Жил да был офисный работник. Умерла у него жена, остался мужик с тремя дочками. Хотел он нанять менеджера по клинингу — в квартире прибирать, но младшая дочь Маша сама вызвалась заниматься уборкой.
Любил отец Машу: и умная, и работящая, и умела многое, а если отмыть — так еще и красавица. Дело в том, что Маша, она же Мара, входила в городскую шайку готов, поэтому увидеть ее без мрачного макияжа и крашеных в черный волос — было редкостью. А сестры у нее были жадные, вредные, а модницы — до кожного жира просто. Весь день Инстаграмм листают, белятся да румянятся, в наряды от Гуччи и Диор наряжаются.
Поехал мужик на Черкизовский рынок и спрашивает:
— Что вам дочки купить, чем порадовать?
— Купи нам, папочка, колготки в сеточку.
— Как я их вам куплю, родненькие, если вы их наденете — и ноженьки ваши белые как балыки в сетке станут?
— Все равно купи!
А Маша стоит и молчит.
— А тебе, младшенькая, что привезти?
— А мне, отче, привези медиатор Финиста…
— Каво?..
— Ну че ты, пап, не знаешь Машкины тараканы? Певец это, из ее страшных. В группе выступает с упырями, в «Могила твоего мозга»…
Вернулся мужик, колготки привез, а медиатор так и не достал. Поехал в следующий раз.
— Что вам дочки купить, чем порадовать?
— Купи нам, папочка, лабутены красные.
— Как я вам их куплю, родненькие, если вы на каблуках ходить не умеете — как кот после кастрации шататься будете?
— Все равно купи!
Маша молчит.
— А тебе что…
— Медиатор.
Вернулся мужик опять без медиатора. Еще раз собирается.
— Купи нам, папочка, накладные бразильские попы!
— Как я вам их куплю, если ваши гамбургеры и так хороший эффект дают?
— Купи!
Вздохнул мужик, посмотрел на Машу.
— Медиатор?
— Медиатор…
Весь Черкизовский обошел, купил бразильские достоинства, а медиатора так и нет. Начал уходить, как навстречу ему дядя Вахтанг.
— Вах, дарагой, что грустный такой, слушай? Как случилось что…
— Да вот, младшенькую не могу порадовать. Трудный подросток она у меня — всем девочкам шмотья подавай… А она говорит: «Хочу медиатор Финиста из «Могила твоего мозга» и все!
— Вах, дарагой, без дела кручинишься! У меня эта фигнюшка! Ты, слушай, человек хороший, забирай!
Вернулся мужик, отдал подарки. Маша взяла медиатор, и по лицу пробежала живая улыбка. Сестры смеются над ней, пытаясь колготки натянуть на свои накладки.
— Как была дура, так и осталась!
Наступила ночь. Маша подняла прикроватный коврик, бросила медиатор на начертанную пентаграмму и говорит:
— Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!
И явился ей парень, красоты неописуемой: фигура — без бабушки жил, макияж — на стене белил меньше, волосы — двоюродный брат Рапунцель. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Маша окно, и улетел сокол к синему небу.
Три ночи Маша обряд проводила, сестры это заметили. Решили они наказать сестру — фрика: в ее отсутствие смыли пентаграмму, а медиатор выкинули. Ночью Маша подняла коврик, а там выцарапано: «Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда три пары берцев сносишь, трех бабок напугаешь, трех атеистов креститься заставишь». Заплакала Маша, тушь размазала, и стала еще более жуткой. Пошла к отцу.
— Пойду, отче, к Финисту, на звукозапись. Жива буду — свидимся, умру же — все там будете…
Шла она химзаводом, шла темными кладбищами, мутными шарагами. Студенты рожами кислыми ей сердечко радовали, депрессивный осенний дождик ее белое лицо умывал. И никто не мог Машу тронуть: коллекторы, бомжи, военком — все к ней сбегались, ластились. Три пары берцев сносила, трех бабок напугала, трех атеистов креститься заставила. И вот выходит она на дом, глядит: в 13 квартире агент Орифлейм живет. Стучит: открывает баба Галя — ботекса краля, грудь из угла в угол, губы на грядке, а ресницы к потолку приросли.
— Тьфу, тьфу, неформальным духом пахнет. По делу али от дела?
— Ищу Финиста — ясна сокола.
— Ох, дурнушка, трудно тебе будет его искать! Твой ясный сокол за тридевять кварталов, в тридевятой студии звукозаписи. Опоила его зельем злая гримерша и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе айфон серебряный и чехол золотой. Когда придешь в тридевятую студию, наймись работницей к гримерше. Покончишь работу — бери айфон, надевай чехольчик, само показывать будет. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Маша бабу Галю и пошла. Потемнел квартал, страшно стало Маше, боится и шагнуть, а навстречу мент. Вышел к Маше и говорит:
— Не бойся, Машка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
Подмигнул мент и был таков, а Маша пошла дальше.
Вышла Маша к студии, увидела гримершу. Подошла к ней:
— Не знаю, как тебя звать, но мне работа нужна…
— Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть и ткать и вышивать.
— Все это я могу делать.
— Тогда проходи и садись за работу.
И стала Маша работницей. День работает, а наступила ночь — взяла она айфон серебряный и чехол золотой и говорит:
—Покажи мне моего милого.
И предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на него Маша и слезами заливается:
— Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!
Подслушала гримерша ее слова и говорит:
— А, продай мне, Машка, айфон серебряный и чехол золотой.
— Нет, — говорит Маша, — они непродажные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста поглядеть.
Подумала гримерша, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.
Настала ночь. Входит Маша в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой — ясный сокол, восстань!
Спит Финист, не просыпается. Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко. Заплакала Маша:
— Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марочку свою погляди, к сердцу своему ее прижми!
Зазвонил телефон — отец Маше позвонил. Огласила комнату музыка тяжелая, очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Машу. Обнял ее, поцеловал:
— Неужели это ты, Марочка! Три пары берцев сносила, трех бабок напугала, трех атеистов креститься заставила и меня нашла? Поедем же теперь отсюда.
И стали они жить поживать да добра наживать, в одной группе выступать. А когда стукнуло Маше восемнадцать, Финист ее в жены взял, свадьбу сыграли и в Берлин укатили. И я у них был, пиво пил да сосиской баварской закусывал.