***

31 декабря 1877 года

Многие питают наивные иллюзии, что деньги решают все проблемы. Но когда вы находитесь под грузом положения, в любом случае вы не свободны. Более того, зачастую, чем более высокий и обязывающий у вас статус, тем жёстче социальные требования, определяющие ваше поведение в свете. Над вами одновременно довлеет груз положения, ответственность за поведение и имя, а также ожидания, возлагаемые на вас родственниками и ближайшим окружением. Это лишь кажется, что деньги способны защитить от всех проблем. Увы, каждый человек, принадлежащий к светскому обществу, скажет вам, что это далеко не так. Правда, скажет не во всеуслышание, а лишь по очень большому секрету.

Конечно, Великая французская революция изменила положение вещей. По идее, она низвергла аристократию на уровень мещан. Но, фактически, титулы остались на прежних местах. А вместе с ними и все условности светского общества. Все так же подразумевалось, что аристократия — это весьма замкнутый круг, вход в который определяется происхождением, наличием покровителя или выгодным браком.

Ты не принадлежишь себе, будучи под прицелами внимательных взглядов, ведь одного крошечного неверного шага достаточно, чтоб с острого языка наблюдателя сорвалась свежая сплетня. Ты все время отдаешь себе отчёт в том, что, когда и главное кому говорить, в каком свете себя показать, а что скрыть от бдительного ока общественности. Это невероятно утомительно, признались бы вам практически каждые мсье и мадмуазель.

И мадмуазель Гарнье не являлась исключением. Конечно же, вокруг Эрики вертелось невероятное количество сплетен. Это касалось ее деятельности, облика, поведения, замкнутого существования и, безусловно, отсутствия супруга, жениха или на худой конец ухажера в её-то солидные двадцать семь лет. Одним словом мужчины, который, наконец-таки, по мнению окружения, вразумил бы эту сумасбродную девицу и напомнил ей об истинном женском долге. Более того, некоторые поговаривали о ее нетривиальных интересах и, якобы, даже нескольких мимолётных интригах с женщинами в прошлом. Правда, никто этих женщин ни разу в глаза не видел и не знал их имен, поэтому слухи оставались лишь досужими слухами, подпитываемыми все тем же фактом отсутствия законного супруга и непрестанным отвержением любых попыток ухаживаний со стороны мсье Араньи.

Определенно, наличие денежных средств, статуса и имени позволяло Эрике несколько избегать прямой конфронтации с окружением в этих вопросах. Но лишь отчасти. Каждый бал или светский раут она слышала за своей спиной наиграно-сочувственные вздохи относительно ее незавидной судьбы и тихие кулуарные пересуды относительно выбора занятия для своей жизни. Разве это мыслимо — руководить Парижской оперой наравне с двумя мужчинам? Побойтесь Бога!

В конце концов, Эрике настолько это осточертело, что она постаралась избегать всяческих светских встреч, кроме обязательных к посещению, прикрываясь любым благопристойным предлогом. Она предпочитала приватные беседы с отдельными представителями этого самого светского общества за официальным обедом или же неформальное общение за бокалом вина.

И единственные мероприятия, которые она непременно посещала, были те, которые она сама и организовывала. Так рождественские вечера навевали на Гарнье тоску и лишь порождали дурные воспоминания. Она никогда не посещала соборов в сочельник, считая это лицемерным праздничным отмаливанием грехов, не навещала в этот вечер знакомых, не видя в этом достойного повода, и не устраивала домашних ужинов после зажжения первой звезды на небе. Вся ее семья состояла из нее одной, поэтому все мало-мальские рождественские традиции завершились со смертью отца. Потому в сочельник она обычно отпускала всех слуг, предоставляя им возможность должным образом встретить Рождество в кругу близких и семьи, а сама преимущественно занималась музицированием в компании заранее заготовленной бутылочки дорогого изысканного вина.

Зато новогодние безудержные празднования приходились ей по душе. В особенности маскарады.

Первый маскарад, на котором Эрика побывала ещё будучи совсем юной особой, был балом-маскарадом на вилле Медичи в Риме, где проходил обучение ее отец. На тот момент уже действовал запрет на проведение знаменитых Венецианских карнавалов, потому хозяева виллы, как могли, старались воссоздать атмосферу старинного пышного празднества.

Именно там Эрика познакомилась с яркими образами венецианских масок, каждая из которых имела под собой отдельную историю. Она жадно слушала рассказы отца про персонажей, ставших прообразами для той или иной маски. Зачастую это были персонажи знаменитой Комедии дель арте, но порой воплощали собой аллюзии на чувства или отсылки к реальным историческим персоналиям.

И с тех пор маскарады навсегда завоевали часть сердца Эрики. Свою любовь к ним девушка пронесла через года, побывав впоследствии на костюмированных балах в Лондоне, Вене и Милане. И, в итоге, она постаралась воссоздать лучшее из увиденного в стенах того места, которое считала практически вторым домом. Потому главным из мероприятий, что она организовывала третий год подряд, безусловно, являлся новогодний Бал-маскарад в Гран Опера.

Эрика крайне трепетно относилась к приглашению гостей на организуемые в Парижской опере балы. Так она до сих пор помнила курьезный случай, произошедший уже несколько десятков лет назад в стенах прежней Парижской оперы, когда организатором балов был еще мсье Филипп Мюсар.

Так, если верить газетам, во время маскарадного бала на него явилась дама легкого поведения, известная тогда под прозвищем Bastringue du prix fixe. И все бы ничего, никто не был бы против ее участия во всеобщем веселье, но явилась она на бал со своим тогдашним любовником, а такие истории, как известно, хорошо не заканчиваются. Поскольку оба они были без гроша в кармане, то пригласительные билеты Бастринг получила в счет оплаты своих услуг. Приглашения было два, но оба на женские имена. А посему женщина не растерялась и, как творчески подходила к своей профессии, также творчески подошла и к решению возникшей проблемы — она переодела своего возлюбленного в даму. И это было бы тоже половиной беды, но Бастринг совершенно не обратила внимания, что одела своего любовника во что-то, подаренное ей одним из ее постоянных «гостей». А вот дальше, как водится, случилось неизбежное. Клиент Бастринг, преподнесший сей щедрый дар и присутствующий на балу, узнал одежду и саму женщину, а также заметил переодетого молодого человека, но принял его за женщину. Он предложил «дамам» уединиться, но те, разумеется, ответили решительным отказом. Мужчина, не любивший принимать отказы, заявил, что собирается вызвать жандармов и раскрыть весь этот фарс с истинной личностью женщины и подложными приглашениями: не могли Бастринг, как приличную даму, пригласить на бал. Молодые люди попытались было сбежать через театральное кафе, но мужчина нагнал их. Он попытался вымолить свидание новым подарком, но Бастринг была непреклонна. Тогда отверженный любовник в ярости сорвал маски с женщин и с недоумением обнаружил, что под второй личиной скрывалась отнюдь не женщина. Он устроил грандиозный скандал! Посчитав себя обманутым он заявил, что больше видеть не хочет Бастринг. Правда, поговаривают, что он не только виделся с ней впоследствии, но и даже женился на женщине несколько месяцев спустя. Кто знает, правда ли, но именно так толковала людская молва.

Случай воистину был курьезным и произвел невиданный фурор среди светской публики. Оттого, организуя первый оперный бал, Эрика, совместно с остальными распорядителями, крайне внимательно отобрала всего триста гостей, впоследствии приглашенных в стены новой Парижской оперы на новогодний маскарад. Она лично составила именные приглашения для каждого, и в тот год бал удался на славу. Да вот только желающих на следующий год оказалось в разы больше. Пришлось увеличивать список до тысячи гостей. Но катастрофа оказалась неизбежна, поскольку в тот год маскарад посетил сам президент Франции. Мсье де Мак-Магон был настолько восхищен пышностью, размахом и атмосферой проводимого светского раута, что лично издал указ, предусматривающий, что со следующего года именно Бал-маскарад в Гран Опера будет служить отправной точкой для новогодних карнавальных празднований и шествий во всем Париже.

В этом году стало очевидно, что количество участников будет измеряться тысячами. В зрительском зале Гран Опера было чуть более двух тысяч посадочных мест, а значит во время празднования зал мог вместить до четырех-пяти тысяч человек с учетом лож. И Эрика с ужасом осознала, что в новогоднюю ночь вся Парижская опера, под завязку заполнившись людьми, будет предоставлена ликующей толпе, чтобы несколькими часами позже стать стартовой точкой карнавального шествия в масках до набережной Сены.

Так изначально камерный оперный бал-маскарад превратился в помпезное и громкое мероприятие, уже с начала осени обсуждаемое каждым жителем Парижа. Мероприятие, к которому заранее готовились все столичные модницы и модники, а приглашения к которому, в ожидании приема иностранных гостей, рассылались в том числе в города за пределами Франции.

В этом году изначально основной тематикой бала-маскарада хотели избрать успешные постановки спектаклей, в частности «Il Muto», снискавшего широкую зрительскую славу и любовь. Но затем, обсудив это всем составом распорядителей, было решено назвать грядущую новогоднюю мистерию «Балом-маскарадом Перевоплощений».

