Сначала ты искал меня. Жадно улавливал отблески — в улыбках и взглядах с экрана, в героях любимых книг, в воображаемом идеале. Улавливал, хранил бережно, до совершенства доводил эскизы. Да, пытался даже рисовать буквально. Но это точно не твое, прости!
Тебе нравился контраст — насмешливого нрава и трагичной сущности. Ты всегда был чуток к играм света и тени. Но не важно было, вскидывается ли надменная бровь на загорелом лице, обрамленном белокурыми локонами, или безумный блеск отчаянных глаз виден из-под темной челки — важна элегантность, с которой изящная кисть поправляет трухлявый манжет; важно упорство, с которым обреченный бунтарь стремится к своей славной гибели.
Ты придирчиво отбирал и прятал в закромах своей памяти самое главное. Ты создавал меня.
Казалось, мы легко поладим. Тебе не было и пятнадцати, когда ты впервые попытался познакомиться лично. Конечно, первый блин комом. Конечно, ты слишком плохо понимал меня, понимал себя, поддавался шаблонам. Закономерно: дважды переписанную тетрадь — черновик, чистовик — пожрало трескучее пламя. Мы не жалели. Не о чем жалеть.
Всё-таки возраст согласия важен, не так ли?
Потом ты стал ошибаться. Едва оперившись, ринулся в вольный полет. В поисках яркой натуры постоянно залетал не туда. Но возможно, сейчас во мне просто говорит ревность. Ведь так и хочется воскликнуть: «И что ты в них нашел!» Смешно, друг мой. Это я убедил тебя, что не способен на ревность? Или всё-таки ты — меня?..
В любом случае, теперь мы оба знаем, что все они были просто подменой. Нет, ты не пытался заменить меня. Подменял их. Снова ловил лишь отблески и тут же дорисовывал остальное. Увидишь у кого-то длинную челку, пронзительный взгляд — и вот уже кажется, что и душу его ты узнал. Что он — это и есть я. Забавно.
А помнишь первую любовь? Скажи на милость, чем этот полноватый смешливый парень в цветастой рубашке напомнил тебе романтического героя? Ты приписал ему элегантный цинизм, звериное обаяние, горделивую невозмутимость. Хоть что-нибудь осталось от него самого? Ах да — плети…
Нет, как раз к нему я точно не ревную. Он оказался идеальным холстом — чем сильней чувства, тем меньше видно за идеализированным образом реального человека. Тем ближе тебе удалось подойти ко мне. И рассмотреть.
Впрочем, он снится тебе до сих пор. Не совсем он… Ты знаешь.
Теперь-то ты всё понимаешь правильно.
А тогда… После череды камбэков вы расстались, а поиск отражений продолжался. И личных встреч ты больше не искал. Забыл способ. Даже в книгах перестал высматривать весточки — собирал меня из реальных людей. Думал, что живешь настоящим.
Тот парнишка на скейте показался тебе таким странным — раздражающе резким, быстрым. Опасным, как сухой порох. Кто бы мог подумать, что ты слепишь из него бунтаря? Он станет твоим огнем и ветром. Он оказался на пару лет младше. Теперь он примерный семьянин. Где бунт, где пожар, ураган?.. Правильно — всё это ты отдал мне.
Ты скучал по мне, ты искал меня — и находил. Не мог не узнать — под самыми разными масками. Что поделаешь, раз уж половые гормоны подталкивали тебя сосредоточиться на реальности, приходилось пользоваться чужими телами. Я всё равно не смог бы покинуть тебя.
А ты не вспоминал о нашем неизбежном свидании, хотя в «реальной жизни» разочаровался довольно быстро. Почти сразу сбежал от неё в законный брак. Дружный альянс. Замкнутую друг на друге пару. Времени на меня не осталось. Десятилетие безвременья.
Что ж, поставим на перемотку. Не о чем говорить. Семейный быт — не моя тема, ты знаешь.
Потом — вернулись книги. Я же говорил! Как я тебя оставлю! В конце концов ты начал понимать…
Что этот великолепный мерзавец — слишком наивен и немотивированно жесток. Я не таков. Ты бы сделал иначе.
Что этот опаленный адским пламенем герой — чересчур добр в глубине души и слишком падок на ласку. Я не таков. Ты сделал всё иначе.
Ты наконец-то сделал! Создал. Встретились. Никто и не ожидал.
Никто не сомневался.
Подумаешь, для этого всего лишь понадобилось, чтобы рухнул привычный мир! Совершенно не имеет значения, что ты бездарно потратил половину жизни. Не важно. Правда. Ведь теперь ты слышишь меня. Теперь я говорю через тебя, и ты — счастлив. Так ведь?
***
— Помнишь, как всё начиналось? — шепот в ночи и сплетение пальцев.
