Братишка Хан

— Можно с ней поиграть? — Куроцучи вздрогнула, сонно моргая.

Мужчина повернулся к племяннику, морща широкие губы. Прижал притихшую месячную дочку к груди, бросив на мальчонку испепеляющий тёмный взгляд.

— Нет, — отрезал. Грубо, без сомнений.

— Пожалуйста, — прозвучало жалобно. Настолько, что Куроцучи таки посмотрела на старшего брата.

Хан вздрогнул от растерянного взгляда младенца. Куроцучи наклонила голову, дрыгая ножками. Затем раскрыла рот, ахая, и хитро прищурилась. Повернулась к отцу и ткнула в брата пальцем, лепеча и улыбаясь. Мальчик рассеянно моргнул. Сестра захихикала. Звонко, по-ребячески. Неуверенно протянул руки к кузине. Кицучи хмыкнул, бросив взгляд на дочку. Поднял ту повыше, гладя по голове.

— Поиграй со своими ровесниками.

— Они от меня убегают и обзываются. Иногда камнями кидают.

— С ребятами постарше.

— Они вовсе бьют: мне дважды нос ломали, — поморщился — А потом жалуются, что я могу их ошпарить.

— Вот именно! — резко прервал мальчика Кицучи, повышая голос — Ты не контролируешь свои эмоции и свою чарку. Каждый раз, когда тебя учат техникам и тайдзюцу — это оканчивается травмами! На твоём отце живого места нет! Весь в ожогах, с головы до пят! — Хан вжал голову в плечи, поджимая губы.

— Я не нарочно.

— В этом и проблема! Ты подумал, что можешь сделать с Куроцучи, если начнёшь с ней играть? А вдруг ты дыхнёшь ей в лицо и испортишь её чувствительные глаза и кожу? — пятилетка сделал шажок назад, опуская лицо. Но сведя брови, вернулся на место, высоко задирая подбородок.

— Я не буду на неё дышать! Честно!

— Ты, мелочь, не можешь этого гарантировать! — злобно оскалился, кивая на дверь — Убирайся отсюда! Кто вообще разрешил тебе заходить в наше крыло?

— Я сам пришёл, — шаркнул подошвой тапок по полу — У нас с папой скучно…

— Замечательно, а теперь уходи, — встал со стула, посадив дочку на плечо — Разве тебе не пора идти в конюшню?

— Ещё нет.

— Ну, так м… — Куроцучи вдруг хлопнула по папиным губам, сморщившись.

— Беа! — хлопнула сильнее.

— Куроцучи, что ты…

— Э-э-э! — положила мелкие ладошки на рот, затыкая отца — Меа! Н-н! — повернулась к кузену и потянула к нему руки.

Кицучи замер на мгновенье. Заглянул в чёрные глаза дочки. Перевёл полный сомнений взгляд на племянника. Тот попытался мило улыбнуться, как обычный ребёнок. Но получилась скорее унылая гримаса, скрывающая внутреннюю боль. Куроцучи посмеялась, махая ножками, Кицучи же насторожился. Недолго подумав, джоунин испустил смиренный вздох.

— Настойчивостью ты вся в деда… — протянул дочь в руки племяннику — Смотри, не урони её. — произнёс джоунин грозно — Иначе…

— Ты изобьёшь меня, как на тренировке, — закончил за дядюшку Хан — Я знаю. И не посмею ей навредить, — взял сестрицу на руки.

— Я прослежу за тобой…

— Бу-бу-бу! — Куроцучи показала отцу язык.

— Со старшими так не разговаривают, — мальчик покрепче обхватил девчушку, журя.

— Не перечь ей, — недовольно буркнул Кицучи — Она будущая глава нашего клана и селения. Самая желанная и долгожданная…

— Как принцесса из сказок? — мужчина кивнул, согласно хмыкая — Ну, тогда, — заглянул в лицо малышки, — я буду тебя беречь, Куроцучи, — девочка наклонила голову, с любопытством рассматривая мальчика — Я — Хан, твой кузен, — представился.

— Ку-ку? — прижалась носом к носу, изумлённо поднимая брови.

— Вроде того… — ответил растерянно, отворачиваясь — Не приближайся так близко.

— Бе-е-е! — показала язык и схватила мальчика за чёрную косу — Ха ку-ку! — потянула.

Мальчик тихо застонал, поджав губы. Слегка подбросил девочку на руках, чем напугал. Распознав хитрость, Куроцучи надулась. Хлопнула братца по лбу. Тот издал приглушённый рык и одарил малютку сердитым взглядом. Та же резко засмеялась. Обняла Хана за шею, прижалась к новоявленному кузену.

***

— Хан ку-ку! — Куроцучи с разбегу запрыгнула на братца.

Точно на спину. Обхватила старшего руками и ногами. Хан наклонился чуть вперёд, но устоял на своих двоих.

— Я же просил так меня не называть, — хихикнул мальчик.

— Когда я придумала прозвище, ты был не против! — ударила кулачком по плечу — И «ку-ку» — это сокращение от «кузен»! — прижалась щекой к выбритому затылку.

— В этом слове только одно «ку», — подхватил ноги сестры — Думаю, ты могла называть меня просто «Хан» или брат, если так прозвищ захотелось. — Куроцучи недовольно замычала.

— Не-е, так не интересно! — усмехнулась — Да и прижилось это уже… — мальчик хмыкнул.

— Как бы твои новые братья не взяли пример… — пошёл в сторону поля, вдоль ущелья.

— Но они же тебе не кузены? — встрепенулась девочка, качнув головой вбок — И боятся тебя. Особенно Дейдара. — Хан цокнул.

— С чего? Думает, я его ошпарю?

— Это тоже, — кивнула — Ты не гоняй его. Он же только в дом вошёл. Ему надо прижиться.

— Мне его гонять не зачем, — обернулся к сестрице — Завтра меня заберёт дядюшка Роши, — Куроцучи вмиг погрустнела.

— Зачем?

— Тренироваться, — пожал плечами Хан — Твой отец с самого посвящения это говорит, — произнёс на выдохе — Он выглядит счастливым.

— Это нехорошо! — стукнула ручками по спине. Старший братец даже не вздрогнул — Так нельзя! Семью же нельзя разлучать! — наклонилась к лицу мальчика — Мы же, как соцветие кварца! Неразделимы!

— Это не относится к таким, как я, — прозвучало буднично.

— К каким таким?!

— Джинчуурики.

— Монстр в пузе не делает тебя другим! — Хан вспрыснул — Роуши и других — да! Они нам чужие! Но ты же… — запнулась, надув щёки.

— Такой был уговор с дедом: я прохожу, посвящение в мужчины и Роуши забирает меня на обучение, — Куроцучи выпятила губы и отвернулась.

— Не принимаю! — покачала головой — Я учиню скандал!

— Не поможет.

— Поможет! Меня всегда слушают! — фыркнула — Особенно дедушка, — пробубнила, свесив ручки.

— После смерти отца меня не хотят видеть в доме. Я напоминаю всем о горе.

— Это глупо.

— Наверно.

— Он был противным и нелюдимым. — заявила уверенно — Ещё и никчёмным! — Хан промолчал, поджав губы — Ты же совсем другой…

— Так тебе кажется, потому что со мной ты проводишь времени больше, — вздохнул — Отца же ты совсем не знала.