Все работники оперы получили безусловное право на участие в празднестве. Оттого они также готовились к грядущему балу заранее: тщательно подбирая и заказывая костюмы, ища себе пару, или же, наоборот, стремясь освободиться от бремени имеющихся связей, чтобы в полной мере насладиться возможностями, скрывающимися в этой волшебной и разгульной карнавальной ночи.

У Фирми, Андре и Гарнье хлопот было и того больше: организовать фуршет, правильно рассчитать запасы продовольствия и крема́на, заказать и подготовить деревянные настилы на кресла для превращения зрительского зала в гостевой и проведения в нем выступлений и цветочного боя, организовать все пространство оперы так, чтобы оно было удобно для каждого, запереть те помещения, в которые нельзя ни коим образом допускать посторонних, подготовить выступление при участии кордебалета, назначить ответственных лиц на каждом этапе мероприятия, распланировать и отрепетировать весь репертуар с оркестром, подготовить парадную к приему гостей так, чтобы не возникло очередей или, Боже упаси, давки. Фирми изъявил желание встречать гостей, Андре взял на себя роль распорядителя уже на самом балу — в конце концов, руководить танцами тоже нужно уметь, а Эрика, неизбежно, выступала первой дамой.

Они с дружным облегчением восприняли новость о том, что на Оперном балу, на этот раз, не будет президента Франции, но отметили для себя, что планируется присутствие большого количества представителей министерств и ведомств. Пересчитав в очередной раз количество бутылок игристого вина, Андре прибежал к своим партнерам, сообщив, что наверняка на всю ночь его не хватит, на что Эрика подметила, что совершенно не обязательно беспрестанно подносить господам алкоголь всю ночь, в противном случае им придется организовывать еще и спальные места, поскольку числа заказанных экипажей не хватит на развоз по домам всех любителей игристого, дорвавшихся до неограниченных его запасов. Во всем, по ее мнению, была хороша умеренность и сдержанность, даже этой ночью. Хотя также распорядительница прекрасно понимала, что ни о какой умеренности при таком количестве гостей и размахе мероприятия, речи идти не может.

Часы пробили шесть. Гарнье даже моргнула несколько раз, посмотрев на циферблат, чтобы убедиться, что не ошиблась. Но нет, стрелка упрямо указывала на то, что до открытия дверей осталось всего четыре часа. И Эрика поняла, что совершенно не успевает заглянуть к Кристин, чтобы посмотреть на ее платье для маскарада. Днем раньше подруга радостно сообщила, что ее наряд успели сшить и доставить в срок, и приглашала сегодня в обеденное время показать, что же он из себя представлял. Обед Гарнье, сама того не заметив, пропустила, а посему, похоже, лицезреть наряд Даае ей предстояло в эту новогоднюю ночь уже на самой девушке. Сама же она неделей ранее получила посылку от своего старого знакомого со времен Всемирной выставки, мсье Ворта. Он также был приглашен на празднество и, по его словам, не мог допустить, чтобы его добрая знакомая явилась на бал в непонятном платье, созданном рукой кого-нибудь весьма сомнительного и наверняка посредственного мастера. Поэтому, по старой дружбе, он подвинул всю свою длинную очередь заказов и, лично сняв мерки, пошил платье для первой дамы грядущего торжественного мероприятия.

Второму заказу Эрики мсье Ворт был несколько удивлен. Но, немного подумав, все же согласился выполнить и его, несмотря на то, что на такого рода вещах он совершенно не специализировался.

Также Эрика все же получила долгожданное радостное известие, что на Оперный бал прибудет и доктор Эллис, который не смог отказать себе в удовольствии лицезреть в эту ночь весь высший свет Парижа собственными глазами. Что поделать, он всегда оставался исследователем, жадным до экспериментов в любой подходящей для того ситуации.

Несмотря на количество гостей, пока все шло на удивление гладко. И лишь одно несколько омрачало мысли Эрики — на маскараде неизбежно должен был появиться и Рауль де Шаньи. Избежать приглашения бывшего мецената Гран Опера не представлялось возможным. И пусть его взнос в свое время был единоразовым и скромным, но тем самым он заранее обеспечил себе почетное место среди приглашенных. К счастью, от участия в приеме отказался граф Филипп де Шаньи, поскольку встречаться с обоими де Шаньи за один вечер, в представлении Эрики, было бы слишком.

Гарнье также ощутила неимоверное облегчение, узнав, что мсье Араньи младший придет с некой спутницей. Похоже, все Высшие силы услышали ее молитвы и, наконец-таки, отвадили молодого человека от Эрики. А, быть может, причиной была их последняя неловкая встреча перед весенней премьерой. Как бы то ни было, но на одну головную боль у распорядительницы, похоже, стало меньше.

— Мадмуазель Гарнье, мадмуазель Гарнье! — к ней снова спешил Андре.

— Слушаю Вас, мсье, — вздохнула Эрика, теряя всяческую надежду успеть впервые за этот день поесть, вклинив короткий прием пищи между подготовительными хлопотами.

— Только представьте, «Бюро де Бюти» при перевозке поморозили партию заказанных нами цветов! Ту, что была запланирована для декорации верхнего этажа и лестничных пролетов. Похоже, нам с Вами предстоит использовать цветы, заказанные для цветочного боя, для декорации. Либо я даже не знаю, что и делать! — воскликнул мужчина, торопливо приблизившись к Гарнье.

— Боже мой, мсье! Почему этим должна заниматься тоже я? — простонала Эрика, хотя гораздо больше ей хотелось чертыхнуться, поняв, что зря она недавно допустила мысль о том, что все идет подозрительно гладко. — Ну что ж, пойдемте смотреть, что из реквизита у нас имеется, что можно было бы использовать в оформлении. В конце концов, не зря же мы имеем около двадцати помещений на нижних ярусах, заполненных черти чем — от чучел грифа до стрел купидона. Идёмте же, мсье, у нас не так много времени, идёмте.

***

Кристин помогала закреплять шпильками замысловатый тюрбан на голове Мэг. Она была счастлива слышать привычное щебетание Жири, поскольку после нападения Буке Даае искренне опасалась, что девушка закроется, оказавшись пленницей собственных страхов. Но Мэг была сильнее, чем казалось на первый взгляд. С другой стороны, того и следовало ожидать, иначе она не стала бы sujet и не исполняла бы сегодня вечером отдельный номер, совместно со второй новоиспеченной солисткой балетной труппы Гран Опера.

Мэг долго не могла определиться со своим маскарадным костюмом, колеблясь между Кармен, шахматной королевой, арлекином или же Евой. Когда Жири младшая упомянула последний костюм, Кристин не преминула ехидно уточнить, включает ли он хоть какой-либо предмет одежды за исключением фигового листа? Мэг, оскорбленно и совершенно по-детски выпятив нижнюю губу, тут же сбегала к себе в комнату и принесла вырезку из «Journal des Demoiselles» с изображением искомого наряда, который представлял собой бальное платье несколько укороченного кроя с травянистым рисунком и вышивкой змея на лифе и по низу подола.

В итоге Мэг остановила свой выбор на совершено ином, избрав костюм гадалки, представлявший собой простое белое платье, перехваченное в поясе широким алым атласным треугольным шарфом с золотыми кистями и такой же алой лентой, оторачивающей низ платья. Также Мэг выудила все золотые украшения из шкатулок Кристин и матери, нанизав перстни мадам Жири и кольца Даае на все пальцы, а ряды цепочек и подвесок — на шею. В дополнение к этому шла алая полумаска, скрывающая верхнюю часть лица. Кристин пошутила, что в таком наряде она сможет с легкостью сбежать за пределы Франции — запасов украшений хватит на несколько лет безбедной жизни. На что балерина лишь фыркнула и стремительно убежала в общую гримерную, чтобы похвастаться остальным девушкам получившимся образом.

На свою подготовку у Кристин ушло куда как больше времени. И благо двери Гран Опера открывались для гостей лишь в десять, а первый танец был запланирован на полночь. В противном случае Даае казалось, что она бы ровным счетом ничего не успела. Сначала она хотела было попросить Эрику помочь с ее нарядом, но увидев, как распорядительницу буквально разрывают на части все новыми вопросами и просьбами, Кристин благоразумно решила не добавлять проблем еще и со своей стороны. К тому же встретиться с Гарнье уже на балу казалось не такой уж плохой идеей: Кристин было искренне любопытно взглянуть на наряд самой Эрики, а также предстать перед ней в уже готовом образе и оценить реакцию девушки. Она долго думала над своим выбором, но затем подаренное кольцо натолкнуло ее на мысль. Нет, она не хотела становиться ангелом, но вот музой — кто знает? Особенно если добавить костюму несколько отсылок, которые поймут лишь знатоки и любители театра.

Попросив одну из знакомых хористок помочь ей с шнуровкой корсета и платьем, Кристин продолжила дальше самостоятельно готовиться к выходу в зал, но замешкалась с выбором украшения на шею. Декольте платья обязывало использовать колье в качестве дополнения образа, но и снимать с шеи дорогой ее сердцу и ставший таким привычным кулон никак не хотелось. Кристин на минуту задумалась, а затем расстегнула длинную цепочку и, сняв с нее кольцо, переместила его на безымянный палец левой руки. Казалось, такая мелочь, но она отозвалась короткой вспышкой радости в сердце девушки. Даае мизинцем прокрутила кольцо на пальце, которое село привычно, словно вернувшись на свое законное место, и начала натягивать длинные шелковые перчатки. Сегодня новогодняя ночь, а, значит, дозволено все. Хотя этой ночью она бы так хотела, чтобы магия волшебства затронула и ее, позволив коснуться прежде недозволенного.

