Когда Рейвен и Мэдди наконец-то поняли, что происходило между ними (и наконец-то смогли указать пальцем на причину, по которой их сердца трепетали каждый раз, когда они были рядом и не могли никак перестать думать друг о друге), они решили не делать свои отношения публичными. Может, в Школе Долго и Счастливо было полно мятежников — таких как пикси, которые хотели вырасти до размеров взрослых фей, принцесс, абсолютно не интересующихся спасением из высоких башен, и деревянных кукол, желающих стать живыми людьми, — однако это не означало, что им следовало добавлять ко всей этой королевской мельнице сплетен ещё одну порцию безумия. Во всяком случае, Рейвен уже была по горло сыта сплетнями о себе.
— Ты же не против, да? — спросила Рейвен, и её голос дрогнул. Ей было сложно смотреть Мэдди в глаза.
— А чайка против пустыни? — беззаботно ответила Мэдди. Рейвен была далека от того, чтобы уверенно разговаривать на риддлише, языке загадок, однако ей всё равно было многое на нём понятно. Ведь ей довелось провести много времени рядом с жительницей Страны Чудес.
Рейвен искренне заулыбалась:
— Я рада, что ты согласна.
Конечно, в их жизни всё равно появилось несколько человек, которые знали об их отношениях. Мэдди рассказала своему отцу абсолютно всё. И в следующий раз, когда Рейвен навестила его, он улыбнулся ей и налил наитеплейший чай за счёт заведения. Сериз тоже знала и поклялась сохранить их отношения в тайне.
— Ты знаешь мой секрет, — сказала она. — Так что я никому не проговорюсь о твоём. — Девушка подмигнула. — Хотя мне интересно, не является ли причина, по которой вы храните свои отношения в тайне, в том, что ты хочешь оставить Эшлин и Хантера любимой парой школы.
Рейвен закатила глаза.
— Как будто я хочу, чтобы у людей появилась ещё одна причина, чтобы сплетничать обо мне.
Эшлин и Хантер были парой, которую большинство мятежников боготворило. Некоторым наследникам, в свою очередь, они нравились (хотя они не хотели в этом даже сознаваться), однако многие из них их терпеть не могли.
— Думаю, уже поздновато об этом волноваться, Рейвен, — Сериз тихо хихикнула, и Рейвен не смогла удержаться, чтобы не повторить за ней.
О Рейвен всегда говорили. С самых малых лет другие дети либо смеялись над ней и показывали на неё пальцем, либо избегали её как чумы. Мэдди была другой. Хотя она (и остальные жители Страны Чудес) были известны своими странными причудами, с ними никогда не обращались подобным образом.
Когда к тебе обращаются как к подлому существу, зовут тебя самыми презренными словами в книге и избегают любой ценой… Зная Мэдди, Рейвен чётко понимала, что дочка шляпника никогда бы не смогла выдержать такого обращения к себе.
И Мэдди никогда не придётся на себе такое терпеть, поклялась Рейвен.
***
Это случилось из-за листка бумаги. Из-за простого листка пергаментной бумаги, тайно переданного посреди занятий.
«Ну почему я просто не сосредоточилась на уроке?» — обречённо подумала Рейвен.
Конечно же, она уже знала ответ на этот вопрос. Читать о злых заклинаниях, которые она никогда не произнесёт, и писать эссе о злодеях (которой, независимо от того, что говорил директор Гримм, Рейвен не являлась) было не так увлекательно, как обмениваться тайными записками с Мэдди.
— Эппл, можешь отдать мне эту бумажку, — сказала Рейвен неуверенным голосом: — пожалуйста?
Эппл посмотрела на Рейвен краем глаза, а затем снова вернулась к листу бумаги, который держала в своей руке. Её глаза удивлённо расширились, пока она читала его содержание.
Конечно, именно Эппл попалась в руки её тайная записка, сокрушённо подумала Рейвен.
Должно быть, это было её наказанием за саботаж её собственного последнего эксперимента по Проклятиям 101. Именно поэтому она не смогла словить скомканный бумажный шарик, который они с Мэдди перебрасывали друг другу весь урок. Либо объяснение было в этом, подумала Рейвен, либо директор Гримм вчера подложил ей в рюкзак талисман неудачи, когда позвал её к себе в кабинет.
Всему пришёл конец. Единственный секрет, который они скрывали от мира, был на грани стать известным всей школе. Кто не поверит словам Эппл? Ведь принцесса была известна не только своим очаровательным поведением и способностью разговаривать с животными, а также своей честностью.
— Э-э, вот, держи, — растерянно сказала Эппл. Она опустила глаза и передала листок Рейвен. — Только не попадись учителю, ладно?
— Ладно, — ответила Рейвен и быстро выхватила листок из её рук.
Она посмотрела на бумагу, ожидая увидеть там три слова, которые всё испортили. Большинство людей думали, что слова «я тебя люблю» были счастливыми. Они означали что-то по-настоящему важное и волшебное, то самое долго и счастливо. Однако дочь злой королевы боялась увидеть их на бумаге. Этого и не случилось, поскольку вместо ожидаемых трёх слов на листке было написано:
«Ты походишь всё больше на яблоко каждый раз, когда я тебя вижу».
Рейвен уставилась на бумагу. Конечно, это был её почерк: не слишком красивый, чтобы считаться аккуратным, но и не слишком плохой, чтобы считаться неряшливым.
Не могу в это поверить, подумала Рейвен.
Это были её собственные слова, написанные тёмно-фиолетовой ручкой. Они сильно отличались от записей Мэдди, которые контрастно были написаны ярко-зелёными чернилами.
Это риддлиш, поняла Рейвен. Как она могла забыть о том, что они с Мэдди договорились писать друг другу записки исключительно на риддлише?
Краем глаза девушка снова взглянула на Эппл. Её брови были приподняты, а нос сморщен. Вряд ли это был взгляд сплетницы.
Рейвен облегчённо вздохнула. Эппл ничего не знала.
Как хорошо, что их школа решила добавить свиную латынь (которую, по иронии судьбы, преподавал Плохой Волк) в качестве одного из курсов иностранных языков вместо риддлиша. Сегодня ночью Рейвен была обязана поблагодарить свою счастливую звезду за эту удачу перед тем, как лечь спать.
Рейвен схватила ручку и ответила на последнюю запись Мэдди, которая была на бумаге. Пока она писала свой ответ, улыбка не сходила с её губ. Возможно, Рейвен в самом деле знала риддлишь намного лучше, чем она изначально думала.