30-е Цветеня – 1-е Травеня

Ардалин, Верхний Пригорок. Лес

Одной из самых нелепых и полезных людских придумок Генри считал репутацию.

Вот он, например, имел сразу несколько репутаций. Одну – среди столичной молодежи, частенько посещающей званые вечера, дворцовые балы и концерты в чайных. Там все было просто: виконт Хейвуд отличный танцор, умелый скрипач, вечный гуляка и чудак, которому все сходит с рук из-за дружбы с королем. И именно поэтому виконт никогда не пьет больше пары бокалов чего угодно, от вина до живой водицы – скандальные выходки приятнее совершать на трезвую голову, чтобы точно быть уверенным, что не сболтнул попутно чего лишнего.

С лесными дозорными и товарищами по Академии было не сложней: всем известно, что Генри не чурается работы руками, не привередлив в еде и выборе собеседника, всегда готов первым сунуть нос в подозрительный овраг или дупло и совершенно невыносим, когда дело касается отчетов. Добиться того, чтобы вчерашнего выпускника слушали, а о высоком статусе забыли и не расшаркивались лишний раз, удалось всего-то за пару месяцев, и с тех пор его чудачества и неосторожность смиренно терпели и без опаски высмеивали при нем же, что Генри абсолютно устраивало. Не удивительно, что даже чуткий на всевозможные интрижки Гектор не заподозрил его в сговоре с друидами – таким мыслям было просто неоткуда взяться.

О том, какой была репутация у прославившегося на весь север страны Арья-атана, он до этой весны даже не догадывался.

Хорошо хоть, уроки вынужденного за каждым словом и шагом следить Тристана не прошли даром: будучи прикованным к постели, Генри развлекал себя расспросами обо всем на свете, от особенностей использования друидских чар в медицине до свежих слухов о своей персоне. Чувствовавший вину за хитростью вырванную клятву Севастиан из кожи вон лез, чтобы доказать свои самые благородные и честные намерения, а потому отвечал, порой даже забывая ворчать. И благодаря этому Генри знал, что Арья-атан – глубоко несчастный ребенок, почти что пленник в золотой клетке, над которым проводят страшные опыты и никогда не выпускают из виду, не давая и шага сделать в сторону Леса. А еще он, согласно слухам, может натравить на врагов собак и крыс, управлять стаями жуков-вредителей и даже запросто болтать с Искаженцами, но сдерживается не иначе как под страхом пыток и казни.

Услышав это впервые, он не сдержал смех – и долго выл потом от боли, потому что сломанные ребра спасибо не сказали, а давать ему еще больше снотворного Севастиан боялся. И так держал в полубреду от заката до рассвета, ускоряя исцеление.

По крайней мере, он знал теперь, что играть. Умудренные жизнью Старейшины наверняка не поверили бы в ужасные страдания молодого, здорового и богатого юноши довольно приятной наружности, а вот росшая на сказках девица – совсем другое дело. Узнать бы теперь, зачем он ей такой понадобился. В благородный порыв и влюбленность в образ можно было верить до смерти Веденеи, но теперь…

– О чем задумался?

– О том, что волки живут в стае и чихают друг на друга. И поэтому у них наблюдаются сезонные эпидемии, особенно среди волчат. Совсем как у нас!

Андама оглушительно рассмеялась, заставив вздрогнуть и оглянуться идущего впереди стрелка. Угрожающий блеск в черных глазах истаял без следа: быть спасенным слегка влюбленным дурачком было очень, очень удобно.

Его отвели к спрятанным за рекой фургонам с неприметными буро-зелеными крышами и небольшим палаткам из такой же ткани, служившим временным пристанищем для тех, кто не рисковал показаться в деревне. Народу здесь, вопреки его опасениям, было немного – не больше двух десятков друидов, большая часть которых, как он успел заметить, в бойцы не годилась. Старики с необычными резными тросточками-посохами, одетые к празднику дети, игравшие с какими-то круглыми плоскими камешками – рунами, что ли? Разглядеть не удалось, а подойти и спросить он не рискнул: весть о случившимся у реки уже достигла этого места, и потому на них косились со страхом и презрением. Кто-то недоуменно качал головой, кто-то отводил взгляд или вовсе спешил задернуть полог палатки. Это выглядело жалко и тревожно, а еще заставляло почувствовать себя каким-то грязным злодеем… точнее, злодейским прихвостнем на коротком поводке. От самой большой палатки аппетитно пахло уже знакомыми корицей и лимоном, но никто не предложил им выпить, никто не пел праздничных песен и уж тем более не было здесь хороводов и танцев.

Кучка запуганных стариков и малолеток, да те, кто был с ними – вот и вся свита Старейшины. Имела ли смысл эта запоздалая засада? Андама, впрочем, тоже была низенькой хрупкой девчушкой. Не стоило обманываться и радоваться раньше времени, тем более что филины не ожидают удара в спину и вообще пока что позорно бездействуют, хотя могли бы и спохватиться, что их двоих давненько нет на месте.

Небольшой лагерь был хорошо спрятан от посторонних глаз: со стороны и не разглядишь, пока на натянутые у самой земли сигнальные веревки не напорешься. На вопрос о том, что будет, если их не заметить, Андама только улыбнулась и пообещала на ком-нибудь это показать. Судя по тому, что никто из их спутников даже не улыбнулся, шуткой это не было. Даже члены вооруженного отряда смотрели странно, а чаще не смотрели вовсе, опуская глаза или склоняя голову в знак мнимого почтения, стоило ей обратиться к кому-то из них. Друидка или была к такому привычной, или старательно не замечала всеобщее напряжение и пропитанные тревогой шепотки, окружившие их со всех сторон.

– Этого привяжите покрепче и заткните рот. Без меня не трогать, может быть опасно. Нежитью несет… ну да вам не понять, – презрительно фыркнув, Андама вновь схватила его за руку и потащила за собой. Генри едва успел увидеть, в какую сторону увели старательно не глядевшего на него куратора.

Нужно было тянуть время. Полночь уже скоро, и, пусть они далеко, их хватятся с минуты на минуту…

– По дороге мы видели чужаков. Пробегитесь и узнайте, сколько их и откуда они пришли. Если начнется драка – используйте этого академика как заложника, но живым он вернуться к своим не должен. – Генри вздрогнул всем телом, и только и смог, что покачать головой в ответ на недобрый вопросительный взгляд. – Если их не больше десятка, обогните деревню и заманите к ямам. Лагерь сворачивайте сейчас, но уходите в противоположную от Леса сторону, к старой балке и заимке. Ума, ты за старшую, – добавив еще пару фраз на хельянском и убедившись, что желающих поспорить нет, друидка шумно выдохнула и закрыла глаза, замирая так на несколько секунд.

Вокруг поднялась на удивление тихая суматоха: звенела посуда, фыркали кони, шуршали полотнища сворачиваемых палаток. Видно было, что этим людям часто приходится вот так бесшумно сниматься с места по одному слову. Костры, конечно же, никто не жег, но Генри все равно немного удивился, обнаружив в руках быстро выпрыгнувшего из ближайшего фургона мальчишки лет двенадцати в расшитой алой рубахе не лучину и даже не свечу, а дорогую стеклянную лампу. Огонек в ней отчего-то на мгновение раздвоился, а в глазах потемнело, из-за чего Генри неуклюже пошатнулся, с трудом подавив зевок.

– Арчибальд, за книгой уже послали? – Андама, будто успевшая задремать прямо так, стоя, резко передернула плечами и отпустила его руку.

Давешний стрелок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся седым, но рослым и крепким мужчиной, лениво покачал головой. Он единственный, если не считать все еще тихо всхлипывавшую охранницу Старейшины, смел выказывать свое недовольство, но перечить маленькой тиранше не спешил.

– Нет еще, куда торопиться? Регина наверняка прибежит, как время выходить настанет, ну, или дочку с весточкой пришлет…

Андама нахмурилась, став похожей на командиршу перед сражением. С каждым новым приказом, отданным с полной уверенностью в собственных силах, сомнения Генри насчет «влюбленной девицы» неумолимо крепли, уступая место тревоге.

– Реджи, беги к тете и поторопи ее, – обратилась она к принесшему лампу тощему пацану. – Пусть догоняет меня у границы, сразу с книгой. И проследи, чтобы не было хвоста!

– Как скажешь! – радостно пискнул тот, очевидно, восприняв это как особое доверие и возможность показать себя. Много ли ребенку для счастья надо…

– Ты не поведешь отряд? – Арчибальд приподнял густые белые брови, а потом перевел взгляд на притихшего Генри и громко хмыкнул, видно, и без ответа придя к какому-то выводу.

– Нет. У меня дурное предчувствие, так что планы поменялись. И раз ты уже собрал вещи, помоги нашему другу подготовиться к дороге. Приведешь его потом ко мне.

– Эй, погоди! К какой дороге, как готовиться? А ты? – растерялся так ничего и не придумавший Генри.