— Зато я видела, что он делал! — посмотрела на шрам от ожога, исказившего ухо старшего — Он только пасти овец и калечить детей умел! До остального ума не хватало! — важно задрала подбородок.

— Как тебе угодно, сестрица, — усмехнулся — О, — вдруг остановился, — уже брачный сезон?

Куроцучи выглянула из-за плеча Хана, направив взгляд на тонкую дорожку в ущелье. Там с камня на камень прыгают бело-коричневые рогатые комки шерсти, — все остальные их зовут баранами, — бекают, слоняются туда-сюда. Зачем и почему? Чем им в таких опасных местах намазано — непонятно.

— А чего они там делают? — нахмурилась — Почему они не на лугу пасутся? Как все нормальные копытные! — Хан посмеялся.

— Им природой предписано прыгать по скалам и драться за женщин на краю пропасти, — объяснил кузен — Так горы выбирают сильнейших.

— А почему именно горы выбирают? И что происходит со слабыми? — мальчик замер, наблюдая за развернувшейся дракой между баранами.

— Горы выбирают — потому что они сильнейшее воплощение природы. Самое мощное. Крепче и древнее прочих. А слабые, — заглянул в чёрные омуты, — слабых горы съедают, чтобы дать другим корм в виде травы.

— Это тебе дядька Роши рассказал, да? — рассмеялась Куроцучи.

— Ага, и очень серьёзно, — улыбнулся Хан, поворачиваясь к пастбищам.

— Только он такие странные вещи и может рассказывать!

— Ну он же… вроде мудрец деревни…

— Гуляка он! — откинулась назад.

Мальчик остановился и резко наклонился вперёд. Куроцучи вновь плюхнулась ему на спину, ударившись носом о шею.

— Больше никогда так не делай, — прозвучало серьёзно — Если ты упадёшь… — девчонка тряхнула головой, смахивая чёлку.

— Не упаду! Ты этого не допустишь ни-ко-гда! — задрала подбородок.

— Ха-ах, — бросил скептичный взгляд на малышку, — я бы не был так уверен…

Сестрица хмыкнула. Положила подбородок на плечо старшего и прикрыла глаза. Устала гонять овец.

***

— Ну и рожа, — девочка хмыкнула, оборачиваясь на голос.

— Ему к лицу. После всего, что он сделал, — один из мужчин кивнул на джоунинов, сопровождавших Куроцучи — Смотри как он Нендо покалечил, — девочка обратила внимание на руку старшего, покрытого жуткими буграми и кратерами, напоминающими сети горных хребтов — Или Иши, — теперь она повернулась ко второму, чьё лицо закрыто маской, — такое никогда не исправить. Его искривлённое ухо — детский лепет по сравнению с травмами тренеров!

Куроцучи поджала губы, провожая сплетников суровым взглядом. Затем перевела на Хана, что совсем недавно вернулся домой. Роуши с дедом позволили посетить поместье и немного отдохнуть, перед проверкой. Потом его снова отправят в странствия непонятно в куда. Девочка подобралась к брату сзади, ткнула пальцем в открытый участок кожи — колено — и, стоило парню развернуться, сказала:

— Бу! — Хан хихикнул.

— Пересматривала фильмы Молнии о призраках?

— Ага! Там герои глупые и от того смешные!

— Госпожа! — Куроцучи закатила глаза, услышав басистые голоса. Махнула паре охранников ладошкой.

— Вы свободны.

— Но Ваш дедушка, почтенный Цучикаге, велел нам.!

— Он велел и я его волей распоряжаюсь! — топнула ножкой — Ваши услуги мне больше ни к чему! — взяла Хана за руку — У меня есть надёжный защитник! И с ним я пойду домой! — высоко задрала нос.

Взяла Хана под руку и повела домой. Дейдара будет необычайно «счастлив». За его вскипанием и последующим взрывом, при виде старшего брата, очень интересно наблюдать. На какие только юный гений ухищрения не идёт чтобы победить чуунина, превосходящего его и в опыте, и в навыках. Он всегда так злится, пытаясь доказать неправоту Хана, в бесконечном споре о полезности его техник и умений. Старшенький же любитель всего металлического, его Роши кузнечному делу обучил, теперь Хан умеет всякие интересные вещицы делать, плавя материи в руках. А Дейдара же с глиной дружит: не успокоится, пока не докажет, что глина самое совершенное составляющее земли, а не металлы и кристаллы. Даже от сюрикенов и кунаев отказался. «Мать Земля, словно эти споры — смысл его жизни» — подумала Куроцучи, усмехаясь.

— Не хочешь что-нибудь взять? — Хан кивнул на прилавки — Или ты всё оставила на охранников?

— Они со всем разберутся, — махнула ладошкой.

— По их глуповатым лицам не скажешь, — Куроцучи вспрыснула — Они хотя бы шпинат от рукколы отличат?

— Справятся, — подтянула брата к себе, прошептала: — Если нет, их весело накажут! — Хан улыбнулся.

— Ты явно вся в деда пошла. Такая же жёсткая, — младшая хихикнула.

— У меня гранитная порода!

— Скорее алмазная. Ты же из главной ветви. Гранит — это про меня, — поправил Хан.

— Нет! — прижалась к локтю — Ты сталь! Ты наш щит и главный защитник! Лучший из лучших и крепчайший из крепчайших! — заявила громко, во всеуслышание.

На этих словах толпы жителей обернулись. Одарили высокого подростка презрительными взглядами, от которых тот посмурнел и опустил голову. Куроцучи крепки сжала запястье брата, продолжая лучезарно улыбаться. Даже когда пошли шепотки, по звучанию схожие с плевками и сочащиеся ядом. Будто Хан не кочевой ниндзя или внук Цучикаге, а преступник класса S, вышедший на свободу. «Да какой из него защитник…», «Он же сосуд для кипящего демона», «Жуткое копытное», «Кровожадный дельфин», «Ему место в конюшне, навоз разгребать», «Вонючий мальчонка», «Омерзительный», «Вредитель, моего мужа на тренировке покалечил», «Неконтролируемый чайник — вот кто он», «С такой кастрюлей только отраву сваришь», «Титан, позорящий имя титанов», «И как он мог родиться в славном клане Цучикаге»…

Смиренно вздохнув, Хан поднял кузину и посадил на плечо.

— Так сподручнее будет, — объяснил — И удобнее — негоже мне горбиться, — Куроцучи кивнула, хихикая.

— Да!

***

— Поэтому мы держим его далеко от деревни, девочка моя.

Кицучи похлопал Куроцучи по плечу. Девочка же удивлённо наблюдала за… Монстром. Самым настоящим монстром, снующим от одного шиноби, к другому, распугивая мужчин. Нечто, отдалённо напоминающее её старшего брата, плевалось кипятком и паром, бил ниндзя хвостами, царапал лица и руки. Одного вовсе пронзил прорезавшимся рогом. Покрытый красной, переливающейся чакрой Хан бегал по самодельной «арене» из земли и камней, пытаясь найти выход. Сбежать. Его планы не отслеживались из-за пустых белых глаз, смотрящих в никуда, но передающих зловещую ауру всем присутствующим.

Куроцучи неверяще покачала головой, сбрасывая руку папы.

— Это не Хан, — произнесла твёрдо — Это не он. Это не мой брат, — в этот момент недо-человек прокусил одному парню броню, по округе разнёсся жуткий крик.

