С тех пор, как очнулась Ровер, это был первый человек, который ощущался как свой. В мире, где каждый день она узнавала что-то новое, где постоянно училась, адаптировалась и сражалась. Найти Инь Линь… было успокаивающе. Они знали друг друга меньше нескольких дней. Но Ровер как будто бы знала, что может ей верить. Что её готовы защитить. И сама стремиться сделать тоже самое для Инь Линь. У этого не было логики, не было адекватного или научного объяснения. Просто ощущение, которое говорило в чужом взгляде, действиях, в словах, не в их смыслах, но в самих звуках.
Чи Ся, Ян Ян и Бай Джи действительно помогают ей. Да, конечно, потому что они друзья, но она странная, она сильная, она другая, она ценная. С Инь Линь всё казалось по-другому. Словно Ровер была ценной просто потому, что она есть, даже если не помнит, кто именно.
Обе одиноки в окружающей тьме, наполненной монстрами апокалипсиса и Тацетами. У них нет никого и ничего. Только дни, наполненные бесконечной борьбой против монстров, за себя, за других. Чтобы всё это просто начало иметь хоть какой-то смысл, а не исчезало вслед за умершим старым миром. Многие из людей сражаются, чтобы сохранить остатки привычного мира. Немного исказивщегося, но привычного для человека. Они проводят время в боях, чтобы не потерять себя или даже найти.
Ровер чувствует в ней такую же пустоту одиночества, съедающую каждый день. Её не перекрыть смехом, шуткой, совместным обедом или прогулкой. Оно держит в плотном куполе вакуума, через который сложно пройти. Инь Линь и не претендует, поэтому ей и не отвергают. Они сидят друг напротив друга. Не сталкиваясь куполами, общаясь знаками и взглядами. Кажется, что те сами начинают тянутся друг к другу, сливаясь первыми молекулами друг в друге. Поэтому сказанные ею слова звучат правильно. Потому что сказаны Инь Линь. Такой же. Потому что только она сможет понять, что ей нужно, и наоборот.
— Хочешь… скрасить наше одиночество? — щеки сами собой краснеют. Она не помнит был ли у неё кто нибудь когда-то, но понимала, что действительно этого хочет. И знает, какого кого-либо хотеть.
Инь Линь, которая собиралась оставить её, оборачивается. В ней нет и на века на удивление. Их чувства одинаковы и очевидны. Только они вдвоем вольны придать им какое-то реальное значение. Ровер слишком одинока, слишком запуталась в новом клубке мира, о котором она мало что знает. Она не может не попытаться найти здесь отраженную частичку себя.
Когда их взгляды встречаются, на губах Инь Линь уже растягивается улыбка.
Они оказываются горячими.
Сердце стучит, как если бы Ровер снова сражалась с существами из разлома. Они сильны и неповторимы. Как и Инь Линь. И тоже кажется, что каждую секунду находишься на грани смерти.
Её прикосновения отдаются по телу музыкальной вибрацией. Какой поёт клинок, когда парирует удар. Они резонируют на одной частоте, как если бы бой случился между ними. Не из тех, который насмерть, с целью уничтожить противника. Тот, который говорит, когда ты будешь слаба, я защищу, но если мы обе выйдем с твоей силой, нас не сокрушат и более сильные противники. Это способ доказать, что ты готов становиться лучше, чтобы защитить.
Инь Линь ощущается и пахнет как поле боя. Как сама его суть. Сила и стратегия, к которым буквально можно прикоснуться рукой.
Пока остальные продолжают жить в умирающем мире, они двое являются его эпицентром. Его частью. Они больше имеют общего с Тацетами, чем с людьми. Поэтому в её руках, наконец-то отчасти понимает, кто она.
— Ты так легко отдаешься мне? — звучит рядом с ухом шепот в ночи таверны, в которой Ровер сняла комнату, а Инь Линь пробралась в неё после, чтобы не оставить следов своего присутствия. Девушка намекала на прошлую ситуацию. Когда она точно так же говорила ей, что никому нельзя верить. Сейчас это было ни к чему. Они знали, что не подведут друг друга. Это связь была странной, зародившейся слишком быстро, но при этом крепкой. Но Инь Линь хотела сделать их доверие осязаемым, физическим, в отличии от их влечения, искрящегося на кончиках пальцев от отголосков предвкушающий дрожи.
Девушка давно развязала шнурки на её груди, чтобы открыть доступ к шее. И сейчас стучала в её центре пальцем, ожидая ответа.