– А ты что, в этой речке собрался купаться и молитвы возносить, глупый? – Андама улыбнулась, по ее меркам весьма нежно. – Чистозерье ждет, но до него еще нужно дойти… разве не за этим ты обратился к Севастиану?

– За этим, конечно… а он придет? – Генри судорожно сглотнул, надеясь, что это сойдет за радостное возбуждение. Вот и потянул время…

– Куда он денется, – с отчетливой неприязнью фыркнула друидка. – Все, идите. Мне нужен новый план и минута тишины.

***

Говорить со стрелком Генри не рискнул, да и этот Арчибальд, странно на него покосившись, тоже предпочел ограничиться сухими указаниями: проходи сюда, раздевайся, вставай на доски, бери ковш, ополоснись. И никаких тебе сказочных рощ со светящейся голубой травой, никаких древних купален в виде спиралью выложенных цветных камней… даже цветов папоротника в воде не оказалось, только парочка утопших комаров и лист березы. Учитывая, что от лагеря их отделяли только массивные сосны и лиственницы, за которыми весьма неубедительно прятались две подглядывающие за его умыванием молодые друидки, Генри решил считать все это продолжением дурного спектакля, им же самим и начатого.

– Рубашка на тебе новая, да? Хорошо, а то пришлось бы искать, – кинув в него полотенце, о чистоте которого лучше было не думать, стрелок снова отвернулся, чтобы затем подать ему пучок каких-то распаренных ароматных трав. Полынь в составе точно была, остальное в свете единственной выданной им свечи было не разглядеть, а нос и вовсе решил, что настало время зудеть и чесаться, а не помогать владельцу. – Натирайся, да поживее, не то она вернется, а ты…

А он без штанов, да-да. Ну, зато это определенно поможет потянуть время.

– А как натираться-то? И где? – У Севастиана были склянки с маслами, а это, видимо, было более дешевой и традиционной версией защиты от внимания Искаженцев.

– А, ты ж дворцовый, ни беса не знаешь… Давай тогда сперва волосы, наклонись-ка, – Генри послушно наклонился, и ему на голову тут же вылили целую лохань пахнущей той же смесью трав воды. Зубы застучали, давая понять, что лучше бы ему поспешить и одеться. – Вот, так оно быстрее будет, и шею натирать не надо. А теперь давай бегом, руки до локтя, подмышки, под коленями. Хотя вас, одаренных, вроде как на зуб пробовать не должны…

– На меня твари в самом деле не особо бросались, – осторожно ответил Генри на будто бы и не к нему обращенные слова. – Севастиан тоже только на людей и Отраженцев жаловался. На Андаму, значит…

– Тихо ты, дурень! – испуганно шикнул мужчина, заставив Генри замереть в нелепой позе на одной ноге. – В такую ночь словами не бросаются! Зови их Темнозрачными, а лучше не зови вовсе…

Ах да, можно ведь беду накликать. Плохо, Арья-атан, выходишь из образа!

– Да, извините, я просто волнуюсь. Так зачем это все, если нас и так не трогают?

– Положено так. Ну, и чтоб запах ваш вообще никто не мог учуять, а то мало ли… собаки, опять же, у стервятников этих есть. – Ага, а еще этих собак можно научить распознавать именно это сочетание запахов. Правда, до такого лесные дозорные еще не додумались, а учить их он не собирался. Наверное. Что-то подсказывало Генри, что после этой ночи его отношение к Стражам Леса значительно изменится, и сомнительно, что в лучшую сторону.

 Полностью одеться ему не дали: Арчибальд, снова задумчиво похмыкав, заявил, что Андама все равно заново заставит его снимать рубашку, так что зачем зря время терять. Ведомый любопытством и поднявшим голову азартом – ура, запретные знания! – Генри без возражений забрался в указанный фургон. И тут же оглушительно чихнул, едва не выскочив обратно: запах настоянной на спирту гвоздики и еще каких-то пряностей ударил, казалось, не в нос, а сразу в легкие, причем кулаком.

– Да, ты прав, надо бы тут проветрить, – тут же откликнулась ожидавшая его друидка.

Когда дышать стало легче, Генри принялся крутить головой. Небольшой фургон был сплошь заставлен сундуками и ящиками с надписями на хельянском. Веники трав под потолком и дамский столик с зеркалом не удивили, а вот висящий над входом олений череп, украшенный пучками темных перьев и праздничным венком из краснозвездника, выглядел жутковато. Как и внушительного вида серп в руках приодевшейся друидки.

Эх, а где же шелковый шатер, возведенный вокруг древнего алтаря для жертвоприношений? Не то чтобы он боялся быть зарезанным здесь и сейчас, но за несбывшуюся сказку все-таки обидно. Ну, хоть главная жрица выглядела так, будто вышла со страниц маминых рассказов: красивая, опасная, с алыми губами и черными-черными глазами, круги под которыми будто бы стали меньше. Волосы она заплела в две толстые косы, украсив изящным обручем, имитирующим венок. Две нити алых бусин свисали по краям, тревожно мерцая в свете лампы, а зеленый плащ был расшит серебром. Переплетающиеся затейливым узором колючая лоза и болиголов, конечно, смотрелись изумительно, но разве это уместно для тех, кто собирается красться через чащу прямо в сердце Леса?

– Выглядишь потрясающе, – это даже не было ложью, – но не слишком ли приметно?

– О, об этом не беспокойся, – кокетливо поправив волосы, друидка окинула его жадным, но каким-то странно цепким взглядом. Когда она спрятала серп под плащом, Генри позволил себе облегченно выдохнуть. Да только рановато. – Садись сюда. Не снимешь рубашку? Время поджимает, а так искать будет проще.

– Если ты хочешь, я сниму хоть все, но что искать?

– То, что может тебя убить при переходе, – Андама, игриво щелкнув его по лбу, тут же посерьезнела. – Интересно, Севастиан ослеп, или пометить тебя успели позже? Что-то не верится, что он хотел убить тебя таким странным образом…

Ладони с острыми ногтями легли на грудь, неприятно, властно заскользили по коже, ощупывая сперва ключицы, затем плечи и шею, и Генри почувствовал, как голова начинает кружиться, а к горлу подступает ком. Тошноты только не хватало!

– Погоди-погоди! Я понимаю, мы спешим, но расскажи, пожалуйста, все с самого начала, а то я уже окончательно запутался! – перехватив протянутые к его щекам руки, Генри внезапно пошатнулся, едва не упав с сундука. И вот это точно было не из-за отвращения.

– Ой, – друидка тут же выдернула свои ладони и шумно вздохнула. – Я думала, ты про меня знаешь, а ты… – надувшись не то от смущения, не то от возмущения, она отступила на шаг, усаживаясь прямо на ящик. – Наглый же ты мальчишка! И что ты думал я собираюсь тут с тобой делать?

– Ворожить, – без тени стыда отозвался Генри. – Мне показалось, тебе важно, чтобы при посторонних я не задавал вопросов. Вот я и ждал, когда представится случай. А что, не стоило?

– Хм. Все правильно, – ответила друидка не сразу, зато теперь ее голос был пропитан гордостью и удовлетворением. Отлично, это слепит людей не хуже лести. – Мне говорили, что ты хитрый и изворотливый… и что знаешь больше, чем кажется.

– Ну, смотря о чем, – выдавив самую невинную из своих улыбок, Генри пожал плечами. Хотелось одеться и удрать, а не ощущать на себе пристальный взгляд этой девицы. Еще меньше хотелось, чтобы она снова принялась его лапать под видом каких-то там поисков. – Но я спросил первым. Что ты хочешь найти, как это может меня убить и почему Севастиан ничего не сказал? Я думал, что ему можно верить…

– Не была бы в этом так уверена, но он тебя лечил, так что не стану возводить напраслину раньше срока, – не поддалась на очевидную уловку Андама. – Мой дар довольно… многогранен, и он позволяет мне не только причинять людям боль, знаешь ли.

Значит, он угадал! Тогда у реки она схватила его за ногу, и мышцы будто бы прошило короткой волной боли. И охранявший его филин даже дернуться не успел, не ожидая подвоха от безоружной девицы… вот растяпа! А еще хвастался, что мышь не проскочит.

– А что еще ты умеешь? Мне сейчас показалось, что…

– Тебе не показалось, – она виновато покачала головой, прижав кончики пальцев к губам. – Мне требовалось набраться сил, а для этого нужен одаренный, и чтобы сам не слабей меня. Нас таких, знаешь ли, не толпы! Раньше помогала наставница, но… – Да уж, в самом деле «но». Зато теперь понятны эти постоянные навязчивые прикосновения! – Ты не волнуйся, слабость пройдет за пару минут, а тебе твой дар пока все равно не нужен.

