Карточные игроки

В полупустой и полутёмной комнате, скрытой практически ото всех людей на свете (не считая детей Дома Очага и пары-тройки членов Фатуи), небольшая компания занималась своими страшными незаконными делами...

– Да не может быть так, чтобы у тебя третью игру подряд на руках оставались одни козыри!

Лини развёл руки в стороны и пожал плечами. Выражение его лица было столь невинно, словно он совсем не причастен ко всему происходящему. Но все – абсолютно каждый – видели тот яркий блеск озорства в его светлых глазах – Лини просто не мог скрывать своё торжество над всеми присутствующими.

– Сестрица, всё дело в удаче, которая сопровождает меня куда бы я ни ступил, разве ты не понимаешь? – Лини аккуратным и изящным движением выбросил даму и короля поверх девятки и валета, а после сделал ход – и червоный туз поскользил по идеальной поверхности стола, остановившись ровно перед «Отцом».

Она ничего в ответ не сказала, лишь молча положила оставшиеся карты поверх той, что бросил Лини, и сделала глоток ароматного чая, что пару минут назад заварил Фремине (лишь для того, чтобы не принимать участие в очередной партии).

Линетт, кажется, была готова лопнуть от возмущения. Лини прикрыл улыбку рукой, смотря на вскочившую из-за стола сестру, что горячо взмахнула руками и разразилась своим недовольством.

– Всё, хватит! Все же видят, что ты жульничаешь! Так нагло подкладывать карты в колоду и себе на руки – надо же иметь такую совесть!

Лини и глазом не моргнул, тут же ответив, чувствуя себя нисколько невиноватым:

– Но я же великий фокусник и иллюзионист, это моя работа – делать вещи на глазах людей, которые они не видят, а после – удивлять их этими же вещами.

Фремине вернулся обратно в комнату с подносом, на котором стояли разные угощения: печенье, вафли, конфеты, пара пирожных. Лини тут же встал из-за стола и, пользуясь замешательством сестры, схватил с подноса вафлю и громко щёлкнул ею, поделив на две части.

Лини протянул вторую половинку Линетт, одарив её своей самой замечательной улыбкой на свете, какую он только мог создать.

Однако сестра не повелась.

– Убери свои подлые грязные руки от меня и быстро выложил все оставшиеся карты на стол, – она отчеканила всё это столь быстро, что Лини не успел даже и слова вставить. – Фремине, ты хочешь ещё сыграть? Отец?

Фремине тут же покачал головой в разные стороны, чуть не уронив поднос. Лини тут же поддержал брата за плечо и помог осторожно поставить на стол поднос, не забывая при этом поглядывать на Линетт и закатывать глаза, еле сдерживаясь от комментариев. Останавливало его лишь то, что «Отец» ещё не озвучила свой ответ.

Послышался такой тяжёлый вздох, что, кажется, все стены Дома Очага задрожали. Ребята в смятении переглянулись, не зная, что бы это могло значить – «Вы достали меня«, «Хватит заниматься глупостями», «Мне надоели игры в карты» или «Да, я мечтаю сыграть ещё три партии подряд»?

Наконец, после тридцати секунд тяжёлого молчания, послышался холодный голос «Отца».

– Выбирайте игру сами. – Она тут же повернулась к Фремине, и нотки её потеплели: – Можешь, пожалуйста, заварить ещё чаю? Он очень вкусный, – после «Отец» обратилась уже ко всем: – Откуда вы его взяли?

Лини тут же с готовностью ответил, не переставая переводить взгляд светлых глаз с Линетт на Фремине, с Фремине на «Отца», а с «Отца» на Линетт:

– Его нам подарила путешественница. Она сказала, что этот чай прямиком из Ли Юэ.

Сестра тут же решила дополнить, не давая Лини продолжить:

– Путешественница сказала, что ей его подарили друзья, которым она оказала помощь.

Лини продолжил, заставляя Линетт закрыть рот обратно:

– Точно такую же помощь, которую она оказала нам несколько раз!

Неожиданно послышался тихий голос Фремине, что вернулся обратно с небольшим чайничком в руках.

– Спасибо ей.