— Конечно не он, — ответил дедушка, также наблюдающий за происходящим — Это его вторая часть — Пятихвостый, — раздался рокочущий рык и шелест кипящего пара: большая струя прорвала земельный щит джоунинов — Которую мы много лет пытаемся усмирить.

Существо вдруг бросило взгляд на них. Куроцучи испуганно дёрнулась. Дедушка кивнул отцу, тот вышел вперёд и приготовился к атаке. Чудовище вспорхнуло вверх, попрыгало по головам и лицам джоунинов, впавших в короткое оцепенение. Зацепилось когтями за землю и поползло вверх. Кицучи активировал технику — обратил почву в камень, сточенный до идеально гладкого состояния. Существо отпрыгнуло в сторону, затем запрыгнуло обратно. Папа оскалился, подготовил печати. Но Хан шустро запрыгнул на перила, ограждавшие семью от арены, затем на спину мужчины. Отпрыгнул, толкнул дядю — тот едва не выпал за «забор». Приземлился прямо перед напуганной Куроцучи. Чудище шумно втянуло воздух — принюхалось. Подползло к девочке, та сжалась и отвернулась. Но монстр ничего не сделал, только снова понюхал. Затем заурчал, словно кот, но басисто, рокочуще. Куроцучи открыла один глаз, из любопытства. А оно не то скалится, не то улыбается! Скорее улыбается. Иначе, почему замерло и рассматривает её?

— Хан? — существо вновь зарокотало. Но более ласково. Девочка повернулась полностью. Осторожно потянула руку к лицу. Братец, в теле чудища, поджал уши и отдалился — Я знаю, что ты мне ничего не с…

Ему в спину влетел танто с печатью на рукоятке. Хан взвыл; жуткий вопль оглушил Куроцучи и сбил с ног. Девчонка сжала уши ладошками. Всё вокруг словно звенит, кипит и трясётся, повсюду распространяются волны. Чудовище замолчало, его окружили джоунины. Несколько мужчин село на обмякшее полузвериное тело, обвязав печатями руки и ноги Хана.

— Куроцучи! — к ней подбежал отец, загородив происходящее — Ты в порядке?

— Да… — заглянула за спину родителя. Джоунины и Хан уже исчезли — Да, в порядке.

***

— А что это?

Парень вздрогнул, обернулся. Сестрица ткнула пальцем в глубокий шрам с рваными краями. Издав короткое «оу», Хан объяснил:

— Это от пилы. — Куроцучи отшатнулась.

— Пилы? — прозвучало удивлённо.

— Да. Один из неудачных опытов. — девочка поджала губы.

— И зачем им это…

— Чтобы защитить Страну Земли и наследие Матери Земли, — к ним подошёл Роуши — Священная обязанность Ивы покорить Пятихвостого и использовать. — Куроцучи нахмурилась, дядя Роуши ей никогда не нравился.

— Зачем его использовать, если он несёт всем вред? В том числе и Хану! — прикрикнула, топая ногой.

— Куроцучи, — старший положил руку на плечо сестрицы.

— Это вред во благо, — вздохнул отшельник — Хан, пойди. Тебя звал Ооноки.

Парень недоумённо выгнул бровь — точнее то, что от неё осталось — но послушался, отправился на нижний этаж. Роуши сел на скамью, похлопал ладонью по месту рядом, приглашая племянницу. Куроцучи одарила мужчину скептичным, немного хмурым взглядом. Села рядом, скрестив руки на груди.

— Ну? — выдала нетерпеливо — Что значит «вред во благо»?

— Чтобы закалить его, нарастить «панцирь» и сделать сильнее.

— Ему этот «панцирь», — растянула гласные в последнем слове, — ни к чему!

— Он пригодится при встрече с чужеземцами. Твой брат слишком мил и учтив, ему нужно стать жёстче, — девочка недовольно вытянула губы и скрестила руки на груди.

— С Дейдарой и Акацучи он сердитый! Даже очень! Я уверенна, что с чужеземцами он будет суровее!

— Ошибаешься. Во время войны он принял помощь от Кровавой Хабанеро, — Куроцучи удивлённо распахнула глаза — И не смог убить отряд юных суновцев, хотя ранее изничтожал орды врагов. Его необходимо сделать злее. Таков его рок. — отвернулся — Джинчуурики — это оружие, Куроцучи. А у оружия нет друзей и близких.

— Но, д-дядя Роуши! — отошла от оцепенения Куро — Вы же тоже Джинчуурики и…

— И поэтому я постоянно на миссиях. — прервал её мужчина — Я не бываю на семейных праздниках и застольях, я не видел как ты или мои племянники заканчивают обучение на генинов, не бывал на похоронах брата и не видел, как дядя становится Цучикаге. Хана ждёт такая же судьба. — прикрыл глаза, опустил голову.

Куроцучи хмыкнула недоверчиво и спустилась со скамьи. Подходя к выходу, показала спине дядюшки язык. Прошла в коридор и поскакала по лестнице вниз, довольная своей дерзостью. Она собиралась найти Хана и утащить его во двор, чтобы поиграть. Услышав голоса взрослых, пошла по нужному направлению. Заглянула в комнату — из которой доносились невнятные разговоры — и обнаружила там братца. Собиралась его окликнуть, но завидев держащих его за плечи джоунинов и ирьёнина, начищающего иглу в шприце, замерла. Незнакомые люди сжали Хана сильнее, прижимая его к креслу. Парень плотно сжал губы. Ему в вену резко воткнули иглу и ввели неизвестную жижу. От которой кузен стал мелко дёргаться. Хан зажмурился и прикусил губу, постарался согнуться. Но джоунины ему не позволили, припечатали к креслу. Куроцучи отдалилась. Понуро опустила голову. Может Роуши и прав, отчасти. Вздрогнув, девочка пошла обратно, к лестнице. С Дейдарой и Акацучи тоже весело.

***

Гигант ступил в воду, зарываясь пальцами ног в мокрый песок. Хан вдохнул и выдохнул солёный воздух, подгоняемый к берегу прохладным ветром. Парень откинул голову назад, наслаждаясь новыми ощущениями. Куроцучи хлопнула ладошкой по большому мячику. Акацучи встал напротив, готовый к игре. Дейдара же окопался в песке и в ракушках, только горящие энтузиазмом глаза и видно. Их троих редко выводили куда-то за пределы деревни, особенно так далеко — на Западное побережье Страны Земли, белый пляж. Он совсем не похож на иностранных собратьев: песок практически белоснежный, море серовато-голубое, небо бледное, облачное. Не чета Пепельному или Жемчужному пляжу Огня, и золотистым берегам Ветра. Сравнивать с бесконечными пляжами Воды не приходится — проигрыш по всем параметрам. Однако в белом было нечто притягательное, нечто таинственное, заставляющее любить это место не меньше прочих. Возможно, так действует резкий контраст тёмных гор и мягкого песка, расположенных так близко. А может дело в непоколебимом спокойствии, ведь даже свояки или звери, обитающие поблизости, сюда не ходят. Потому тут так тихо.

Хан громко выдохнул, изо рта вырвался густой пар. Никогда Куро не видела его таким умиротворённым. Девочка улыбнулась, всё-таки дед был прав — их семье нужен отдых.

— Ну что за глупость?! — заныл Дейдара.