Как же. Жутко. И ведь этим дело точно не ограничится. Управление невидимой энергией – одна из самых страшных и легко выходящих из-под контроля способностей. Насколько Генри было известно, она охватывала самые разные грани возможностей, от гипноза и вампиризма до принудительной остановки сердца. Значит, Андама способна одним касанием причинять боль, а вдобавок еще и чуять какие-то следы? И ведь даже согласия не спросила, взяла, что хотела, силой, будто так и надо! Привыкла, что все готовы услужить?

Погодите-ка.

– Ты сказала, что меня «пометили», – осознание пробежалось по позвоночнику неприятным холодком, заставив почувствовать и капающую с мокрых волос воду, и занемевшие из-за отнятой силы кисти рук. – Как это понимать? Это… связано с тем, что ты сказала про моего куратора?

– Учитывая, как от него несет нежитью – больше некому! Неужели ты не чувствуешь, Арья-атан? – она снова встала и усмехнулась гордо и высокомерно. – А мог бы, если бы ходил к Чистозерью и учился правильно пользоваться тем, что дано! Куратор, как же… надсмотрщик уж скорее. Поводок на тебя нацепил, стоит только дернуть…

– Докажи, – прозвучало резко и грубо, и Генри тут же прикусил язык, ругая себя за выход из роли. – Я… это звучит страшно, пожалуйста, покажи, как ты это поняла. Это… это же можно снять, верно?

Ну какая же чушь! Лиам объекта своего научного интереса боится, как огня, и недавняя встреча с цокотушником тому доказательство! Да, Буш не раз участвовал в отловах тварей в окрестностях столицы и регулярно сталкивался с самыми разными видами нежити, но спустя столько дней… кем от него может «нести»?

Уж не тем ли, кто отнимает память?

Но Генри-то тут причем?

Пока он раздумывал, юркие пальцы друидки вновь заплясали по его коже, вызывая острое желание передернуть плечами и почесаться. Это не было лаской, но не было и бесстрастными прикосновениями лекаря. Скорее… изучением. Расчетливым таким, но полным непонятного, темного интереса. Будто он кукла… или они в анатомическом театре. Как она там сказала, прикасаться к мертвым? Их энергию тоже можно считать?

А уж если научиться управлять ей… например, заворожить черную кость. Неспроста таких, как она, принято отлавливать и прятать за решеткой.

– Здесь, – ладонь легла на спину под лопаткой, и давешний укус, о котором Генри и думать забыл, тут же зазудел с утроенной силой. – Чувствуешь?

– Да, – голос охрип разом, и все тело пробил озноб. На языке стало горько, будто он наглотался этого отвара для омовений. Неужели той ночью… – Я думал, меня просто укусил кто-то. Клоп…

– Ага. Большой такой светленький кровопийца с сильным артефактом непонятного назначения. Не замечал при нем никаких необычных вещиц?

Это невозможно. Это попросту бессмысленно!

– Вроде бы нет, – голова, совсем потяжелевшая, безвольно опустилась к самой груди. Андама все еще держала ладонь на его спине, и зуд постепенно начал превращаться в тянущую боль. Только ли из-за нее? – Может быть, ручка? Красивая такая, со звездами… ей и ткнуть удобно.

– Может, – согласилась друидка, мягко погладив его свободной рукой по волосам. – Что, хочешь теперь спросить с него?

– Очень.

В самом деле, какие клопы в таком доме? А наутро были все эти вопросы о самочувствии, после которых куратор и на шаг от него не отходил…

– Потерпи до завтра, – Андама почти мурлыкала. – В священную ночь кровь проливать нельзя, но вот потом… знаешь, сейчас мы таким почти не занимаемся, но дома я застала парочку жертвоприношений. С плененного врага хоть ритуал, сам понимаешь… Помню, что делать и как, чтобы человек до самого конца оставался в сознании. Толку с этого, правда, никакого – если бы боги были рады, такие, как мы с тобой, это почувствовали бы. Но для устрашения всяких ничтожеств сойдет.

Реки вечные, во что он ввязался? Она ведь это серьезно.

– Спасибо, – губы послушно сложились в улыбку, и голову пришлось поднять. Для слабости не место и не время. – Так эта… метка, или как ее, даст мне пересечь границу?

– Снять не выходит, – друидка даже ногтями по коже поскребла, будто речь шла о чернильном пятнышке. – Но и злых теней за ней я не чувствую. Так что, пожалуй, можно рискнуть. Мы должны быть там сегодня, ты ведь чувствуешь это?

– Зов очень сильный, – на пробу кивнул он. Неужели удастся узнать все сейчас? – Значит, ты ему не противишься? И… что происходит там, когда придешь, куда тянет?

– Если бы я помнила! – обиженно, совсем по-детски воскликнула друидка. – Для меня ритуал каждый раз заканчивается или новой гранью дара, или вовсе потерей сознания на несколько дней. Одно и то же, это невыносимо! Сперва зовут, требуют, иногда провожают до места… Боги слышат меня, принимают, даже ранки от заусенцев в считанные секунды в прошлый раз зажили, стоило ладони в воду опустить. Но чего-то не хватает, и меня выбрасывает обратно! А что не так – не помню! Стараюсь больше всех, все книги перечитала, все обряды перепробовала… нечестно!

Закончилась внезапная отповедь уже не детскими возгласами, а злобным, низким шипением. На месте богов Генри бы с этой девицей так играть не стал.

– А как понять – выбрасывает? Или наоборот, как понять, что все получилось? – Севастиан говорил, что опасности для жизни в этом нет, и вот доказательство! Значит, все это уже было не зря: теперь ему известно, что Зов – еще не приговор. Правда вот фраза о «новых гранях» дара звучала равно любопытно и пугающе: за такое придется платить, и вряд ли там из воды всплывает меню с ценами.

– Некогда уже. Одевайся, по дороге все расскажу, – Андама, резко отстранившись, принялась проверять многочисленные мешочки на поясе широких черных штанов. Значит, украшения ей не мешают, а вот подол платья, в котором она через забор с ним прыгала, чем-то не угодил? И эта резкость… Поняла, что рассказала лишнего, или в самом деле торопится прибыть на место? Книгу еще какую-то просила, надо бы потом спросить, для чего. – Пойдем отдельно от остальных, как тебе идея?

– Идущую в Лес толпу могут обнаружить, а вот двух человек… особенно если я позову свою рысь, – в самом деле, почему бы и не пройтись? Пусть драка случится без них! Лиаму он все равно сейчас не поможет, а вот увести эту бешеную подальше кажется вполне разумной идеей. Он же хотел к озеру? Проводница, конечно, тот еще кошмар, но зато потом можно сбежать к Севастиану и выставить его героем, отбившим Арья-атана у сумасшедшей жрицы.

А если в процессе удастся еще и богов послушать, то вообще хорошо.

***

Они задержались еще на несколько минут: Андама раздавала последние указания, почему-то упорно пользуясь хельянским, хотя среди тех, кто попался ему на глаза, Генри насчитал не больше пяти выходцев из Залесья. Друиды, мрачные и сосредоточенные, походили на беженцев и готовящихся к атаке солдат разом. И совсем не напоминали тех возвышенно-торжественных, владеющих мудростью природы ведунов, какими их невольно представлял виконт Хейвуд.

Это, недавнее убийство и память о приказе избавиться от Лиама в случае драки вызвало новую волну нервной дрожи, скрыть которую удалось лишь потому, что больше его не хватали за руки. Как он может остановить это, какой аргумент привести? Будь Старейшина жива, он бы попытался – старики любят долго и муторно все обсуждать, а не рубить с плеча, их и заболтать проще. Но здесь и сейчас все решала Андама, а сладить с ней… все равно, что молнию в ведро ловить. Попасть-то он, может, и попадет, да только кому от этого будет лучше?..

Захватить ее в заложники? Ага, клинок к горлу и предложить обмен… вот только она одним прикосновением его уложит. Нет, нет, дергаться нельзя, пока нельзя! Пусть уводит его, уходит подальше, без нее есть надежда, что та «защита», о которой сказала Веденея, поможет Лиаму… пусть бы и от нежити, да хоть от бесов она была, плевать! Куратор не мог не знать, на что идет, значит, должен был подготовиться. И вряд ли он рассчитывал на филинов: учитель и герцог Марли хоть и не враждовали открыто, но и не сотрудничали, так что и их подчиненные вряд ли имели одну задачу. Скорее уж Лиам сам успел с кем-то договориться о сотрудничестве…

Ему выдали просторную холщевую сумку с едой, пустой флягой, точно такой же полной флягой и чем-то мягким, завернутым в бумажный сверток. Нос, уже обалдевший от всех впечатлений этого вечера, едва уловил ставший почти привычным запах трав. Оно и логично, на еду звери тоже могли подойти…

– Я возьму лампу и огниво, но зажигать, пока не отойдем на пять улей, нельзя, – приближение Андамы выдавал звон ее украшений. – Ну, где твоя рысь? Я так хочу познакомиться!

– Позову, как отойдем немного. Она и сейчас, наверное, где-то рядом, просто здесь людей много, вот и прячется.