***

Часы пробили десять и Эрика спустилась на главную лестницу, направляясь в сторону парадного входа. На центральной площадке ее встретил Фирми и, учтиво поклонившись, предложил ей руку, которую девушка приняла. В его глазах она заметила удивление и восхищение — мужчине явно пришелся по вкусу выбор наряда распорядительницы. Хотя, справедливости ради, он тоже был весьма хорош собой — в идеально подогнанном фраке, шейном платке с алмазной булавкой и в черной с серебристый узором маске Скарамучча мужчина выглядел сдержанно и элегантно. Все же новогодняя ночь творила чудеса!

Эрика же в роли первой дамы на маскараде предстала в иссиня-черном бархатном платье, расшитом серебряной нитью. Застегнутое под горло оно создавало строгую линию силуэта и ниспадало тяжёлыми складками удлиненного шлейфа. Создавалось полное впечатление звездных росчерков на полотне чернильного неба. Ее лицо, подобно убывающей луне, было скрыто за белой, простой по своей сути маской Вольто, но обрезанной по кромке шрама, открывающей тем самым левую половину лица.

Они заняли свои места на верхних ступенях центрального пролета лестницы и Фирми легким движением руки подал лакеям знак для открытия дверей. Оркестр тут же подхватил легкую и ненавязчивую мелодию.

Поток людей хлынул в оперу, растянувшись длинным хвостом по улице, и казалось, что ему не было конца и края. Каждого из своих гостей распорядитель и первая дама встречали лично, учтиво улыбаясь и приглашая наслаждаться вечером. Китайские принцессы и мушкетеры, телеграф и алфавит, рыцари и дьяволицы, принцессы и арлекины, жокеи и цыгане, бабочки и домино, кометы и стрекозы, дамы и господа разных исторических эпох, нимфы и времена года. Каких только костюмов не было! Каждый старался отличиться оригинальностью, экстравагантностью или изяществом созданного образа.

В какой-то момент Фирми шепнул Эрике, промакивая лоб платком:

— Боже, их еще много? Я уже сбился со счета.

— Если вспомнить количество разосланных приглашений, то это еще лишь половина, мой дорогой Фирми. Похоже, сегодня в нашей опере грядет аншлаг, — тихо ответила Эрика, на секунду прикрывшись черным шелковым веером, и тут же одарив улыбкой очередную пару, поднимавшуюся по ступеням лестницы.

Мужчина сдавленно выдохнул, но также учтиво поклонился гостям.

Одна из следующих пар задержалась рядом с принимающими хозяевами чуть дольше. Ими оказались мсье Жером Араньи в костюме венгерского гусара со своей спутницей в наряде дамы эпохи Людовика XVI — изящной и улыбчивой девушкой с милыми ямочками на щеках, которая, очевидно, впервые была на мероприятии такого рода и слегка робела, нервно перебирая Моретту в своих тонких пальцах. Жером радостно улыбнулся, увидев Гарнье на ступенях, и сразу же направился к ней, увлекая за собой свою пару.

— Мадмуазель Гарнье, мсье Фирми, благодарим вас за приглашение — мы рады присутствовать на вашем чудесном балу. И позвольте мне представить мою спутницу, мадмуазель Рими, — Араньи внимательно присмотрелся к реакции Эрики на их появление, но та лишь благодушно и гостеприимно улыбнулась, совершенно искренне проговорив:

— Я крайне рада, что Вы привели свою прекрасную спутницу на наш бал. Искренне желаю вам обоим насладиться этим вечером. Прошу вас, проходите.

Мадмуазель Рими смущенно и благодарно улыбнулась, в то время как Жером радостно просиял и проследовал с ней на второй этаж оперы, направившись в сторону зрительского зала, где гостей уже ждал фуршет и выступление кордебалета.

Эрика облегченно вздохнула. Похоже, она лишилась вечной проблемы, своими отказами невольно заставив Жерома обратить внимание на другую девушку, которая, как кажется, ему не только подходила, но и была крайне милой и приятной особой.

Только ближе к двенадцати поток прибывающих иссяк и распорядители смогли также пройти в танцевальную залу, уже достаточно плотно занятую многочисленными гостями.

Эрика пробежалась глазами по помещению, наполненному множеством личин и, несмотря на сотни нарядов и масок, скрывающих лица, практически сразу же увидела ту единственную, к которой испытывала искренний интерес. Эрика ощутила, как горло опалило выдохом восхищения. Кристин стояла несколько в отдалении, спиной к ней и разговаривала с мсье Пьянджи. На Даае было роскошное атласное платье цвета шампань, великолепно оттенявшее цвет волос и глаз Кристин, а также подчеркивавшее ее точеную фигуру, будто девушка была античной статуей. Оно, подобно меду, струилось по плечам Кристин, приоткрывая кромку острых лопаток и часть спины, ниспадая ниже талии текучим золотистым шлейфом. По краю лифа и подолу шло искусное шитье золотом, символично обозначавшее нотный стан. Высокая сложная ниспадающая прическа и белая венецианская маска Коломбины, расписанная золотистыми нотами, завершали образ истинной музы. Это был, безусловно, изящный реверанс в адрес Лучинды и Смеральдины, а также всех собирательных женских персонажей Комедии дель арте, который Эрика оценила по достоинству.

Кристин ощутила на себе испытующий взгляд и обернулась, тут же встретившись глазами с Гарнье. Она слегка склонила голову, с любопытством с ног до головы разглядывая Эрику, а затем, улыбнувшись, едва заметно кивнула в знак приветствия. Гарнье ощутила, как щеки тронуло внезапным легким румянцем. Она ответила таким же легким кивком, но была вынуждена отвлечься от созерцания, поскольку в этот момент к ней снова подошел Фирми, приглашая открыть первым танцем их бал-маскарад.

— Ну что ж, дамы и господа! Пусть же начнется эта Ночь Перевоплощений! — возвестил Андре о начале празднования и звонко хлопнул в ладоши. В этот же миг грянул оркестр.

Бал традиционно открывался полонезом, который, пожалуй, и танцем было назвать сложно — скорее шествием под музыку. Мужчины пришли в движение, приглашая дам. Колонну возглавили Фирми и Гарнье, далее проследовали остальные, следуя ритмичному и помпезному полонезу Шопена. Пар было так много, что все желающие просто не поместились: линия превратилась в овал, растянувшись и изогнувшись по периметру зала. Сияли драгоценности, в такт плавным шагам мягко шуршали шлейфы платьев, дамы улыбались и переговаривались со своими кавалерами, обмахиваясь затейливыми веерами. Колонна рассыпалась на две части, но лишь для того, чтобы, обогнув залу по краям, снова соединиться. Следуя мелодии, сделав еще несколько неспешных кругов, дамы и кавалеры выстроились в линию друг напротив друга и совершили церемониальный поклон, возвещающий о завершении вступительного танца.

Полонез стих и зазвучали ноты первого вальса. Фирми поблагодарил свою партнершу и уступил место Андре, который в свою очередь учтиво поклонился, приглашая Эрику на танец. Коротко улыбнувшись мужчине, девушка вышла со своим кавалером в центр круга и опустила руку на плечо распорядителя. Что ни говори, но Андре был прекрасным танцором, потому на балах обычно именно он отдувался и за себя, и за Фирми, который танцы наоборот не жаловал. Ведущая пара закружилась в первом вальсе этого бала, вовлекая в танец всех остальных присутствующих гостей.

— Позвольте отметить, мадмуазель Гарнье, что Вы сегодня восхитительно выглядите, — учтиво отметил мужчина, внимательно и заботливо ведя девушку в танце.

— Благодарю Вам, мсье. Это все магия перевоплощения, не более, — любезно улыбнулась Эрика, при этом отыскивая глазами каштаново-медовые пряди и золотые росчерки платья среди танцующих пар. Кристин кружила в вальсе с Убальдо, и со счастливой улыбкой о чем-то беседовала со своим кавалером. Должно быть, это было не совсем учтиво по отношению к Андре, но все, что могла Эрика, вверяясь умелому партнеру в этот момент — это лишь наблюдать за тонкой фигурой в атласе: за ее сияющими глазами, улыбкой и залившимися от танца румянцем щеками.

После тура вальса Андре галантно отвел девушку к краю зала. Эрика облегченно выдохнула, решив сделать перерыв и провести время в беседах с отдельными гостями, которых она была крайне рада видеть. Она внимательно всмотрелась в толпу и заметила спешащего к ней седовласого мужчину без маски. Искренне улыбнувшись, Эрика направилась ему навстречу.

В то время как на другом крае танцевальной залы Убальдо Пьянджи оживленно беседовал со своей сценической партнершей.

— Благодарю Вас за танец, Кристин, — мужчина радостно улыбнулся Даае, провожая ее на прежнее место. — Считаю уместным отметить, что Вы навероятно грациозны.

— Это Вам спасибо, Убальдо. Вы великолепный танцор! — Даае совершенно искренне восхитилась, поскольку, несмотря на крепкую фигуру тенора, он двигался с легкостью и пластичностью балеруна. — Где Вы научились так танцевать?

