Из прошлой жизни с любовью!

На своём веку Чарли повидала достаточно уставших людей. Она работала в школе, в конце концов, а среднестатистический учитель высыпается только на каникулах. И то, если повезёт.

Так вот, она лицезрела синяки любых цветов и фасонов под глазами своих коллег, но на такую утомлённую физиономию смотрела впервые. Парень как будто материализовался прямиком из фильма ужасов, в котором его пытали депривацией сна.

Новый опекун её любимого ученика, солнечного и добродушного Эдди, неловко ютился на детском стульчике и явно изо всех сил старался не зарыдать. Чарли решила сделать вид, будто этого не замечает.

Люк, так он представился, пожалуй, был вполне привлекательным молодым человеком: высокий, широкоплечий, опрятный, с чуть растрёпанными чёрными волосами. Но печать невыносимой печали перемещала его в классификации Чарли из категории «валить и трахать» в «обнять и плакать».

Чарли поспешила перейти к делу, пока слёзы всё же не пролились. Она преподавала у первоклассников и сопливых носов за сегодня вытерла уже достаточно.

— Эдди — прекрасный, послушный мальчик. Когда он к нам пришёл, сразу же нашёл общий язык со всеми ребятами. Даже с Ноа, а тот, представьте, отказывался общаться с одноклассниками, постоянно спрашивая, можно ли уже пойти домой играть с собакой.

— Мне так жаль, что я не забрал его раньше, — сказал Люк душераздирающим голосом. — Но у меня такая работа… И я думал, что с дядей, в семье, Эдди будет лучше.

— А кем вы работаете, если не секрет? — поинтересовалась Чарли. Где людей запытывали до такого страшного состояния? Она бы не удивилась, скажи он, что тоже преподаёт в школе.

— Медбратом.

О, понятно. Собрат по работе с людьми. Оставалось только посочувствовать и всплакнуть вместе. У неё — чуть больше дурацких вопросов и испачканной фломастерами одежды, у него — чуть больше крови и дерьма, размазанного по стенам.

Получается, у него бывали ночные смены. Кто же тогда сидел с Эдди? Чарли одёрнула себя. Это не её дело. Этим должна заниматься опека, которая, в общем-то, уже однажды не усмотрела, так что надежды на неё не было.

— Люк, не вините себя. Никто не мог подумать, что так получится. Я тоже была… введена в заблуждение.

Она хотела сказать, что была очарована дядей Эдди, который полгода назад привёл мальчика в класс. Обаятельнейший, импозантный мужчина с тремя детьми и небольшим бизнесом. Кто мог подумать, что всё получится так? Уж точно не Чарли, которая на тот момент всего два месяца работала учителем в начальной школе и ничего толком в этой жизни не видела.

Её тоже терзало чувство вины, и она даже представлять не хотела, что чувствовал единокровный брат, который в своё время уступил право опеки, посчитав, что в другой семье условия будут лучше.

Люк тяжело вздохнул и потёр лицо руками. Когда вообще он в последний раз спал? Не представлял ли он опасности для ребёнка в таком состоянии? Накормит ещё просроченным или не выключит газ? Чарли снова мысленно себя отругала. Поздно дуть на воду, когда обжёгся так, что участвуешь в судебных заседаниях по уголовному делу.

— Простите, что загружаю вас. Вы не обязаны это слушать… Что я ещё должен докупить для класса?

— Всё в порядке. — Чарли улыбнулась, продолжая отгонять дурные мысли. — Я уверена, что вы справитесь. А докупать ничего не нужно, канцтовары ещё остались с начала года. Хочу только рассказать, как мы собираемся каждое утро. Вот у нас висят бутылки с водой. У Эдди — с молнией Флэша. Каждое утро в рюкзак нужно положить наполненную чистой водой бутылку. Ну и ланч, конечно. Обычно собирают сэндвичи, овощи с фруктами, пюре в удобной упаковке, коробочку молока или сок тоже можно. Если что, у нас продаются готовые, но качество… Сами понимаете.

— Понял. Буду сам готовить. Ещё что-нибудь?

Чарли представила, как этот измученный товарищ отрезает корочки от сэндвичей и чистит огурцы от кожуры. Сама-то она кидала в свой ланчбокс замороженные наггетсы, чтобы за день оттаяли, и безвкусные крекеры. Впрочем, можно было купить готовый набор в супермаркете и не заморачиваться, но что-то подсказывало, что Люк будет заморачиваться.