***

Праздничная ночь пришлась на новолуние, так что идти по незнакомым тропкам было увлекательно, но крайне опасно. Полюбоваться первыми росчерками падающих звезд не вышло: глаза привыкали к темноте, нужно было смотреть под ноги и желательно еще и по сторонам. А потом небо заслонили ветви лиственниц и сосен, подлесок стал реже, но зато коварно торчащие из-под земли корни и вездесущие ямки не дали расслабиться. Хорошо еще, Андама знала, куда идти, и им не пришлось продираться через крапиву и колючки.

Это было странно и неправильно, но, стоило деревьям заслонить Верхний Пригорок, как Генри расправил плечи и вдохнул запах ночного леса полной грудью. Хвоя, душистый колосок, василек… Цветущий, живой и добрый – вот каким этот лес показался ему, стоило остановиться на большой, заросшей травами поляне. Часть проблем скрылась позади, а до грядущих неприятностей было еще идти и идти. Андама проверяла какой-то тайник, а он стоял и просто дышал, чувствуя небывалую бодрость. И ведь даже Зова не слышно!

Не потому ли, что он и без того шел туда, куда следовало?

– Или кто-то успел сюда раньше нас, или деревенские совсем оборзели, – тайник оказался пуст, и что в нем было Андама так и не ответила.

Зарево за их спинами поднялось через десять минут, не больше. Генри старательно забалтывал свою совесть, рассказывая притихшей спутнице о Кисточке и других подобранных зверях, и потому не сразу заметил, что небо как-то странно посветлело.

Андама, оставившая в деревне сестру, шумно выдохнула и бросилась следом за ним к ближайшему холму. Пару раз споткнувшись и обогатив словарный запас друг друга, они взобрались повыше и увидели сперва вытянувшиеся тени деревьев и дым, а затем и охватившее ближайший к лагерю друидов край Пригорка пламя. Филины, стало быть, столкнулись с врагом лоб в лоб, и кто-то из них использовал зажигательную смесь. В деревне, где почти все дома деревянные! Да чтобы начать с такого, надо хотеть биться насмерть, а еще наплевать на свою репутацию, потому что слухи о пожаре побегут быстрее самого жадного огня.

От мысли о том, что это значило для Лиама, внутри все болезненно сжалось. Едва ли без его участия все вышло бы иначе, но все-таки можно было стараться лучше и хотя бы настоять на том, чтобы друиды вели переговоры, а не…

– Возвращаться нельзя, – Андама обняла его руку, прижалась, будто ища поддержки, совсем как ребенок. Сжимающая горло вина отступила, стоило подумать о том, скольких могла убить одна маленькая фанатичная жрица. – Интересно, им хватит людей для погони?

– Может хватить… а может, они и вовсе взяли деревню в кольцо, – если нет, то они безнадежные недоумки. Он мог бы промолчать и нарочно послать Кисточку за помощью, мог бы напасть: дар даром, а теперь, когда рядом не было стрелков, преимущество в силе все же было у него. Только вот в его планы больше не входила встреча с проспавшими пропажу филинами.

Да, он должен был быть там, а не здесь. Должен был сражаться вместе с Гектором, помогать раненым… или, по плану Лиама, тихонько сидеть взаперти и ждать не пойми чего? Нет уж. И с куратора он действительно спросит, и за гениальное решение подставить Старейшину, и за след нежити, и… за другое.

На пару секунд приобняв свою спутницу за плечи – нужно же изобразить поддержку, когда девушка волнуется? – Генри свистнул, подзывая крутившуюся неподалеку рысь. Расстроенная из-за отсутствия Лиама Кисточка тут же вынырнула из тени, вопросительно мявкнув. У домашних кошек нахваталась, совсем ручная девочка…

– Какая милашка! Большая уже, да? – друидка присела на корточки и осторожно протянула руку к рысьей морде. Кисточка, принюхавшись, смешно фыркнула, дернула ушком и повернулась боком, вняв просьбе потерпеть.

– От тебя очень резко пахнет травами, – пояснил он, – а еще она чует огонь и хочет скорее уйти.

Прыжок рыси обогнал испуганный писк друидки на долю секунды. В землю в локте от них вонзилась длинная стрела с красным оперением, свиста которой Генри даже услышать не успел.

Да кто станет стрелять в такой темноте?! Как их разглядели вообще, в кого целились?

Кричать «бежим» и выдавать свое точное положение ни он, ни Андама не стали – спрыгнули с холма и, едва поднявшись на ноги, почти привычным жестом схватились за руки и бросились за ближайшие деревья. Бежать через лес сломя голову было плохой идеей, тем более что дорогу знала только друидка.

– У моих только арбалеты, – вполголоса прокомментировала на удивление спокойная жрица. Генри промедлил с ответом, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Будто страхом Кисточки окатило и его.

И ведь могли попасть. Вот так нелепо, свои же… и все еще могут, ведь кто по темноте разберется?

– Стреляли со стороны леса, нас было видно на этом холме, чтоб ему провалиться ко всем бесам!

– Значит, все-таки окружили. И наверняка уже бегут сюда.

– Знать бы, сколько их и кого вообще принесло по наши души, – Андама принялась копаться в своих мешочках, достав один прямо из рукава. – С тремя без пролития крови я справлюсь, можно подманить их на тебя, как на своего, неприкосновенного…

– Я бы не был в этом так уверен, – потому что филины летают пятерками. Потому что Генри очень сомневался, что под «справлюсь» имелось в виду «вырублю» а не «убью» или «покалечу». – Меня стерегли и велели не приближаться к Лесу. Но в случае, если я все-таки сбегу и попытаюсь туда добраться… возможно, кому-то покажется отличной идеей убить меня, но не допустить непредсказуемых последствий.

– А я так надеялась проскочить тихо, – прозвучало это скорее иронично. – Хорошо, что ты предлагаешь?

– Кар?

Они оба вздрогнули и чуть не выпрыгнули из укрытия. Его знакомая ворона сидела на сосновой ветке прямо над ними, так что, когда Генри запрокинул голову, ему в лицо тут же прилетела пара хвоинок.

– Пфть! – стряхнув с себя мусор и руки друидки, Генри выставил согнутую в локте руку вперед, приглашая. Ворона поняла и спланировала вниз, цепко ухватившись за пока что целый рукав. – Ну здравствуй, давно не виделись. Все еще хочешь мне помочь?

Андама приоткрыла рот и совершенно очаровательно уставилась на птицу, будто ожидая, что та сейчас заговорит человеческим голосом.

Люди напали. Сожгли гнезда. Друг на друга тоже. Мы не разбирались, атаковали.

– Ёж вам… они не на вас напали, глупышка! Зачем драться, просто спасайтесь, улетайте! – он старался шептать, но хотелось закричать и схватиться за волосы. И побежать обратно, чтобы разнять всех, и птиц, и людей.

Ты говорил, люди нас прогонят. Они плохие, ты хороший. Помощь?

– Арья-атан, пожалуйста, давай побыстрее! Они наверняка уже близко! – Андама звала его этим именем не в шутку, но даже сейчас говорила так, будто приказывала. И была совершенно права.

– В нас стреляли. Отлети в сторону, прокричи человеческим голосом, сбей ветки, те, что у земли. Потом еще в сторону, и еще. Уведи их. Поняла?

Да.

Позволив коротко почесать себя под клювом, птица хлопнула крыльями и была такова. Андама звонко цокнула языком и одобрительно улыбнулась.

– Ловко. Твоя рысь далеко убежала? Сможет провести нас мимо людей?

 Генри прикрыл глаза, прислушиваясь. А потом сделал то, что когда-то запретил себе делать, особенно ночью и в лесу.

«Кисточка, иди ко мне».

Кусты справа тихо зашуршали, выпуская наружу хитрую мордочку.

– Стой, – голос охрип, но сейчас было не время думать о своих способностях и гранях возможного. – Когда услышишь, что чужаки ушли, веди нас… подальше от них.

– А мы после такого на тропу-то выйдем? Я неплохо ориентируюсь, но…

– У меня есть идея. – Странный крик в стороне, шорох, будто бы даже топот. Снова вскрик, еще дальше… какая умная птица! – Очень сомнительная и опасная, но уж не хуже, чем попытка пройти наугад.

– Мм?

Они далеко.

– Отлично, бежим!

Удачно спустившись в какую-то низину – сверху их прикрывали кусты, а сзади и спереди Кисточка никого не слышала – они сперва побежали прочь, но вскоре Генри споткнулся и едва не вывихнул лодыжку, так что пришлось перейти на быстрый шаг. Заблудиться пока не вышло бы даже при желании – зарево пожара помогало держаться нужного направления.

Сзади раздался еще один крик, заставивший замереть и чутко прислушаться всех троих. Страшный, пронзительный, он был далеко, но на птичий походил едва ли – воронье горло вряд ли могло выдать такие продолжительные рулады. От пронесшихся в голове вариантов случившегося по спине пробежали мурашки, и желание вернуться вновь подняло голову.