— О, это долгая история, — смутился мужчина, попытавшись скрыть застенчивость за смехом. — Но, скажу Вам по секрету, моей детской мечтой был не хор, а балет.

Он улыбнулся, опустив взгляд и не зная, куда деть свои мощные руки, увидев удивление в глазах Кристин.

— Да, да. Только не смейтесь! Я и не думал, что буду петь на сцене, все детство мечтая о том, чтобы исполнять главные партии в «Жизель» или «Сильфиде». Но все к лучшему. Я ни капли не разочарован тем, что теперь исполняю арии. К тому же работать с Вами — истинное удовольствие, — проговорил Пьянджи без намека на фальш или кокетство. Он просто говорил, как чувствовал, и его слова звучали невероятно искренне.

— Благодарю Вас, Убальдо. И это совершенно взаимно! Но не смею отвлекать Вас от танцев. Пожалуй, я пропущу следующий, а Вы наслаждайтесь!

Тенор кратко благодарно кивнул девушке и направился в сторону балерин. Кристин же попыталась отыскать глазами Эрику. Она хотела выразить ей восхищение ее нарядом, а также организацией всего, что происходило вокруг. Еще пару минут назад она видела ее строгий графичный силуэт неподалеку от входа, но сейчас потеряла из вида. Девушка прошлась по часовой стрелке по краю зала, кратко кивая в ответ на приветствия и отвечая отдыхающим гостям встречной улыбкой. И, наконец, увидела первую даму бала в компании незнакомого мужчины.

Эрика увлеченно общалась с высоким седовласым гостем с крючковатым носом, пышной окладистой бородой и пытливыми серыми глазами. Он оказался одним из немногих, кто присутствовал на балу с непокрытым лицом и в обычном фраке, словно на дежурном мероприятии. При этом мужчина с нескрываемым любопытством естествоиспытателя непрерывно наблюдал за происходящим и за окружающими, что выдавало в нем человека науки. Было плохо слышно, но по долетающим обрывкам фраз можно было понять, что общались они не на французском, а на английском. Кристин задумалась, припоминая имя. Доктор Эллис. Должно быть это был он.

— Простите, мадмуазель Даае, — рядом с девушкой возник молодой человек в клетчатой полумаске арлекина, нервно потирающий руки в черных перчатках. — Позвольте мне иметь удовольствие пригласить Вас на кадриль?

Бросив взгляд на Эрику и убедившись, что та все еще продолжает диалог со своим гостем, Кристин приветливо улыбнулась молодому человеку и учтиво подала левую руку, следуя за своим кавалером в центр залы.

Они выстроились в кадриль. Несмотря на то, что перед началом каждой фигуры распорядитель напоминал ее состав, молодой человек ощутимо робел и иногда сбивался. Его пунцовые щеки выдавали крайнюю степень волнения. Но все ошибки с легкостью окупались его искренностью и рвением. Должно быть, он и мечтать не смел танцевать со знаменитой примой Парижской оперы, а она возьми и согласись. Волшебная ночь, что ни говори!

Французская кадриль сменилась следующим контрдансом, и на очередной фигуре Кристин неожиданно оказалась напротив Эрики, не ожидая, что та все же вступит в танец.

— Да от Вас, моя дорогая, этим вечером, похоже, зависит, дождливая или хорошая будет погода, — улыбнулась Гарнье, встретившись с Кристин в центре зала, едва соприкоснувшись кончиками пальцев в мулине и двигаясь по кругу. Даае легонько рассмеялась, тряхнув волосами, а затем негромко добавила словно делясь с ней чем-то крайне личным:

— Какая жалость, что мы танцуем здесь, а не у подземного озера.

В зрачках Гарнье будто что-то вспыхнуло в ответ.

Половина круга по часовой стрелке глаза в глаза.

— Какая жалость, что я не могу пригласить Вас на танец.

Кристин ощутила, как вдруг стало сложно дышать под этим пронзительным взглядом.

Глаза в глаза, половина круга против часовой стрелки.

Они разошлись в пары к своим кавалерам, но льдистое серебро взгляда Эрики никак не отпускало бронзовую зелень глаз Кристин.

Только партнер Кристин, маневрируя в плотной толпе, проводил ее из центра зала, как оркестр заиграл вновь. И девушка, не успев перевести дыхание, тут же получила новое приглашение от юноши в костюме тореадора. Хотя, сказать по правде, она была и рада вступить в очередной танец. Но её взгляд при этом всё время отыскивал фигуру в бархатном платье, словно раз за разом притягиваясь к ней магнитом. Гарнье все время была в движении: она то общалась с гостями, то танцевала, судя по всему, с кем-то из хороших знакомых, то периодически отходила и давала какие-то указания и уточнения оркестру. Первая дама была сдержана и обходительна со всеми гостями: она тактично игнорировала знаки внимания от некоторых кавалеров, а так же словно бы не замечала тех многозначительных взглядов (при виде которых лично у Кристин сердце кололо удушливой ревностью), что на нее бросали в том числе некоторые из дам. Но каждый раз, ловя на себе пронизывающий взгляд Даае, Эрика кратко отвечала на него едва заметной улыбкой самым краешком губ.

Но в какой-то момент Кристин окончательно потеряла Гарнье из вида. Ее не было ни рядом с оркестром, ни среди танцующих, ни среди беседующих по краю залы. Даае приподнялась на цыпочки, заглядывая поверх голов, но все безуспешно. Девушка искренне надеялась, что Эрика всего лишь отлучилась в зрительский зал, где к этому моменту должны были начаться цветочные бои.

— Кристин, позволь пригласить тебя на танец?

Внезапно заданный в спину вопрос кольнул остриём стилета, приставленного к лопаткам. Даае вздрогнула и резко развернулась.

Конечно, она знала, что он будет присутствовать на маскараде. Конечно же, она понимала, что он не оставит её в покое так просто. Хотя после прошлой вспышки негодования с её стороны Кристин искренне надеялась больше никогда не видеть Рауля де Шаньи рядом с собой. Но он стоял прямо перед ней, как ни в чем не бывало. Где его гордость, в конце концов?

Кристин досадливо тряхнула головой, лихорадочно ища способ избежать танца с виконтом.

— Мне кажется, Вы меня с кем-то спутали, мсье. Этой ночью, укрытой масками, чего только не причудится.

Рауль изумленно выгнул бровь, чего не скрыла даже черная бархатная полумаска. Мужчина был в черном английском бархатном фраке с длинными фалдами в стиле минувшей эпохи. Он было на секунду замешкался, но тут же нашелся с ответом:

— Тогда не подарит ли мне танец прекрасная незнакомка?

— Увы, я вынуждена Вам отказать. Я уже обещала этот танец другому, — спешно ответила девушка и раскрыла веер, словно в безнадежной попытке укрыться за защитой кружевной препоны.

— Кристин… — виконт попытался было приблизиться, но в этот момент за спиной Даае раздался хорошо знакомый голос.

— Мне кажется, мадмуазель весьма ясно дала понять, что не хочет танцевать с Вами, мсье, — фигура распорядительницы выросла за спиной Кристин словно из ниоткуда, мгновенно даря ей чувство защищенности. Девушка едва заметно облегченно перевела дыхание, не оглядываясь и просто ощущая успокаивающее присутствие Эрики за своей спиной.

— Я попросил бы Вас не вмешиваться в наш с мадмуазель разговор, — де Шаньи начал терять терпение, увидев Гарнье. Особенно в ее дерзком наряде.

— Смею напомнить Вам два золотых правила этого бала-маскарада, мсье. Первое из которых — это соблюдение инкогнито. Этой ночью каждый может быть тем, кем хочет. И второе — лично изъявленное согласие на беседу, танец и иное времяпрепровождение. И, судя по всему, мадмуазель не готова подарить этот танец Вам, как и продолжать разговор. Посему в случае, если Вы будете и впредь докучать ей, боюсь, я буду вынуждена воспользоваться своей властью и попрошу Вас покинуть здание Гран Опера. Поверьте, мне бы этого крайне не хотелось, — в голосе Эрики зазвенела сталь.

— Я ведь предупреждал Вас про оружейный выстрел, мадмуазель? — зло процедил мужчина.

— Что ж, можете попытать удачи и вызвать меня на дуэль прямо сейчас, мсье, пока представился удобный случай, — саркастично усмехнулась Эрика, приближаясь еще на шаг. Кристин спиной ощутила, что девушка остановилась практически вплотную.

Виконт прищурился и нервно дернул платок на шее указательным пальцем, освобождая ворот рубашки. Он хотел было сказать что-то еще, но лишь сцепил зубы, отчего на челюсти заходили желваки. Но смолчал и стремительно удалился прочь. Даае проводила мужчину напряженным взглядом до самого выхода из танцевальной залы, искренне не желая встречаться с ним этим вечером снова.

— Не откажете мне в танце, мадмуазель?

Вопрос прозвучал тихо, над самым ухом и застал врасплох.

Кристин недоуменно обернулась, чтобы столкнуться с насмешливым взглядом блеснувших серебристой сурьмой глаз, скрытых за все той же белой полумаской. Но Даае окончательно опешила, увидев остальной костюм Эрики. Она действительно решила перевоплотиться, сменив свое изумительное бархатное платье на не менее восхитительный, по мнению Кристин, наряд, дающий право на озвученный вопрос.