— Что такое, братишка? — поинтересовалась Куроцучи, бросая мяч Акацучи.

— Дед отправил нас в скучную поездку, чтобы привезти в ещё более скучное место?! — хлопнул раковиной по стене замка. Удивительно, но тот не обвалился — И где мои грязевые источники? Где красная глина? А где место добычи кристального порошка, который бы мог украсить мои творения?

— Так дед же сказал, что они за вон той горой, — Акацучи кивнул на одну из ровных скал — Туда попасть непросто, — мальчишка фыркнул.

— Конечно! — доделал башню — Сейчас всё дострою и заняться нечем будет!

— Можешь потом поиграть с нами, — предложил Акацучи, улыбаясь.

— Я вырос из этих глупостей с мячом! — отвернулся, задирая нос.

— Может тогда зарисуешь пейзаж? — поймала мяч Куроцучи — Ты же взял свою любимую глиняную краску, — прищурилась — Или это твой перекус, как в детстве? — парнишка вспыхнул.

— Ещё чего! — крыша башенки поехала, Дейдара суетливо вернулся к творению и прихлопал крышу обратно — И что тут изображать? Этот пейзаж наискучнейший из всех, что я видел! Даже в деревне картины интереснее!

Хан шумно выдохнул. Куроцучи уловила в его позе напряжение, во вздохе — раздражение. Дейдара и Хан никогда друг друга не понимали. Слишком они разные.

— Чего вздыхаешь, бык? — наехал Дейдара — Почему ты вообще с нами? Разве у тебя не должны быть занятия по контролю гнева?

— Они закончились месяц назад, — ответил Хан безразлично.

— По тебе не видно, — сгримасничал парнишка — Кипишь и дышишь паром, как обычно.

— Потому что ты раздражаешь, — бросил не оборачиваясь.

— Н-нда? — озлобленно — Какая жалость! Тебя так легко вывести из себя, видно Роуши плохо тебя учил! Он настоящая бездарность! — ехидно оскалился — Таких в музее держать надо, а не выпускать защищать деревню! — задрал подбородок.

— Предлагаешь запереть его, как зверя? — спросил Акацучи шутливо.

— Оу, да! Роуши столь же опас… — встревожился, поймав взгляд старшего.

Хан навис над ним жуткой тенью. Широкой, высокой, всепоглощающей, как скала. Выражение лица спокойное, стойкое, однако взгляд отнюдь не «добрый». Рассерженный. Дейдара усмехнулся, смахивая длинную чёлку.

— Что? Хочешь ударить? — прищурился — А знаешь — нельзя, — растянул гласные, качая головой — Тебе же влетит, даже если с моей головы волос упадёт. Сосуд не может вредить хозяевам! — скрестил руки на груди.

— Расслабься, я не собираюсь драться. — наступил на главную башню. Из-под стопы пошёл пар, запахло жареным стеклом — Просто хотел сказать, что твой замок ужасен, — раздавил стены, вход и прочие башни, обходя «брата». Захрустели ракушки — Впрочем, как и всё искусство, что ты творишь.

Пошёл вдоль пляжа. Куроцучи, вздохнув, опустила мяч на землю. Акацучи положил ей на плечо руку, помотал головой.

— Я должна его вернуть и примирить их, — повернулась к «брату».

— Ни к чему. — покачал головой — Они всегда ссорятся и никогда не мирятся — бессмысленно, — Куро перевела взгляд на отдаляющегося старшего.

— Да. Ты прав, — отвернулась — Продолжим отдыхать.

***

— Он не слушается! — девушка возмущённо надула щёки и отвернулась.

— Куроцучи-хатагтай[1], он и не будет слушаться, пока ты не подчинишь его, — увещевал тренер.

— А как я его подчиню, если он не подчиняется и сбрасывает меня?! — крикнула, наклоняясь.

Конь, словно соглашаясь, заголосил, затем вскинулся, выгибая спину. Куроцучи взвизгнула, падая назад и размахивая руками. Её подхватили широкие ладони и поставили на землю. Девушка подняла голову, завидела Хана, что успокаивающе похлопал коня по спине. Погладил ретивого рысака, подходя к шее. Тёмные волосы брата слабо блестят на солнце, не так ярко, как у коня. Они более жёсткие, грубые, словно плотная солома. Пребывание в доспехах разной степени паршивости и прочности испортило их сдерживанием жгучего пара. И без того крепкий, плотный, словно проволока, волос Земли обратился в верблюжье волокно в мелких колючках. Или нечто похуже. Куроцучи сложно определиться — она никогда не видела плохих тканей, дедушка с папой предоставляют ей всё самое лучшее. Как наследнице.

Хан погладил шею коня, шепча что-то на ухо. Рысак взмахнул хвостом и фыркнул. Смешливо, как показалось Куро. Старший всегда ладил с животными. Дедушка с детства отправлял его работать в конюшню или в поле, прибирать сено и навоз, ухаживать за скотом, тренировать и пасти. Когда его забрал дядя Роуши, он стал ладить и с дикими турами, лошадками, хищными птицами и даже с горными козлами. А последние отличались жуткой агрессивностью. Конь заржал, гарцуя на месте. Хан провёл ладонью по морде, неспокойного копытного.

— Вы стоите друг друга, — подошёл к сестре.

— Не правда, — задрала подбородок та. Она всё ещё недовольна.

— Оба ретивые, — взял младшую за бока и посадил в седло — Больше не отпускай поводья. Ругай меньше, подгоняй и хвали — больше. Глядишь стабильнее будет, — пожал плечами. Куроцучи прищурилась, находя среди обычных лошадок коня-гиганта.

— А это правда, что твой великан самый быстрый? — поинтересовалась задорно.

— Скорее — нет. Он просто сильный, боевой.

— А моего называют быстрым! — потянула поводья, поворачивая коня передом к Хану — Давай проверим! — отошла назад — Кто последний — дождевой червь! — понеслась вперёд по бескрайнему полю.

Джинчуурики проводил сестру взглядом. Усмехнулся. Подбежал к своему рысаку, взобрался в седло и полетел следом, с громким свистом и громогласным ржаньем велико-коня. Куроцучи оглянулась, встретилась взглядом с братом. Смеясь, отвернулась. Во время езды верхом, Хан всегда выглядит счастливым. Словно выпущенная из загона лошадь, которую хозяин долго держал взаперти и только водил по кругу, на полигоне. Ради неких соревнований. На пока он свободен. Словно ветер, любовно обводящий долины Земли тёплыми потоками.

***

Девушка выбежала в лес. В домашних тапочках — за них дед будет ругать, — рубахе да брюках. Мокрая земля попадает стопы и щекочет холодком. Ветви елей слабо хватают Куроцучи за волосы, одежду и руки. Не останавливают, даже не задерживают. Роса падает ей на щёки, заставляет тихонько посмеяться. «Сегодня будет много воды, — думает чуунин — Без неё я не найду и не приведу Хана домой». Дейдара вышел раньше, чтобы позлить старшего. Куроцучи же собиралась отвести кузена к деду, что пожелал говорить с ним.

