Две недели уже были на исходе.

Две. Чертовых. Недели. Две недели, в которых не было ни одного дня с Феликсом, но также и не было ни одного дня без мыслей о нем.

Это… было невероятно больно, — знать, что твой любимый человек не то, чтобы далеко, но не иметь возможности увидеться, не иметь возможности хотя бы прикоснуться, не говоря уже о чем-то большем. Хенджину было тоскливо, невероятно тоскливо, хотя вряд ли его состояние можно было описать этим словом. Внутри было плохо и больно, словно бы сердце вырвали, оставив лишь рану от него, что кровоточила с каждым часом, казалось, все сильнее, и все более невыносимой становилась эта ноша на юношеских плечах, состоявшая из чего-то плохого.

Сразу после того, как вернулся в свой замок, Хенджин тут же сел за написание письма Феликсу, и ему было совершенно плевать, что за окном забрезжил рассвет, а он даже не ложился. Плевать, потому что Феликс был важнее. Парень написал большое письмо, куда вложил все свои чувства, свою душу, не меньше, и стоило солнцу выглянуть из-за горизонта, чуть подняться над землей, — Хван отправил гонца к Ли. И все также глаз сомкнуть не мог.

Но вот гонец вернулся, однако без ответа. Что-то внутри с громким хрустом треснуло; будто бы одна из ниточек, их связывавшая, оборвалась. Хенджин ощущал всепоглощающее уныние и вселенскую печаль, потому что Феликс не написал ни строчки, ни единого слова в ответ. А читал ли он вообще письмо? Сий внезапный вопрос лишь прибавил сомнений и переживаний, и теперь Хван не был уверен ни в чем. Теперь не имело значения, что гонец вернулся без Хенджинова письма, это совсем не значило, что Феликс хотя бы открыл его. Он мог с легкостью принять несчастный конверт, а после выбросить его или просто не открывать. Это ведь мог быть вполне вероятный исход событий, а брюнет, ровно до этого момента, снова витал в завитках своих радужных замков, что Феликс непременно его писанину прочитает. Какой же ты глупый, Хван Хенджин.

***

Однако брюнет был не прав в своих рассуждениях, Ли прочитал письмо, причем не один раз.

В тот злополучный день Феликс тоже глаз сомкнуть не мог — переживал из-за всего случившегося. А когда ранним утром ему принесли письмо от возлюбленного, сон, как рукой сняло. Он тут же принялся его читать, и в процессе парня пробрало на пару слезинок, которыми он намочил бумагу, не сумев сдержать — сил не было. Хенджин так подробно и, как и всегда, красиво и проникновенно написал каждую строку, что сдержать эмоции в себе просто не представлялось возможным. Хван в своем письме извинялся за неосторожные фразы, за то, что он не так выразил свои чувства, объяснил почему он поступил, как поступил, и отчаянно просил поговорить. Пускай Феликс и хотел этого, с одной стороны, ему тоже хотелось все решить, он все же не мог пересилить себя, ему было больно, до банального больно. А еще гордость, чтоб ее. Он не хотел быть, словно дрессированная собачка, прибегающая по первому слову человека.

Это было так глупо, но казалось таким логичным и правильным, что парень принял решение не отвечать пару-тройку дней. Так у него точно будет время все обдумать, не рубить с плеча, да и Хенджин наверняка тоже поразмышляет надо всем, что произошло. Именно так он и поступил, однако размышления затянулись дольше, чем на пару дней.

***

С момента отправки письма прошло уже пять дней, а от Феликса все еще не пришло ни слова в ответ, что заставляло думать о самом худшем исходе, но влюбленное сердце отчаянно не хотело, чтобы домыслы встревоженного мозга оказались ужасной правдой. Хван решил написать еще одно письмо, более короткое, в котором был лишь вопрос: согласен ли Феликс на разговор? Просто «да» или «нет». Одно слово и ничего больше, это ведь совсем не сложно.

Оказалось, сложно.

