Тема родительства не была в их паре табу, но Дима и Август всё равно никогда толком её не обсуждали. На начальных этапах это казалось чем-то далёким и несущественным, а потом и вовсе расплылось в разговорах о других, более реальных, а не гипотетических, вещах.
Они вдвоем так красиво складывались в одну красивую картинку, что идеалистичный Дима не мог допустить, что их мнения в чем-то столь важном могли разойтись. В его голове золотые замки строились не из-за дорогих подарков или тонны внимания, не из-за ошеломительного секса и жарких поцелуев, а из-за четкой уверенности в том, что однажды Август исполнит все его тайные мечты. А мечтал Дима о многом.
Ему никогда не хотелось жить в особняке или есть устриц на ужин, он не стремился к популярности, не жаждал власти. Он бы соврал, если бы сказал, что верит в рай в шалаше, но ему не нужны были пафосные изыски, только умиротворяющее спокойствие вместе со своей второй половинкой и чья-то рука в своей.
Он мечтал об уютной квартирке в новом красивом районе со свежим ровным асфальтом, высокими фонарями и добродушной консьержкой за стеклом; о маленькой и смешной или большой и доброй собаке, с которой по утрам можно было бегать за мячиком по стилобату; о работе, помогающей людям и не выматывающей его до трясущихся рук; о нежных поцелуях под пледом в перерыве от просмотра боевиков; и уже в последнюю очередь об абстрактных детях, хватающих его за мизинец…
Дима рассказывал Августу только о части своих сокровенных желаний, потому что стыдно было признаваться в такой приземленности. Если и было что-то, в чем они совершенно не сходились, так это в амбициях.
Они были как «котик-мурлыка, муж работящий» и тот надутый чувак, который на «построишь» отвечал «куплю». Только в их случае по любви и взаимности.
Желания и мечты Августа всегда казались слишком масштабными. Он хотел основать многомиллиардную империю, купить участок на тысячу гектар, чтобы засадить его сосновой рощей, каждый день пробовать новую еду от лучших поваров (и никогда не повторяться), а ещё построить собственную космическую станцию на луне, чтобы считать себя покорителем космоса. Когда и как между этими сумасшедшими идеями о бесконечной власти и деньгах затесался Дима, никто из них не понял, но Август каждый раз добавлял в свои вдохновлённые рассказы его имя и целовал так, будто не просто мечтал, а обещал исполнить каждую свою безумную цель.
Оговорок про детей, однако, в его рассказах не происходило. Но Дима как-то подсознательно решил, что тот просто не думал о них, занятый открывающимися перспективами в бизнесе, поэтому не уточнял.
Поэтому и ещё потому, что боялся услышать отрицательный ответ.
Он успокаивал себя тем, что это, на самом деле, не было первостепенным, и что даже если Август лет через пять скажет, что не хочет и никогда не хотел быть отцом, Дима сможет смириться.
Вот только ещё пять лет ждать не пришлось.
С таблетками у них обоих всегда были проблемы. Август ненавидел их, потому что те напоминали ему о проведенном в больнице детстве, и постоянно шутил, что зарабатывал деньги для того, чтобы не думать о том, какие витаминки ему пить, а просто решить проблему, когда та появится. Дима же просто в этом не разбирался и, начитавшись отзывов и статей о мировом фармацевтическом заговоре, предпочитал рисковать только в случае острой необходимости.
Такая необходимость появилась несколько месяцев назад, когда цикл течки внезапно начал давать серьёзные сбои. На два листа побочек от гормональных контрацептивов Дима смотрел с широко распахнутыми глазами и расползавшейся по кровотоку тревожностью. Но Август тогда успокаивающе чмокнул его в лоб, сворачивая огромную инструкцию в толстый прямоугольник, и добавил себе в телефон новую задачу на каждый день календаря, чтобы напоминать Диме о времени приема препаратов.
Наверное, из-за этих дурацких таблеток всё и пошло наперекосяк. Первый назначенный препарат не подошёл. Диму бесконечно тошнило, он начал набирать вес, чувствовал тяжесть и необъяснимую апатию. Хоть цикл течки и нормализовался, приобретенный эффект не стоил того одноразового облегчения. Он снова сходил к врачу, корректируя назначение, и выбросил все три заранее купленные пачки старого препарата.
Необходимость купить новые контрацептивы постоянно откладывалась то из-за работы, то из-за бесконечной усталости, а сказать Августу об этом, чтобы он послал кого-то из подчиненных, он просто-напросто забывал. Пропущенная неделя казалась незначительным сроком, и Дима даже не думал о том, что на этот период в их секс следовало вернуть презерватив. Он снова начал пить таблетки, не особого беспокоясь о небольшом перерыве, но, как оказалось, сделал это зря.