Дева Земли ускорилась, увидев яркий свет, проглядывающий из-за ветвей. Выскочила на земляной выступ. Осмотрела открывшуюся картину: озеро окружённое елями и соснами. Слышен писк комаров, сверчки всё ещё поют, но совсем тихо, у берегов по глади скользят водомерки. Услышав тихий шелест, куноичи повернулась вправо. На берегу, у корней дуба, лежит аккуратно сложенная одежда. Синяя рубаха и чёрные штаны, и сандали. Усмехнувшись своей находке, перевела взор на расходящуюся рябь. Из-под толщи выглядывает чёрная макушка. Светлый силуэт потерялся из-за отражающегося в воде неба. Куроцучи свистнула и выкрикнула имя брата, махая рукой. Тот ушёл под воду, скрывшись. Куноичи хихикнула, перебегая на другой берег. Хан реагирует на подобные сигналы только при взрослых, те его этому обучили. Или вернее сказать — выдрессировали. Словно дельфина. По правде сказать, натура внутреннего зверя и правда нехило сказывалась на владельце. Если Роуши скакал по веткам и стволам, словно обезьяна, то Хан был быстр и свободолюбив, словно дикий конь, плавал и отлично ориентировался на слух — как дельфин. Эхолокация одна из его уникальных черт. От своих животных воплощений Хан также получил мощные челюсти — другие каменьщики могли разгрызть разве что известь, но не гранит или металл. Только алмаз зубам старшего не давался. Даже чувство юмора у него не то лошадиное, не то дельфинье. Ну, какой ещё шиноби посмотрев в глаза и в лицо дыхнёт тёплым паром? Со стороны забавно, но объекту такого действия — кроме Акацучи и Куроцучи, эти смеются в любом случае — совсем не смешно.

— Где этот лошадиный сын? — о, а вот и один из них — Опять барахтается?! — поравнялся с сестрой.

— Плавает, — Хан намеренно чуть ускорился и приблизился к поверхности. Чтобы пошелестеть.

— Для него это одна ерунда, — хмыкнул, скрестив руки на груди — И какая тут радость?

Напрягаться в воде, среди вонючих рыб, жуков и ила, — важно поднял голову — Ладно в море — там виды красивые и вода почище. Но тут?! Он же даже полотенце с собой не берёт! И мокрый, противный входит в дом с ногами в земле! — Хан внезапно выскочил из воды, резко махнул головой и с длинных волос посыпались капли. Часть попала на рубашку Дейдары.

Парень вскрикнул и попятился. Затем скуксился, провожая плавающего брата недовольным взглядом. Куроцучи прикрыла рот ладошкой, хихикая. Старший вновь выскочил и плюнул в лицо младшего маленькую рыбку, попал точно в щёку. Подрывник скривился и задёргался пуще прежнего, отирая лицо. Стал дёргать рубаху то вниз, то вверх — рыба за воротник попала. Хан вновь выскочил и выплюнул в Дейдару ещё одну рыбку. Потом улитку, ещё одну, и ещё. Младшенький, облюбленный семьёй гений, нынешний главный кандидат на пост Цучикаге, всё продолжает скакать. Отмахивается от улиток и тщетно пытается избавиться от рыб за воротом. А Куроцучи разрывается от смеха. Шутить и веселить Дейдара не умеет, однако он очень забавен, когда злится и раздражается. Акацучи в этом году стал лидером по разыгрыванию сводного братца. Хан занял почётное второе место. По конфликтам — он на первом.

Подрывник наконец выкинул в озеро несчастных рыбёшек. Джинчуурики поплыл к правому берегу. Куроцучи побежала за ним. Дейдара потопал за ними. Состроив жутко недовольное личико.

— Хэй, Хан ку-ку, — хлопнула брата по плечу. Тот дёрнулся, медленно обернулся.

— Я просил так не делать, — прозвучало грозно. Куноичи рассмеялась.

— А старое прозвище тебя не смутило? — облокотилась о ближайшее дерево.

Джинчуурики собрал свою совсем тонкую капну волос и скрутил, выжимая воду. Сестре он ответил коротким хмыком. Затем надел штаны и накинул рубаху.

— К нему я более менее привык. — повернулся на звук шагов, до них добрался Дейдара.

— Ты, чёртов чайник, — начал с криков он, — плюнул в меня!

— Плюнул? — изобразил изумление Хан — Разве? Это же была игра, как в детстве, помнишь? — подрывника передёрнуло, загорелые щёки покраснели.

— Только такому тупоголовому как ты могут нравиться подобные игры! — хмыкнул, задирая подбородок.

— Лучше быть тупоголовым, нежели маньяком искусства, — парировал Хан.

— Человеком искусства, — растянул Дейдара, скаля зубы. Словно совсем маленькому булыжнику, ещё не освоившему язык, объясняет — И я, в отличье от тебя, человек! Очень важный и особенный, хм!

Джинчуурики раздражённо вздохнул и отвернулся. Куроцучи заметила, как задвигались желваки, бледные скулы чуть заалели. Закипает. Дейдара поднял уголок губ, лик обрёл самодовольное выражение. «Нравится же ему попрекать Хана за статус» — подумала чуунин. Старший брат глубоко вдохнул, поднял голову и выпустил облако пара. Отвернулся, надел тапки. Подрывник выгнул бровь.

— Что? Не ответишь? Даже на спарринг не вызовешь? — завел руки за голову — Нечем крыть?

— Нечем, — ответил братец безразлично, от чего парень удивился — А спарринг бессмысленнее, ты всегда проигрываешь.

Настала очередь Дейдары закипать. В спаррингах один на один он и правда уступал Хану. Тот был старше, опытнее — как-никак в юном возрасте побывал на Третьей Мировой Войне, — сильнее физически, спокоен словно удав, умеет сдерживать эмоции и сублимировать их в нужном направлении. И со стратегией джинчуурики ладит, и выявлять слабости противника умеет. У юного подрывника, без пяти минут джоунина, с этим наблюдались проблемы. Действия планировать не хочет — ему импровизация мила, болтать и выводить людей любит, а наблюдать — не особо. Однако его самого вывести на эмоции легко, слишком быстро он им поддаётся и теряет контроль. Это дедушке и не давало покоя. Для камня самообладание — важнейшая черта.

С трудом и громким пыхтением, но Дейдара выдохнул, резко опустил плечи и отвернулся.

— Ты всё ещё сосуд для мерзкого монстра, — прошипел сквозь зубы — Не будь у тебя его силы, ты бы был жалким шиноби! — пошёл и исчез среди елей.

Хан проводил братца до ближайшего дуба и выдохнул. Куроцучи подошла к старшему, наблюдая за исчезающей золотистой макушкой. Перевела взгляд на джинчуурики, что намеревался уйти.

— Что же, — разбежалась, — он ушёл и мы уйдём к дедульке, — запрыгнула на спину кузена. Смогла зацепиться за плечи, но не смогла забраться полностью — Чёртовы трёхтысячники, — задрыгала ногами.

Хан усмехнулся и подхватил сестричку под колени. Та, кряхтя, вскарабкалась вверх, уселась.

— Убегалась, кобыла?

— Ещё как, — прижалась к выбритому затылку — Тебя искать — сил не напасёшься. И вообще, нести меня это твоя обязанность!

— С какого сталактита?

— Ну, я же ма-а-аленькая, — замахала ножками.

— Смотри тапки не потеряй.

