В конце концов, с раздраженным вздохом Акутагава отступил перед непоколебимым упрямством Ацуши и позволил затащить себя в чужую квартиру, где юноша сменил ему повязку. Засвистел чайник, и Ацуши поставил перед ним дымящуюся чашку с сентя. Осторожно взяв кружку, Акутагава пробормотал слова благодарности.
Их одежда хранила аромат чая еще долгое время после того, как Акутагава покинул квартиру Ацуши рано утром.
Они начали видеться чаще, встречаясь теперь не только в чайной, и где-то на исходе восьмого месяца Акутагава стал Рюноске, а Ацуши перестал быть просто Тигром или Накаджимой.
Время более не имело значения в тот момент, когда двое поцеловались между деревьями одного из садов Йокогамы.
Губы Рюноске до сих пор хранили нотки жасмина, губы Ацуши пахли лепестками роз.
Простыни приятно окутали нагие бедра Ацуши, когда он вернулся в кровать Рюноске. Накаджима прижался к Акутагаве, чувствуя, как рука юноши обнимает его за плечи, притягивая ближе. Казалось, Рюноске боялся, что Ацуши исчезнет, как только тот снова его отпустит.
Мягко засмеявшись, Ацуши заключил лицо Рюноске в ладони и притянул, нежно целуя.
Губы Ацуши были до сих пор опухшими от бесчисленного количества страстных поцелуев с прошлой ночи, а бедра, на которых уже начали проступать следы в форме пальцев, приятно немели. Спину Рюноске украшали царапины. Ацуши приглушенно захихикал, когда Акутагава поцеловал синяк, оставленный им же на изгибе шеи юноши.
Рюноске укрыл их с Ацуши простынями, а в это время на прикроватном столике продолжали дымиться две чашки с чаем.