В первое время тошноту и слабость он привычно списывал всё на те же побочные эффекты. Его раздражало, что в современном мире никто до сих пор не мог предсказать влияние фармацевтики отдельно на каждый организм и что ему приходилось лечиться методом проб и ошибок. Это варварство делало его злым и раздраженным. Готовый ругаться, он пришел к врачу в третий раз, как только закончилась первая упаковка, но долго быть бешеным у него не получилось.
Беременность оказалась неожиданностью. Пятинедельный срок, в течение которого Дима был полностью уверен, что виновником его токсикоза стали принимаемые гормоны, рубанул обухом по голове. По приезде домой он выбросил ещё три пачки уже новых таблеток, но спустя пять минут разглядывания мусорной корзины, достал их обратно, пряча в ящике рабочего стола. Объяснять всё это Августу он был пока не готов.
– Сегодня задержусь на работе, ложись без меня, – сказал Дима, застегивая рубашку.
– Сложное дело? – сонно уточнил Август, прикрывая зевок.
– Накопилось много бумажек, полночи с Игорем будем заполнять отчёты.
Врать было непривычно, но сказать правду Дима пока не мог. Ему нужно было сдать кровь и ещё пару назначенных врачом анализов, которые он не успел сдать в первый раз. Хоть ему и сказали, что на ранних сроках контрацептивы никак не должны были повлиять на эмбрион, Дима всё равно нервничал, а раз нервничал он, то нервничать начал бы и Август, которому пришлось бы признаться в цели этих дурацких анализов.
Из очевидных плюсов частных клиник можно было выделить возможность не стоять в очередях и не приезжать второй раз за результатами и разъясненияии, потому что всё необходимое легко могли отправить тебе на почту. Дима выдохнул, пролистывая многочисленные строчки египетских иероглифов, только когда прочитал в человеческом заключении, что всё хорошо. Рисков не было, осложнений тоже, и единственное, что продолжало висеть над Димой черной тучей - необходимость разговора с Августом.
Они жили вместе уже почти три года, но женаты не были. Наверное, этот факт как-то притуплял Димино сознание, заставляя не задумываться ни о детях, ни даже об их гипотетической возможности. Казалось, раз до свадьбы их отношения ещё не дошли, то до карапузов им и вовсе было как пешком до Саратова.
– Я поехал, – сообщил Август, ловя в коридоре суетливого омегу, чтобы на прощание поцеловать. – Ты выпил таблетки?
– Выпил, – он снова солгал, потому что сообщать важные новости в коридоре перед работой не хотелось.
– Все хорошо? Ты какой-то отстраненный в последнее время, – потирая пальцем случайно обслюнявленную щеку, Август не переставал улыбаться.
По его мягкому выражению лица и тёплому тону, было понятно, что он ещё не забеспокоился всерьез, значит, ещё было куда тянуть время.
– Да, просто опять тошнит по утрам, – честно ответил Дима, зная, что не вызовет подозрений.
– Mon soleil, – чужой тихий голос как будто втягивал в невидимые объятия, – давай я попрошу кого-нибудь отвезти тебя в больницу. Сhe cazzo? Эти таблетки тебя так мучают!
Он выглядел одновременно сочувствующе и раздражённо. Захотелось обнять его, такого заботливого и взволнованного по-настоящему, и Дима не стал сдерживаться, смыкая руки на чужой пояснице. В последнее время запах Августа, помимо возбуждения и радости, успокаивал его.
Хорошо, что собственный потихоньку изменяющийся запах, пока оставался незаметным.
– Всё нормально, я уже был, сдал анализы, – признался он, опуская главную деталь, чтобы сбить чужое напряжение.
Ещё крепче стискивая Диму в ответ, Август нехотя выпрямился и привычно чмокнул омегу в лоб.
– Скажи мне, когда придут результаты, – попросил он, отправляя с часов просьбу подогнать машину.
– Обязательно, – кивнул Дима, чувствуя укол вины.
Следующие две недели он потратил на то, чтобы позагоняться. Честно подыскивая момент, чтобы всё рассказать, Дима продолжал скрываться и делать вид, что исправно пьет свои таблетки. Он узнавал, что в случае, если захочет прервать беременность, лучше сделать это до двенадцатой недели, и время, как бы много его ни казалось, неумолимо текло.