***

Куроцучи вертела в руках глиняную фигурку, что-то похожее на быка или булочку в форме быка. Один из первых подарков Дейдары. Его первое творение. Иронично, что братишка вручил своё первое творение ей и перед ней же бежал из деревни, подорвав мастерскую. Вероятно, он ей доверял. Она была единственным человеком, которого можно было назвать его «родственной душой». Только ей было интересно его «творчество», только ей оно казалось мало-мальски полезным. Только она считалась с ним, пусть и изредка посмеивалась и дразнила, вместе с остальными обитателями деревни. Чуунин понимала — братец поступил неправильно. Дейдара преступник, отныне преступник ранга «S». Нукенин. Куроцучи должна его ненавидеть. Не понимать, испытывать хоть какие-то негативные чувства. Но не может.

— Я сочувствую тебе, — девушка вздрогнула, услышав знакомый тихий голос — Но он бы ушёл в любом случае. Он не подходил к нашему кругу.

— Ты это серьёзно? — отвернулась от Хана.

— Ты сама об этом говорила: «Он слишком глуп для камня, и при этом элитарен», — Куроцучи вспомнила этот разговор. Сейчас ей чудовищно стыдно — В нём взыграли огненные корни. Остатки камня расплавились или посыпались, осталась лишь магма.

— Ой, замолчи, — откинулась на спинку стула, прикрыв глаза — От этих рассуждений не легче вообще.

— Прости.

— Не у меня прощения проси. Мы все виновны перед Дейдарой.

— В его решении уйти — да. Но не в решении украсть киндзюцу и обратиться в монстра, чтобы доказать всем силу. Эта черта всегда была в нём.

— Он хотел быть частью нашей необычной семьи…

— Я сомневаюсь в этом.

— Ну и сомневайся дальше! — скрестила руки на груди — Всё равно ничего уже не исправить! Теперь исчезни, пожалуйста! — наступило короткое молчание. Ощущается напряжённо, но Куроцучи всё равно.

— Как скажешь, — и пропал в шуншине.

***

Джоунины и ирьёнины склонили головы. Ооноки осмотрел служащих, остановил взгляд на Роуши. Свёл брови, выгнул губы, став суровее, злее. Дядя замер в одном положении, понурив голову. Взор грустный-грустный. Старческие мускулы задрожали, словно из деда что-то вот-вот вырвется. Невольно сморщился, словно сухой изюм. Куроцучи бы пошутила над ним, но сейчас не до шуточек.

— Как ты мог это допустить? — процедил, сквозь зубы.

— Я должен был…

— Я приказал вам всегда быть рядом и избегать проблем! А ты… — вдруг остановился, глубоко задышал. — Ты оставил его одного! — сорвался на крик — В лесу! Считай наедине с Акацуки! — резко выдохнул, взмахнув рукой — И Хана больше нет…

Девушка заглянула за спины джоунинов. На металлическом столе лежит раздетый Хан с развороченной, разодранной изнутри грудью, весь в крови. Рёбра вдребезги, лёгких нет, одни крохотные глиняные шарики. Бомбочки. Больно знакомые. Куроцучи вдруг громко всхлипнула, но из-за криков деда этого никто не заметил. Ни отец, испепеляющий Роуши суровым взглядом, ни Акацучи, грустно опустивший лицо, ни джоунины и ирьёнины. Из груди выбило воздух, воспоминания пронеслись в голове нарезкой кадров. Завершились последней сценой, где она сокрушалась о побеге Дейдары и уходом Хана. Они практически не говорили после этого. Он мотался по стране от задания к заданию, она занималась внутренними делами и шла по карьерной лестнице. Времени не было. Похоже на оправдание, за которое стыдно больше, чем за глупую обиду на правдивые слова о названном брате. Близком, но не таком родном как старший.

Куроцучи скрючилась, задержав дыханье. Пошла к брату, к нему тянуло. Закрыла рот, боясь странного комка в горле. Из неё что-то вырывается. Что-то душащее, тёплое и влажное, как кипяток. Злое и печальное одновременно. Она остановилась у стола.

Мельком бросила взор на лицо. Светлые, карие глаза опустели. Губы приоткрыты, за расплёсканной вокруг кровью не видно шрамов на челюсти. Всё тело красное, кроме рук и верхней части лица. Дейдара поместил бомбы в доспех. И похоже Хана сначала сварили. Потом подорвали. Поиграли, как с микроволновкой или кастрюлей. Куроцучи задрожала, ухватившись руками за лицо. Взвыла, падая на колени, приложилась лбом к краю стола. Зарыдала сдавленно, задыхаясь и кашляя, словно её выворачивало. Как маленького ребёнка.

— Всю жизнь так и будешь маленькой? Чтобы я тебя на спине носил. — вспомнились его слова. Он сказал это на её пятнадцатилетие, накануне ухода Дейдары. Тогда она играючи запрыгнула ему на плечи, соскочив с лестницы. Хан сильно испугался, еле поймал Куро. А ей было весело. Знала что поймает. Это же Хан-ку-ку. Её братец-хранитель.

Где-то на фоне раздалось:

— Мы потеряли Пятихвостого. Мы больше не можем принимать помощь от Акацуки. Мы должны избежать проникновения извне, смолчать о гибели Джинчуурики.

— Запросто. Он же не был чете Цучикаге прямым родственником…

***

Куроцучи вздохнула, сверля взглядом потолок палатки. Заняться больше нечем. В последние дни в госпитале, в ожидании последнего слова врачей. На соседней раскладушке на бочку валяется Каруи, подбрасывая кунай здоровой рукой. Вторая тоже практически здорова, просто перебинтована, но их лечащая — или «злобная фурия», как её прозвали некоторые пациенты — запретила облачнице «лишнее напряжение». А эту молоком не пой — дай подвигаться: побегать, попрыгать, железки потягать. На этой почве Каруи часто ссорится с третьей соседкой — Темари. Её привез коноховец со стоячим хвостом с тяжёлым отравлением и травмой плеча. Эта рекомендациям следовала рьяно, даже общалась с врачами. Особенно с их общей смотрительницей. Кажется, они были знакомы ещё до войны. Неудивительно — суновцы и коноховцы с самого начала выглядят как старые друзья, которые уже и детей крестили, и на свадьбах друг друга побывали. Всеми двумя сёлами.

Первое время Куроцучи — когда ей сломали ногу впервые — нравилось подкалывать соседок и врачиху. Каруи велась и заводилась с пол-оборота. Темари ей противостояла. Сакура искала компромисс, подавляя злость всеми силами. Было весело. Пока последняя не приволокла настольные игры, чтобы — «сублимировать недовольство и гнев от безделья в интеллектуальное действо». Все три пациентки посчитали это странным, но согласились. Делать же было нечего, кроме есть и спать. Потом она проносила им книги, наборы для рисования пейзажей, устраивала какие-то «терапии по переносу эмоции в творчество». Каруи с Темари не помогало — они всё равно периодически схлёстывались. А Сакура от этого страдала. Все три были упёртыми, словно горные парнокопытные. Куроцучи не лезла, а лишь наблюдала. Предел терпению огненной наступил внезапно, но ярко: Сакура в пылу ярости разорвала железный поднос, словно тряпку, и смяла в кулаках, и наорала на троицу. Так их не отчитывал… никто пожалуй. Им бы в пору обидеться — Куроцучи честно пыталась — но не выходило. Она же была права: гневом и ссорами, как и подстрекательством, ситуации не поможешь, поэтому лучше бы они занимались другими вещами. Помогали стирать вещи, например. На следующий день за ними пришёл следить её напарник, самый ответственный из команды, как она выражалась. Он большую часть времени рисовал и изредка раздавал лёгкие поручения. С ним было скучно. Затем вернулась Сакура, которая, как оказалось наказала саму себя вязанием и готовкой. Она же шиноби — шиноби не должен проявлять эмоции. Темари резонно заметила: «Мы все отличились. И все не умеем вязать» — и присоединились к продленному наказанию. Ничего дельного не вышло, но было весело. А потом к ним пошли родственники, друзья, бывшие сокомандники с непрошенными деталями из личной жизни, и стало ещё веселее. И так каждый раз при попадании в госпиталь. Но не сегодня. Миновало десятое мая, год назад оно выпало во время битвы, у Куроцучи не было времени посмотреть число и вспомнить его. «Ему бы сейчас было двадцать восемь лет…» — подумала девушка, обхватывая рукой живот и закрывая глаза.