Гарнье замерла, склонившись в полупоклоне и предлагая руку Кристин. Теперь она оказалась затянута в белоснежный, расшитый серебряной нитью и отделанный серебряным же позументом мундир, идеально подогнанный по женской фигуре. Заправленные в сапоги брюки, будучи необычайно смелым решением, подчеркивали ее стройность и горделивую осанку, отчего Эрика казалась даже выше обычного. Разобрав прическу и стянув волосы в низкий хвост черной атласной лентой, распорядительница действительно олицетворяла собой мастерство перевоплощения, как того и требовала тема маскарада. Это было столь же волнующе, сколь и неожиданно. В этом наряде Эрика обладала каким-то диким магнетизмом, от которого Кристин ощутила, как у нее начало покалывать кончики пальцев, а по спине пробежала легкая дрожь.

Даае с взволнованной улыбкой вложила ладонь в ее руку, принимая приглашение, и они переместились ближе к центру залы. Зазвучали первые вступительные аккорды очередного вальса, и девушки вошли в круг.

Прикрепив веер к изящному подвесу на талии, Кристин мягко опустила руку на плечо Эрики. Гарнье же трепетно коснулась кончиками пальцев тонкого стана своей партнерши, а затем взяла ладонь девушки в свою и, едва сжав ее, внезапно ощутила под тонким шелком перчатки такую знакомую резную полоску металла, охватывающую безымянный палец. Эрика перевела удивленный взгляд на свою спутницу, но та лишь сдержанно улыбнулась и склонила голову влево, отводя глаза.

Они двинулись в такт музыке. Неожиданно Эрика оказалась прекрасным ведущим партнером. И где она только этому научилась? Практиковалась самостоятельно? С кем-то? Крепко удерживая Кристин за тонкую талию, она вела уверенно, неторопливо и мерно. Три такта. Поворот. Каждый шаг был выверен и мягок, как бархат. Снова три плавных такта, а затем резкий поворот при обходе замешкавшейся пары, отчего шлейф атласного платья Кристин взлетел и будто бы вспыхнул в свете хрустальных люстр.

Это не было похоже на вальс, что случился с ними у озера — тот танец был спонтанным, камерным и уединенным. Здесь же они вальсировали в центре, должно быть, тысячи глаз. Никогда они не были так близки на людях. И это ударяло в голову подобно хмелю. С каждым тактом этого вальса улыбка Кристин становилась все более смелой и открытой. Ей хотелось смеяться и бесконечно кружить в этом танце с Эрикой, даже сквозь тугой корсет ощущать ее горячую ладонь на своей талии, подчиняться и быть покорно ведомой в ее уверенном движении, чувствовать, как сердце повторяет эти же три такта.

— Я даже не успела отметить, насколько великолепно Вы выглядите, — произнесла Эрика слегка склонив голову и при этом ничуть не теряя ритма. А затем, совершив ещё один поворот под звуки чарующего вальса Шарля Эмиля Вальдтейфеля, Гарнье опустила голову ещё чуть ближе к уху своей партнерши, отчего слова горячим выдохом коснулись шеи Кристин. — Однако, как жаль, мадмуазель, что Вы можете быть моей лишь на этот танец.

Она слегка отстранилась и выразительно посмотрела в глаза Кристин, отчего Даае почувствовала, как сердце подскочило и бешено зашлось в неровном ритме где-то у самого горла. Взгляд Эрики был слегка насмешливым, но вместе с тем ждущим. Глаза словно мерцали изнутри: радужка казалась пеплом, в центре которого в глубине зрачка занимались тлеющие угли.

— Вы не совсем правы — в нашем распоряжении вся эта волшебная ночь, — отозвалась Кристин, не в силах отвести взгляда и ощущая, как, казалось бы, простая фраза почему-то даётся с непосильным трудом, оцарапывая гортань и дрожа на языке трепетом невысказанных за все эти месяцы безрассудных признаний. — А, быть может, и больше.

Эрика едва заметно дернула головой, словно если бы высокая стойка мундира вдруг резко стала ее душить, но не сбилась с шага, который начал ускоряться.

Они двигались в едином ритме, повинуясь музыке, которая все быстрее и быстрее несла их к пику, но в момент самой кульминации так же резко оборвалась. Девушки остановились, одновременно выдохнув.

Эрика совершила короткий поклон и проводила Кристин к краю зала.

— Благодарю за танец, мадмуазель, — она прижалась губами к перчатке Даае. Ровно там, где под тонким укрытием шелка пряталось изящное ажурное подтверждение того, что ее чувства были приняты.

— Вы же подарите мне ещё один танец сегодня? — спешно уточнила Даае, нарушая все правила и законы приличия и бального этикета, пытаясь перехватить взгляд за полумаской, и настойчиво не выпуская ладонь в белой лайковой перчатке из своей. — Этой ночью мне недостаточно лишь одного танца с Вами.

— Всенепременно, мадмуазель, — улыбнулась Гарнье и с лёгким поклоном отошла от Кристин.

Даае чувствовала, как заалели ее щеки. Такое близкое, безрассудное присутствие Эрики и этот вальс. Они кружили на глазах у сотен людей, которые воспринимали происходящее как должное. Словно их запретная связь была сама собой разумеющейся и не терпящей порицаний со стороны присутствующих. Словно хотя бы на эту ночь все было в порядке вещей.

Каждый последующий танец, что Кристин дарила другим кавалерам, она непременно отыскивала глазами белоснежный мундир. Эрика провела три танца с кем-то из кордебалета и хора, но каждый раз, когда Кристин находила ее взглядом, Гарнье словно чувствовала его на себе и резко вскидывала глаза, чтобы скрепить их связь неосязаемой и невидимой нитью, протянувшейся через всю танцевальную залу. Кристин казалось, что от этих взглядов плавится не только сердце, но и все ее естество. Они были настолько откровенными, что Даае ощущала, будто начисто лишалась не только личины маскарадного прикрытия, но и всяческих одежд, будучи затянутой в тягучую патоку, целиком затопившую глаза Гарнье. Тянущий трепет стекался в солнечное сплетение, пульсируя где-то в груди трепетной дрожью и расползаясь ниже вязким теплом. Кристин чувствовала, как пылают ее щеки. Это можно было с лёгкостью списать на бесконечные танцы, обилие гостей и духоту в зале, но девушка прекрасно понимала, что это лишь пустые отговорки, ведь кожу ее шеи, где той коснулось дыхание Эрики, до сих пор пощипывало словно от ожога.

— Она воистину прекрасна, не правда ли?

Кристин вздрогнула, обернувшись. Она настолько увлеклась наблюдением за Гарнье, что и не заметила, как рядом с ней в какой-то момент оказалась статная кареглазая брюнетка в вычурном маскарадном платье, некоторыми элементами имитирующем, но не повторяющем, сутану, хотя в стойке с колорет явственно читалась дерзкая отсылка к одеянию духовенства. Она не стала прикрывать лицо, не желая скрывать свои тонкие, безупречные черты за маской, держа ее в руках, и внимательно, с явственным интересом разглядывала Даае.

— Простите? — непонимающе вскинула брови Кристин, взглянув на незнакомку.

— Гасконская мазурка. Прекрасный танец, не правда ли? Или Вы подумали о чем-то другом? — в низком, бархатистом голосе женщины ощущалась явственная насмешка.

Даае растеряно и несколько натянуто улыбнулась собеседнице. На вид женщине было около тридцати. Высокая, с горделивой осанкой и цепким, выразительным взглядом шоколадных, практически черных и оттого, казалось, бездонных глаз, она беззастенчиво и оценивающе разглядывала Кристин словно давнюю знакомую, с которой не виделась множество лет и вот, наконец, встретилась на балу.

— Ей ужасно идет мундир, — женщина заговорщически понизила тон, словно по-секрету делясь чем-то сокровенным и запретным. Ее голос был наполнен сдержанным восхищением и пленительной хрипотцой. — Сколько помню, она всегда была такой: темпераментной, пылкой, готовой самозабвенно нарушать любые запреты во имя исполнения своих желаний, коих в ее голове всегда было превеликое множество.

Даае тотчас осознала, о ком говорила женщина и оттого мгновенно вспыхнула. Она проследила за взглядом собеседницы, направленным на Эрику. Стоя спиной к дамам, Гарнье в этот момент была увлечена беседой с кем-то из знакомых и посему никак не могла видеть ни Кристин, ни ее собеседницу. Даае судорожно сглотнула, не находя слов для ответа. Женщина же, увидев замешательство примы, рассмеялась. И ее смех был глубокий, грудной, такой же завораживающий, как и сама женщина.

— Ах, милая, ну что же Вы так смущаетесь? Я была на Ваших выступлениях. Вы, безусловно, блистательны! Истинный, не побоюсь этого слова, бриллиант. Столь великолепно играете на сцене. Так отчего же здесь не способны совладать с лицом? — в ее словах звучала ирония, но не в попытке унизить Даае, а скорее являясь игрой в кошки-мышки, коей женщина откровенно наслаждалась. — Хотя убеждена, что Вы талантливы во многом.

— Простите, но, мне кажется, мы даже не знакомы, мадам, — Кристин неприязненно сузила глаза, смерив женщину холодным взглядом, чем вызвала очередной мягкий смешок с ее стороны.