Он, конечно, переживал не только из-за реакции альфы. Помимо этого его беспокоили перспективы собственной жизни. Диме было двадцать пять, он только-только начинал оседать, понимать свои чувства и желания, строить карьеру. Затевая разговор, ему хотелось быть уверенным в собственной позиции. Какую точку зрения он будет отстаивать, если придется спорить, и придется ли вообще? Август вполне мог оказаться рад намечающемуся отцовству. Он был старше, богаче и гораздо собраннее, возможно, идею отказа от этой беременности он воспримет личным оскорблением, и поставит ультиматум…
На самом деле Дима не верил в то, что альфа действительно мог принудить его, но чувства – штука хрупкая и непонятная, так что следовало быть готовым ко всему. К переживаниям о том, что Август может не хотеть этого ребенка, добавилась неуверенность в том, что сам Дима хочет его. Мысли об этом пугали и путали. Тонны противоречивых высказываний, услышанных за жизнь, камнем тянули под воду. Он чувствовал, что не мог позволить себе думать об аборте, его пугало даже само слово, которое он старательно не произносил вслух, но ещё он вспоминал, что доблестные омеги боролись за его право жить так, как он хочет, вот только как именно он хотел, всё никак не получалось понять.
Тревога росла, как снежный ком, а тем временем в разговорах с Августом стало появляться всё больше и больше «подходящих моментов».
– It’s a right dog’s breakfast! – покачал головой альфа, оттягивая воротник рубашки.
– Что? – быстро свернув на телефоне какой-то дурацкий форум по теме родительства, Дима сосредоточился на чужой напряжённой спине.
– Говорю, что у нас полный бардак.
Август выглядел уставшим. Он задержался в офисе дольше, чем рассчитывал, и, кажется, был раздражён.
– Что случилось? – участливо поинтересовался Дима, взглядом указывая на свободное местечко рядом с собой.
– Кто-то накосячил в рассчетах, поэтому нам не хватает материалов из закупки, – объяснил Август, роняя голову на чужое плечо. – Это почему-то выяснилось только сейчас, и мы сможем выпустить на четыре единицы меньше, в лучшем случае, чтобы не потерять в качестве и успеть ко всем срокам.
– И никто не заметил? – удивился Дима. Он разбирался в чужой работе ровно настолько, чтобы примерно понимать уровень загруженности своего альфы, к бизнесу во всех его аспектах у него никогда не было тяги.
– Нет, потому что начальник отдела уходит в декрет, а его заместитель решил, что до него всё проверили и перестраховываться не стоит.
Новость о чьем-то декретном отпуске сработала красной тряпкой. Конечно, это ничего не значило, но логический ряд прослеживался легко: беременность, проблемы, раздражение.
«Сейчас точно не стоит», – решил Дима.
– Я так вымотался, – Август повернул голову, утыкаясь в изгиб услужливо подставленной шеи.
Уже рефлекторно Дима отклонил голову в противоположную сторону и легонько провел пальцами по темным волосам. Альфа всегда становился тише и спокойнее, когда чувствовал природный омежий запах.
– Пахнешь… – Август прижался сильнее, шумно вдыхая аромат, и на секунду замер, подбирая слово, – дыней.
Сердце стукнулось о ребра с такой силой, что грозилось их сломать. Дима попытался незаметно сглотнуть страх, но всё равно в панике задышал чаще. Он никогда не пах дыней, и Август прекрасно это знал.
Если тот сейчас не догадается о беременности, то решит, что Дима был с кем-то на стороне, а тут уж точно не стоило гадать, какую реакцию вызовет подобная догадка.
– Новые духи? – спросил внезапно Август, и в его тоне не было слышно сарказма или злости, как будто он даже не пытался искать оправдание внезапно появившемуся запаху.
– Крем для лица, – уцепился за соломинку Дима, надеясь, что реакции собственного тела не выдадут его ложь, – Юля сказала, что нужно мазать от солнца.
Август только кивнул, закрывая глаза, и переместил голову на Димины бедра. Он подтянул к себе ноги, неудобно укладываясь на диване, и обнял чужие колени, собираясь дать себе время отдохнуть.
На следующий день Дима на всякий случай купил крем с изображением дыни на коробочке и поставил его в ванной.
В следующий раз паника настигла его по причине гораздо более глупой.
– Такой красивый, – шепнул Август, кусая обнаженное плечо.
Он, весь вспотевший и вымотанный, гладил чужие ноги, закинутые к нему на плечи, и сыпал комплименты, вгоняя Диму в краску. Наверное, если бы они уже не зачали ребенка, то точно сделали бы это в этот раз, потому что Август был так нежен и раскрепощен, что Диме оставалось только метаться по простыням и кусать губы.
Оргазм был просто крышесносным, и сложно определить, способствовали этому беременные гормоны или сегодня был действительно особенный раз.