– Наверное, упал в темноте и что-то сломал. Или на острую ветку напоролся, так и без глаза остаться можно, – Андаме было все равно, так что, видимо, это была попытка его успокоить. – Так что за идея? Мы не вернемся на тропу?

– Нет, – понадобились несколько секунд и один глубокий вдох. Сколько еще сомнительных решений он сегодня примет, просто интересно? – Думаю, раз их так много, то уж дорогу вашу они точно нашли и засели в засаде. Можно, конечно, просто сделать крюк, но… Кисточка сказала, что здесь неподалеку есть какие-то «гиблые места». Я понял только, что людей там нет, а рядом река с крутыми берегами, а у воды лежат трупы животных. Если ты или твои люди знают, что там творится…

– Ты не о старой Соболиной тропе ли говоришь? – оживилась друидка. Хищная, лукавая улыбка вновь заиграла на ее губах, и Генри не мог не признаться себе, что любуется. Да, жутко, да, его наверняка убьют, стоит только чем-то выдать себя. Но как же привлекательно, особенно с этим обручем-короной! – Вдоль Ужехвостки в самом деле можно пройти понизу, когда сухо, но в этом году мы были с вещами, пришлось объезжать по широкой дороге. Дожди, кстати, могли пройти стороной…

– Могли. И это совсем близко, не придется петлять по бурелому. Раз ты знаешь этот путь, он не хуже обычной тропы?

– Думаю, стоит рискнуть и разведать. То, что создано Древними, не должно вредить таким, как мы. А вот людей короля пожрет! – этой пылкости позавидовали бы даже поэты. Друидка явно всей душой верила в то, о чем говорила. – Разве не помнишь, что сказала Веденея о дыхании умирающего зверя?

– Такое забудешь! Я думал, речь о заморозках.

– Нет, речь как раз о таких местах. Разве у вас еще не знают? Или король предпочитает держать такие детали в тайне даже от друзей? – Генри отвел взгляд и поспешно прикусил щеку, чтобы не ответить на очевидную провокацию еще более очевидной глупостью. Чушь! Первыми узнали бы патрулирующие границу Леса стервятники, за ними – он и Академия, и только потом Франц. Что толку скрывать опасные места, если они далеко и не угрожают урожаю, в отличие от тех же снежных бурь и внезапных оттепелей?

Андама, не дождавшись нужной реакции, продолжила:

– Боги гневаются на то, что мы не можем исполнить их волю. Потому этих мест с каждым годом все больше… но верным и знающим пройти по грани должно быть по силам, а искать нас там в самом деле не станут.

– Если вы знали об этих местах, почему сами не разведали? Разве не ваша работа лечить раны Леса?

– Люди Хиверия ходили туда перед тем, как перебраться в Дэмнбридж. – Показалось, или сказано это было с презрением? Похоже, гибель столь знаменитого соратника Андаму расстроила не больше гибели наставницы. – Но они только хвастали для виду и даже не догадались взять с собой кого-то действительно способного. Ты ведь знаешь, что откровения являются не всем ведающим?

– Только тем, кто верен, и тем, кто отмечен? – нужные слова вспомнились без труда, но теперь, в ночном лесу и необычной компании, звучали совсем иначе. Загадочней, весомей… так недолго и в собственную исключительность уверовать.

– Именно, – Андама изящно кивнула, манерой держать осанку и двигаться вновь вызвав ассоциации со сказочной принцессой. Может, таковой она себя и считала? Принцессами тоже родятся, а не становятся. В большинстве случаев. Принцессы тоже могут не считать чужие жизни и брать без спросу то, что хочется. – Само собой, эти шуты ничего не добились. Рассказывали потом, мол, в шуме воды прочли ответ, что так и должно быть, это место особое, просто не подходите и не зажигайте огонь. Ха! Кто бы стал с ними разговаривать? Ладно бы, про руны чего соврали… Походили вокруг да около, один даже ногу сломал, о корягу споткнувшись. И, представь себе, оказался полезней всех!

Его скормили тварям, а по внутренностям нагадали, как быть дальше? Реки вечные, он бы уже не удивился и такому. Захотелось прибавить шаг, но это было лишним: они и без того двигались довольно быстро, все еще подгоняемые страхом получить стрелу в спину.

– Сперва у него закружилась голова, – явно привыкшая к долгим пешим переходам друидка не только уверенно держалась с ним наравне, но даже с дыхания не сбилась, продолжив рассказ. – На это, конечно, никто внимания не обратил. Но потом то же самое началось и с теми, кто остался, чтобы ему помочь! Боль в затылке, тошнота, странный привкус во рту. Ощущение чужого взгляда, тяжелого и злого…

А им точно нужно туда идти? Он наугад предложил, вообще-то, и однозначно не стал бы этого делать, знай такие подробности заранее!

– Что-то было в воде? Они брали воду ниже или выше по течению? Или, если это было по весне, могло ли какое-то растение…

– …убить лисиц, орла, с десяток сусликов и белок? Что-то не верится, что орел приземлился там водички попить. Скорее уж на дохлятину покусился, – Андама усмехнулась, не спеша поделиться своей версией событий. – Будь это яд, они не вернулись бы. Будь это проклятие, вернулись, но другими… А будь дело в одном лишь запахе тухлятины, как утверждал потом тот, со сломанной ногой, то разбежались бы по кустам и страдали там.

Генри хмыкнул. Замечание было справедливым, загадка, помимо страха, вызывала не меньший интерес, а уверенность и бесстрашие спутницы подкупали, заставляя хотеть проявить себя и угадать ответ.

В самом деле, попади что-то в воду – отравились бы и жители Дэмнбриджа, стоявшего ниже по течению. А выше… выше начинались владения Хейвудов, вообще-то. И никаких подозрительных смертей в докладах лесничих он не видел.

– А они застали еще живых зверей? Как именно те умирали? Была ли в реке рыба? Уж ее-то орлы едят, – версии вспыхивали в голове одна за другой, и самые мрачные и темные из них он старательно игнорировал, не желая соглашаться с существованием неведомой, чужеродной божественной воли даже мысленно и даже на секунду. Все-таки в этом его учителя преуспели, вне всяких сомнений: немые кровожадные Древние боги, именуемые в книгах Археями, ему очень и очень не нравились, а потому лучше бы им было в самом деле не существовать.

Вот против всяких духов природы из матушкиных легенд он ничего не имел: позабавятся и бросят, обидно, но, как правило, не смертельно. А то и приятно. И вообще, охранять природу и кошмарить людей могут и русалки, божественность для этого не обязательна. Даже напротив, зачем кому-то почти всесильному такие тонкости, как дохлые суслики? Предупреждение для отступников должно быть наглядным, как заморозки и ураган, а кто побежит каяться, споткнувшись о парочку дохлых грызунов в глухом лесу?

– Не помню, а ведь это и правда важно, – раздосадовано отозвалась Андама. – Но они сказали, что осмотрели всех, кого нашли, и признаков Искажения не обнаружили… кроме одного.

– Так не обнаружили или один все же присутствовал? – начиная со второго курса за такие кривые формулировки вообще дополнительную домашнюю работу давали.

– Они или сдохли все как-то разом, или разлагались слишком уж медленно, – Андама сдвинула брови, не то пытаясь вспомнить чужие слова, не то мысленно перечисляя стадии Искажения. – Но никто не шевелился, на благовония не реагировал. Огонь они пробовать не рискнули.

– И правильно сделали.

Дальше некоторое время шли молча, не спеша обмениваться догадками. В какой-то момент пришлось остановиться, пропуская топающего по своим делам огромного секача, еще раз – когда Кисточка учуяла «человечьи запахи». Оказалось, на пути был наскоро построенный крохотный домик «на птичьих лапах» для ночлега стервятников, который пришлось обходить по широкой дуге и на цыпочках. Удобный наблюдательный пункт, Генри и сам не раз проводил ночь в таких, слушая байки дозорных. Радушные, но шибко бдительные ребята. Лучше филинов, конечно, но все равно драки при встрече не избежать.

Где-то в этот момент Генри осознал, что друидские травки здорово спасают от внимания мошки и комаров, что, в свою очередь, подкинуло мысль о том, что изначально в этих целях они и использовались. Кровь же и свою нельзя проливать, верно? Выходит, главный враг древних традиций – обыкновенный комар?

Делиться этой забавной мыслью с Андамой желания не было, и он решил приберечь шутку для более благодарных слушателей.

