Николай сидел на кровати и задумчиво оглядывал комнату. Ему было не за что зацепиться взглядом, если только… Его взгляд остановился на эспере с чёрными волосами. На этот раз он не стал надевать свою привычную ушанку. В руках у мужчины была сигарета, которая почти истлела. Пепел едва не падал на стол, а взгляд быстро скользил по монитору компьютера, внимательно вчитываясь в текст.
Гоголь тяжело вздохнул. Если Фёдор был так сильно занят, отвлечь его было практически невозможно.
— Коля, что с тобой? — спросил Фёдор Михайлович, не отрывая взгляда от заинтересовавшей его статьи. — Или тебе просто скучно?
— Мне просто скучно, потому что ты занимаешься только своей работой и не уделяешь мне внимания, — с грустью сказал беловолосый мужчина. — Что такого есть в этой статье, чего нет во мне?
— Тридцать семь способов средневековых пыток… — Достоевский усмехнулся, стряхнув пепел в чашку с кофе, которая каким-то образом оказалась на его столе. Хотя он обычно пил только чай. Затем он с явным удовольствием затянулся сигаретой, докурив её до фильтра, и бросил окурок в многострадальную чашку. — Слышал об эспере, который может излечить любые раны, если заберёт часть силы у другого?
— Та девчонка из Вооружённого Детективного Агентства? — Гоголь потянулся, наблюдая за Крысой.
— Нет, та может вылечить всех, — Фёдор обернулся к мужчине и задумчиво посмотрел на него. — А эта может лечить только эсперов. Её дар называется «Я заберу твою боль». Она буквально забирает рану себе, а потом лечит сама себя, забирая часть силы дара у раненого. После её лечения эспер не может использовать свой дар минимум час. Я просто подумал, что она может быть нам полезна. Дазаю с его способностью трудно что-то противопоставить. Но если его ранить, а потом позволить этой девушке его исцелить… Его дар больше не будет для нас проблемой.
— Почему бы нам просто не убить его? — Николай тяжело вздыхает. — С моей способностью это будет не так уж сложно. Нужно только выбрать подходящий момент.
— Потому что я не хочу подвергать тебя опасности, — Фёдор едва заметно улыбается. — А вот девушку, даже с такой полезной способностью, будет совсем не сложно использовать.
— Ты её уже нашел, не так ли? — Николай пристально смотрит в глаза своего товарища, словно пытаясь прочитать его мысли. — И ты готов лишить её жизни? Тебе совсем не жаль её?
— Конечно же жаль, — сказал Достоевский, прикрыв глаза ладонью. — Она ведь совсем юная, да и в жизни не видела ничего хорошего. Сирота, сбежала из приюта, потому что многие пользовались ею. Иван скоро привезёт её сюда. Он звонил вчера и сообщил, что ему даже не пришлось её вербовать. Она согласилась, как только Гончаров рассказал, кто он и от кого.
— Знаешь, Федь, — Гоголь встал с кровати и потянулся. — Я и так знаю правильный ответ, но всё же спрошу: ты готов пожертвовать всеми ради нашей цели, даже собой?
— Да, Коля, — Фёдор убрал руку от лица и положил её на талию мужчины, который подошёл к нему слишком близко. — Я уверен, что девочка останется жива. Она заберёт силу у кого угодно и спасётся. У этой маленькой Крысы слишком сильная воля к жизни. Другая на её месте уже сдалась бы, а она… Ведь не просто так она сбежала из приюта. Она искала нас. Я не мог просто забрать её, избежав ненужных жертв, но знаешь, что самое важное? Не я вышел с ней на связь, а она со мной.
— Откуда у простой сиротки такие познания? — Гоголь подозрительно прищурился. Но уже через несколько секунд его лицо снова приняло обычное выражение.
— Впрочем, мне всё равно. Ты продолжаешь говорить о скучных вещах, которые мне не интересны, и мне от этого не становится веселее.