Говорить совершенно не хотелось. Дима тяжело дышал, чувствуя, как неприятно липли ко лбу волосы, но в остальном был полностью расслаблен. Обычно он любил в сексе вести. Омега-полицейский раскрывался особенно ярко во время течки или гона, заставляя Августа поддаваться чужому разврату, а в обычное время просто добавлял искры в их интимную жизнь. Но в этот раз альфа решил быть в полной мере сверху. Вылизав, зацеловав и замучив своего омегу, Август упоенно рассматривал его красные щеки и постепенно розовеющие засосы на груди. Он казался таким сильным и уверенным с нижнего ракурса, что это даже постфактум сводило с ума.
– Второй заход, я не… – Дима перевел дыхание, пытаясь убрать одну ногу с наверняка уставшего от её веса плеча, но пальцы Августа не дали этого сделать.
Он перехватил Димину ступню, с силой надавливая на мышцу, и омега застонал, чувствуя, как напряжение прокатилось по телу, а потом в секунду отступило, погружая в блаженство.
– Тебе понравилось? – спросил Август хрипло.
Ответить получилось только протяжным стоном, спровоцированным внезапным массажем ног. Может, второго захода Дима и не переживет, но никто не мешал ему попробовать.
Вот только Август не торопился. Он, уложив чужую голень на её законное место на своем плече, пристроил ладони на животе Димы. Омега напрягся, совершенно забывая и о шикарном сексе и о коротком, но действенном массаже. Из каши в голове быстро образовался тугой комок переживаний. Приподняв голову, чтобы удостовериться в правдивости ощущений, Дима с ужасом проследил за тем, как Август с самой мягкой своей улыбкой наклонился к его животу.
– Люблю тебя, – шепнул он, целуя чуть выше паха.
Проконтролировать свои действия не удалось, и Дима случайно ударил Августа ногой по щеке, пытаясь отползти на кровати повыше.
Он тут же заметил неподдельное удивление на красивом лице и крайне растерянный вид альфы. Продолжая держать ладони в воздухе, как будто чужое горячее тело всё ещё было там, Август глупо хлопал глазами.
– Ты чего? – спросил он ошарашенно, и Диму почти убило чувством вины.
Только что такой милый, заботливый, внимательный – просто идеальный, Август ему улыбался, гладил его, любил, а теперь смотрел так, будто считал, что где-то успел облажаться, хотя это Дима налажал во всём, в чем только мог.
– Говорю же, что второго захода не вынесу, – попытался отмахнуться он.
Вот только вместо облегчения на лице Августа почему-то отразилось разочарование. Попытавшись понять причины и быстро исправить ситуацию, Дима придвинулся обратно и, неловко из-за душащего стыда, поцеловал в краешек губ.
– Я тоже тебя люблю, – сказал он, складывая руки на коленях и пытаясь состоит весёлый вид.
Это почему-то не сработало, и вместо того, чтобы забыть и лечь спать в обнимку, Август, качнув головой, встал.
– Я, наверное, пойду в душ первым, – сказал он слишком мрачно, и Диме захотелось хорошенько приложиться о стену головой.
Всё то время, пока альфы не было, он раз за разом прокручивал в голове сцену того, как Август целовал его живот. Знай он о беременности, стал бы делать так же? Его тихое «люблю тебя», как будто адресованное Диме, ощущалось каким-то другим, не похожим на все другие признания. Пытаясь не ненавидеть себя за молчание, Дима усиленно пытался расслышать, что же его собственные чувства говорили о ситуации, но в итоге только заснул, так и не дождавшись своей очереди в душ.
Навязчивые мысли прогрызали черепную коробку. Второй месяц беременности подходил к концу, а Дима всё ещё купался в растерянности.
Рассказать обо всём, казалось, нужно было не только для того, чтобы увидеть реальную реакцию Августа, а чтобы тот смог объяснить, что делать дальше. Дима так устал об этом думать, что был согласен на любое решение, лишь бы его не пришлось принимать самому.
Он был почти готов. Оставалось только дождаться ещё одного «подходящего момента».
Двенадцатичасовые смены в последнее время стали даваться нелегко. Дима и раньше знал, что работа у него была неблагодарная и сложная, но только во время беременности действительно понял насколько. Если уже на втором месяце он так уставал, то представления о том, что будет дальше, казались совсем пугающими.
Прокопенко, даже не зная о Димином положении, благодушно отпустил его пораньше. Возвращаться домой до темноты оказалось непривычно вдохновляюще.