И принялся наливать в кружку «Отцу» чай со столь приятным, чуть пряным и вместе с тем – сладким вкусом.

В глазах «Отца» загорелся странный огонь, но практически сразу же потух; теперь он был похож на тлеющий уголь – вот-вот он потухнет окончательно, но если его разворошить, то искры вновь полетят в разные стороны.

Лини потряс головой, сгоняя наваждение.

Стоит отвлечься.

– А мне? – вдруг обиженно спросил он, надувая губы.

Лини надеялся, что брат извинится и нальёт чая и ему, однако Фремине сказал:

– Сам налей.

Линетт и Лини изумлённо переглянулись. Они одновременно посмотрели на «Отца» – та пребывала в не меньшем удивлении, чем они. Фремине же спокойно долил чай практически до самых краёв и принялся за свою кружку.

– Как жизнь сделала тебя таким жестоким? – посетовал Лини, специально громко вздохнув. Он подошёл ближе к столу и начал собирать разбросанные по нему карты. Шестёрка пики, валет черви, семёрка крести, туз бубны... – Я же твой любимый брат, а ты ТАК ко мне относишься. Неужели я не заслуживаю твоей братской любви и заботы? Не могу поверить, что–

– Великие Архонты, он умеет когда-то молчать? – Лини хотел что-то ответить, но Линетт уже закрыла ему рот рукой, демонстративно закатывая глаза и параллельно думая, что брат у неё – сплошной цирк.

Хотя, если вспомнить их жизнь, то вполне себе неудивительно, что... Додумать Линетт не смогла, потому что ощутила, как её ладонь резко стала мокрой, а нечто горячее и противное на ощупь стало бегать по её руке туда-обратно.

– Лини!!!

Брат ойкнул и тут же перестал заниматься своими непотребствами, которые он мог позволить себе только здесь и сейчас. Линетт отступила в сторону, вложив в своё качание головой всё осуждение, которое у неё могло скопиться за все её годы жизни.

Лини отпрыгнул в сторону, сгибаясь пополам от смеха, пока Линетт продолжала недовольно бурчать. Сестра повертела головой в разные стороны, ища, чем бы вытереть руку, потому что пачкать свою одежду она не хотела. Ничего не найдя, Линетт в мгновение ока, словно кошка, подскочила обратно к Лини и быстро обтёрла свою кисть о его рубашку.

– Эй! Вот такие поступки – верх отсутствия совести!

– Но ты ведь первый начал, – возразил Фремине, делая глоток чая.

– Неправда! Я всего лишь поддерживал беседу, но вы–

– Пожалуйста, «Отец», не слушайте его. Это только отнимет ваше время.

Щёки Лини даже покраснели от такой наглости брата и сестры, однако...

Как бы Лини не возмущался, что-то внутри всё равно продолжало греть его, даже когда из окна в их небольшую комнатку влетел холодный воздух. Вероятно, это осознание того, как его брат и сестра сейчас так открыты и спокойны.

Что они сейчас счастливы.

***

– Ну нет! Ты мухлюешь!

Лини раздражённо цокнул языком, отбрасывая ручку в сторону. Всем своим видом он пытался показать, как ему всё происходящее не нравится.

Линетт хмыкнула.

– Серьёзно?

– Конечно! – горячо воскликнул Лини, тут же теряя свою напыщенность, сразу становясь обиженным мальчиком, которого сестра обыграла в обычной настольной игре.

Так и было, собственно.

– Ты сто процентов подсматриваешь – иначе как бы ты выигрывала четыре раза подряд?

Линетт закатила глаза, тоже откладывая карандаш в сторону. Она взяла двумя руками чашку с чаем и сделала глубокий глоток, прежде чем посмотреть на Лини и абсолютно спокойным голосом произнести: «Я играю честно». Небольшая пауза. «В отличие от некоторых».

Лини возмущённо взмахнул рукой, и листы в клеточку разлетелись в разные стороны, ускользая под мебель: стол, тумба, стулья, диван – ветер решил, что играть в морской бой больше не следует.

(Или так решил Лини. Никто не знает).

– Всё, хватит! Мы не будем больше играть в эту невероятно нудную и скучную игру.