— Эй, кочевая, ты чего? — отвлеклась Каруи, моментально переключив пытливый взгляд на «подругу».

— Ничего. — ответила безразлично. Отвернулась, поджав губы — Я в порядке. Выписываюсь же скоро.

Теперь Куроцучи уставилась на стену, волнующуюся от ветра. Вдруг полотно резко всполохнулось волной, зазвучало шарканье сандалий. Две пары.

— Куроцучи? — девушка повернулась. Над ней нависла Сакура — Ты необычно тихая…

— Да? — изобразила недоумение.

— С десятого числа, — уточнила огненная.

— Неделю как, — поддержала Темари.

— А вроде майские волнения окончились, — присоединилась Каруи.

Каменьщица испустила глубокий вздох. Девы замолчали; внучка Цучикаге почувствовала три пытливых взгляда. Харуно села у раскладушки пациентки.

— Что-то случилось? — поинтересовалась робко. Куроцучи осмотрела соседок.

— Собираетесь пытать?

— Да, пока не расскажешь всё честно, — ответила за всех Принцесса Ветров. Дева Земли перевернулась на спину, вздыхая.

— Вам придётся меня напоить, чтобы разговорить, — посмеялась — А это сейчас недоп…

— Ну, так пошли! — развела руками Каруи и встала с раскладушки.

— Эй, мы вообще-то на лечении! — возмутилась Куро — И перебивать не хорошо! Где твои манеры приближённого к Каге?

— Кумо не знает манер, забыла? — указала на Сакуру — И вообще мы под присмотром. Жвачка не позволит нам напиться до беспамятства, — перевела грозный взгляд на коноховского медика — Да? — огневица пожала плечами.

— Пожалуй.

— Если все согласны — выходим, — констатировала Темари, поворачиваясь к выходу.

Протестовать Куроцучи не позволили — взяли под руки и повели прочь из палатки. Обошли весь медлагерь. Зашли за горы, тонкой стенкой окружавшие местность. Там они обнаружили большую палатку, перед входом в которую были расставлены лавочки и столики. Первая мысль: столовая. Однако контингент в виде подвыпивших мужчин намекает на название с сомнительной репутацией — трактир. Ну или салун. Девушки прошли прямо, напролом, сквозь пьянчуг и компании «сонных мух» разной национальности. Заняли столик посередине. Сделали заказ: Каруи — пиво, Темари — вино, Сакура — ягодная настойка, Куроцучи — саке. Пошли житейские разговоры. О буднях, особенностях работ, родне, подругах и друзьях, и различиях культуры питья.

— Как можно делать вино из одуванчиков?! — возмутилась Каруи, стуча громоздкой кружкой.

— Можно и не из одуванчиков, — Сакура стала загибать пальцы: — Из сливы, из персика, из яблока, груши, вишни, смородины, малины, клубники, ирги, алыча[2], — задумалась, по-видимому вспоминая семейные производственные погреба и их ассортимент — А ещё из роз, фиалок, ромашек, бузины, акации, липы, мать-и-мачехи, сирени, в общем и из всего что цветёт можно делать вино. Правда делается оно немного непривычно… Для цветочного обязательны мёд и кислоты в виде лимона.

— Кошмар… Эти вина похоже жутко кислые.

— Скорее сладенькие, как настойки, — поправила Темари.

— Верно.

— Ты что пробовала эту бурду?!

— Благодаря союзу с Огнём нам поставляют много подобного чудаковатого. Но эти вина и правда приятны, из-за освежающего эффекта.

— Кошмар, — Каруи улеглась на стол, смотря на подруг сквозь толщу пива в стакане — Что эти с гранатом и кактусами, что эти с цветами, что эти со сливочными и молочными настойками… Что за лютый перевод продуктов?!

— Эй, не говори так про арак[3] и архи[4]! — встрепенулась Куроцучи — Вы сами там в горах пьёте эггногг[5], а на молоко возмущаетесь! Вот это кошмар, а не… — обвела руками столик — Вот это вот всё!

— Этому человечку больше не наливать, — Темари увела у Куроцучи пустое сакадзуки.

— Что?! В смысле? — потянулась за сосудом.

— Ты достаточно пьяна. Большего нам не нужно.

— Это не аргумент! И я ещё связно разговариваю и спать не хочу! — стукнула кулаком по столу. По-дедовски.

— Я дам тебе аргумент, — к ней повернулась Сакура — Попробуй покрутить указательные пальцы вокруг друг друга.

— Зачем?!

— Так можно проверить работу твоего мозга. Если выйдет — ты и правда не особо пьяна, если нет — Темари права.

Каменьщица зарычала, ставя локти на стол. Указательные напротив друг друга. И кружение. И…

— Что за бред?!

— Опа! — щёлкнула пальцами Каруи — Покосились!

— Это ничего не доказывает!

— Доказывает, — кивнула Темари — Диагноз — ты пьяна!

— Насколько я помню ты не врач…

— Я врач и с диагнозом согласна.

— Значит всё решено, — величественно стукнула ладонью по столу Собаку-но.

— Так! — гаркнула Каруи — Стоп. Мы потеряли изначальную цель!

— Какую? — изумилась Харуно, Куроцучи прищурилась.

— Т…Тер… Тера-… — повела ладонью в сторону Сакуры — Жвачка, подскажи. Это на

врачебном.

— Терапевтическое?

— Да! — щёлкнула пальцами обеих рук — Точно, — Темари тихонько забрала и пиво у облачницы — Терапевтическое излияние души.

— Такой практики не существует.

— Это по-обывательски.

— А-а…

— Кто что будет рассказывать? — каменьщица легла на стол, подняв на локоть руку и свесив ладонь. Троица соседок дружно повернулись к ней — Ой, да ладно?!

— Выскажись и тебе станет легче, — воодушевлённо пролепетала Сакура.

— Облегчи сердце… и кишечник, — Каруи многозначительно посмотрела в потолок.

— И к чему это, — Темари хмыкнула, махая деве Земли.

Куроцучи громко выпустила воздух сквозь губы. Протянула. Отвернулась. И сморщилась. Беззаботная болтовня с соседками и выпивка заглушили удручающие мысли. И воспоминания. Теперь они вернулись. Нахлынули, как камнепад. Давят и бьют также больно. Глаза заслезились, нос защипало. Джоунин шмыгнула носом, смыкая веки.

