Как же… холодно.

Господин Джинши заёрзал под тремя одеялами, неспособный даже открыть глаза. Таким вот образом прошла уже неделя. Бумажная волокита и обязанности евнуха скопились за это время, но тот ни в какую не собирался подниматься.

— Что же с ним, Сяомао? — Гаошунь привёл травницу в тёмную комнату начальника, который зарылся в свою постель.

— Вы уж не надейтесь на меня, господин Гаошунь. Недуги евнухов — не моя стихия, — Маомао, произнеся это, сразу же стыдливо отвернулась. У неё из головы вылетело, что слуга господина так же лишился «достоинства». Но он ничего не сказал, обеспокоенно глядя в сторону кучи шерстяных одеял, что мерно вздымалась и опускалась.

— Прошу, помоги ему.

— Сделаю всё возможное.

Оба поклонились друг другу, и Гаошунь покинул комнату. Маомао медленно повернулась к источнику её бед, задрожав от неприятного предчувствия всем телом.

— Кто это там? — молодой господин со взъерошенной головой поднялся с кровати.

— Травница, господин Джинши, — она уважительно поклонилась, поэтому ей не удалось разглядеть противную, но в то же время умопомрачительную улыбку.

— Уже настолько отчаялись, что прислали тебя.

— Думаю, уже сверху надеются вас добить, раз решили доверить ваше здоровье мне.

— Всё шутки шутишь, — евнух кокетливо ухмыльнулся, но его глаза потускнели под рядом густых ресниц. Сегодня он был сам не свой.

— Можете сказать, что вас беспокоит? — Маомао тихонько села у края постели и начала внимательно осматривать пациента. Теперь, когда симпатичное лицо было намного ближе, она поняла причину странного внешнего вида. Его взгляд… не было той уверенности в себе и своих силах. Блеск глаз потемнел от пустоты, но мимика — его улыбка, надутые губы и прикрытые веки оставались неизменны.

Жуткое зрелище, будто на живого мертвеца смотрю.

— Голова всё время болит, аппетит пропал и слабость по всему телу, — прядь волос упала на лицо, прикрыв стыдливый румянец. Не будет же он так унижаться, говоря, что ему ещё и одиноко. Ведь это не симптом, верно?

— Посмотрим… — травница ощупала лоб, шею и осмотрела кожу, но ничего похожего на лихорадку или яд она не нашла. — Вы точно не врёте? Или, может, что-то скрываете?

— Зачем мне врать или недоговаривать тебе? — он поджал без того тонкие губы. Зоркий глаз Маомао это подметил, но замечание она не высказала. Понимала, что хуже сделает.

— Знаете, это мне напоминает один случай из Медяного дворца…

— Тебе бы мемуары писать о своей жизни в том дворце. Появится необычное обстоятельство, а так уже в доме удовольствий произошло буквально то же самое, — после своих слов евнух лукаво прикрыл рот рукавом и тихо засмеялся. Его начала забавлять вся эта ситуация.

— Если хотите излечиться, то сначала выслушайте меня, господин.

— Прости-прости, травница, продолжай, — он откашлялся и принял стойку, излучавшую полнейшую концентрацию.

— Была одна молодая девица. С юных лет работала на старуху, не зная ни тепла, ни ласки родительского дома, — на последних словах Джинши невольно дрогнул, что не укрылось от внимательной служанки. — Но как-то она сблизилась с одной женщиной, что уже долгие годы служила во дворце по собственной воле. Она была ужасно талантлива в рисовании.

Маомао отвела взгляд на прозрачные белые занавески. Воспоминания увели её вглубь сознания, где картинно появлялись образы, что она сейчас описывала. И заострила внимание она на той картине, что рисовала та прелестная дама.

— Её кисть создавала не просто красивые полотна. Она создавала то, что всегда вызывало слёзы. Даже крепкий сухарь мог расплакаться от такого вида.

— А что это была за картина? — евнух не на шутку заинтересовался рассказом травницы, отчего его глаза вернули себе былой блеск игривости и любопытства.

— Мать обнимала свою дочь у обрыва реки, — глаза рассказчицы неожиданно наполнились слезами. — Руки матери трепетно обхватили тельце маленького ребёнка. Они обе были счастливы, но в то же время и напуганы. Они чувствовали, что это не навсегда.

Губы господина Джинши приоткрылись от слов травницы. История его затронула, как и её подача. Но всё же не было никакой развязки — непонятно, что хотела этим сказать Маомао.

— Но как это связано с той молодой девицей?

— Напрямую. Увидев эту картину, она расчувствовалась и начала общаться с художницей. Их отношения всё крепли — этих двоих нельзя было увидеть по отдельности без объятий, — Маомао потёрла пострадавшую от экспериментов руку и тяжело вздохнула. — Но идиллия разрушилась, когда та женщина неожиданно заболела. Она буквально умерла на руках бедной девушки…

— Неужели у неё был такой же недуг, как и у меня?

— Нет-нет, ваши симптомы совпадают с болезнью молодой девицы, что начала увядать год за годом. У неё пропал аппетит, голова вечно болела. Она даже была неспособна встать с кровати, говоря, что в этом нет никакого смысла. И самое примечательное — её физическое здоровье было прекрасно.

— Она смогла излечиться?

Вопрос канул в тишину, что внезапно образовалась. Маомао прикусила губу и с неким недоверием посмотрела больному в глаза.

— Через три года после смерти художницы она перерезала себе вены.

Немой страх, что отразился на лице евнуха, заставил травницу опустить взор. Неприятная история вышла, но всё сходится.

— Господин Джинши, — служанка бережно взяла точёную руку своего начальника. На неё неожиданно накатило чувство ужасающей катастрофы. Его глаза в начале и та молодая девица… Данный рассказ потревожил даже саму рассказчицу. — Не держите в себе свою боль. Вы можете мне открыться.

— Ха?.. — евнух удивился такому раскладу дел, но всё же свою руку он не отдёрнул. — Ты о чём, какая боль?

— Та девушка умерла от равнодушия и непонимания. Я не позволю такому повториться, господин, — Джинши с опаской посмотрел на травницу, абсолютно не понимая её поведение.

— Боишься, что тебя накажут, если не сможешь вылечить меня?

— Нет… — Маомао твёрдо посмотрела на сконфузившегося евнуха и… улыбнулась ему. Улыбнулась самой тёплой и красивой улыбкой, которая могла быть в жизни господина Джинши.

— Я боюсь потерять вас, господин.