Еще через полчаса высокие полуголые сосны плавно сменили их кривые и низкорослые родственники, и вскоре они вышли на склон, заросший широкой полосой цветущей брусники и пушистыми приземистыми кустами стелющегося кедровника, который так и тянуло погладить, в чем Генри себе не отказал. Подобные посадки чаще встречались на самом севере, у Ветровых гор и границы с Кайрасом: этот хвойный «ковер» порой искусственно создавали для укрепления берегов, ведь местность выше по течению была неспокойной. Трясло постоянно, но как-то помаленьку – кайрасцам доставалось больше, возможно, именно поэтому они так честно блюли Кровавый договор, не рискуя тащиться с войной через перевалы. Не брать же в расчет мелкие стычки горных пастухов с охотниками?

Справа раздалась низкая, скрипучая трель молодой кедровки: под вьющимися у самой земли ветками был найден чужой прошлогодний клад с орехами. И пусть кто-то попробует сказать, что птицы не набивают брюхо ночью… не лучше людей!

Спускаться пришлось едва ли не ползком, зато держаться за крепко вцепившийся в почву кедровник было удобно. Ужехвостка, обычно шумная из-за острых скал и перепадов высот, здесь раздавалась вширь и не бурлила, но будто бы ласково мурчала, оставив позади гребенчатые пороги. Внизу было достаточно места, чтобы идти вдоль реки вчетвером, а еще после чащи было просто изумительно ровно. Тут и там блестели крупные гладкие камни, под ногами хрустели их младшие братья, сливаясь в одну мелодию с шумом воды и легким перезвоном украшений Андамы. Хорошо, что с ними Кисточка, да и в такой глуши они уже вряд ли на кого-то натолкнутся…

– Остановимся на перекус? – не то чтобы он устал, даже голода толком не чувствовал, но кто знает, что ждет впереди? Вдруг потом будет не до еды? Это жрица, судя по всему, не прочь на нетленные трупы поглядеть, а его не особо-то и тянет.

Андама, видимо, решила также, и уже через несколько минут они сидели плечом к плечу у глинистого склона, уминая бутерброды с сыром и злую, но невероятно бодрящую редиску. Интересно, мяса им не выдали, потому что нельзя? Или просто не было?

– Сейчас бы черешни и праздничного пирога, – запрокинув голову, Генри успел увидеть короткий прочерк света. Они ушли далеко, тревожные алые отблески пожара больше не были видны, но вот горький осадок так и норовил испортить настроение и аппетит.

– Ага, и горячего чая с медом. Еще выпьем, за границей шиполиста есть специальные места для костров. Раньше и это было запрещено, но с тех пор, как за нами начали следить… Многие придумали просто приходить заранее и вставать лагерем прямо в Лесу. Милосердия богов удалось добиться, за это нас не наказали. С ними будто бы и договориться проще, чем с людьми.

– А вы пробовали? – и снова он забыл об осторожности. Но сил играть уже не было, и они так славно сидели… – Насколько мне известно, всех, кто соглашался на сотрудничество с властями, ждала участь госпожи Веденеи. Разве это не одно и то же?

– Раскрывать врагу тайны и интриговать под носом у сестер и братьев – это не то же самое, что вести переговоры с сильным врагом, – тут же гневно отрезала Андама, едва не скалясь. Задел за живое, вот только за что именно? Совесть, досада, обида за то, что ее доверие предали? А было ли оно, это доверие? Даже если наставница ее «подпитывала» собой, это еще ничего не значило. А Лиам старушке приглянулся… так может, еще и ревность?

– Интриговать – довольно смелое заявление, – осторожно начал он, – возможно, стоило сперва спросить у нее, что все это значит?

– Это ей стоило сперва посоветоваться с нами, раз уж так захотелось тряхнуть стариной напоследок… зато теперь все только и будут говорить, как точно она предрекла свою кончину, какой немыслимый талант потерян! – Ревность? Он поторопился. Звучало, скорее, как зависть. Тонкие пальцы, хищно отщипывающие от недоеденного хлеба кусочек за кусочком, казались страшным оружием. Пустила бы она его в ход против старой предсказательницы? – Только не все помнят, что старуха имела привычку утаивать то, что ей не нравилось. Даже под постоянным наблюдением, ни беса не видя, она умудрялась с кем-то там обмениваться сообщениями! Хиверий всегда говорил, что она слишком язвительна, твердолоба и свои надуманные принципы ставит выше общего дела.

– Какие такие принципы? – почва была зыбкой, но еще держала. Возможно, потому что друидке очень хотелось выговориться и оправдать себя в своих же глазах.

– Взвешивать каждое слово по той цене, что может предложить собеседник. Брать ответственность за сказанное и сделанное. Не класть на весы человеческую жизнь, – Андама проговорила это нарочито пафосно, передразнивая, и он не рискнул сказать, что звучит это крайне здраво. Даже, можно сказать, знакомо до горького сожаления: эти двое уже не побеседуют. – Только выливалось это в итоге в ложные предсказания или чернила, «по неосторожности» разлитые на древние рецепты зелий. Ах да, еще неугодные ей охранники не раз «случайно» терялись в лесу – самом обычном!

Любопытно, чем это было? Намеренным вредительством, местью за свою ущербность? Или скрытой борьбой, цель которой, быть может, теперь и не узнать?

От этих мыслей, от невозможности узнать правду и спросить о необыкновенном даре в груди защемило от грусти. А Андама все продолжала шипеть:

– То ей боги нашептали, что будет буря, и вылазку придется отложить – а потом выясняется, что в этот день нужный человек резко сорвался с места и уехал! – Интересно, что за цель была у такой вылазки? Впрочем, он не был дураком и не перебивал. Только порадовался, что закончил есть и не придется теперь давиться, изображая спокойствие. – То начнет причитать, что среди едущих в Академию детей уже бродит поветрие, и приближаться к ним не следует – кара и без того настигнет…

Он шумно выдохнул и вцепился в рукав куртки, вспомнив вдруг – иногда разбойники на дорогах нападали не только на купцов и почтальонов, но даже на ученых с книгами и экипажи, перевозившие юных студентов. И пару раз… он точно помнил, пару раз отбиться охране не удавалось. Тогда казалось – грабители хотели перепродать книги и оборудование, может даже, польстились на лошадей… но правда оказалась страшней.

– Я давно поняла, что у нее свои игры. Училась даже, повторяла за ней двусмысленные шутки, намеки, своевременные напоминания… и несвоевременное молчание. Уж в этих мелочах она была хороша, не поспоришь. Убедила всех раздать по древнейшим семьям часть наших книг, чтобы в случае нападения на хранилище не лишиться всего… и где мы теперь их найдем, спрашивается?! Как Регина до нас доберется?! – подскочив, друидка резко одернула подол плаща, нагнулась и подхватила крупный камень. – И ведь ее слушали, бестолочи! Да не успей мы с Умой сегодня – опять отбрехалась бы, и взяли бы нас тепленькими, и Книгу Перемен отняли бы! А ее, как ценный источник знаний, в домик с садиком куда-нибудь на юг! – Яростный замах, громкий плюх, новый камень. – Да этих крестьян не то, что домов лишить, их самих сжечь мало за укрывательство этих… кого бы там за нами не прислали!

– Что? – он подскочил следом, отбросив сумку, и жрица вздрогнула, зажав очередной камень в кулаке. Так, спокойно, спокойно! Если ее обвинять – набросится. Голос мягче, руку к сердцу, голову опустить. Люди – те же звери, выражение покорности считывают мгновенно и подсознательно. – Андама… так это ты приказала?..

– Я, – бросила, как плюнула. Он поднял взгляд, покачал головой, поджал губы, как обиженное дитя – и это сработало. Камень полетел не в него – снова в реку. – Только ты не начинай скулить, ладно? Я велела сделать это, если выяснится, что врага укрывали в домах. За саму помощь властям наказывать жестоко и глупо, не думай, что я не понимаю этого! Но здесь ведь не вынужденное содействие. Здесь откровенная ловушка! Мы пришли первыми, не притеснили их ничем, даже кое-какие хвори у стариков облегчить помогли, – она взглянула на него, и Генри поспешно кивнул, садясь обратно и вытягивая ноги. Открытая поза, смотреть снизу вверх… Даже сумкой загораживаться не стал.

Друидка скривила губы, не то досадуя, что вообще проговорилась, не то в самом деле терзаясь чувством вины. Начала кружить у воды, сдернула плащ, видно, аж вспотев от усердных попыток оправдаться:

– Я взяла на себя роль Старейшины, значит, должна была подумать о тех, кто защитить себя не сможет. Их убили бы на месте, соврав, что те сопротивлялись, просто потому что старики и дети непригодны для работы, а допросами их не расколешь – мы умеем отдать богам жизнь так, что ничья рука не остановит. А остальные… там ведь остались те, кто до Чистозерья просто не дойдет. Они ушли, я надеюсь, успели уйти… если только наше убежище не обнаружили раньше, – эта мысль, как видно, действительно ее пугала. Андама замерла, обняв себя руками, и несколько долгих секунд молча глядела на реку. – Я велела подстраховаться. В начале боя – не нами развязанного, не сомневайся! – использовать огонь в разных местах, так, чтобы он соединился в одну линию, как огромный щит. Заодно и обманка – смотрите, как нас много, мы везде! Местных, конечно, следовало вывести, но не совсем же они пустоголовые? И без меня догадаются.