Линетт, возможно, оказалась бы задета. Но сейчас она спокойно пила чай и не воспринимала громкие заявления брата как правду, прекрасно понимая, что в нём говорит недовольство за проигрыши.

«Отец» уже выпила пятую кружку чая, и она ни разу не встала со своего места. Неужели за столько лет дипломатических переговоров она научилась так хорошо держать себя – а главное, своё тело – под контролем?

– И во что ты предлагаешь сыграть? – Фремине скептически приподнял бровь и тут же надкусил печенье в виде рыбки, оставив её без головы.

Лини поморщился, но быстро ответил:

– Это мы у тебя спросим. Фремине, во что бы нам сыграть?

Брат подавился тем же печеньем, что только что съел. Он закашлялся, а Лини – как бы ему ни хотелось ради шутки вложить больше силы, – аккуратно похлопал Фремине по спине.

Линетт тяжело вздохнула, глядя на двух братьев – и в груди стало тепло. Один стоит, склонившись над другим, и беспокойно смотрит, боясь, что сделал плохо. Второй пытается откашляться и слабо стучит по груди кулаком, всё ещё, несмотря на столь долгие отношения, смущается от заботы, которой Лини старается окружить их полностью.

– Если ты случайным образом убьёшь моего ребёнка...

Лини вздрогнул, удивлённо посмотрев на «Отца». Линетт и Фремине точно так же изумлённо распахнули глаза, не понимая, что «Отец» захочет сказать дальше.

Впрочем, на её губах была мягкая усмешка, в которой не было и намёка на злость. Она спокойно сидела и со странной нежностью смотрела на их дурачества, и на душе от такого взгляда становилось легче. Подобные моменты, – когда «Отец» остаётся с ними, когда она навещает всех детей Дома Очага, когда она соглашается провести вместе время, – невероятно ценились. Потому что происходит такое, к превеликому сожалению Лини, Линетт, Фремине и всех остальных детей, очень редко.

Лини кашлянул, вновь привлекая внимание к себе.

– Так во что играть будем?

Фремине уже пришёл в себя. Он протёр рукой губы, на которых остались крошки от печенья, и, задумавшись на секунду, легко ответил:

– Море волнуется раз.

***

Лини не мог не сдерживать смех, глядя на предстоящую перед ним картину.

«Отец», не успев принять ту позу, что хотела изначально, застыла на месте так, словно от этого зависела её жизнь – ни одна часть её тела не двигалась. «Отец» по праву могла бы считаться самой лучшей в этом деле. (В каком? В детской игре, которой балуются дети дошкольного возраста? Возможно. Но как ещё могут развлекаться страшные представители Фатуи? Только так, считает Лини).

Руки «Отца» были прямо вытянуты – настолько ровно, не иначе под углом девяносто градусов. Левая нога выпрямлена сзади, растянута на полу, правая согнута в колене. Если бы не руки, можно было бы предположить, что «Отец» собирается делать кому-то предложение руки и сердца. Но руки, как Лини уже отметил, были заняты. А если бы «Отец» и делала предложение, то обязательно бы преподнесла в знак любви и уважения сердце. Чьё-то. Не своё.

Но как «Отец» продолжала удерживать равновесие, если всё это время на её ноге сидел Фремине, повиснувший на её шее? Невероятно.

Линетт уверенно стояла на одной ноге, вторую вытянув в воздухе – обычное движение, которое она часто использовала в их выступлениях. Красиво и элегантно вытянулась, а главное – для неё в этом нет никакой нагрузки и тяжести. В отличие от Фремине, который еле-еле держался – всё лицо покраснело от натуги, и, будь «Отец» чуть менее сильной, то они бы точно вместе рухнули на пол. Но всё ещё держатся. Поразительно.

Лини медленно начал обходить застывшее в воздухе фигуры. Одна, три, пять, десять секунд... Он двигался так плавно, словно превратился в кошку – и был готов, точно как кошка, обвивать хвостом чужие тела, пытаясь заставить их хоть чуть-чуть сдвинутся с места. Но пока что все держались.