— Признаюсь, — с усмешкой произнёс Достоевский, — я и не собирался тебя веселить. Ты задал вопрос, я на него ответил.
— Иногда я забываю, какой ты зануда, — сказал Николай, становясь на колени перед эспером и устраиваясь между его ног, положив руки на бёдра мужчины. — Я слишком увлечён мыслями о том, как хочу тебе отсосать. Или о том, как хочу, чтобы ты меня трахнул. И, кстати, Фёдор, это был мой кофе. Нехорошо с твоей стороны тушить в нём окурки.
— Твой кофе ужасен, — с усмешкой произнёс Дьявол и посмотрел на монитор, где всё ещё была открыта интересная статья. — Делай, что хочешь, но я больше не намерен тратить на тебя своё время.
— Как скажешь, Фёдор Михайлович, — с улыбкой ответил Гоголь, нисколько не удивляясь поведению любовника.
Так было всегда. Николай не мог вспомнить ни одного случая, когда инициативу проявлял Достоевский. Наоборот, тот всегда был занят чем-то другим. Со стороны могло показаться, что черноволосый не обращает внимания на эспера, который сейчас приподнял низ его одежды и слишком нежно целовал его живот, пока мужчина продолжал читать. И это действительно было так.
Гоголь знал, что Фёдору нет до него никакого дела, что тот слишком сосредоточен на своей цели. Откровенно говоря, иногда это ужасно злило Николая. Но в то же время он понимал, что его злость не имеет смысла. Также он осознавал, что если он когда-нибудь взбунтуется, то Достоевский окончательно отстранится от него, а этого эсперу совершенно не хотелось.
Николай, не прекращая поцелуев, провёл руками по бёдрам Фёдора. Хотя они и казались слишком худыми, на самом деле были крепкими, и через ткань брюк можно было почувствовать, как они напряжены. В каждом движении Николая явно читалось желание, которое он и не пытался скрывать.
Фёдора это совсем не отвлекало от чтения. Он, казалось, уже привык к такому поведению товарища. Единственное, что его беспокоило в этой ситуации, — это чтобы Пушкин не помешал им, пока они не закончат. В противном случае Федя грозился получить ещё одну головную боль из-за этого почти бесполезного, по его мнению, одаренного.
Коля не терял времени. Он не обманывал Дьявола, говоря, что слишком часто думает о его члене. Ему не нужно было, чтобы мужчина реагировал, он просто хотел удовлетворить свои желания. Расстегнув ширинку брюнета, Гоголь запустил руку под его бельё и довольно ухмыльнулся. Что бы Федя ни говорил, как бы ни убеждал себя и всех вокруг, что ему всё равно, его тело доказывало обратное — оно реагировало на прикосновения.
Гоголь освободил орган от ткани и кончиком языка провёл по головке, чувствуя лёгкую дрожь. Подняв взгляд, он увидел, что разум Фёдора сильнее его тела, и возбудить его практически невозможно. Тот продолжал читать, не отрываясь, видимо, статья действительно была интересной. Но и Коля не собирался так просто сдаваться.
Беловолосый нежно сжал мошонку и спустил одежду мужчины настолько, насколько это было возможно. Затем он провёл языком по всей длине члена, смачивая его своей слюной, чтобы облегчить себе задачу.
Фёдор, дочитав статью, сразу же открыл следующую. Коля тихо усмехнулся и начал покрывать кожу короткими, нежными поцелуями, не прекращая ласкать рукой.
Достоевский тяжело вздохнул, умело скрывая своё возбуждение под видом усталости, всё так же не отвлекаясь от чтения.
Эспер не хотел отпускать брюнета и не желал, чтобы тот занимался хоть чем-то другим, кроме него. Он вобрал член брюнета наполовину, умело скрывая зубы. Да, они занимались подобным уже далеко не в первый раз, и Гоголь точно знал, что не в последний. Вывести Достоевского из себя было невозможно, но это и не требовалось.
Николай нежно обхватил головку члена губами. Он ласкал её кончиком языка, чуть толкаясь внутрь. Беловолосый чувствовал, как партнёр невольно напрягается от этих прикосновений.