– Надеюсь, – поспешил кивнуть он, чувствуя, как призрачный запах гари вновь скребется в горле. Нет, долго он так не протянет, у любой маски есть предел прочности. Нужно отвлечься… – Давай просто… посидим немного, посмотрим на звездопад.

Друидка, смерив его долгим испытывающим взглядом, наконец кивнула и устроилась под боком. Но смотрела по-прежнему не вверх, а на воду.

Он же задрал голову к маякам вечности, вспоминая, как в прошлом году учителю взбрело в голову провести для него «особенный жизненный урок». Далеко не первый, конечно же: мэтр Эндрю, старательно отнекивающийся от звания почетного академика, частенько брал своих подопечных на необычные прогулки по городу. Почти всегда темы повторялись, и они делились пережитым друг с другом, но иногда… иногда после таких уроков Франц закрывался у себя на неделю-две, мрачный, как опаливший усы кот, а Элоиза в последний раз и вовсе закатила истерику, разрыдавшись так, что даже говорить толком не выходило из-за икоты. Тристан, как водится, ничем, кроме молчания, себя не выдавал, а вот им с Кэл еще не доводилось столкнуться с тем, о чем потом не хотелось бы рассказать. Но последний раз он помнил особенно хорошо.

***

В тот день они посетили три места, и первым были открытые дебаты на специальной площадке у Академии. Место, бережно скопированное с первых театров древности, служило для публичных выступлений и решений философских споров, на один из которых они и пришли. Но, к удивлению Генри, учитель велел ему не вести конспект и даже не слушать – наблюдать за участниками, их мимикой, жестами, подачей аргументов и игрой на публику. Приняв это за обычный урок ораторского искусства, он сделал, как было сказано, успев даже зарисовать обоих – низенькую молодую студентку в ярко-голубом платье и пожилого, сухопарого магистра в белоснежной мантии. Спор шел о сущности искусства танца, его ценности и нужности… но он запомнил лишь, как страшно звучал под конец голос проигрывающего, по-медвежьи рычащего старика. Девушка – совмещавшая учебу с работой танцовщицы, как потом оказалось – выиграла, и учитель, все дебаты не снимавший капюшона, даже спустился вниз поздравить ее лично.

И Генри внес еще одну запись: пока все смотрели на раскрывшего себя королевского учителя и зардевшуюся студентку, проигравший академик наотмашь ударил своего помощника, выбив у того из рук целую стопку листов с загодя прописанными аргументами. И снова принял самый благостный вид, будто и не было ничего.

Вторым местом стал главный рынок, сердце новой столицы. Они купили вкуснейшие булочки и болтали о пустяках, а потом учитель свернул к прилавкам с тканями, спросив будто бы невзначай: что Генри подарил бы той очаровательной танцовщице? Услышавшие вопрос продавцы наперебой стали предлагать свои товары, интересуясь цветом волос и глаз одариваемой. Генри знал, что где-то должен скрываться подвох, и потому не удивился, когда в какой-то момент у самого его уха шепнули – глянь вправо, только виду не подавай.

На запястье жены продавца, достававшей очередной рулон из-под прилавка, был страшный темный синяк. Как раз в этот момент хваставший лучшей калхедонской парчой торговец едва ли не в стихах воспевал первую любовь, что в его случае стала единственной. Женщина, заметив-таки тяжелый взгляд Генри, неловко улыбнулась и поспешила одернуть рукав.

Само собой, они ничего не купили и отправились дальше. По дороге он попытался было задавать вопросы, но учитель только головой качал – записывай, потом обсудим, а сейчас нужно торопиться.

Зачем нужно было спешить в грязную – по меркам виконта Хейвуда, разумеется – харчевню на окраине города, Генри тогда не понял. Потом, впрочем, не понял тоже, но уже другое: как вообще можно было так рассчитать время? Мэтр знал, кто именно там будет и с какой целью? Или был уверен, что в такой час непременно случится то, что он хотел показать? После он даже крепко задумался, не были ли все три сцены разыграны специально для него – в людях и средствах магистр Савеперо стеснен не был.

Но на прямой вопрос учитель ответил так же прямо – нет. И Генри успокоился, потому как, что бы он там себе в детстве не надумал после безумного побега, но в одном можно было не сомневаться: учитель никогда не врет. Темнит, юлит, приукрашивает или уходит от ответа, это верно. Но «нет» всегда значило «нет», как «да» значило «да», и, пожалуй, поэтому Арья-атан заново научился доверять наставнику.

В харчевне назревала драка. Еще не совсем пьяные, но уже достаточно осмелевшие для подвигов мужчины в добротной, но видавшей виды одежде на весь зал спорили о… русалочьей чешуе. У Генри сперва глаза на лоб полезли – темы для стычек в подобных заведениях он представлял как-то иначе. Женщины, выпивка, политика… Цены на лошадей или личная жизнь королевских особ, к примеру.

Учитель мягко взял его за плечо и провел к не слишком удобному, зато стоящему на безопасном от спорщиков расстоянии шаткому столику. Стул, впрочем, оказался новым и хотя бы не грозил плащу скорой и некрасивой смертью. Известный своей разборчивостью в еде мэтр заказал что-то наугад, явно не собираясь не то что есть: к посуде прикасаться. Генри же прислушался, и вскоре все встало на свои места: охотничьи байки и их правдивость в список вечно вызывающих зуд в кулаках тем входили.

Кошель из невероятно яркой переливчато-зеленой кожи, которым охотник размахивал перед самым носом своего собеседника, был назван безумно прочным, водостойким и – кто бы сомневался – волшебным. Оценивался трофей, как водится, в зуб, который через некоторое время ожидаемо попытались выбить. Второй охотник – впрочем, куда больше этот невзрачный человек походил на секретаря или счетовода – выпил больше, чем стоило, и зуб остался при хозяине. Победитель русалок, подскочив на ноги, тут же перехватил предмет спора поудобнее и от души приложил им не успевшего уклониться противника, да так, что у того чешуя на щеке отпечаталась. Кошель оказался не пуст и вполне сгодился в качестве оружия, чем доказал если не свое происхождение, то как минимум прочность. Посетители харчевни, и до того открыто пялившиеся на шумных выпивох, теперь и вовсе принялись делать ставки. Генри под это дело даже отхлебнул принесенного им пива, оказавшегося вполне сносным.

За стулья эти двое не хватались и даже посуду не швыряли: желание хулиганить подобным образом резко отбивал хозяин заведения, высокий и плечистый настолько, что вопросов к вывеске «У Косолапого» не возникало. Долго веселье не продлилось: пару десятков тумаков и столько же не слишком возвышенных криков спустя любитель русалочьей ухи вдруг тонко и как-то оглушительно звонко взвизгнул, хватаясь за запястье – и на пол с громким стуком упал охотничий нож. Генри и подумать не мог, что внимательно следивший за потасовкой «Косолапый» способен так быстро бегать, но вот сила пинка, которым одарили переступившего грань хвастуна на выходе из харчевни, заслуживала грянувших следом оваций целиком и полностью.

Довольные зрелищем посетители – Генри заметил даже знакомые зеленые костюмы и перья на шляпах парочки стервятников – принялись наперебой хвалить вовремя заметившего угрозу спорщика, а тот, в свою очередь, смущенно потупил глаза, расплатился с хозяином золотой лункой и поспешил скрыться от чужого внимания. Учитель, словно предвидев это, подал знак уходить на полминуты раньше, так что Генри смекнул – самое интересное впереди. Ему определенно пытались показать разные неприглядные стороны человеческой натуры, но вот к какой морали вел учитель?

Гадать было некогда – пройдя всего пару домов, за поворотом они столкнулись с двумя до зубов вооруженными верзилами, и вовремя снятый капюшон королевского наставника заткнул их так быстро и эффектно, что Генри догадался – переодетая стража.

– Вы?! – изумленно выдохнули за спиной. Выигравший драку, но не спор, «секретарь» спешил на встречу к замершим по стойке смирно верзилам, и в руках у него был… русалочий кошель. И когда только успел выхватить и спрятать?!

– Доброго вечера, господин Мосс, – учитель на секунду изобразил вежливую улыбку, но взгляд его был непривычно холоден. – Позволите взглянуть на трофей прежде, чем он ляжет на стол герцогу Марли?

Тогда Генри не сдержал удивленного вздоха: филины, гоняющиеся за очевидно самым обычным кошелем?! Затевающие драки в харчевнях ради… да чего ради, только последнему пню неизвестно, что побежденная нежить осыпается прахом, и ни ухи, ни тем боле кошеля из нее не сделаешь! Казалось, будто все пошло не по плану, и учитель просто увидел знакомое лицо, решил вмешаться, позабыв об уроке… но нет.

