— Драко?
Драко отрывается от книги, немного пугается — стука не услышал, зачитался.
Привычный свет в окно уже не бил — смеркалось. В открытую дверь просочился запах запеченной курицы с кухни.
— Да, мам?
— Там это, как бы так сказать… — Нарцисса неловко хихикает, почти ребячески, и глаза упирает в пол. В последний раз Драко ее такой видел, когда отец предложил какой-то очередной хитровыдуманный фашистский план, правда сейчас уже не упомнить, какой.
— Как есть, — Драко садится на кровати, непонимающе хмурится. Пугается занавески: та подлетела от струи холодного ветра в распахнутую форточку.
— Ну, в общем, там… Гарри почему-то убрался на кухне, а теперь… Туалет моет, короче новоря, — Нарцисса прикрывает рот рукой, смеется — не злорадствует, скорее от неловкости.
Драко прыскает смешком непонимания, отмахивается, потом зависает, начинает смеяться точь-в-точь, как мать — он вообще копия матери — и прикрывает рот рукой вслед.
— Гарри Поттер моет наш сортир?
— Драко, следи за языком! Скажи ему, а то мне неловко как-то.
Драко встает с кровати, поправляя рубашку, что из-под брюк вылезла. Подходит к матери, кладет руки ей на плечи.
— Мам, он просто очень любит убираться, и всегда убирается у нас по пятницам, и тебе тут тоже решил прибрать – это у него знак любви такой и уважения, и…
— Не оправдывайся, иди и приведи мне ребенка в чувства, — Нарциссе все еще смешно. — И чего это он у вас дома убирается, ты что, на прислугу не можешь заработать?
— Могу, и она даже есть, пока он не видит, но ему все равно надо все мыть. Я скажу ему, Мам, — Драко целует мать в макушку.
— С ним точно все хорошо? Зачем он так?
— Все с ним хорошо, мы уже как-то говорили об этом. Еще поговорим, видимо.
Драко шумно спускается по лестнице — ноги отлежал, еле гнулись. И мазь забыл намазать в обед, а теперь уже вечер, так что колени функции своей не выполняли.
Кухня действительно была вымыта до блеска, как зубочисткой. Эльфы так не умеют (или не хотят).
Вообще, Гарри было даже немного жалко. С войны прошло три года, все подуспокоились, санкции сняли, отец скоро с зоны возвращается, мать отмазали, Поттер уже давно в аврорате работает и судится за Малфоя насчет снятия люстраций с последнего, чтобы тот мог преподавать ЗОТИ. Жизнь идет своим чередом, мэнор отреставрировали, пожили на Гриммо, купили маггловскую квартиру в Кенсингтоне, чтоб недалеко от центра Лондона и поприличнее (Драко даже успел пару раз прокатиться на зеленой ветке district line, пока в метро не начались очередные забастовки). Они уже месяц проводят чудный отпуск в мэноре, чтобы провести время с Нарциссой и отдохнуть от суеты — казалось, что все уже было предпринято, лишь бы только Поттер забыл прошлую во многом опущенную жизнь (Гарри, кстати, делал все, чтобы Драко тоже забыл свое во многом опущенное прошлое).
Но мышечная память Поттера все равно привела его в эту точку. Точку, в которой Драко его и застал: на коленях с тряпкой и ершиком.
— Ты чего исполняешь, циркач? — Драко прислонился к косяку в дверном проеме.
— Убираюсь?.. — Гарри немного растерянно зыркает по сторонам, подпихивает тыльной стороной руки очки на нос и продолжает работу.
— Это-то я вижу, но зачем?
— В смысле? Ну, мы же тут живем, а дома надо убираться…
— А тебя кто просил?
— Боже! Я что-то не то делаю? — Гарри заметно и, то самое печальное, искренне пугается. – Я этим как-то задел Миссис Малфой?
— Что? Мерлин, нет, — Драко садится рядом с Гарри на пол и берет его лицо в свои руки, улыбается. — Все в порядке. Просто скажи, зачем ты это делаешь?
— Ну, Миссис Малфой помочь, да и вообще…
Драко влюбленно смотрит на Гарри, как на дурака, треплет его по волосам. Наверное, одной из самых милых черт в Гарри было то, что глубинно он не менялся.
— Гарри, помнишь, когда мы только заселились на Гриммо из общаги, что ты сделал?
— Наверное, вещи разо-
— Нет, вещи я разбирал, а ты пошел нещадно пидорасить всю квартиру. И помнишь, что я тебе сказал?
Гарри ничего не помнил, хотел уже быстрее доубираться и пойти заняться вопросом ббкю, которое было очень громко заявлено гвоздем сегодняшней вечерней программы.