Август сегодня наслаждался выходным. Застав его листающим планшет на кровати, Дима улыбнулся, застревая в дверях. Чужой точеный профиль приковывал к себе внимание. В стеклах домашних очков для чтения, почти таких же, какие носил сам Дима, отражались яркие картинки диаграмм из какой-то презентации. Он был особенно красивым, когда удавалось понаблюдать за ним таким: домашним, спокойным, расслабленным.
Дав себе ещё минутку полюбоваться, Дима молча зашёл в их спальню. Проведя почти весь день на ногах, он хотел поскорее упасть на мягкий матрас и устроиться под теплым боком. Вот только едва присев, Дима почувствовал, как что-то неприятно уперлось ему в копчик. Подвинувшись, он уже планировал найти там сломанную оправу или очередной дорогой гаджет Августа, но нашёл кое-что гораздо страшнее.
На тонком однотонном покрывале, удобно устроившись между складками, лежали три запечатанные упаковки его противозачаточных таблеток.
Широко открыв глаза, Дима зачем-то взял их в руки. Это был его шанс сказать правду. Он повернул голову, ошарашенно глядя на Августа, и с ещё большим ужасом, чем минуту назад, заметил направленный прямо на него строгий взгляд.
Планшет, очевидно, больше не интересовал подозревавшего что-то альфу, и Дима, сталкиваясь с нечитаемой для него эмоцией на чужом лице, снова услышал бешено колотящееся сердце.
– А чего они на кровати? – как можно непринужденнее спросил он, но фальшивость оказалась даже слишком очевидна.
– Ну не лежать же им вечность в ящике, – безэмоционально ответил Август.
О том, что было в его голове, Дима мог только догадываться, и ни один из предложенных мозгом вариантов ему не нравился. Стараясь скрыть растерянность и страх, Дима зачем-то снова попробовал соврать. Он сам не понимал, почему не воспользовался случаем, но слова вырвались из рта раньше логических мыслей, поэтому он, хлопая глазами, оправдался:
– Так это новые, как старые допью, начну эти.
В Августе в тот же момент что-то как будто сломалось. Он резко выдохнул, опуская напряжённые плечи, и посмотрел так яростно, как на Диму никогда в жизни не смотрел. По спине пробежали неприятные липкие мурашки, а руки почему-то начали дрожать.
– Покажешь мне эти старые? – усмехнулся Август.
Запала его, однако, хватило ненадолго, потому что, выплюнув весь яд в этих четырех словах, он поник, закрывая лицо ладонью.
Отложив таблетки на тумбочку, Дима потянулся к чужой руке. Та мимолётная злость, которую он увидел, ранила его гораздо меньше, чем эта несчастная закрытая поза. Август никогда не прятался от него. Даже когда был зол и обижен на всех в этом мире, Диме он продолжал улыбаться.
Пальцы не успели сомкнуться, потому что Август отдернул ладонь, сжав ту в крепкий кулак, и с такой неприкрытой обидой взглянул на Диму, что захотелось немедленно скинуться с окна.
– Я знаю, – сказал он ровно, и у Димы всё перевернулось внутри.
– Что знаешь? – он не хотел, действительно не хотел задавать этот идиотский вопрос, но просто не знал, что ещё ему позволено было говорить в такой ситуации.
– Дима… – Август больше не выглядел сердитым, только бесконечно грустным. – Я знаю, что ты беременный.
Это стало очевидно ещё до того, как произнесено вслух, но легче не становилось. Отпираться, снова врать или, что хуже, прикидываться идиотом, было совершенно бессмысленно.
– Откуда? – спросил Дима, сжимаясь.
Август продолжал говорить спокойно, не двигаясь:
– Звонил врачу, когда ты жаловался на тошноту. Хотел узнать о препаратах, которые не достать в России.
Сердце кольнула чужая искренняя забота и стало как-то даже тошно от самого себя за то, что так долго скрывал.
– Когда это было? – спросил он ещё кое-что, чтобы понять, насколько серьезно облажался. – Три недели назад?
Но отвечать ему Август счёл необязательным.
– Почему ты не сказал мне? – в голосе его послышалось что-то похожее на отчаяние.
Вина, стыд и тревога не давали нормально мыслить. Весь этот разговор должен был пройти не так. Если бы Дима мог видеть будущее, то ни за что не допустил бы подобного, но он умел только смиряться с последствиями своих промахов. В том числе с ошибочными надеждами на чужую благосклонность.
– Ты как-то не рад… – пробубнил он, вперившись в свои пальцы.
С другой стороны кровати зашуршало, и совсем рядом с коленями промялся матрас. Август смотрел на чужую торчащую макушку и как будто даже не знал, с чего нужно было начать. Напряжение, исходившее от него, Дима чувствовал на уровне запаха.