– Мне следует довести до вашего сведения, господин магистр, что я не уполномочен подчиняться вашим приказам, – невзрачный, сутулый и остроносый Мосс в самом деле идеально подходил для службы в тайной страже: стоило ему встать как-то по-особенному, окинуть их цепким, запоминающим взглядом, и Генри показалось, что каких-то пару минут назад нелепо махал кулаками совсем другой человек. Тот скромно бормотал благодарности в ответ на рукоплескания зрителей, а во время спора выкаркивал слова хрипло и поспешно, проглатывая гласные... Этот же филин держался, как человек, знающий о своей власти.

– Тем не менее? – и бровью не повел учитель.

– Тем не менее, я не вижу причин отказывать вам, – полный неожиданного изящества кивок и жест, которым филин протянул украденный кошель, выдали аристократа.

Мосс отошел в сторону и принялся шептаться о чем-то с подчиненными, искоса поглядывавшими на неожиданных свидетелей их работы. Интересно, почему так легко уступил, когда сам же озвучил очевидное – ученый филинам не указ? Покупал этим самым молчание, что ли?

Монеты глухо бряцали друг о друга, пока мэтр Эндрю рассматривал узоры на чешуе. И кто носит такие суммы в железе, когда давно уже изобрели бумагу?! Из какого-нибудь дупла для загадывания желаний этот охотник их наскреб, что ли?

– Деньги нужно вернуть, – озвучил он очевидное. Просто чтобы что-нибудь сказать и напомнить о себе, а то совсем помрачневший учитель как-то увлекся.

– Вернут, – кивнул Савеперо. – Все пошло немного не по плану, но так даже лучше… теперь этого мужчину, по крайней мере, не найдут утром в какой-нибудь канаве.

Генри вздрогнул и прикрыл глаза. Нет, он, конечно, понимал, что на самом деле тайная стража работает не так радужно и беззубо, как их городские собратья, обязанные заботиться о чести, достоинстве и безопасности задерживаемых. Но думать о том, что жертвами филинов могли быть обычные люди… впрочем, обычные ли?

– Не забудьте передать герцогу, что я все еще жду возможности встретиться с ним лично и наедине, – учитель вернул кошель Моссу, они подчеркнуто вежливо раскланялись и разошлись в разные стороны. Генри жалел, что не догадался прихватить с собой какой-нибудь шарф, чтобы закрыть лицо, и ощущение тяжелого взгляда в спину не слишком помогало перестать об этом думать.

– Это они чего-то не знают о жизненном цикле нежити или я? – заговорить он рискнул, только когда они вышли на Каретную – широкую улицу, ведущую прямо к дворцу.

– Оторванная от тела часть сохраняет свою форму, пока существо живо, а с помощью определенных манипуляций вполне может быть преобразована в артефакт, – вырванный из раздумий учитель с силой потер переносицу и тяжело вздохнул. – Но это, к счастью, была чешуя какой-то ящерицы. Не совсем обыкновенной, возможно, ты сам видел: красота необычайная… но я, признаться, успел испугаться. Кирус Марли всегда любил… коллекционировать разного рода диковинки.

Этого Генри прежде не знал, и не был уверен, что хочет знать. Оставалось только порадоваться, что общипанные русалки здесь не при чем. И, как оказалось, неприязнь учителя к главе тайной стражи была гораздо глубже, чем соперничество между советниками короля… или первыми придворными красавцами. О мэтре Эндрю тайно или не очень мечтала половина дворца, но этот бастион был неприступен, даже на пару сплетен не наскребешь. В кулуарах – по крайней мере в тех, где грел уши виконт Хейвуд – куда чаще говорили о любовных подвигах и роскошных светлых локонах загадочного и холодного герцога. И, конечно же, непременно приходили к тому, что сыновьям его повезло не так сильно, ведь ни Лирой, ни Гектор столь головокружительного успеха не имели.

– Я хотел спросить тебя в конце дня, кто из троих увиденных сегодня наиболее опасен, но сам все испортил, – учитель рассмеялся и улыбнулся так светло, что Генри разом приободрился и забыл обо всех крутящихся в голове глупостях. – Задумка, как ты наверняка уже понял, была в том, чтобы ты обманулся сперва, увидел только искусную маску… Все их не перечислить, пришлось выбрать самые яркие из тех, что были под рукой. Теперь я готов выслушать все вопросы, и еще мы непременно обсудим повадки и хитрости господина Мосса и ему подобных, но это уже после ужина.

– Это вы сейчас так прозрачно намекнули, что я доверчивый остолоп и не разбираюсь в людях? – само собой, никто из них так не думал, и учитель только головой покачал, укоризненно сощурившись.

– Ты невнимательный к деталям молодой остолоп, и если бы можно было сперва дать тебе руководство, написанное для тех же филинов, будь уверен, я без труда достал бы его и выдал перед этой прогулкой. Замечательная книжица с довольно емкими описаниями привычек и жестов, свойственных лжецам, пьяницам, людям с психическими особенностями и так далее. Но с твоей рассеянностью… один день практики куда результативней.

– Не могу не согласиться, – благодарно кивнул Генри, радуясь, что его не засадили за чтение. Звучало-то, конечно, любопытно, но так в самом деле было проще и веселей. А книга… Тристану ее наверняка уже показали, вот у него и спросит. – Итак, первый вопрос. Самый важный. Если бы все оказалось именно так, как казалось, и где-то в тайных подвалах герцога пытали бедную прекрасную русалку, вы бы взяли меня с собой на рискованную спасательную операцию?

– Всенепременно, – учитель аж губу прикусил, но смех сдержал и даже продолжил. – Ты незаменимый союзник, Генри, и я не завидую тем, кого ты зовешь своими врагами.

***

– Не любишь смотреть на звезды?

– А? – впавшая в какое-то странное оцепенение Андама встрепенулась и принялась жмуриться, как от солнца. Можно было бы подумать, что девушка просто задремала, но Генри видел, что она не сомкнула глаз. – С чего ты взял?

– Там в небе такая красота праздничная, а ты все реку взглядом буравишь, будто сейчас оттуда русалка вынырнет и даст ответы на все вопросы о жизни, смерти и вообще.

– Чушь какая… – друидка фыркнула и в самом деле подняла лицо к звездам. Так, будто делала одолжение. – Настоящие духи природы, к твоему сведению, подобный облик не принимают. Появись передо мной такая тварь, я бы не стала слушать ее речи. Нежить на то и нежить, чтобы сбивать с пути. Ты же не станешь отрицать, что тот, кто играет с памятью и волей людей – враг?

– Пожалуй, – в очередной раз стоило догадаться, что он просто смотрит на вещи… будто бы не шире, а гибче. Ну, нежить, ну, может заиграться и утопить, так ведь это сперва проверить надо! Будто за последнюю спираль многие могут похвастаться тем, что видели русалок! Слышали, это да, бывало… так в лесу чего только не услышишь, крик козодоя чего стоит!

– Просто я как раз хотела поговорить с тобой об этом, а ты удачно подкинул пример, – она потянулась всем телом, прогудев забавно, как кошка, и повернулась к нему лицом, скрестив ноги в забавных, расшитых мелкими бусинами сапожках. – Ты известен своим стремлением помочь Лесу и спасти нас от гнева богов, но знаешь ли ты своего врага, Арья-атан?

Ого, вот это переход от невинной шутки к завуалированному допросу! Не зря, не зря ему вспомнился этот плесневелый филин из харчевни – в этой красивой головушке, похоже, роились мысли не менее страшные, и переключались они между собой по неслышному щелчку. Раз – и вот уже заблестели хищно глаза, два – и сердце остановится прежде, чем рука дернется к сабле. О таких, не безумных, но непредсказуемых, и говорил тогда учитель. О тех, кто мысленно весь мир вращает вокруг себя, и потому единственный безопасный метод общения – нащупать эту ось и поймать ритм, чтобы оказаться в числе тех, кто нужен, а не является расходным материалом.

– Как тебя зовут?

– Чего?! – уже настроившаяся открыть ему глаза на какую-то страшную тайну, жрица сбилась с пафосного настроя и гневно сощурилась.

– Ты зовешь меня домашним именем, а сама представилась обычным. Нечестно как-то выходит, – да и надоело уже, ей-боги. – Знаю, в такие ночи называться не принято, но мы пока не рядом с Лесом, да и вообще уже знакомы, так что…

– Балбес, – припечатала друидка. Мягко так, снисходительно. Хорошо. Роль кота – самая простая. – Важна сама формулировка и сила ведуна, а не просто удачные место и время. Они так, на вторых ролях, для закрепления договора.

– Я все равно ничего в этом не смыслю, – он пожал плечами, мол, что с дурака взять. – Но не хочешь – не надо, я не настаиваю. Все равно даже перевести не смогу.

– Хулгай-ажами, – все же ответила она. И, помедлив, пояснила со странной, но кажущейся довольной улыбкой: – Крадущая жизнь.