— Десятого мая был его день рождения. — утёрла лицо — Хану сейчас было бы двадцать восемь. А он погиб, три года как…

Уткнулась лицом в стол. Непривычно плакать. В груди и носу жжётся, что-то вырывается, хочется кашлять. Ранее Куроцучи не испытывала подобного, даже после побега Дейдары она держалась. А тут прорывает, словно старую бобровую плотину. Дед был бы недоволен. Камень не может плакать. Камень не испытывает боли, в отличье от Земли. А Камень — это панцирь и защита Земли. Её щит. Как Хан.

Девушка дёрнулась, почувствовав руку на плече. Её погладили. Затем раздался скрип. Подняв лицо увидала заполненную саке сакадзуки.

— Помянем добряка, — Каруи подтянула стакан пива.

— Помянем, — поддержала Темари.

Дева Земли подхватила сакадзуки и подняла вверх. За ней последовали остальные девушки. Куроцучи задумалась над тостом.

— За лучшего и самого любимого брата, что погиб не получив лучшей жизни, которой был достоин, и никогда не бил столы. За Хана.

— За Хана, — повторили соседки хором.

Испили каждая своего и наступило траурное молчание. Пожалуй, стоило признать, что эти иностранки понимают Куроцучи лучше чем прочие куноичи. Даже нянки или немногие напарницы, бывавших в поместье. Причины прозаично просты: все приближённые к самим Каге, все одни из талантливейших куноичи, и все близкие души джинчуурики. Возможно, одни из немногих кто близко общался со «смертельными орудиями» деревень. Это их сблизило. Наверное.

Каруи кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Давайте вспомним наших ребят с монстрами в пузе. — важно кивнула.

— В каком смысле вспомним? — потерялась Сакура.

— Поговорим о смешном, — зазывающе помахала ладошкой к Куроцучи — Ты тоже давай. Мне не нравится печаль. Надо сбить её.

— И правда, — согласилась Темари, прочищая горлом — Ещё успеем поплакать.

Далее пошли россказни. О путешествиях, о детстве, о неловких ситуациях. В сопровождении смеха, стука сосудов и неловких шепотков окружающих. Последним четвёрка наподдаст позже, а пока они радуются.

***

Куроцучи резко села на постель, распахнув глаза. Осмотревшись, увидела лишь свою комнату. Аккуратную, простую, не заброшенную. Как? Она же два года пробыла на войне. И попала под Вечное Цукуёми, созданное одним сумасшедшим Учихой ради бессмысленного мира с людьми-овощами. Запоздало девушка вспомнила: какая война, в последние годы между пятью нациями воцарился мир. Наступила долгожданная эпоха «Без врагов, без битв». Паника отступила, уступив место страшному эпизоду — Хан на металлическом столе. Куроцучи слезла с кровати и выбежала из спальни. Проверила опочивальню брата — его нет. За ней подвальные этажи, где его мучали. Там пусто. Обежала столовую, залы, тренировочные площадки, внутренний и задний дворы. Так добралась до передней части поместья. Оттуда побежала к озеру, где Хан часто плавал. Теряя домашние тапочки, за которые прилетит от деда, бежала. Спешила, как могла. Завидев крупную фигуру, с два метра ростом, остановилась. Всё те же выбритые виски и затылок, и длинный чёрный хвостик. Тот же шрам от ожога, простирающийся от левого уха, нижней части лица, до шеи. Даже розовая рука, однажды окунутая в лаву Роуши на тренировке. Та же красная рубашка. Тот же профиль с орлиным носом и выточенными мощными чертами.

— Хан! — выкрикнула Куроцучи и прыгнула кузену на спину. Как в детстве — Ты живой! — обхватила руками и ногами, прижалась щекой к затылку.

По обыкновению, мужчина чуть качнулся, но удержался. Обернулся к сестре, улыбнулся.

— Так говоришь, будто увидела мою смерть, — вздрогнул, увидев слезящиеся глаза.

— Мне приснился ужасный сон, — шмыгнула и моргнула — Дейдара сбежал, он стал частью организации Акацуки, у которой было двое фальшивых лидеров и один сумасшедший! Потом он убил тебя, а они забрали пятихвостого и начали захватывать мир, устроив войну со всеми! Я два года пробыла на фронте! А потом на весь мир наложили иллюзию, будто всё хорошо! И у каждого свой мир…

— Кошмар.

— Не то слово! Но было и много хорошего. Например, у меня наконец-то появились подруги. Они иностранки конечно и специализации у них разные, но…

— Ты о трёх девушках, с которыми познакомилась на прошлом саммите Каге и Даймё? Из Песка, Листа и Облака?

— О! Да, да! — откинула голову назад — Чёрт, кажется этот сон отбил у меня реальные воспоминания, — Хан подхватил колени кузины и побрёл в сторону дома.

— Сам уход Дейдары звучит странно. Он же никогда бы не бежал из деревни, у него кишка тонка идти против воли дедушки.

— Пф, пожалуй…

— К тому же, он слишком глуп, чтобы жить вне Ивы.

— Только не называй его «тепличным», хорошо? А то обидится. — Хан усмехнулся.

— Не буду.

Младшенькая вновь прижалась к брату, крепко-крепко обнимая за шею. Блаженно прикрыла глаза, вспоминая славные разговоры с Темари, Сакурой и Каруи. Надо будет позвать их в Иву, как-нибудь. Скажем, для обмена знаниями. И их близких джинчуурики позвать. Чтобы и у Хана была достойная компания, а не дядюшка Роуши. Они «бременем сосуда и орудия» ему точно голову морочить не будут. И девочки — Куроцучи уверенна — ему понравятся.

— Хан.

— М?

— Я рада, что ты рядом.

— Я тоже.

***

Куроцучи положила на постамент букет из репейников. Символ Ивы, в полной мере олицетворяющий её брата — «Нас голыми руками не возьмёшь[6]. Вздохнув, подняла голову к памятнику. Дедушка пожелал возвести для Хана, Роуши и всех прочих погибших джинчуурики отдельный памятник. «Защищали мир, даже когда тот их ненавидел» — так назвали композицию из таблиц с барельефами. Похожие установили и в прочих деревнях.

— Он был хорошим носителем и замечательным человеком, — зазвучал вездесущий голос, отражающийся во всём естестве — Ты это знаешь.

Девушка посмотрела на Кокуо — пятихвостого — склонившего голову. Лошадка-дельфин пожелала увидеть могилы своих джинчуурики. Почить их память. Не смотря на царившие напряжение и презрение между монстрами и носителями, что-то особенное в их отношениях было. Своеобразное единение. Позже биджу отправится в еловые леса, близь Морозного пика. Они с Ханом там как-то бывали, ей там понравилось. Далеко от цивилизации, прохладно и много места. Ну и это охраняемый заповедник, запрещённый к посещению.

— Что же, — коснулась копыта лошади-дельфина — Удачного путешествия. — существо прищурилось.

— Почему-то я уверенна, что ты превзойдёшь своих дедов и прадедов на посту Каге. — повернулась боком — Прощай, Куроцучи, — вскочила ввысь.

Девушка проводила белого зверя взглядом. Повернулась к изображению Хана. Улыбнулась брату. Поклонилась.

— Спасибо за всё, Хан-ку-ку. Среди всех моих братьев и напарников, ты был один. Самый родной и настоящий. Я люблю тебя.