– Боже, Дима, – цокнул альфа, встряхивая чужие опущенные плечи и заставляя посмотреть на себя, – я, может, и был бы рад, если бы не успел накрутить себя до состояния паранойи. Это же такая важная новость! Я всё ждал, пока ты сам решишься поделиться со мной. Намекал, подталкивал, заводил нужные темы. Но ты молчал, и я начал думать всякое…
Секундное облегчение, позволившее Диминому сердцу стучать в привычном ритме, разбила вдоебезги следующая фраза:
– Он не мой? Или ты просто его не хочешь?
Повисло жуткое, опасное молчание. Дима пытался выискать на чужом лице злость или ревность, он ждал, что после этого предположения Август перестанет на него смотреть и слушать. Просто уйдет, не дав объясниться, как в дешёвой мелодраме. Но он продолжал сидеть, транслируя все свои истинные переживания в этом плаксивом несчастном взгляде, разматывающем в щепки.
– Ты правда так подумал? – Дима вздрогнул, пытаясь подобрать слова.
– Я просто не знаю, что думать, – тяжело выдохнул Август. – Сначала я решил, что тебе просто нужно время переварить такие новости, потом, что ты не можешь принять и поверить, что станешь отцом. Я даже думал, что ты готовишь какой-то особенный сюрприз, чтобы преподнести это как-то торжественно, но… Но ты так дернулся, когда я поцеловал тебя, – он замялся, не озвучивая вслух, о каком поцелуе шла речь, но Дима и так понял, – что меня пере…косило: ты бы не отреагировал так. Не должен был. Я подумал, что… Что ты не говоришь, потому что меня это на самом деле не касается. Потому что он не мой. Damn!
Дима хотел бы оскорбиться, устроить разборки на тему доверия и всплеснуть руками, обеляя своё честное имя, но он смотрел на поникшего альфу, сидящего рядом, и понимал: Август так на самом деле не думал. По крайней мере, не в той степени ревнивой жестокости, на которую можно было обидеться. Он просто ничего не понимал, не мог оправдать оказанного к нему недоверия и, естественно накручивал себя всем подряд, что лезло голову. Если кто-то сейчас и имел право на скандал, так это он сам, но у него как будто не хватало сил на подобное.
– Это чушь! – Дима заерзал, накрывая чужие руки дрожащими ладошками, – Август, он твой.
Это, как будто, принесло облегчение. Альфа выдохнул рвано, цепляясь мизинчиком за Димину фалангу, и, сдерживая оставшуюся внутри бурю, продолжил:
– Тогда что не так? Ты не готов?
– Готов! – Дима не успел толком подумать, просто озвучил первое, что всплыло в мыслях.
Все страхи отошли на второй план, и он впервые прислушался к себе без надоедливых шепотков сомнений. Оказалось, что напускная тревога сигнализировала совсем не о том, к чему привел себя Дима. Она не предупреждала его о радикальных переменах, а просто подменяла ими страх получить отказ, наравне с разочарованием. В конце концов, Диме было двадцать пять, и когда, если не сейчас, он найдет силы на родительство.
– Тогда почему? – Август казался совершенно беззащитным в этом вопросе, как будто был готов получить даже самый ужасающий ответ.
– Потому что я идиот, – признался Дима, чувствуя, как его отпускает. – Мы этого не планировали, даже не обсуждали никогда, хотим ли вообще детей. Я испугался, и, наверное, не только твоей реакции, но и своей. Я хотел однажды создать семью, но хотел где-то там, в далёком будущем, когда сам решу и буду уверен, а это всё так неожиданно свалилось на меня, что я… Я сглупил и струсил.
Он больше не трясся и не переживал. Озвученная правда освободила от галдящих напряжённых мыслей.
– Mon soleil, – лёгкая улыбка коснулась губ Августа, и хоть он в полной мере не отошёл ещё от собственной паники, было видно, что потихоньку позволял радости выйти на свет, – я был так счастлив, когда узнал. Возможно, это рано и незапланированно, но… Но я бы хотел этого с тобой. God, я бы хотел с тобой всего на свете.
Цепляясь за эти эмоциональные признания, Дима почувствовал свободу. Без тайн и попыток разгадать реальность, стало гораздо легче дышать. Он потянулся вперёд, поддаваясь желанию поцеловать Августа в губы. Это показалось неуместным, но необходимым, и раз его не оттолкнули, это значило, что всё потихоньку становилось на круги своя.
– Ты очень зол на меня? – спросил он, обнимая альфу за шею.
Настала его очередь вдыхать умиротворяющий привычный аромат.
– Я очень рад, что мы это обсуждаем.