— Ах да, прошу простить мне мою неучтивость. С недавних пор виконтесса де Сартри. Но ранее я была известна как мисс Салливан, — женщина насмешливо чуть склонила голову на бок. — К сожалению, ранее нам с Вами не представлялась возможность пообщаться лично. А ведь определенно имеется то, что нас объединяет.

Сердце Даае пронзила острая, ядовитая игла горькой ревности. От того, какая обольстительная улыбка блуждала у де Сартри на губах, а также каким глубоким и красноречивым был ее взгляд, когда та смотрела на Эрику, кровь в жилах Даае буквально начинала закипать. Это не укрылось от внимания женщины.

— Ох, милая, оставьте. Я лишь убедилась что у нее, — виконтесса кивнула головой за спину примы, — все столь же безупречный вкус. Что и прежде.

— Должно быть, Вы хорошо знакомы с мадмуазель Гарнье? — уточнила Кристин, лишь бы оборвать нить этого призывного взгляда, направленного в спину Эрике. Даае казалось, что если Эрика обернется и перехватит этот откровенный взгляд де Сартри, то непременно случится что-то непоправимое.

Виконтесса нехотя оторвала глаза от фигуры, затянутой в белоснежный мундир и, снисходительно улыбнувшись, ответила:

— Скажем так, мы крайне близко общались с Эрикой в свое время, и я знаю ее чуть больше и чуть лучше других, — в ее голосе читалась многозначительная загадочность. Улыбка женщины стала лишь шире и обворожительнее от созерцания немого негодования Даае, которое, похоже, лишь подстегивало ее игривое настроение. — Мы были столь юными и столь безрассудно пылкими. Вот прямо как Вы сейчас. Знаете, в Вас столько страсти и самоотверженной увлеченности, что я будто бы вижу себя в свои восемнадцать. Наблюдать за Вами сущее удовольствие. Но я могу Вас понять, моя милая. Просто потрясающе, в какую восхитительную женщину она выросла! Хотя, что ни говори, в любом возрасте она остаётся просто обворожительна.

Даае ощущала, словно ее сердце разместили между двумя жерновами, которые начали медленно прокручиваться — тянущая, болезненная привязанность перемалывалась и смешивалась с неистовым негодованием, превращаясь в порох ревности, который, казалось, мог воспламениться и взорваться от любой малейшей искры.

Де Сартри снова перевела взгляд с Эрики на Кристин, неотрывно ловя ее малейшее движение.

— Что ж, могу сказать, что Вам с ней определенно повезло, — произнесла она, внимательно наблюдая за реакцией Даае. — Теперь ведь, насколько мне известно, именно Вы выступаете ее протеже.

— Мадам, мне кажется, Вы не совсем верно трактуете характер наших отношений, — начала было Кристин и столкнулась с искренним изумлением во взгляде собеседницы.

— Вы, должно быть, шутите, моя милая, не так ли? — покачала головой женщина, удивленно выгибая бровь. — Поскольку если нет, то я даже не знаю, что и сказать. Кроме того, что Вы, мадмуазель Даае, определенно, тратите время не на то.

— Вот ты где, дорогая, — в это мгновение к женщинам подошел высокий мужчина во фраке и черной полумаске и учтиво поклонился Кристин. — Мадам, позвольте мне украсть у Вас мою дражайшую супругу?

— Безусловно, мсье, — облегченно выдохнула Кристин.

— Прощайте, мадмуазель Даае. Была крайне рада с Вами познакомиться. И передавайте мои самые сердечные приветствия мадмуазель Гарнье, — ослепительно улыбнулась виконтесса де Сартри, напоследок еще разок окинув приму пристальным взглядом, и удалилась под руку со своим мужем.

Кристин перевела дыхание и спешно отыскала глазами Эрику. Та все так же, как ни в чем не бывало, продолжала беседу.

Виконтесса де Сартри была роскошна и обворожительна. Словно изысканное выдержанное вино, что с первого глотка ударяло в голову и от которого невозможно было оторваться. Сколько они были знакомы с Эрикой? И когда виделись в последний раз? А как давно у них были отношения? И были ли у них отношения вообще? И сколько еще таких «виконтесс» было в жизни Эрики?

Все эти вопросы лишь терзали и лишали сердце покоя. Поэтому когда Эрика снова подошла к Даае с целью пригласить ее на следующий танец, Кристин решительно шагнула к девушке, крепко обхватив ее запястье.

— Я несколько утомилась от такого количества людей и танцев. Не провóдите меня? — просьба прозвучала напряженно и глухо. Словно Кристин усиленно репетировала новую вокальную партию последние несколько часов, и теперь голос сел и подводил ее. Эрика даже не успела что-либо ответить, как Даае цепко ухватила ее за ладонь и потянула за собой куда-то наверх. Прежде Гарнье не сталкивалась с таким напором и безапелляционной непреклонностью со стороны Кристин — это было неожиданно и волнующе. Эрика беспрекословно пошла следом.

Несмотря на то, что время перешагнуло четыре утра, на парадной лестнице Гран Опера все еще было многолюдно. Большинство гостей ожидало начала праздничного костюмированного шествия на набережную Сены. И с учетом обилия танцев, игристого вина, а также бесшабашного, а для кого-то и пикантного, разнузданного веселья, наполнившего эту ночь и стены оперы, ожидание у многих происходило совершенно разными способами.

Несколько пар увлеченно общались между собой, не замечая ничего и никого вокруг, в то время как у подножия лестницы, в костюме офицера наполеоновской армии, укрывшись мундиром мирно спал один из гостей. Неподалеку стояла смеющаяся компания мужчин и женщин в графичных черно-белых шахматных полумасках. Несколько дам на самом верху, у лестничной балюстрады, с озорным смехом забрасывали друг друга лепестками цветов, оставшихся после цветочного боя, отчего те кружились подобно снегу, опускаясь на пол нижнего пролета. На центральной площадке лестницы молодой человек в маске Казановы, сдвинутой им на затылок, облокотившись о перила обнимал за талии двух своих спутниц, одна из которых целовала его в шею, а вторая что-то жарко шептала в приоткрытые в ожидании губы. Чуть поодаль, около центрального свода, прижавшись к колонне, будто бы в попытке укрыться от посторонних глаз, пара молодых людей слилась в жадном поцелуе. На ступенях лестницы дама в бархатной маске, расшитой перьями, наклонив бутылку шампанского, со смехом пыталась попасть струей игристого вина прямо в рот стоящему несколькими ступенями ниже спутнику, заливая его белоснежную рубашку. Рядом же с ними расположилась компания ведущих деловой разговор чопорных представителей, должно быть, какого-то ведомства, как на подбор, скрывших свои лица под белоснежными масками Баута. Вся эта разгульная вакханалия, с одной стороны, приводила в легкое замешательство, с другой — будила запретные и оттого лишь более будоражащие потаенные желания.

Девушки, старательно лавируя среди заполнивших подъем гостей, едва смогли проскользнуть на второй этаж. Крепко обхватив ладонь Эрики, Даае уверено вела ее за собой, словно спасая от людского потока, способного поглотить с головой и унести при малейшем замедлении шага.

Все личины слились в какой-то невероятный яркий калейдоскоп образов, от которых кружилась голова, и Эрика сосредоточила все свое внимание на затянутой в высокую бальную шелковую перчатку руке Кристин, подрагивающей в напряжении или же волнении, а также на хрупкой спине Даае с четко обозначенным пунктиром позвонков. Тонкий стан, жемчужная кожа, оттененная золотом атласа карнавального наряда, ниспадающие локоны медово-каштановых волос, острый взгляд, который она время от времени бросала через плечо, будоражили сердце Эрики, заставляя его учащенно биться.

Этой ночью Кристин была просто обворожительна. И, судя по непреклонной решимости, категоричной уверенности и дерзкой бесцеремонности, пульсирующих в кончиках пальцев, что сейчас цепко держали ладонь Гарнье в своем плену, Даае в полной мере вкусила волшебство внутреннего перевоплощения. Те пытливые и несколько опасливые взгляды, которые она бросала на Эрику в начале бала, не шли ни в какое сравнение с этим лихорадочным, откровенным нетерпением, что читалось в ней сейчас.

У Гарнье закружилась голова то ли от бокала игристого, что она пригубила этим вечером, то ли от танцев, то ли от дурмана близости Даае. Бездумно хотелось легких безумств, фривольных бесед и чувственных касаний. А еще до ужаса хотелось прямо сейчас резким рывком остановить Кристин посреди сумрачного оперного коридора, в который они ступили и, притянув к себе, порывисто поцеловать. Увидеть в ее глазах тот самый тлеющий огонек внутреннего пламени, который она уже единожды наблюдала. Зарыться пальцами в пахнущие лавандой волосы, прядь за прядью распуская сложную прическу и глядя на то, как каштановый водопад струится по плечам. Забыться, перестать этой волшебной ночью, как обычно, все контролировать, скрыться за маской и предоставиться потоку чувств, ощутив истинный вкус жизни.

Эрика до боли закусила щеку, чтобы привести себя в чувство и с сожалением вздохнула — новогодняя ночь завершится, и наступит следующее утро, а вместе с ним неизбежно вернется реальная жизнь, в которой такие безрассудства будут иметь слишком высокую плату. Невозможно наивно надеяться скрыть под бархатным покровом карнавальной ночи все имеющиеся тайны, как бы того ни хотелось.

