У Ники есть одна особая просьба, и с этой просьбой он идёт к Сону.
– Научи меня целоваться с мальчиками, – говорит он безо всяких предисловий.
Сону смотрит на него – снизу вверх, но явно свысока, меряет его взглядом лисьих глаз и, острозубо улыбнувшись, фыркает:
– Это так же, как с девочками, только с мальчиками. Справишься даже ты.
Сону бесит его чем-то.
Ники знает: Сону встречается с парнями. Не только целуется, но и спит с ними, и почему-то это его бесит, особенно сейчас, когда Сону смотрит на него так издевательски.
– Я хочу попробовать с тобой, – упрямо говорит Ники. – Чего ты хочешь взамен?
Сону заливисто смеётся ему в глаза.
– А отсосать тебе не надо? – интересуется он, успокоившись.
– Попробуй, – говорит Ники с наглостью, которой и близко не чувствует.
– Иди к чёрту, мелкий.
Сону машет рукой, как будто прогоняя муху. Он оглядывается по сторонам, явно кого-то высматривая, – Ники слышал, что он встречается с Сонхуном. Весна, вечер пятницы – вряд ли сегодня Сону будет один.
Сону морщится, досадливо надувает намазанные блеском кукольные губы.
– Ну же, свали.
Пнув подвернувшийся под ногу камень и отправив его гулко катиться по улице, Ники уходит. Почему-то мысль о том, чтобы ещё раз услышать смех Сону – очень обидный смех, – кажется ему невыносимой.
Позже, закрывшись в своей комнате, он дрочит всю ночь напролёт.
Во тьме, сотканный из белого света луны и сладко пахнущего весеннего воздуха, Сону приходит в его грёзы наяву, предлагая поцелуи-минет-всё своё тело и душу в придачу, и Ники берёт всё это, берёт Сону раз за разом, во всех позах, грубо и нежно, в рот и в задницу.
Он мечтает о том, чтобы сказать Сону «подо мной ты будешь скулить как сучка», но в жизни, наверное, это прозвучит так тупо.
Сону снова будет над ним смеяться, и этот смех будет кусать Ники ещё долгое время в воспоминаниях.
– Чего ты хочешь? – спрашивает Ники, поймав Сону в тёмном проулке, под неработающим фонарём, между переполненной вонючей мусоркой и только-только распустившимися кустами сирени.
Сону, разумеется, снова смеётся над ним, но Ники терпеливо сносит это. Он уверен: что бы Сону ни попросил – он это достанет. Да хоть луну с неба – вот же она, висит золотым шаром совсем низко; стоит только протянуть руку, и она, как гнилой плод, свалится прямо в ладонь.
Просить Сону не торопится, скользя изучающим взглядом по лицу Ники.
– Ну же, Сону, я уверен, что мы сможем договориться, – усмехается тот, сегодня чувствуя себя чуть увереннее, чем вчера, пока Сону не сбивает его с толку своим лукавым тоном:
– Может быть, и сможем, – говорит он. – Только, мой милый Ники, в любой сделке важна честность. Поэтому, если тебе что-то от меня надо, то скажи об этом прямо.
– То есть как? – теряется Ники. – Я хочу, чтобы ты научил меня целоваться. С парнями.
– Не смеши. Это не то дело, в котором нужен учитель. – Язык Сону пробегает между его губ, словно ящерка между камней. – Если ты влюбился в меня, то так и скажи, а я посмотрю, что можно с этим сделать.
Ники смотрит на него бессмысленным взглядом, ловя воздух ртом, совершенно не зная, что на это ответить.
Прислонившись плечом к фонарному столбу, Сону, как ни в чём не бывало, достаёт сигарету и закуривает, всем своим видом показывая, что ему торопиться некуда.
Весна пахнет сладко – цветами и гнилью; сигаретный дым добавляет ей горечи.
– С чего ты… – Ники начинает и запинается.
Разумеется, Сону знает. Это наедине с собой Ники мог бы поиграть в отрицание – с Сону этот фокус не пройдёт.
Сону, тем временем, просто делает вид, что не услышал его.
– Ну же, Ники, – спокойно говорит он. – Всё так просто.
Затянувшись, он выдувает струйку дыма Ники в лицо, и сигаретная горечь оседает на его губах предчувствием поцелуя.
– Ты любишь меня. Скажи мне об этом.
Ники мотает головой и хочет сбежать, но, как во сне, ноги прирастают к земле. Мысль о том, что он может всё же получить этот поцелуй – стоит только согласиться на условия Сону, – не даёт ему сдвинуться с места.
Признаться Сону унизительно, но ведь это будет и сладко?..
– Ты любишь меня, Ни-ши-му-ра Ри-ки, – повторяет Сону, выговаривая его фамилию и имя по слогам.
Он смотрит Ники глаза в глаза, и что-то такое проскальзывает в его лице, беззащитное, трогательное, как будто если Ники не признается ему, то Сону это ранит.
Это Ники добивает.
– Я люблю тебя, – говорит он, чтобы Сону не было больно.
Сону улыбается.
– Повтори, – командует он.
«Ну ты и мразь», – думает Ники, но подчиняется – теперь уже надеясь на награду.