— Завтра положите сменную одежду в рюкзак. Я оставлю на всякий случай в шкафчике. А так вроде всё. С заданиями Эдди справляется, с поведением тоже всё отлично. Мой номер сейчас скину — можете писать в мессенджерах. Только умоляю, не ночью. А то родители почему-то это очень любят.

Люк посмотрел на неё своими бесконечно уставшими глазами.

— Поверьте, я умею ценить сон других людей.

Чарли рассмеялась.

Не то чтобы ей на самом деле было смешно. Работа с людьми — штука серьёзная. Воспитание детей, наверное, тоже. Чарли любила нести им знания и позитивную энергию, насколько это у нее получалось, но предпочитала потом уходить домой и в одиночестве лежать в ванне с бокалом вина, слушая очередной трукрайм подкаст или песни из мюзиклов.

Когда они с Люком распрощались, у двери класса уже ждала Триша. Она сменила спортивный костюм учителя физкультуры на свой обычный наряд и собиралась вместе с Чарли ехать домой, в их общую конуру на задворках Куинса.

— Кто это? — спросила она с жадным любопытством, просверливая дырку в спине Люка, который взял Эдди за руку и повёл в сторону выхода.

— Триша, нет, — взмолилась Чарли, устало прислоняясь спиной к стене. Триша умела быть настойчивой с мужчинами. Очень настойчивой. Люк не выдержал бы и секунды её профессионального давления.

— Почему нет? Такой грустный красавчик, ему бы в рок-группе играть.

— Он медбрат, какая рок-группа?

— Медбрат? — Глаза Триши загорелись даже ярче. — Ещё лучше! Так кто это? Будет читать у нас лекцию на Дне профессий?

— Нет, это старший брат Эдди.

— О-о.

— Да. Поэтому я и говорю, что «нет».

— Я бы, может, и послушала тебя на правах лучшей подруги, желающей мне только счастья. Но слушать ту, кто шестой год убивается по своему бывшему? Нет, спасибо.

А вот это было низко. Может, она переживала свои эмоции и не самым экологичным способом, но чтобы уж прям «убиваться»? Явное преувеличение.

— Я не убиваюсь, — ответила Чарли вяло. Повторять этот спор в тысячный раз не хотелось.

— На сколько свиданий ты сходила с тех пор, как рассталась с ним?

— На три.

— И как они закончились?

— Я удалила диалог и заблокировала тех парней.

— А почему? — упорствовала Триша.

— Так, всё! У меня нет столько денег, чтобы оплачивать этот сеанс психотерапии. Если хочешь наседать на парня в сложной жизненной ситуации, то пожалуйста. Судя по виду, он не спал пару недель и сопротивляться тебе не сможет. Но не жалуйся, если он вырубится во время секса.

Триша открыла рот, чтобы сказать ещё что-то, но к ним уже на всех парах спешил директор. Он окинул взглядом сначала Тришу с её длинными розовыми волосами, заплетенными в два пучка, плюшевым платьем и белыми носками с оборочками над кедами. А потом облегчённо вздохнул, когда увидел на Чарли один из её чёрных костюмов. Непонятно, чего он ждал, ведь она всегда так одевалась.

— Дамы, доброго денёчка! Шарлотта, какое счастье, что хоть кто-то здесь прилично одевается. Прошу прощения, Патриция, вы очаровательны, но и вы, и большая часть коллег одеты так, словно не преподаёте в начальной школе, а учитесь.

Чарли хмыкнула.

Интересное дело, обычно ей выговаривали, что она подбирает наряды как для работы в ритуальном агентстве, а не в школе. А тут смотрите, она единственная подходит по дресс-коду для какого-то загадочного дела, которым мистер Миллер решил её осчастливить. Ванная, вино и подкаст откладывались, значит.

— Езжай домой, — сказала она Трише. — Вечером поговорим.

— Вся трясусь, мамуля, — ответила Триша и чмокнула Чарли в щёку.

— Да иди ты.

— Девы, ну мы же в храме знаний! Нельзя ли покультурнее?

— Простите, мистер Миллер.