Он был на верном пути. Хрипло простонав, Коля выпустил орган изо рта. Затем он провёл языком по всей длине члена, слегка надавливая на выступающие вены. После этого он взял член в рот наполовину, не сдержав ещё одного хриплого стона.
Ему хотелось доставить удовольствие своему партнёру, услышать от него хоть какой-то звук. Он хотел, чтобы Федя показал, что ему тоже хорошо в этот момент.
Николай уверенно принимал орган мужчины, не испытывая ни малейшего отвращения. Он смазывал его собственной слюной и ритмично двигал головой в едином темпе. Пальцами он сжимал мошонку партнёра, с удовольствием вслушиваясь в его сбившееся от удовольствия дыхание.
Коля слегка защипнул кожицу между яичками и начал двигать пальцами от основания члена вниз и обратно. Затем он выпустил член изо рта и обхватил его ладонью. Двигая рукой вверх-вниз, он продолжил стимулировать партнёра. Языком он прошёлся по уздечке, а после ещё несколько раз коснулся её самым кончиком.
Николай демонстративно высунул язык и обхватил член рукой. Он провёл рукой по головке, смазанной его собственной слюной и природной смазкой. Хотя черноволосый эспер уже не читал, он не отводил взгляд от монитора, не собираясь так просто отдавать партнёру то, чего тот так сильно желал. А желал Гоголь в тот момент только внимания своего любовника.
Беловолосый снова начал ласкать член, нежно скользя по нему ладонью. Он обнажил головку и провёл по ней языком, слегка надавливая напряженным кончиком на отверстие уретры. В этот раз он хотел сделать эту невинную шалость ещё более яркой.
— Как ты хочешь, Федя? — спросил Эспер, слегка прищурившись. — Хочешь, чтобы я продолжил? Или, может быть, хочешь чего-то большего? Хочешь, я расскажу тебе, как я сегодня ходил в душ?
«Хитрый и наглый лис», — промелькнуло в голове у Достоевского с быстротой и шумом товарного поезда.
— Так вот, — произнёс Николай, продолжая наблюдать за Крысой, — я невольно задумался о том, чем ты занимаешься, перед тем как выключить воду и взять полотенце. Почему-то я был уверен, что ты либо играешь на виолончели, либо в шахматы с Гончаровым. Я даже не сразу вспомнил, что Ваня уехал, но это не так важно.
Я представил, как твои бледные длинные пальцы обхватывают шахматные фигуры, двигая их на доске и выставляя маты один за другим. А потом, против моей воли, я представил, как ты обхватил бы ими мои бёдра или потянул бы за волосы, когда грубо брал меня, возможно, на этом самом столе.
На полке стояла баночка вазелина, я не знаю, зачем она там, но я не сдержался. Сначала один палец. Это было непривычно, странно, немного больно и неудобно, но мысли о том, как ты грубо возьмёшь меня и сделаешь своим, не давали мне покоя.
Николай тихо простонал, а затем обхватил член мужчины губами, принимая его сразу на всю длину. Он расслабил горло и совершенно не обращал внимания на собственный дискомфорт, игнорируя рвотный рефлекс. После этого он начал двигаться, выпуская орган почти полностью и снова принимая его на всю длину.
— Сколько? — спросил Достоевский немного охрипшим голосом после таких активных действий и столь откровенных слов.
Не прекращая своих действий, Гоголь чуть приподнял руку и показал Крысе три пальца. Фёдор тихонько усмехнулся, наконец-то свернул вкладку с внеочередной статьёй и обхватил косу беловолосого. Он сжал мягкие волосы и накрутил их на свой кулак, при этом не мешая своему партнёру действовать. Наоборот, он слегка двинул бёдрами навстречу и притянул его ближе к себе. В этот раз он понимал, что долго не продержится из-за подобных историй, которые рассказывал эспер.