– Прости, – пытаясь окончательно вытравить гложащую вину, наклонил голову Дима. – Прости!
– И ты прости, – Август сжал его в объятиях крепче. – Я так жестоко высказался, хотя меньше всего верил в то, что ты мог разлюбить меня, но всё равно стало так страшно. Я обидел тебя?
Отчаянно закачав головой, Дима продолжать дышать. Чем старше становился человек, тем сложнее было разбить на составляющие его аромат. С возрастом он усложнялся, обрастая отдушками и тонкими нотами, и в конце концов становился неповторимой комбинацией. В перый год Дима даже не пытался его различить, просто наслаждался, но однажды Август сказал, что в детстве отчётливо пах только гвоздикой, и с тех пор её запах стало слышно отчётливее всего.
– Я люблю тебя, – признался он, едва ли отрываясь от чужой шеи.
– Я тоже люблю тебя, – моментально отозвался Август. – То есть, получается, вас. Вас обоих.
Посидев так ещё пару минут, чтобы окончательно развеять флер недосказанности и недопонимания, они изменили позу, укладываясь на кровати. Их руки всё ещё были сцеплены в замок. Картинную романтику такого положения даже представлять было немножко стыдно, но Дима всё равно был рад и ни за что на свете не хотел, чтобы они когда-то переставали делать такие ванильные глупые вещи.
– Можно? – спросил Август, приподнимаясь на локте, и взгляд его остановился на животе омеги.
– Там ничего не чувствуется пока, – улыбнулся Дима.
– Неважно, я просто…
Он всё-таки прикоснулся свободной рукой к ткани чужой мятой рубашки, и, действительно физически не почувствовав ничего необычного, всё равно изменился в лице.
– Спасибо, – сказал совсем тихо.
Занеженный любовью Дима не смог ничего пролепетать, только накрыл его руку своей и прикрыл глаза, думая о будущем.
Его мечты о средней паршивости квартире в новеньком районе вряд ли сбудутся в том виде, каком он фантазировал сейчас, зато все остальные уже потихонечку начинали сбываться в точности.
***
– Ну, пап!
Пятнадцатилетний мальчишка с обворожительными, смотрящими в самую душу глазами, насупившись, сложил руки на груди. Больше всего на свете Дима ненавидел ругать его за проступки, но в противовес хорошему доброму Августу, который на все, казалось, мог закрыть глаза, приходилось брать на себя тяжбы воспитания.
– Я сейчас не «пап», а майор полиции Дубин, – строго осадил он. – И я категорически недоволен поведением своего сына.
Дерзко подняв подбородок, Максим цокнул, совершенно не выглядя при этом виноватым.
– Раз вы майор полиции Дубин, то я не ваш сын, а несовершеннолетний гражданин, совершивший правонарушение, – отчеканил он. – Так что оформите протокол и выпишите штраф моим родителям.
Максим самодовольно улыбнулся, гордясь остроумным ответом, но на такие его выходки у Димы уже были отработанные способы воздействия.
– Да, пожалуй, так мне и стоит сделать, – хитро прищурился он. – Сейчас позвоню дяде Игорю, чтобы забрал тебя в участок.
Он сделал вид, что достаёт из кармана телефон, и удовлетворённо проследил за тем, как в глазах сына мелькнула паника.
– Не надо! Прости, я так больше не буду, ладно? – наотмашь произнес Макс, стараясь сохранить бесстрастное лицо.
Так-то дядю Игоря он любил. Они часто выбирались семьями на природу, где тот учил его старой русской рыбалке, а ещё ходили к нему в гости, где маленькая дочка Грома утаскивала Максима играть в чаепитие. В обычной жизни дядя Игорь был крутым. Он водил его в тир стрелять из воздушки по мишеням, дарил крутые подарки и единственный из всех относился, как к взрослому. Вот только методы воспитания у него были сомнительными.
Два года назад, когда сын попал в какую-то передрягу с украденными из магазина чипсами, Дима попросил друга помочь, забрать Максима и присмотреть за ним какое-то время.
В итоге он долго ругался, когда узнал, что Гром, вместо того, чтобы просто пожурить и наругать, посадил того на сутки в изолятор. Метод для тринадцатилетки был чрезмерным, и поначалу вызвал только праведный отцовский гнев, но потом это стало прекрасным рычагом давления. Любое упоминание дяди Игоря в качестве наказания выглядело для Максима реальной угрозой. Моральную сторону такого подхода можно было осудить, но это в достаточной мере перекрывала его действенность. В книжках по родительству такое не писали, так что пришлось додумывать самому.
Убрав так и не использованный телефон обратно в карман, Дима продолжил вести воспитательную беседу.