Ли не мог заставить себя написать одно чертово слово, несчастное «да», просто не мог. И дело было уже не в гордости, что-то другое мешало ему это сделать. Страх. Парень не понимал, чего он боялся, почему он боялся. Неужели ему было страшно увидеть Хенджина и поговорить с ним? Феликс считал себя готовым к различного рода разговорам, которые могли касаться их отношений, однако на деле это оказалось совершенно не так, и теперь Ли был в полной растерянности.

Он понимал, что нужно как-то преодолеть свои страхи и неуверенность в себе, но как? Вопрос без ответа.

А тем временем прошло уже почти две недели, за которые он получил суммарно три письма от Хенджина. Последнее пришло около трех дней назад, и его блондин не смог даже открыть; самокопания и прочие неприятные вещи заставили его отложить конверт и даже не смотреть в его сторону. Феликс понимал, что они бессмысленно теряют время, что он сам оттягивает момент разговора, однако все никак парень не мог собраться с силами. Пускай перспективы потерять их отношения, ту связь, что между ними сейчас, и очень велики; это будто бы все меркло перед величиной собственных комплексов, взявшихся непонятно откуда.

***

Поначалу Йеджи поддерживала Хенджина в том, чтобы какое-то время не видеться с Феликсом и дать тому остыть, подумать и так далее. Однако сейчас, когда уже почти две недели прошло, а их с Ли свадьба чуть ли не завтра, она так не думала. Девушка не понимала, почему спустя достаточное количество времени, ее брат не попытался сыскать встречи с возлюбленным, ведь им необходимо было поговорить. Она уже пару раз высказывала свои мысли Хенджину, но тот будто бы не слышал, слепо соглашаясь с ней, но ничего при этом не делая.

Тем временем до свадьбы действительно оставался всего лишь один день. Йеджи решила еще раз, — очевидно, последний — попытаться вправить брату мозги. Потому что она видела, что и Феликс, и Хенджин любят друг друга, но из-за недопонимания они рассорились, и теперь это может грозить им потерей своей любви.

— Хенджин, — произнесла она, войдя в чужие покои. Брюнет лежал на кровати в позе эмбриона, устремив свой взгляд куда-то вдаль, будто бы и не на стену глядел, а сквозь нее. Создавалось ощущение, будто он пролежал в такой позе весь день, до самого вечера; и наверняка лежал бы и дальше, если бы только не Йеджи.

— М? Что-то случилось?

— Вы с Феликсом случились, — при упоминании любимого имени огонек в карих глазах на секунду загорелся, но почти сразу же погас, — Хенджин, ты же понимаешь, что наша с ним свадьба уже завтра? У тебя нет больше времени, чтобы ждать: ты либо едешь к нему, и вы разговариваете, либо завтра мы с ним становимся мужем и женой, и тогда вряд ли что-то возможно будет изменить. Ты разве этого хочешь? Мне почему-то кажется, что нет.

— Нет, я… хочу быть с Феликсом, — ответил тот, приподнимаясь на кровати.

— Тогда почему ты здесь, а не на пути к нему? — парень на секунду задумался, чтобы почти сразу же найти ответ. Он глупец, раз действительно до сих пор был здесь. Йеджи действительно удалось дернуть за нужные ниточки его души; Хенджину и правда нужен был подобный пинок под зад.

— Ты права… Ты так права, сестра… Спасибо тебе, — он с искренней благодарностью обратился к ней, — Правда спасибо, что решила прийти и попытаться помочь, я очень это ценю, — он не сдержался и обнял девушку, против чего та не стала возражать.

Сразу после этого она оставила парня одного, а тот, в свою очередь, полез в гардероб, дабы собрать кое-какие вещи с собой. Почему-то, как и две недели назад, он снова надеялся, что все разрешится хорошо, и они с Феликсом обязательно помирятся, а значит, и сбегут. Возможно, домыслы его были необоснованны и глупы, но сейчас ему вновь захотелось в это верить; хотелось верить в то, что судьба решила дать ему шанс, а фортуна, возможно, — помочь ему в нелегком деле. Поэтому, собрав немного вещей, Хенджин покинул замок, направившись к конюшне, чтобы, как можно скорее оказаться у замка Ли.