И вот, когда Лини был готов сказать «Ладно, ещё один раунд», Фремине не выдержал и с громким грохотом свалился на пол. И «Отец» вместе с ним.

Линетт сразу же вышла из позы, бросилась на помощь – и Лини вместе с ней. Подскочили с двух сторон, что-то беспокойно повторяя, боясь, не сильно ли ушиблись. Но к чему такое беспокойство? Их брат переживал и не такие падения, а «Отец»... «Отец» это «Отец». За неё бояться точно бессмысленно. (Но ребята всё равно беспокоятся. Без этого никак).

– Вы как? Всё хорошо? Не очень больно? – Линетт помогла подняться Отцу, пока Лини отряхивал от пыли (давно не убирались в этой комнате, нужно этим заняться) Фремине. – Если что, можем позвать докто...

– Всё в порядке, дорогая, не беспокойся, – «Отец» лёгким движением стряхнула невидимые пылинки с перчаток и покачала головой, мол, не волнуйтесь. «Отец» повернулась к Фремине и голосом, полным искренней (в этом Лини не сомневался) заботы, спросила: – Ты как? Не пострадал?

Брат тут же потряс головой в разные стороны – не дай Великие Архонты, кто-то за него будет беспокоиться. Лини мягко потрепал Фремине по волосам, ероша светлые пряди. Братец что-то пробурчал под нос, но Лини лишь закатил глаза и сладко потянулся.

Вместе с ним зазевались Линетт и Фремине, а после и «Отец».

– Кажется, на сегодня игр достаточно, – Лини посмотрел на наручные часы, привезённые из далёких земель «Отцом» в качестве подарка, и даже легонько усмехнулся: – Да уж, время и правда недетское... Идите спать, я всё уберу.

Линетт и Фремине тут же закачали головами – говорят, поможем тебе, и точка. Лини только тяжело вздохнул и раздал всем инструкции, кто что будет делать. После раздачи поручений он повернулся к «Отцу», что всё это время молча стояла рядом и наблюдала за детьми, и спросил тихо, так, чтобы ребята не могли услышать:

– Сколько ещё дней вы сможете оставаться тут? – глаза Лини на секунду блеснули от печали, но только на секунду. Практически сразу же он улыбнулся, пытаясь показать, что интересуется ради интереса, да и вообще, ради своих младших и всех остальных детей Дома Очага.

«Отец» вздохнула – возможно, даже тяжело. Лини за столько лет так и не научился различать оттенки этих вздохов. Возможно, времени, проведённого вместе с Отцом, было слишком мало для этого.

– Завтра я уезжаю в ещё одну дипломатическую поездку. Фонтейн был перевалочным пунктом по дороге – не могла же я не заехать и оставить своих детей без сувениров.

Она неожиданно прикоснулась к его щеке и мягко погладила – всего пара мгновений, совсем немного тепла сквозь плотную перчатку, но столько тепла и любви Лини не чувствовал очень давно.

Лини неловко покраснел и тут же опустил глаза в пол, надеясь, что брат с сестрой не решат поинтересоваться, что сейчас происходит. Лучше им не слышать и не видеть этой сцены – и лишь по той причине, что им станет больно.

Они все привыкли к тому, что живут самостоятельно. Но всё равно, каждое расставание с «Отцом» почему-то до сих пор воспринимаются слишком больно. Слишком остро. Слишком... слишком.

– Вы очень выросли, Лини, – «Отец» неожиданно начала говорить очень уверенно и твёрдо. – Я не могу сказать, что будет происходить в будущем, но прошу тебя: не переставай заботиться о них и о себе. Даже когда меня нет рядом, я стараюсь защищать вас как только могу. Но я не могу делать того, что можешь ты – потому прошу, Лини, будь осторожнее. Вы семья. Никого, кроме вас самих, у вас нет. Помните об этом.

Лини удивлённо (или испуганно) распахнул глаза, тут же забывая, что минуту назад смущался из-за акта тактильности, которого «Отец» обычно проявляет... никогда.

– Но вы же тоже наша семья, – Лини звучал так жалобно и неуверенно, словно брошенный котёнок под крыльцом. – Почему же...

«Отец» усмехнулась.

– Да, Лини. Мы семья.