– Я люблю тебя.
Сону молчит, как будто оценивая – достаточно ли поиздевался над Ники? Решает, что нет.
– И обратись по имени.
Ники сносит это унижение как наказание за собственную глупость, прекрасно понимая, что с Сону станется и кинуть его, оставив целоваться с ядовитой луной да со своим одиночеством.
– Я люблю тебя, Ким Сону.
Сону усмехается, разглядывает его, как попавшего в капкан диковинного зверька, и Ники не ждёт уже ничего хорошего, как вдруг Сону в одно стремительное движением приникает к нему тёплым боком, кладёт на плечо невесомую ладонь и, встав на цыпочки, прижимается к приоткрытым губам Ники – и выдувает дым от сигареты ему в рот.
Ники автоматически глубоко вдыхает его. Теряется от неожиданной близости Сону, почти такой же, как в его снах, и бездумно обнимает за талию.
Тело Сону кажется мягким, его хочется держать в руках, и Ники наслаждается такой возможностью. Кончиками пальцев Сону гладит его по щеке, намазанными земляничным блеском губами прижимается плотнее – и целует, проскользнув языком Ники в рот.
Сону наврал – это совсем не так, как с девушками: с девушками целовал Ники, а теперь целуют его, но это так приятно, что Ники позволяет.
Сону отстраняется, едва дав ему войти во вкус, только распалив желание. Ники ещё тянется за его губами, пытается удержать его рядом, но Сону ускользает от него, как предрассветный сон.
Во рту Ники остаётся вкус дикой земляники.
Он открывает глаза, не помня, когда успел их закрыть. С неудовольствием чувствует пустоту под своей рукой, где только что был Сону. Поймав его смеющийся взгляд, Ники заставляет себя принять прежний независимый вид.
– Не надумал отсосать мне? – спрашивает он, пытаясь держаться непринуждённо.
Как будто всё, что он сказал Сону, было только затем, чтобы получить поцелуй. Как будто и сам поцелуй ничего не значит – так, мимолётная игра.
– А ты забавный, – Сону заливается смехом. Он снова подходит к Ники, но не прижимается, а только дразнит, а Ники робеет и не решается положить руку ему на талию. – Ничего. Не беспокойся. – Сону гладит его по щеке. – Я научу тебя делать минет. Мне.
Скользнув большим пальцем по губам Ники, он забирается в рот, проводит по языку, так что у Ники темнеет в глазах, и тут же отстраняется, теперь уже насовсем.
Ники смотрит на него с минуту, задыхаясь, пытаясь заново научиться говорить, но в итоге просто молча сбегает, стараясь не слишком думать о том, что только что чуть не кончил себе в штаны.
Сону смеётся ему вслед, и этот смех преследует Ники, словно кусачий дикий зверёк.
Позже, той ночью, Ники раз за разом вспоминает эту сцену, немного удивляясь, что чувства, которые она вызывает, не тускнеют, а, наоборот, становятся ярче и затягивают его, как зыбучие пески.
Он кладёт себе в рот большой палец, скользит им по языку, представляя, что это палец – или язык – или член Сону. Каждый раз у него перехватывает дыхание, и возбуждение болезненно-сладкой волной прокатывается по позвоночнику.
Ники думает: наверное, есть способ заставить Сону сделать минет – правда, бог его знает, что он за это потребует.
Представив Сону на коленях, даже не успев представить свой член, зажатый его губами, Ники заливает спермой свою руку.
На следующий вечер, когда Ники гуляет в одиночестве – занятие для него странное, но чего только не творит с людьми любовь, – на него налетает Сонхун и, быстрее чем Ники успевает сообразить что к чему, бьёт его в лицо.
Ники чувствует вкус крови из разбитой губы; боль вспыхивает не собственно ощущением, а какой-то вспышкой перед глазами. Сонхун смотрит на него со жгучей ненавистью. Ники сжимает кулаки, готовясь дать сдачи, но в этот момент где-то совсем рядом раздаются голоса, женский смех – и на аллею, где они стоят, готовые вцепиться друг другу в глотки, выходят две женщины с колясками.
Чертыхнувшись, Сонхун принимает приличный вид, и Ники приходится сделать то же самое.
– Я тебя достану, Нишимура. Только подойди ещё к нему, и я тебя в асфальт вкатаю, – выплёвывает Сонхун.
– Ага, давай, попробуй, – смеётся Ники.
– Ты меня слышал, – говорит Сонхун и, бросив раздражённый взгляд на женщин с колясками, исчезает где-то среди кустов пышно цветущей сирени.
Ники смотрит ему вслед с полнейшим безразличием. Пусть только попробует ещё раз что-нибудь выкинуть, думает он.
В хрустально-сиреневых сумерках загораются фонари. Прибоем шумит город, где-то звучат музыка, смех и разговоры. Ники шагает вперёд без цели, смутно ощущая вращение самой планеты под ногами, сосёт кровь из ранки на губе и подпевает популярной песенке.
Он чувствует себя более живым, чем когда-либо.
Ники влюблён в Сону до дрожи в коленках.
Ники счастливее, чем мог бы себе представить.