***

Минуты будто бы тянулись медленнее по мере того, как Хенджин скакал на лошади по направлению к замку Феликса. Казалось, что все сущее словно пытается оттянуть их встречу, отчего-то воспрепятствовать ей, однако Хван упрямо двигался к своей цели.

И наконец достиг ее.

Миниатюрный замок предстал перед глазами; за две недели, что он не видел его, строение ничуть не изменилось. Как и в прошлый раз, войти внутрь не составило никакого труда, а уж путь до заветных покоев он помнил и подавно. Лишь стоя напротив дверей, как и в недалеком прошлом, брюнет задумался, что же ему делать. Стоило ли постучать и сказать что-нибудь, стоило ли просто постучать, а может, просто зайти? Это действительно был сложный вопрос, однако уже через пару секунд он принял решение: если он хотел поговорить, то должен был, для начала, зайти. Это Хенджин и сделал, тихо открыв дверь покоев.

Знакомая фигура оказалась на балконе — так близко, ближе, чем в последнее время, но так бесконечно далеко, что казалось будто бы не хватит и вечности, чтобы дойти до возлюбленного.

— Ликси? — неуверенно позвал Хенджин.

Складывалось впечатление, словно Феликс совсем не изменился, оставаясь таким же жизнерадостным и улыбчивым лучиком солнца, однако резкость и дерганность его движений говорили об обратном. Парень обернулся на собственное имя, и Хван увидел, что тот был бледен, как будто сын Луны, что освещала неяркий лик; но он ведь был сыном Солнца… Глаза его тоже, казалось, потухли, да и в общем и целом вид был не очень. Если бы о Хенджине нельзя было сказать того же. Они оба точно чахли без любви, подробно цветам, фиалкам или жасминам.

В безмолвии однозначно прошло много времени, прежде чем брюнет снова решился нарушить гнетущую тишину:

— Мы… мы же можем поговорить, да?

Феликс продолжал молчать, однако кивнул в знак согласия. Хенджин же подошел к нему на балкон, снова ступив в прохладу ночи. Впервые за долгое время они снова смотрели друг на друга, заглядывая в глаза, точно пробираясь в душу; оба видели усталость и сожаления другого; обоим отчаянно хотелось все исправить.

— Ты… в общем, ты не отвечал на мои письма, поэтому… поэтому я здесь, — начал Хван, — И я не знаю точно, прочитал ты вообще их или нет, но раз уж я тут, то мне явно стоит сказать все, что я писал, тебе лично. Мне правда жаль за тот день, — сменил тему он, — Искренне жаль, потому что я наверняка не должен был так реагировать. Однако мне стало до банального страшно, когда ты озвучил свои домыслы. Потому что это значило оставить Йеджи и Гису здесь, я подумал, в первую очередь, о них, и мне стало тоскливо, но я не нашелся, что ответить на твои слова о статусе и прочей белиберде, потому что я просто растерялся; я не беспокоился об этом никогда, и это правда имеет для меня наименьшее значение. Когда ты ушел, я некоторое время переваривал и осмысливал твои слова, а затем пошел искать тебя, ведь нам однозначно нужно было поговорить из-за недопонимания. Но тебя нигде не было, а во время бала ты сбежал и не захотел разговаривать со мной позже…

— И ты прости меня, — Феликс смахнул пару непрошенных слезинок с глаз, — Прости, что не дал тебе и шанса объясниться. Я, честно говоря, много себе надумал и уверился в этом, а потому и не захотел тебя слушать, и мне жаль, что я это сделал. Во мне взыграла обида, и я не хотел и видеть тебя. Я читал твои письма, — вдруг произнес он, — Все, кроме последнего. И я хотел написать тебе ответ, но… не знаю, почему не смог… Мне было так паршиво, что я только тяну время, но я правда ничего не мог с этим сделать. Я поэтому ничего не отвечал, а не потому что не считал нужным. Но мне жаль, что я не мог никак дать тебе об этом знать. Я правда рад, что ты пришел, потому что сам бы я… вряд ли сделал бы это, поэтому спасибо тебе, что ты тут, — сказано абсолютно искренне, и Хенджин не мог сомневаться в словах возлюбленного, — Прощаешь меня?