— В следующий раз, Коля, когда мы будем одни, хотя не думаю, что Саша или Ваня нам помешают, впрочем, это не обязательное условие, — сказал Достоевский ровным голосом. Слова его не путались, в отличие от мыслей. — Их будет четыре. И после того, как ты подготовишься, возьмёшь с собой баночку и придёшь ко мне абсолютно голым, ну, или разрешу тебе прикрыться полотенцем на первый раз, я трахну тебя. И на кровати, и на столе. А ты будешь стонать и принимать меня так послушно, словно создан для моего члена, хотя это так и есть.
Николай громко стонет, совершенно не стесняясь и не прекращая своих действий ни на секунду. Он полностью принимает член в расслабленное горло, плотнее обхватывает его губами, а затем почти полностью выпускает изо рта, оставляя внутри только головку. Лаская её кончиком языка, он легко отодвигает крайнюю плоть и стонет, стонет, стонет…
Рука Николая, словно в задумчивости, скользит по его бедру, приближаясь к ширинке. Давление на эту область уже вызывает не просто дискомфорт, а настоящую боль. Он готов расстегнуть её, но в этот момент на его пути оказывается ботинок Фёдора. Лёгкое давление вызывает у Коли затруднение дыхания, он издаёт хриплый стон, посылая приятные вибрации по члену партнёра и начиная тереться о его ботинок. В этот момент Николай не чувствует себя Крысой Мёртвого Дома, он ощущает себя верным псом Достоевского, готовым служить ему до конца своих дней.
Фёдор слегка двигает ногой, не позволяя Коле получить больше удовольствия. Не сегодня.
Гоголь вновь полностью принимает его член, утыкается кончиком носа в лобок и стонет, создавая горлом прекрасные, ни с чем не сравнимые ощущения. В какой-то момент внутренние органы словно стягиваются в единый узел, но это не приносит боли. Мышцы низа живота непроизвольно сокращаются, мошонка поджимается.
Дьявол, сжав в кулаке белые волосы напарника, чуть сильнее надавливает ботинком на его возбуждение. Он кончает в рот Николая, не позволяя ему отстраниться, и вынуждает всё проглотить.
Беловолосый мужчина болезненно стонет и закатывает глаза от нахлынувшего удовольствия. Это чувство настолько сильно, что кажется, будто больше невозможно.
Эспер всегда испытывал сильное влечение к этому человеку, но чтобы настолько — впервые. Он чувствует, как намокают его бельё и штаны, и понимает, что в этот момент он не ощущает себя даже человеком, а скорее каким-то неземным существом, эфемерным. И сам проваливается в оргазм, ещё сильнее пачкая свою одежду.
Кажется, единственное место, где он чувствует себя по-настоящему живым, — это здесь, у ног уже закурившего Фёдора Михайловича. Тот уже полностью привёл себя в порядок и выглядит так, словно ничего не случилось, словно они не занимались ничем таким пару минут назад.
Натянув на лицо привычную маску гаера-безумца, Николай встал.
— А теперь викторина! — с озорной улыбкой воскликнул эспер. — Когда я приду к тебе в следующий раз, полностью готовый и с той самой баночкой вазелина? Правильный ответ: через два дня!
Фёдор бросил окурок в чашку с давно остывшим и испорченным кофе, который уже и так был переполнен окурками. Затем он встал и, обхватив шею Гоголя раскрытой ладонью, слегка сжал её. После этого он поцеловал мужчину, проведя языком по его приоткрытым от удивления губам.
Это прикосновение длилось всего несколько секунд. Растерянный Коля не сразу понял, что произошло. Он удивлённо смотрел на лицо Фёдора, когда тот уже отстранился. Мужчина же смотрел в ответ в глаза эспера, разные, но оттого не менее красивые, явно ошарашенного его действиями.
— Нет, Николай Васильевич, правильный ответ — прямо сейчас, — тихо и уверенно сказал Дьявол. — И я хочу видеть, как ты будешь подготавливаться для меня. В ванну. Прямо сейчас.