– Давай сюда свою штуковину, – он требовательно выставил вперёд руку.
Ломаясь и негодуя, Максим с видом великомученика отдал отцу свой новенький фиолетовый под. Сделав мысленную пометку о том, чтобы давать ему меньше карманных на вредную ерунду, Дима тяжело выдохнул. У него от всей этой моды на электронные сигареты скоро пар из ушей пойдет: курят уже все и всюду, ещё и с пятнадцати лет, никакой управы даже на собственного сына. Все эти арбузные, черничные и вишнёвые дуделки, которые пришли к молодежи в качестве замены горького невкусно табака, его раздражали.
– Mon soleil! – послышалось с другой стороны улицы.
Август, торопясь перейти дорогу, щёлкнул блокировкой дверей. Повезло, что он был рядом и смог приехать по первому звонку за десять минут, чтобы отвезти Максима домой, иначе пришлось бы брать отгул до конца дня, а на Диме как раз висело крайне важное дело.
– Привет, – улыбнулся он мужу, тем не менее сохраняя внешнюю строгость.
– Что у вас случилось?
Светящийся бесконечной любовью к семье, которую сегодня удалось собрать вместе раньше девяти вечера, Август выглядел ничуть не обеспокоенным.
– У нас тут административное правонарушение, – сгустил краски Дима, – курение в общественном месте.
Радости в глазах альфы поубавилось. Он недоверчиво перевел взгляд на сына, как будто пытаясь найти в его внешности прямые доказательства этому обвинению, и как-то чрезмерно драматично округлил глаза.
– Ты куришь?
Максим взвыл, вскидывая голову, и экспрессивно взмахнул руками, пытаясь добавить словам больший вес.
– Все курят! – сказал он громко. – Это просто вейп. Он безопасный.
С ужасом хватаясь за сердце, Август продолжил разыгрывать комедию. Он выглядел действительно смешно в своей гиперболизированности, и Дима не сдержался от улыбки.
– Ну хватит, – мягко попросил он, укладывая ладонь на плечо мужа.
– Ты прав, – вмиг успокоился Август, мимолётно касаясь кончиками пальцев чужой руки – успел с утра соскучиться. – Но я на самом деле это не одобряю. Электрические или обычные – не важно, тебе рано портить здоровье, mon chaton.
Так-то он, может быть, и спустил Максиму с рук его отчаянную попытку доказать друзьям «взрослость», но они договорились быть заодно в вопросах воспитания, поэтому, оценив Димину реакцию, как однозначно негативную, Август не взял на себя роль «хорошего копа».
Чувствуя поддержку, Дима в ответ несильно сжал его плечо. Он правда был благодарен за этот акт единения, а ещё за то, что их недавний разговор принёс плоды.
Максим, не ожидая такой подставы от второго родителя, только ещё сильнее нахмурился.
– Мне надо вернуться в участок, – сказал Дима, поворачиваясь к мужу.
– Не задерживайся, я буду очень тебя ждать, – понимающе кивнул Август, а потом посмотрел на свою припаркованную напротив машину.
– Я на своей, – предвосхитил его предложение омега, благодарная улыбаясь.
– Это минус семь минут времени с тобой, – грустно ответили ему.
Тихо посмеиваясь, Дима игнорировал кислую мину недовольного их нежностями сына. Он коротко поцеловал Августа в щеку на прощание и проследил за тем, как они с Максимом вернулись к блестящей чёрной машине.
– Садитесь, молодой человек, – пригласил Август, открывая пассажирскую дверь.
Расслабившийся от смены надзирателя Макс промедлил, меняясь в настроении.
– Отвезешь меня к Лёше? – воодушевленно спросил он.
– Может тебе ещё сигареты купить? – отрезал Август сурово, и Дима, едва различающий их разговор из-за фонового шума, в который раз улыбнулся. – Ты наказан. Сегодня пропустишь ваш тайный кружок.
– Ну, пап! – жалостливо протянул сын, падая на сидение.
– Не папкай, а то будешь чистить бассейн ко всему прочему, – запечатал альфа, закрывая дверь.
Обходя капот, Август напоследок ещё раз глянул на застывшего с другой стороны дороги Диму и, радостно светясь, послал ему воздушный поцелуй.
Покачав головой, омега только прислушался к своему бьющемуся любовью сердцу и, отправив смазливо-романтичное сообщение контакту с поцелуйчиком, пошел к своей оставленной в квартале отсюда машине.
Важное дело уже не так сильно волновало его. Гораздо больше хотелось успеть домой к ужину, чтобы провести вечер со своими любимыми людьми.