Они поднялись на второй этаж и, миновав кабинеты распорядителей, спугнули какую-то парочку мужчин в масках, как показалось Эрике, слившихся в страстном поцелуе за яшмовой колонной анфилады. Гарнье проводила их взглядом, в то время как Кристин даже не обратила на молодых людей никакого внимания. Она лишь неуклонно шла вперед, увлекая за собой вверившуюся ее воле спутницу. Девушки перешли в другое крыло, очевидно, направляясь в сторону гримерной Даае.

— Мне зайти? — все же подала голос Эрика, когда они уже практически вплотную подошли к двери. Чем дальше от атмосферы всеобщего веселья и карнавальной разнузданности они удалялись, тем больше происходящее казалось Гарнье несообразным. Обычно это она выступала движущим элементом и принимала решительные меры в той или иной ситуации. А сейчас ей приходилось покорно принимать напористую требовательность, что читались в каждом порывистом движении Кристин. Но Даае лишь молча зашла в помещение, на пороге буквально на мгновенье бросив взгляд через плечо. И этот взгляд звал.

Единственное, что оставалось Эрике — проследовать за ней.

— Закрой, пожалуйста, дверь. Не хочу, чтобы нас кто-то потревожил, — напряжённо попросила Кристин, проходя вглубь гримерной, не оглядываясь на свою спутницу. Она и без того была уверена, что Эрика вошла следом, даже на расстоянии ощущая ее присутствие. Даае потянула белые атласные ленты и сняла свою маску с лица, аккуратно положив ее на туалетный столик. А затем и сама, прижав кончики пальцев к столешнице, слегка подалась вперед, вглядываясь в свое отражение. Эрика с этого ракурса не могла видеть ее лица — отсветы свечей плясали на волосах Кристин и на атласе ее изумительного карнавального платья, будто бы напитывая его мягким сиянием и создавая пленительный ореол вокруг самой девушки.

Эрика послушно провернула ключ в замке двери. В отличие от своей хозяйки, ее сердце прекрасно знало, чего ожидать дальше, загодя ускорив свой ритм и начав отдаваться в висках.

За дверью раздалось звяканье покатившейся по паркету бутылки, а также сдавленное хихиканье. Кто-то, перешептываясь, проскользил мимо гримерной в конец коридора, где буквально через несколько мгновений хлопнула дверь. Где-то отдаленно все еще гремел оркестр и, наверняка, пары все так же кружили в танце. И только здесь, в стенах этой комнаты, девушки, наконец, остались наедине, отрезанные от всего внешнего мира и его придирчивого, въедливого интереса.

Гарнье, замерла лицом к закрытой двери. Буквально незадолго до этого, столь бесстыдно прожигая Даае взглядом, теперь она робела обернуться. Словно если она посмотрит на Кристин, случится что-то непоправимое. Или волшебное. Но этого не узнать, не обернувшись.

Собравшись с духом, Гарнье все же развернулась, при этом все так же не решаясь поднять глаз на Кристин. Та тоже молчала, неспешно расстегивая шелковые перчатки. Она аккуратно стянула их и свернула, положив рядом с маской, будто совершая финальные церемониальные приготовления к одной только ей известному ритуалу. Кристин неотрывно смотрела в зеркало, словно также не находя в себе решимости посмотреть в глаза Эрике и начать их диалог.

Но все же в следующий момент в воздухе повисла фраза, от которой Гарнье вздрогнула и вскинула взгляд.

— Я клялась себе сотню раз не начинать этот разговор, — проговорила Кристин, напряженно сцепив беззащитно обнажившиеся руки перед собой и словно обращаясь скорее к своему отражению, нежели к кому-то еще. Ее голос и плечи мелко подрагивали, будто девушку знобило. — Я клялась себе довольствоваться тем, что у нас есть. Но, Боже, Эрика, я так больше не могу.

Девушка развернулась к своей спутнице лицом, и в этом движении читалась отчаянная решимость. И только теперь Гарнье по-настоящему увидела, как колотило Кристин, каким прерывистым было ее дыхание и как потемнели ее глаза, словно враз напитав в себя черноту оперных подземелий. Она сделала несколько медленных шагов по направлению к Эрике. Обычно так приближались охотники в попытке не спугнуть свою добычу, готовясь сделать финальный выстрел в сердце.

И Гарнье все разом осознала. Кристин, безусловно, также ощутила все то, что захлестнуло и саму Эрику в танцевальной зале внизу. Это было искушение, которому обе они не могли противиться. И их нельзя было в том винить — вся ночь словно подталкивала к безрассудству, на которое прежде никогда не хватило бы дерзновения. Правда, уже завтра им придется вернуться в реальность, где все их столь успешные попытки дружеского общения, выстраиваемые последние полгода, пойдут прахом. Эта ночь сделала все зыбким и хрупким, словно весенний лед.

Эрику словно разрывало между долженствованием и ответственностью и тайными желаниями и возможностями, что приоткрывала им эта ночь.

Черт побери, но ведь им следовало помнить, чем это может грозить!

Нет, сегодня им было дозволено забыть об этом.

Гарнье тряхнула головой и в смятении спрятала лицо в ладонях.

Невыносимо. Она не выдержит. Она просто не сможет держать оборону, которая сейчас и так рассыпáлась подобно песочному замку в полосе прибоя. Рассыпáлась от одного только присутствия Кристин рядом. Она не сможет стоять вот так вечно, пряча глаза от выжидающего и требовательного взгляда девушки.

Кристин словно почувствовала эту слабину и тихо произнесла:

— Два правила этой ночи, помнишь? Ты сама их установила. Можно быть, кем захочешь. И делать, что требует сердце при изъявлении взаимного согласия на происходящее.

Гарнье напряженно выдохнула, отнимая руки от лица и ощущая, как внутри вместе с паникой нарастает такая знакомая снедающая лихорадка, изводившая ее все время, но которую пока получалось столь успешно скрывать под толстым покровом ледяного самоконтроля. И вот лед безнадежно трескался.

— Кристин, прошу тебя, давай просто остановимся, — начала было она, но осеклась и лишь беспомощно схватила воздух ртом, увидев, как приближается Даае. В ее плавных движениях читалась мягкая поступь хищницы — это завораживало и пугало одновременно. Гарнье ощутила, как непроизвольно вжалась спиной в полотно двери.

— Я больше так не могу, Эрика. Клянусь всеми святыми, я пыталась. Даже сегодня, увидев тебя в начале вечера, я всячески запрещала себе думать о чем-то большем. Но потом этот безрассудный вальс на виду у всех, многозначительные фразы и пьянящее послевкусие от них, твой откровенный взгляд, твой запах, ощущение твоих рук и присутствия как чего-то неимоверно правильного. Это совершенно свело меня с ума. Это до сих пор сжигает меня изнутри, — Кристин произносила это на одном дыхании, сбивчиво и спешно. Она облизнула пересохшие губы в конце своей фразы. И это простое, казалось бы, движение отдалось чем-то тянущим внутри Эрики. Она отвела глаза, дабы не видеть лица Кристин, ее взволнованного взгляда, в тот момент как девушка продолжила. — Ты сжигаешь меня, понимаешь?

Кристин остановилась практически вплотную к Гарнье. Отступать ей было некуда. В настойчивом стремлении все же перехватить взгляд собеседницы, Даае скользнула ладонью по щеке Эрики, стягивая с ее лица белоснежную полумаску. Затем тонкими подрагивающими пальцами она заправила за ухо упавшую было на глаза девушки прядь волос, и вновь вернула руку на щеку, перечёркнутую тонким шрамом. Кристин с легким нажимом медленно провела большим пальцем по острой линии пореза от скулы все ниже и остановилась на линии губ Гарнье.

«Боже, что она творит?»

Эрика ощутила, как внутри нее будто разжимается пружина, отдаваясь в животе сладостно-тягучей болью. Находиться рядом с Кристин было подобно прогулке по острому крошащемуся льду. Один неверный шаг и провалишься, с головой уйдешь на самое дно, откуда невозможно выбраться живой. Эрика сделала глубокий вдох, в попытке не захлебнуться, но это мало чем помогло — внутри разливалось неодолимое яростное влечение. Оно сдавило горло, не давая возможности дышать. Эрика ощущала, как непререкаемая настойчивость Даае будто бы окончательно поставила ее железную волю на колени.

В этот же момент Кристин подалась вперед, непозволительно сокращая и без того неприлично малую дистанцию между ними, и отчаянно прижалась своими губами к губам Гарнье. Она ощутила, как дрогнули от неожиданности плотно сжатые губы Эрики, чтобы несколькими секундами позже смягчиться и стать податливыми и нежными. Девушка мягко ответила на этот порывистый поцелуй, деликатно изучая губы Даае, а затем плавно его разорвала.

Кристин слегка отстранилась, крепко уцепившись за лацканы мундира Гарнье, и заглянула ей в глаза. И вот теперь Эрика отчётливо видела тот темный, тлеющий огонь, что отражался в глазах Даае перед премьерой в марте. А Кристин различила жаркое, опьяняющее пламя, пляшущее во взгляде Эрики. Мучительное влечение, вожделение, неуемное желание выпить воздух одним лишь поцелуем, стремление нарушать любые запреты и с лёгкостью пойти наперекор всему.