— Только если ты простишь меня, — на это Феликс прошептал «конечно», — Я так скучал по тебе, — признался Хван, подходя ближе к Ли и беря его лицо в свои руки.

— Я тоже… — на одном дыхании прошептал блондин.

— Я очень сильно хочу тебя поцеловать…

— Так чего медлишь? Целуй.

И Хенджин прильнул к родным губам, по которым ужасно изголодался за эти долгие недели. Этот поцелуй, первый за долгое время, ощущался таким нужным и жизненно необходимым, был тягуче-долгим и неимоверно нежным, трепетным и ласковым. Невозможно описать то чувство где-то внутри, можно было лишь предположить, что именно так появляются галактики и взрываются сверхновые; потому что это было настолько нереально и так неимоверно хорошо. Казалось, будто они целовались вечность, не меньше, но когда кислорода стало не хватать даже для самого скудного вдоха, пришлось отстраниться друг от друга, с улыбкой заглядывая в любимые очи.

— Я так сильно люблю тебя, — признался Феликс, потираясь носом о нос партнера.

— Я тоже, Енбок-а, — обращение заставило сердце пропустить удар; улыбка на раскрасневшихся губах стала еще шире.

— Кстати… — немного неуверенно начал Ли спустя пару минут молчания, — Мы еще можем успеть на корабль…

— Если ты поторопишься со сборами, то точно успеем, — Хван оставил поцелуй на кончике носа парня.

— Что?.. Ты… ты правда?.. Готов на это?..

— Уже давно, солнце.

В следующую секунду Феликс порывисто прижался своими губами к чужим, а еще через пару — убежал к гардеробу, чтобы взять немного вещей. В рекордно короткие сроки блондин собрал все необходимое, а затем для чего-то уселся за стол, достал бумагу с пером и начал что-то усердно писать. Хенджин его порыва не понял и уже хотел было спросить, а собственно, зачем Феликсу вдруг понадобилось что-то написать, как Ли сам дал ему ответ:

— Это для Йеджи. Чтобы она нас не теряла.

А вот Хван об этом как-то не подумал… К его же превеликому сожалению. Однако, как хорошо, что у него был замечательный возлюбленный, который все-таки вспомнил о том, чтобы написать девушке письмо с объяснениями и прочим. Очень скоро блондин закончил, и, поставив довольно размашистую подпись, он быстро сложил бумагу и сунул ее в конверт.

На улице было еще темно, когда двое направились к выходу из замка, предварительно отправив гонца в замок Хванов; тот, конечно, удивился такой срочности и раннему часу, в котором к нему пришли, однако перечить не смел. И только посланник скрылся за горизонтом, Феликс с Хенджином сели на коней и поскакали к порту Плимута, откуда уже совсем скоро должен будет отходить корабль.

Путешествие не заняло слишком много времени, и когда на востоке забрезжили первые лучи солнца, парни уже были в Плимуте, а всего через пару десятков минут — в порту. Нужный корабль был виден издалека, и оба спешились. Брать лошадей с собой не было смысла, а потому, прямо перед посадкой на корабль Феликс с Хенджином продали своих скакунов за довольно хорошую сумму, небольшую часть из которой они отдали за то, чтобы попасть на борт.

Ранним утром, когда солнце только взошло над великой Англией, двое влюбленных парней и еще сотня человек отплыли в Новый свет, в свою новую жизнь, полную неизвестности, на корабле, носившем имя «Мэйфлауэр». Неважно, что будет там, за океаном, важно лишь то, что они наконец-то вместе; навсегда.

***

— Милая, тебе тут письмо пришло от… некоего… Енбока, — произнес Сынмин, входя в покои жены, — Имя-то какое странное…

— О, спасибо, что принес, — сказала Йеджи, улыбаясь, принимая конверт из чужих рук.

Она была безмерно рада получить это письмо, ведь оно значило, что у Феликса с Хенджином наконец-то все хорошо, там, в далеком Новом свете, ведь больше полутора лет назад Ли обещал написать девушке под псевдонимом «Енбок», как только они устроятся на новом месте.

Свое обещание он сдержал.