— Мы отдаёмся друг другу, — Ровер протягивает руку, касаясь щеки. Её кожа шершавая, ничего не имеющая общего с ухоженными городскими жительницами. И потому для неё она идеальна.
У Ровер, как и у многих девушек-воинов, побывавших в пекле жарких тяжёлых сражений, мало осталось от проявления ярких эмоций. В бою нужно быть собранным. В бою на жизнь не остаётся ничего, кроме чистой техники и уверенности в оточенности реакций. Инь Линь пробуждает в ней обычные чувства, как сама Ровер в ней. Поэтому обе улыбаются. Не так ярко, как нормальные люди друг другу. И возможно глаза говорят ярче, чем слабо поднятые уголки губ. Но в них они видят, как Ровер отбила удар, направленный на Инь Линь. Как она смотрела на плененную девушку и просит поверить. И хоть тогда злость переполняла, она легко согласилась.
Скрытая нежность в Инь Линь ощущалась лишь предчувствием. Слабой прохладой взгляда и дыхания. Но чувствовать её в том, как аккуратно девушка ведёт ладонями по телу и обхватывает одной из них грудь - совсем другое. Слишком ярко и ново для всего времени, что они провели вместе, но ни одна из них согласившись на происходящее, уже не отступила бы. Эти руки защищали её несколько часов назад и дарят удовольствие и тепло сейчас.
Ровер прогибается, когда горячий язык касается её соска. Она готова была отдаться ей. От тела до души. Лишь бы Инь Линь принимала Ровер с таким ненасытным желанием всю её полностью.
Она хватает девушку за красные волосы, снова притягивая к себе. Потому что одиноко и мало. Чувствует призрачное жжение от прядей. Словно это движение ставит на ней самой клеймо принадлежности.
Когда нибудь город будет готов признать Инь Линь. Но сейчас ей достаточно признания Ровер, задыхающуюся на её пальцах. Её доверие и открытость. Того, как без капли стеснения она её хочет, требует к себе ближе.
Они обе дадут друг другу всё, что потребует другая. Именно поэтому они этого не делают. Они предлагают себя полностью. Им незачем требовать чего-то конкретного. Поэтому окончание этой ночи не пугает. Разлука без даты окончания не страшна. Даже если попадут в чужие кровати, это не будет значить ничего. Потому что они имеют смысл только вместе.
Лицо Инь Линь не теряет основного своего бесстрастия, которое окрашено наслаждением. Это подкожная привычка развития на уровне дыхания или моргания. Это то, что является её неотъемлемой частью. Ровер была уверена, что сейчас моментами у неё похожее лицо. Сколько бы раз она не получила и не отдала прикосновений. Однако чужие двухцветные глаза плывут, в темноте смешиваются в один. Словно голубая холодность и малиновая страсть находят в ней баланс. Они обжигают желанием, не давая отстраниться. Ровер летит на него мотыльком.
Пальцы зарываются в черные волосы, пока бедра в её руках дрожат.
Сегодняшняя луна осветила их своим светом друг для друга больше, чем прошлое солнце. Она стала свидетелем их откровенности и слабости друг к другу. Осознанием общей зависимости и происхождения.
На грани сна Ровер чувствовала пальцы, прячущие прядь за ухо. Она бы могла открыть глаза и посмотреть в последний раз на неё. Инь Линь не останется, не встретит её утром. Потому что это был прощальный ласковый жест. Для неё. Для них. Обещание встретиться, обещание, что у них есть общая сторона, что они нечто большее, чем все слова, которые могли бы их описать. Поэтому она не говорит ничего. Не открывает глаза, потому что им необязательно чувствовать горечь расставания. Они всегда будут друг у друга.
Инь Линь тоже знает, что Ровер не спит. Они оставят эту сцену между собой. Безмолвную, неосознанную. Которая сделает их гораздо ближе, чем все их немногочисленные общие воспоминания до этого. Благодаря ему, они обе знают, где их дом. Может быть временный, недолговечный. Дом, полный одиночества, которого хватит на двоих.
Они не будут тосковать, но будут ждать встречи. Им повстречаются много людей на пути. Но ни один из них не встанет с ними на тропу. Много дорог и километров пройдут, прежде чем те приведут их к общей. И обе изменятся за это время. Но они встретятся, рано или поздно. Дорога приведет их к общему дому, который роднее всего для каждой. Может тогда они решат остаться вместе, а может снова разойдутся. Но каждая из них уверена в том, что им суждено встречаться и находить друг в друге потерянный всем миром покой.