— Не помню, че ты пристал-то ко мне? — Гарри решил продолжить манипуляции ершиком.
— Я тебе сказал, что мы можем нанять слуг и использовать бытовые чары, — Драко улыбается еще шире, нащупав инсайт Гарри незадолго до самого Гарри.
— А я тебе тогда сказал и сейчас скажу, что так поступают только ленивые хозяева, а нормальные люди сами все делают и ничего у них не отваливается.
Драко демонстративно окидывает ванную глазами. Мраморные раковины, дорогущий кафель старше Английской Королевы, позолоченная рамка на зеркале, витражи в окне.
— Ты правда думаешь, что вот это все было сделано для “нормальных людей”? А когда я не убираюсь, а вызываю клининг нам домой — это я лентяй?..
— Ты — нет.
Поттер обиженно хмурится, застывает с ершиком в руке.
— А ты, что ли, да?
— Ну это же здравый смысл, что так должно быть!
— А здравый смысл случайно не тётушкой Петуньей величают?
Драко знал, что это был трехочковый, и поэтому сел на пол, да поближе к Гарри, чтобы обнять.
Конечно, Драко сам иногда ловил себя за привычками старого и дремучего мышления, не имеющего ничего общего с реальностью сегодняшнего дня, и тогда Гарри умел найти такое и сказать так, что на душе легчало, а привычка пропадала. Иногда Поттеру было достаточно посмотреть своим “особым” взглядом, в комплекте к которому шла “особая” улыбка, чтобы Драко все понял, закивал, усмехнулся, мотнул головой и отшутился.
Вот и сейчас Драко стоял и улыбался, так же особенно, ожидая, пока Гарри рассмеется с собственной глупости, как обычно это бывало.
— Слушай, ну не все же это прислуге пидорасить, совесть-то надо иметь… — Поттер все понял, по глазам видно, просто решил повыделываться.
— А ты у меня что ли прислуга? Прислуге мы деньги платим, причем хорошие…
— Причем мои…
— Причем твои… — Драко нарочито философски протянул гласные и чмокнул Гарри в макушку.
— И вот ты хочешь мне сказать, что Миссис Малфой не станет обо мне лучшего мнения, если увидит, что я работящий?
Драко снова расплывается в улыбке, побарывает желание щелкнуть Поттеру щелбан и вместо этого поправляет на нем воротник рубашки, торчащий из-под свитера.
— Гарри, дорогой, ты больше не живешь в доме, где тебе нужно зарабатывать любовь. Мы просто так тебя любим. Мы убеждаемся в твоих хороших качествах, когда ты делаешь что-то крутое на работе, например. Убеждаемся, повторюсь, а не начинаем любить сильнее. Полировка черкашей в наших глазах вообще никак тебя не характеризует.
— Че сразу черкашей, я, вообще-то, и кухню, и гостинную еще хотел…
Поттеру не дает говорить указательный палец Малфоя, приставленный к губам.
— Убери это все, и я тебя поцелую, только где-нибудь в саду, а не у параши.
Гарри послушно убирает вещи, попутно хихикая с “у параши”.
— Пардон-пардон, отцовско-азкабановский диалект, — Драко демонстративно постукивает себя по губам, пока кряхтя встает с пола, и колени его хрустят.
— М-да, даже мои так не хрустят, — Гарри хехает, пытаясь всунуть ершик в его пристанище, и закатывает рукава, чтобы вымыть руки.
— А тебе их, разреши поинтересоваться, выбивали?
Гарри ненавидел, когда Драко переводил черноюморные подколы в абсолютно мрачную самоиронию, над которой в ответ шутить было совсем уж неловко. Но таков был механизм справления с травмой, и выбирая между рыдающим от кошмаров Малфоем и Малфоем, стебущим свои выбитые молотком во время пыток коленные чашечки, Поттер точно выбирал второе.
— Вот прям где рояль сейчас стоит, там и… — Драко поднимает глаза на зеркало, в котором неприлично уютный Гарри полощет лапки, и вздыхает. — Все, пошли целоваться! – И утягивает Гарри за локоть в сторону, не дав тому вытереть руки после мытья.
Поттер топает вслед, оба выходят на террасу: просторная, застекленная, в стекла дождь бьется и яблоневые ветки. Запах сырого грунта и бетона навсегда впутался в восприятие Гарри как прямая ассоциация с Драко: когда Малфой приезжал в начале года, от него так и пахло, и это был запах мэнора, абсолютно неповторимый.
— Драко, – Гарри встает напротив мужа и кладет ему руки на плечи, – а ты знаешь, что я тебя тоже просто так люблю, и что тебе тоже не надо заслуживать мою любовь? И вообще ничью?
