Примечание
от 19.06.2015
Сиреневое облако ударяется в захлопнувшуюся прямо перед ним дверь дома с заколоченными окнами и, зловеще дрогнув, исчезает. Чума обижена – она снова упустила того, за кем гоняется уже давно.
А по ту сторону двери юноша по имени Даниэль, которого, впрочем, чаще называют не по имени, а по прозвищу – Чернокнижником, – выпускает из ослабевших пальцев отмычку и сползает на пол, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Сильнее запахивается в удлинённый френч цвета самой тёмной беззвёздной ночи – которого, впрочем, уже не разглядеть под слоем пыли, – будто бы тонкосуконный драп сможет защитить от заразы. Убирает со лба слипшиеся от испарины угольно-чёрные волосы. Трясущимися руками открепляет удерживающую шейный платок брошь-кулон и открывает её, чтобы удостовериться, что маленький, найденный им когда-то в детстве кусочек змеиной кожи, который он с тех пор носит с собой как амулет, по-прежнему на своём месте. Облегчённо выдыхает, с негромким щелчком закрывает брошь и сжимает её в кулаке, прикрывая тёмные глаза и шепча заученный наизусть чёрный оберег на латыни – скорее, в силу привычки, чем в надежде, что заклинание его действительно спасёт.
Да, Даниэль действительно увлекался оккультными науками и всегда верил, что знающий человек способен перехитрить саму Смерть. Но теперь, когда Смерть гналась за ним по пятам, он уже не был так твёрдо убеждён в своей вере.
Но ведь у него совсем недавно почти получилось оживить мертвеца!
Ах, если бы его мать – религиозная фанатичка – не помешала ему… Даниэль невольно поморщился, вспоминая всё. Первым делом в памяти всплыл рвущий перепонки визг матери, когда та сорвала его первое собрание с записавшимися к нему в последователи ровесниками, которых он называл Приближёнными. Потом – все непечатные слова, которыми она осыпала отца, когда тот попытался за него заступиться. Да… Отец был хорошим, отец его понимал и во всём поддерживал…
Собственно, как раз-таки отца, внезапно умершего от подхваченной в заграничной командировке неизвестной болезни, Даниэль и пытался оживить. Он мог себе поклясться, что видел, как отец шевелился, когда вместе с Приближёнными проводил ритуал у гроба. Но так невовремя ворвавшаяся мать не дала довершить начатое, отказалась верить в то, что если бы не она, то вот-вот бы свершилось чудо, и, окончательно обезумев, выгнала сына из дома, заклеймив нечистым и богохульником. Ночевать пришлось у кого-то из Приближённых.
А на следующий день заголовки всех газет кричали: «Хауптштадт захлестнула эпидемия Песочной Язвы».
Чума выедала район за районом, и с каждым днём Даниэлю всё труднее было найти ночлег. Песчанка не пощадила никого из Приближённых, и большинство из них просто отвернулись от своего наставника, решив, что его учение бессмысленно, раз не уберегло их от смертельной болезни. Те же немногие, кто по-прежнему оставались друзьями Даниэля, также не впускали его в свои дома, но по иной причине – боялись заразить. Оставалось только взламывать запертые дома, хозяева которых в спешке бежали из города, – такие, как этот, в котором он спрятался сейчас.
Но рано или поздно зараза всё равно найдёт щель, в которую просочится, отравит дом изнутри своим ядовитым дыханием, а снаружи покроет пятнами кровавой плесени. И если раньше Даниэлю с поистине фантастическим везением удавалось покидать старое убежище, чтобы отправиться на поиски нового, буквально за долю секунды до того, как новой полноправной хозяйкой дома станет Песчанка, то на этот раз он уже не был так уверен в том, что снова выйдет сухим из воды. Да и, скорее всего, он уже давно заражён, просто не замечал этого раньше. Ведь нормальной еды, которая и до эпидемии была в дефиците, сейчас совсем не осталось, и питаться приходилось чем попало.
Словно в подтверждение опасений, Даниэль внезапно заходится приступом удушливого кашля, валится набок, сгибается пополам, прикрывая рот ладонью, и чувствует, как сквозь его пальцы сочится что-то тёплое. Отнимая от рта руку, неверяще разглядывает алые разводы на ней. Кровь… Его лёгкие уже изъедены проклятой Язвой, которая будто бы спала, не давая о себе знать раньше, а сейчас проснулась, почувствовала, что проголодалась, и захотела добавки. Даниэля осеняет догадка, что он не чувствовал заразы в своём теле потому, что «на всякий пожарный» горстями глотал иммунные таблетки, выменянные у дворовых мальчишек на найденные в каком-то из брошенных домов безделушки. Но запасы этих таблеток иссякли ещё вчера… Да и какой от них, в самом-то деле, прок? Только замедляют развитие инфекции в организме, здоровье-то ими не поправишь.