Гарнье ощутила внутреннюю дрожь предвкушения от возможности узнать Кристин: ее мягкие губы, острые скулы, нежную ямку за ухом, точеный изгиб шеи, трепещущую ложбинку между ключицами. Эти мысли сбивали и без того дрожащее дыхание Эрики. Она на несколько секунд застыла не в силах шевельнуться из страха разбить этот миг, но затем, ведомая безудержным порывом, скользнула ладонью на шею Кристин и, притянув девушку к себе, вовлекла Даае в ответный пылкий поцелуй.

К Дьяволу запреты! К черту моральные устои и общественное одобрение!

Этой ночью они перестали существовать.

В этот момент были только они, влекомые непомерным взаимным стремлением наконец-то пересечь ту режущую грань, на которой так долго балансировали. И если поцелуй Кристин при всей его кажущейся требовательности был чувственным и изучающим, то Эрика целовала жадно и исступлённо, словно ждала этого момента все те годы, что была знакома с Даае. Накопленное напряжение, влечение находили выход в этом властном и ненасытном поцелуе, сминая собой любые сомнения и запреты, опьяняя своей вседозволенностью после столь долгого ожидания.

Эрика углубила поцелуй и сделала несколько напористых шагов вперёд, наступая на Кристин и не разрывая этого пленительного неутолимого слияния ищущих и изучающих губ. Даае же подалась назад, покорно увлекаемая движением партнерши. В своем импровизированном страстном пасодобле они пересекли гримерную, и Кристин упёрлась бедрами в туалетный столик. На пол полетели кисти, баночки, шпильки, перчатки, украшения, маска. Но девушки даже не замечали этого, особенно когда Эрика, все же оторвалась от губ Кристин, но лишь за тем, чтобы переместить линию нетерпеливого поцелуя на плавный изгиб ее шеи, обжигающим росчерком спускаясь к ключице.

Даае ощутила, как внутри нее словно разлилась огненная лава, целиком затопившая сознание. Она судорожно втянула ставший вдруг густым воздух и, дрожа всем телом, натянутой тетивой выгнулась навстречу скользящим все ниже губам, впиваясь пальцами в плечи Эрики. Гарнье лишь плотнее прижалась к девушке, упираясь ладонями в край столика по обе стороны от Кристин, и перемещая на руки вес собственного тела.

Внезапно раздавшийся звон стекла вырвал их из плена этого дурманящего и упоительного морока — потревоженное настольное зеркало вдребезги разлетелось по полу сияющими ртутными осколками. Девушки оторвались друг от друга, тяжело дыша и не разрывая нити взглядов, наполненных непомерным всепоглощающим желанием. Они замерли, переводя дыхание. Эрика прижалась лбом ко лбу Кристин, сдавленно выдохнув.

— Безумие, — прошептала она одними губами, на секунду прикрыв глаза. — Ты мое персональное сумасшествие.

В ответ Кристин лишь запечатлела короткий поцелуй в уголке губ девушки.

— И что мы теперь будем со всем этим делать? — спросила Гарнье пытаясь укротить неровное дыхание. Прорвавшись сквозь плотную вуаль вожделения, скрывшую их от всего мира после первого же поцелуя, теперь она начала неизбежно осознавать всю глубину возможных последствий произошедшего.

— Просто жить дальше, — беспечно отозвалась Кристин, обвивая шею девушки руками и прижимаясь к возлюбленной всем телом. Она коснулась губами виска Эрики, и та смиренно склонила голову ей на плечо. — Давай вспомним обо всем этом на утро? Не сейчас, не этой ночью, прошу тебя.

Все вопросы казались второстепенными. Наконец-то они смогли пересечь эту черту и осознать глубину взаимной потребности обладать друг другом, отчаянного стремления одной чувствовать вторую рядом.

Даае скользнула ладонью за высокую стойку мундира и нежно пробежалась тонкими пальцами по шее девушки, замершей в ее объятиях, чем вызвала очередной острый выдох с ее стороны. Кристин лукаво улыбнулась — кто бы мог подумать, что стальная Гарнье оказалась столь отзывчива на ласки.

В этот момент в дверь нетерпеливо и настойчиво забарабанили.

— Да черт бы вас всех побрал! На этот раз мы даже закрыли дверь, — разочарованно простонала Эрика, вызвав тем самым сдавленный смешок со стороны Кристин. Закусив губу, та пытливо наблюдала из-под полуопущенных пушистых ресниц за дальнейшими действиями возлюбленной, при этом непреклонно не выпуская Эрику из плена своих рук, обвивающих ее шею. — Я не стану открывать. Пусть катятся к Дьяволу.

К вящему удовольствию Кристин, Эрика скользнула по ее талии ладонями и разомкнула губы девушки своими, но в дверь снова дробно застучали. Гарнье оторвалась от поцелуя и раздраженно выдохнула.

— Пойдите к черту! — рявкнула она неистово через плечо. И, по идее, любой явившийся от этого окрика должен был действительно немедленно провалиться прямиком в преисподнюю.

— Мадмуазель Гарнье, мадмуазель Гарнье, если Вы там! Это крайне срочно! Пожалуйста!

Это был голос Мэг, и в нем был явственно различим страх. Память сразу же оживила воспоминания о событиях предшествующего месяца.

Эрика нехотя отстранилась от Кристин и направилась к двери. Одернув мундир и скользнув ладонью по волосам, пригладив тем самым слегка растрепавшийся хвост, она провернула ключ и распахнула дверь. На пороге действительно застыла перепуганная балерина.

— Мадмуазель Гарнье. Вас ищут жандармы, — девушку била дрожь, отчего некоторые слова были плохо различимы. Эрике даже показалось, что она ослышалась, и оттого вопросительно вскинула брови, на что Мэг, судорожно сглотнув, все же пояснила пляшущими от страха губами. — Они нашли тело Буке. Здесь, в опере.

Эрика опешила. Быть того не могло! Она не видела этого пьяницу с момента их стычки. С учетом ее предшествующих предостережений в адрес мужчины, перед ней он благоразумно не появлялся — расчет произвели Андре с Фирми.

— Что? — ошарашенно выдохнула подошедшая Кристин. И перевела непонимающий взгляд на Эрику. — Как такое могло произойти?

Гарнье хмуро молчала.

Взгляд Мэг метался между Кристин и Эрикой.

— Я… Я не знаю. Как мне сказала мамá, жандармы не стали устраивать шум на балу и тревожить господ. Мсье Фирми просто объявил, что маскарад завершен и возглавил карнавальное шествие. Но там ищут именно Вас, мадмуазель Гарнье, — сбивчиво пояснила испуганная Жири. — Там у Вашего кабинета караулят жандармы.

Эрика напряженно выпрямилась. Вся эта ситуация казалась какой-то невероятной и гротескной. Она сосредоточенно поправила перчатки на руках и, буквально на секунду замешкавшись на пороге, оглянулась и натянуто проговорила:

— Закройте дверь на ключ и никому не открывайте. Я скоро приду.

— Эрика…

Но та уже вышла из гримерной и стремительно направилась в сторону лестницы.

Мэг прошмыгнула в помещение и послушно заперла дверь, провернув ключ в замке. Она пробежала недоуменным взглядом по разбросанным по полу вещам и осколкам разбитого зеркала, но промолчала. В то время, как Кристин так и осталась беспомощно стоять посреди комнаты. У нее засосало под ложечкой.

«Эрика не вернется так быстро, как обещала».

Эта непонятно откуда взявшаяся мысль была пронзительной и оттого лишь более пугающей. Как это было тогда, когда мадам Жири увела ее с собой для разговора. Тогда у Эрики был точно такой же взгляд, как и сейчас — в нем ртутью плескалось непонимание, тревога и решимость. И в этот момент у Кристин возникло стойкое ощущение непоправимого. Ее сердце защемило от тоски и безысходности. Девушка опустилась на стул, глядя на осколки разлетевшегося зеркала. Казалось, что в каждом из них отражался не огонь свечей, а все еще плясало жаркое пламя, затоплявшее гримерную буквально десятью минутами ранее.

Словно не замечая присутствия Мэг в комнате, Кристин неосознанно и осторожно притронулась подрагивающими кончиками пальцев к губам, шее, ключице, проследив до конца тот путь, что до этого проделали губы Эрики. Но от этого стало лишь хуже — растревоженные поцелуями губы ныли в тоске по ее возлюбленной, требуя продолжения и начисто лишая внутреннего покоя.

Кристин встала и нервно прошлась по гримерной, ощущая лишь нарастающую гнетущую тревогу.

Любовь к Эрике никогда не была простой задачей, но порой она выглядела как истинное испытание, на прохождение которого Кристин согласилась добровольно. Она не роптала. Это не ощущалось как нечто невыносимое, но порой все еще несколько пугало своей непредсказуемостью.

Так и сейчас, Кристин чувствовала неладное, но ничего не могла с этим поделать. Она еще раз прошлась из угла в угол гримерной, а затем решительно направилась к шкафу и извлекла из него свое дневное платье.

Маскарад окончен, как и его волшебство.

— Мэг, помоги мне, пожалуйста, сменить наряд? Мне необходимо выяснить, что же там происходит.