— С бессонницы?
— Нет. Раньше.
— С того сна?..
— Ну конечно! — усмешка.
Покачивание головой:
— Ты редко проникаешь в мои сны.
— Тебе так кажется! — насмешливое возмущение. — Ты просто не запоминаешь. И этот не запомнишь… — вздох? — К тому же я почти всегда в других обличьях. Прорываюсь к тебе, как могу!
— Тот сон запомнился, — невидимая улыбка. — Вот ты говоришь, что я в нем нашел? А ведь сам и подтолкнул!
— Ещё я говорю, что это был отличный холст! А без моих подсказок не случилось бы чуда.
— Чуда первой любви?
— Чуда узнавания героя, друг мой! Что мне твоя любовь? — заразительный смех.
***
Ты — мой смех. Моя эйфория. Ты — мой герой.
Многоликий.
Тебя слишком много, чтобы уместить в одну персону. Ведь не зря, чтобы собрать тебя, приходилось влюбляться снова и снова. Ты не ревнуешь, я знаю. Я ведь чувствовал, что это всегда был ты.
Зато по опыту понял, как одно наваждение успешно побеждает другое. Но всё-таки не догадывался, что истина так проста. И что она — в тебе.
Нет, не первая любовь указала мне верный путь. И не вторая. И укрыться от предначертанной встречи в самоотречении быта не удалось.
Всё, конечно же, началось гораздо раньше. Всё теперь не закончится — никогда.
Потому что я поймал тебя — на кончике пера, как сказали бы раньше. Зафиксировал — в тысячах килознаков, как измеряют в наши дни.
Я искал тебя, не зная, что сначала должен создать. Отыскивал в чужих грёзах осколки, частички калейдоскопа. Смотрел сквозь цветные разбитые стекла на живых воплощенных людей.
Ты думаешь, я заблуждался. Но ведь это же тоже метод! Живой огонь воскрешает мертвую букву. Реальность одухотворяет плотскостью идеал. Никто не пострадал — все всё понимают. А если нет, им же хуже! В любом случае, оно того стоило. Ведь в итоге я создал тебя.
***
— Это кто ещё кого создал? — смеется.
Рыжие кудри, черные пряди, блондинистые локоны обрамляют бледное, смуглое, загорелое — всегда красивое — лицо. Ниспадают на мраморные, бронзовые плечи. Повадка порывистая и плавная. Но в насмешливом голосе — всегда — печаль.
Нет, это не собирательный образ всего самого-самого. Это демонстрация неважности внешних черт.
Герой многолик. Писатель — совсем без лица.
Поэтому и необходимы друг другу.
— Я — тебя, полагаю, — бровь приподнята, пожатие плеч. Так уж описывают эмоции! Продолжим диалог: — Есть возражения?
— Посмотрим, кто кого! Ночь на ночь не приходится, — надежные руки, цепкие пальцы увлекают превратить лирическое эссе в эротическое. Противиться незачем. Как можно противиться недостижимой, воплощенной мечте?
Тела льнут друг к другу. Пигмалион и Галатея? Нет, скорее Нарцисс и Нарцисс. Все всё понимают. Писатель и герой создают друг друга взаимно. Обоюдно. Проникают друг в друга, теряясь в отражениях, споря с эхом. И в лучшие моменты напрочь забывают о наблюдателе! О читателе. Вот как сейчас.
В этой постели всегда — трое. В этой комнате всегда — один.
Писатель видит сон. Герой откидывает голову, позволяя ухватить за волосы. Всегда длинные, так уж вышло. И венка на шее пульсирует под смуглой-бледной кожей. Всегда призрачная, но тем более отчаянно имитирует жизнь. Как далеко мы зайдем? Насколько растворимся в экстазе? Какую буковку рейтинга заслуживает это шоу?
Ведь этот герой не потерпит ханжества. Ведь этот писатель знает, что именно было не так. Дерзнул поправить. И вышло как вышло. И всё ещё выходит. С каждым нажатием клавиши. С каждым откровенным толчком. До краткой обманной вспышки.
Чтобы каждый раз начинать заново. Чтобы повторять вновь и вновь.
***
— Так кто кого создал?
— Ну, в этот раз ты был сверху!
Смеешься, смеешься, смеешься. Придавливаешь призрачной тяжестью.
Мы знаем, что не запомним этот сон.
Так надо. Чтобы было что припоминать, набирая тексты. Так должно быть. Чтобы озарения, будто из ниоткуда, врывались в постылую явь.
В поисках идеала личность не может не измениться. В становлении героя создатель, конечно же, играет немаловажную роль.
Мы продолжаем друг друга.
Так кто кого создал? На самом-то деле, совсем неоднозначный вопрос.