Даниэль нервно смеётся сквозь кашель. Вот, значит, каков будет конец неуловимого Чернокнижника… В пустом доме с заколоченными окнами, один на один с Песочной Язвой…
В голове почему-то всплывают поверья тех же мальчишек, которыми они поделились в придачу к таблеткам. Они считали, что Песочный Человек – обычно добрый хранитель снов, в которого верили все дети – за что-то разгневался на жителей Хауптштадта, и вместе с ним стал злым и его волшебный песок, который он сеял повсюду, заставляя людей засыпать в муках и никогда больше не просыпаться. А самые маленькие тараторили наперебой, что видели его самого, своими глазами, и он вовсе не низенький старичок в смешном колпаке, каким его рисуют в книжках, а «здороооовый мужик, на медведя похож! И глаза у него страшные, пустые, но смотрит он грустно-грустно, и так жалко его сразу становится… И ничего он не злой, просто, наверное, очень сильно его обидели, да ни за что».
Даниэль припоминает, что и сам, когда был маленьким, перед сном всегда зазывал к себе Песочника забавной песенкой, и всегда спал спокойно и крепко. В голове мелькает безумная идея – спеть ему прямо сейчас. А почему нет? Пусть приходит и поможет погрузиться в вечный сон…
И Даниэль, с горькой усмешкой на перепачканных собственной кровью губах, начинает напевать хриплым, ослабевшим голосом:
«Песочник, Песочник,
Приди ко мне ночью,
Насыпь песку в мои глаза…»
Новая вспышка боли разрывает лёгкие, но он с усилием подавляет кашель и меняет последнюю строчку песенки на свой лад:
«…Чтобы уснул я навсегда».
Хочется рыдать и истерически смеяться одновременно, но ни на то, ни на другое уже не осталось ни голоса, ни сил. Кашель всё же вырывается наружу, заставляя Даниэля выплёвывать собственные лёгкие по кускам, в голове стоит гул, сквозь который слышно только биение слабеющего пульса в висках. Будто чьи-то приближающиеся тяжёлые шаги…
Или в доме есть кто-то кроме него?
Шаги стихают где-то совсем рядом. Даниэль открывает глаза, с трудом фокусируя взгляд, и замирает, увидев склонившегося над ним человека. Длинный и плечистый, действительно на медведя похож… только на очень исхудавшего и больного медведя. В песочного цвета взъерошенных волосах запутались мелкие сухие веточки. Бездвижное, осунувшееся, заросшее щетиной лицо – словно глиняная маска. А глаза и вправду пустые, совершенно бесцветные… И Даниэль отчего-то уверен, что когда-то эти глаза были небесно-синими. Непонятно, откуда – но он просто знает это.
А Песочник тем временем тянется своей широкой ладонью к его лицу, и у него совершенно нет сил, чтобы отстраниться – да и не хочется. И слышится ему шелестящий, словно сыплющийся песок, шёпот, кажется, звучащий прямо в его голове:
«Наконец-то я тебя нашёл…»
Даниэль мысленно усмехается тому, что оказался прав, когда ему казалось, будто Язва гоняется именно за ним, а остальных людей, попадающихся по пути, съедает просто так, чтобы не путались под ногами. Но почему именно он?
Ответ на этот вопрос он получает, когда чувствует на своих губах горячее, опаляющее дыхание, всё его тело вдруг охватывает нестерпимый жар, а в голове начинают мелькать одно за другим чьи-то воспоминания, словно цветной диафильм.
Вот какой-то рослый и сильный светловолосый человек, похожий на Песочника… да нет, это же он и есть – но до того, как стал Песочником. И звали его тогда по-другому – Гаруспиком.
А вот Бакалавр – загадочный человек в змеином плаще, удивительно похожий на него самого…
Или он и есть Бакалавр, а никакой не Чернокнижник? И все эти воспоминания принадлежат ему? И он когда-то давно – в прошлой, а то и позапрошлой жизни – уже боролся с Песочной Язвой? Но не один – Гаруспик был с ним рядом. А потом Язва завладела его разумом и телом, превратила в Песочника… разлучила двух друзей, которые, впрочем, уже успели стать друг для друга гораздо большим, чем друзья. И Гаруспик никак не мог забрать Бакалавра с собой.
Тогда не мог. Но сможет теперь – за этим и пришёл.
И Даниэль – а так ли на самом деле произносится его имя? – выдыхает с облегчением, уже не чувствуя никакой боли, счастливо улыбается и перед тем, как закрываются его тёмные глаза, успевает заметить, что бесцветные глаза Песочника – нет, Гаруспика! – вновь наполняются синевой, как проясняется небо после грозы.