Быть хорошим — такое моральное правило никогда не было частью Деймона, по крайней мере, вампирской, потому что человеческая была давно вытеснена весом прошедших лет. Убивать, устраивать беспорядки в каждом городе, где он побывал. Чувствовать себя свободным, властелином жизни — своей и чужих. Обводить людей и вампиров ловко вокруг пальцев. Пользоваться обаянием, убеждением, алкоголем, постелью. Как делала Кэтрин.
Пускай девушка пользовалась ими, когда братья были живыми. Деймон понимал, люди всего лишь хрупкие игрушки в их руках. Приятная и вкусная забава. Он понял это уже после обращения. Но ведь Кэтрин не просто их убила, даровала бессмертие. Значит он мог надеяться на то, что они были ей нужны, что она испытывала к ним какие-то чувства.
В отличии от брата, ему не нужно было внушать, это был самостоятельный выбор в её пользу. Поэтому верил, что всё изменится, когда они найдут дорогу друг к другу.
Деймон думал, что соответствует ей, что они одинаковые, с идеальной совместимостью по жизненным принципам. Пользуются одними методами, заставляя мир упасть к ногам. И они станут двумя правителями собственной вселенной. Нужно только освободить Кэтрин.
По своей наивности, оставшейся с человеческой жизни, почему-то думал, что такое возможно: несвободная Кэтрин. Из-за неё в очередной раз что-то ломается, умирает внутри. Потому что она никогда не искала, не любила. Кэтрин с отвращением говорит об его одержимости и кидает лукавые взгляды на Стефана. Признается, что следила за ним. Деймон не думал, что может испытать боль хуже, чем в тот день, когда не находит Пирс в склепе. Кэтрин всегда умела удивлять.
Кажется жизнь была нацелена на восстановление баланса в ответ на всё, что он сделал за эти полтораста лет. Потому что ничто другое не приносило хоть признак какой-то ясности.
Родной отец выбирал Стефана, первая любовь жизни — Кэтрин выбрала Стефана, вторая любовь, которая была внешней копией первой, но кардинально отличалась внутренне — выбрала Стефана. Все выбирают Стефана. Даже он это сделал, признавая, что они братья, хоть и в своей собственной манере, которую мог себе морально позволить, ещё цепляясь за остатки личности, что постепенно рассыпалась на глазах.
Его сердце, что казалось ему мёртвым с первого дня смерти, после приезда в Мистик Фолз болело. Из-за ненависти к брату, из-за того, что он счастлив с ЛжеКетрин, из-за этой Елены, что была слишком доброй, слишком участливой. Она спасала его, боролась за его существование. Поддерживала. Улыбалась ему. Отвечала на шутки в деймоновской манере. Мёртвое сердце, равнодушно наполняемое за эти года кровью разных людей, сжалось, осознав, что каждая клетка делит место между ней и Кэтрин.
Оно продолжает болеть, когда Елена в опасности, когда её похищают, когда говорит, что они больше не друзья. Когда он сам всё рушит, целуя её, ломая шею от злости её брату.
Ему казалось несправедливым, что Стефан, который убил их отца, который насильно обратил его в вампира — получает всё. Поэтому он хотел превратить жизнь брата в Ад. Каждый день бессмертной жизни, на которую он был обречён, посвящать его личному кошмару.
Но когда Стефан говорит, что ему нужен был брат, что ему было страшно, казалось уже, что в аду находиться он. Он понимает, почему все выбирают Стефана, но испытывать это на себе… чертовски несправедливо. До абсурдного смешка в стакан бурбона.
У Деймона есть лишь жажда. Жажда крови, жажда заглушить одиночество.
Выпивка, кровь, женщины — всё, что ему было нужно.
Он, как всегда, себе врал.
Елена говорит, что устала. Он видит, он понимает. Отчасти в этом сам и виноват. Слишком много приносит ей боли и проблем, слишком часто разочаровывает. Деймон не чувствовал это со своей смерти, со смерти собственного отца, который никогда не был им доволен. Чужое разочарование тоской заполняет сердце до щемящего скрипа.
Деймон уже целовал её, думал, что целовал. Это привело к катастрофе. Поэтому не имеет на это право. Не потому, что девушка брата и он настоящий джентльмен, которым при жизни являлся в действительности. Просто не хочет делать ещё хуже. Потому что даже если этого не видно, всегда есть вариант упасть ещё ниже, сделать ещё хуже.
Деймон в этом мастер, поэтому правда пытается впервые поступить кардинально по другому. Не испортить ничего. Елена в его руках напрягается, когда губы прикасаются к её лбу. Больно. Ему тошно от себя, от того, что произошло по его вине, не из-за самих поступков, но из-за того, что Елена в нём разочарована, что она устала от него.
Девушка слишком подходила брату. Оба правильные до мозга костей. Оба добрые, милосердные. Деймон не вписывался в эту супергеройскую картинку белых плащей. Он эгоистично думал о своих чувствах. И впервые не мог претендовать на их удовлетворение, оставляя себя ни с тем, чем хотелось бы.
Кэтрин не давала ему ничего, таская на поводке призрачной надежды на любовь. Елена действительно его любила и ненавидела. Она волновалась за него, переживала, спрашивала о нём (да, он подслушивал разговоры Стефана), но не могла простить поступков.
Но он не был бы собой, если бы всё-таки не сказал, хоть потом трусливо и заставил забыть.
«Я люблю тебя»
Эти слова должны были прозвучать, обрести физическую форму в воздухе, изменить реальность, взгляд Елены. Должен был существовать хоть краткий момент, когда она о них действительно знает, а не опасливо догадывается, с прищуром всматриваясь в серые глаза.
Короткие несколько секунд, но те, в которых он нуждался с того момента, как первый раз признал слабость к Елене.
Деймон видит, как гаснут образы произошедшего в её глазах. Как отражение фигуры мутнеет. Его озвученные слова растворяются в тишине природы, доносимой через распахнутое окно. Воспоминания оседают пеплом в шоколадных вязких глазах.
В стирании памяти никогда не было чего-то особенного. За годы «пьянок» это превратилось в рутину, как дышать или моргать. Но сейчас оно было похоже на то, как кожа сгорает на солнце без зачарованного кольца. Не так больно, конечно, но слёзы бегут по горячей коже, которую согрела кровь, смешанная с алкоголем.
Деймон трусливо сбегает от своего поступка. Но только так может почувствовать отголосок слабого спокойствия. Надежды, что эти озвученные слова осядут в ней, хотелось бы семенами, если позволить привычную для него смелость полёта мыслей, чтобы проросли, заменяя в её глазах ненависть на интерес. А пока этого достаточно.
Елена задумчиво сидела на кровати, наматывая на палец цепочку кулона на шее. Она не могла вспомнить, как ей удалось его найти.