Драко улыбается, краснеет, целует Гарри в нос, руками в ответ обвивает. Засмущался, как первоклассник — и так каждый раз.
— Знаю, но забываю иногда. Впрочем, ты такой язвой меня полюбил, что не усомниться в серьезности твоих намерений, — Малфой отрывисто целует Поттера в губы, говорит очень тихо, почти мурчит.
Гарри подступает ближе, чтобы телами прижаться. Он очень любит слышать, как бьется сердце Драко.
— Ты как себя тут чувствуешь? Получше вроде, как я посмотрю? — Гарри вдруг посмотрел с заботой, граничащей с обеспокоенностью.
Малфой ненавидел говорить о своих чувствах, и поэтому задрал очки Гарри ему на голову.
— А если так посмотришь?
— Не смешно, – Гарри заморгал, как слепой котенок, от контраста фокуса собственных глаз
— Да лучше, лучше. Неприятно, но с ремонтом лучше. Все равно хочу домой, но теперь, как сегодня утром оказывается, надо маме помочь с садом — вот, кстати, туда она никого, кроме членов семьи не пускает, так что если хочешь помочь, то можно ей с садом помочь. А вообще… — Драко замялся, — Хочу по Чизвику гулять.
— Или по Челси?
— Или по Челси…
Оба переглядываются и тяжело вздыхают. В какой момент они оказались в точке, когда одному надо брать отпуск, чтобы навестить свекровь, а второму еще идти домой и считать налоги за свою маггловскую работу (когда Драко узнал, сколько ему нужно платить одних только налогов на то, чтобы просто чтобы жить в их районе, ни один друг и родственник не остался без лекции на тему необходимости что-то делать с этим безобразием)?
Они оба были ветеранами войны, их обоих пытали и допрашивали, на их руках гибли люди, а потом один другому заправлял за ухо прядь волос, и второй краснел и плавился. Цветы они до сих пор друг другу дарят, как пятиклассники.
Конечно, в мэноре находиться было трудновато — оба в нем натерпелись, но Гарри как будто бы хотелось, чтобы Драко оттаял к родовому поместью. Наверное, потому что у самого у него не было никакой связи с жизнью до Хога и биологической семьей, и если бы была, хоть и такая, он бы за нее удержался. А откреститься от родового гнезда — это…
— Просто знаешь, мне важно, чтобы Мэнор не оставался кровоточащей раной. Я правда не хочу, чтобы ты отдал Волдеморту свое детство, свой дом… Тем более, если взять в расчет, сколько уже ты отдал.
Драко зависает, упершись лбом в лоб Гарри, и кротко целует, едва касаясь губ.
— Это и твой дом тоже, — шепчет в поцелуй.
— Я благодарен тебе за это, но…
— Нет, ты не понял, он по праву крови твой. У нас прадед общий, забыл?
Гарри зажмурился, вытер поцелуй Драко с губ и, сухо плюясь, начал издавать звуки отвращения, топая ногой и дрыгая рукой. Он ненавидел, когда Драко шутил про инцест, но Драко было весело. На этих шутках он вырос. Они сформировали его личность.
— Да ладно, это далеко уже, почти не считается, че такого?
— Блять! Это вам не считается, вы тут все Габсбурги, а моя тонкая душевная организация, быть может, не готова к такому!
— Да брось, во всем магическом мире все друг другу родственники. Мэнор так же твой, как Гриммо — мой.
— Драко, если ты сейчас же не прекратишь это разгонять…
Малфой обнимает Поттера и треплет его волосы, снова пытаясь утянуть в поцелуй, но уже безуспешно.
— Да ладно тебе, дело семейное. Сам говорил, что мы родственные души!
— Нет-нет, нет, боже, нет, Драко, прекращай, — Гарри хватается за голову и закрывает глаза руками, сползая по стенке на отсыревшую половицу.
Драко садится рядом, уверяясь, что не запачкает белую рубашку о мокрое дерево стены.
— На самом деле, ты вообще на нас не похож, ты вон туалеты моешь. Ты делай что-то прикольное, там, кусты стриги или готовь — это хотя бы правда похоже на хобби.
— Ты не исправишь своего положения, ты просто отвратительный. Вот зачем ты это сморозил?
— Люблю тебя.
Гарри драматично воет и зарывается головой в локти, которыми обвил подогнутые коленки.
— И я тебя люблю. Еще раз так пошутишь – дам в лобешник, — бормочет, не поднимая головы.
— Так точно, душа моя родственная.
Гарри по-школьному подрывается за Драко, но тот успевает сигануть в гостиную под хруст своих коленей и чуть не сшибает с ног мать.
Им по двадцать один в этом году, кстати. Впрочем, об этой информации Гарри тоже предпочитал не думать, но в силу уже несколько иных обстоятельств.