Директор был отличным мужиком, хотя и блаженным немного. Поддерживал подчинённых во всех, иногда странноватых, начинаниях, никогда не орал, прощал сданные после дедлайна бумажки, комплименты умудрялся делать не сальные. Но человеком был крайне мягким и не в меру любил вышивку, которую приносил из дома и развешивал по стенам. Сейчас, например, Чарли смотрела на милого вышитого котика. Котик был срисован с известного мема, но вряд ли мистер Миллер был в курсе, а сказать ему об этом никто так и не решился.

— Шарлотта, к нам приезжает большая шишка, надо показать школу. Если всё пойдёт как надо, обновят нам технику.

— Неужели моя доска перестанет зависать от любого прикосновения.

— Ты давай не жалуйся, ещё пятнадцать лет назад никаких досок и в помине не было, только один компьютерный класс с огромными мониторами. А сейчас в каждом классе — интерактивная доска и ноутбук.

— Да я не жалуюсь, — сказала Чарли, и её правда всё устраивало. — А что за шишка? Кто-то из чиновников? Или в рамках предвыборной кампании политика какого-нибудь местного?

Мистер Миллер с обожанием разглядывал котика на стене, но потом одёрнул себя, видимо, настраиваясь на серьёзный лад.

— Мимо. Сынок миллионера, занимается в корпорации папочки благотворительностью.

— Ничего себе. Это за что его, несчастного, так сослали?

— Не знаю. По телефону вроде приятный юноша, но ты сама знаешь этих богатеньких детей — никогда не поймёшь, чего ожидать. Может, нанюханный припрётся… — Тут он осёкся. — Без обид, Шарлотта, к тебе это не относится.

— Уж я-то знаю, можете не говорить.

Чарли знала.

Более того, когда-то Чарли и была худшей из этих самых богатеньких детей, пока её жизнь не изменилась на сто восемьдесят градусов.

Но сейчас это совершенно не имело значения, поскольку ту реальность она оставила в прошлом. Теперь её жизнь — это непослушные дети, разваливающаяся на части квартирка, поездки в вонючем метро, литры дешевого кофе, вредная уличная еда. Никакой роскоши, никаких излишеств. И менять положение дел Чарли не собиралась. Да и не могла, даже если бы захотела.

В школу иногда приходили госслужащие или спонсоры, или успешные люди, согласные побеседовать с детьми и вдохновить их на будущие свершения. Как будто можно добиться по-настоящему больших высот, если у тебя с детстве в заднице нет серебрянной ложечки. Так вот, с этими людьми мистер Миллер обычно отправлял общаться Чарли. Другие девочки робели, а у неё был огромный и незабываемый опыт. Она видела всех этих личностей насквозь и не позволяла себе усомниться в том, что ничем не хуже них. Она знала их самые страшные пороки и самые большие слабости, они все перманентно боялись — боялись растерять то, что имели. Ей, после всего, что случилось, страх был неведом.

Когда ты всё потерял, ты всесилен.

Чарли подумала, что золотому мальчику, которого они ждали, скорее всего больше понравилось бы короткое плюшевое платье Триши, чем её чёрный оверсайз костюм, но говорить об этом вслух она не стала. Обрекать единственную подругу на общение с зажравшимся мажором не хотелось. Пусть, в самом деле, лучше попристаёт к чистому и не испорченному жизнью медбрату. Может, из этого и выйдет что-то.

Накинув пальто, Чарли вышла в весеннюю прохладу к воротам школы, и спустя пару минут подъехал чёрный «кадиллак» довольно старомодного вида. Она почему-то ожидала, что гость приедет на модной «тесле» или хотя бы на спортивной тачке.

Дверь пассажирского сидения открылась, и вышел он.

В какой-то момент Чарли показалось, что она схватилась за витой металл ворот, но на самом деле она стояла недвижно и даже дыхание своё не могла заново запустить. Вечером ей понадобится не вино и ванна, а виски, сигарета и пачка носовых платков.

Едва пришедшая весна мгновенно из предвкушения тепла и новой жизни обратилась сезонным обострением старой болезни.

Она представляла эту встречу много раз, особенно в первый год. И всегда думала, что Альфред будет кричать что-то ужасно обидное, пытаясь растоптать её так, как она растоптала их отношения. Но Альфред молчал. И смотрел так, как будто сам никогда этой встречи не представлял, как будто считал, что это попросту не может произойти в реальности.

За прошедшие годы красивое лицо Альфреда стало грубее, взгляд потерял часть юношеского огня, но это был он. Так невыносимо он: золотые волосы, светлые глаза, трогательно пухлые губы — для парня даже излишне, нахмуренные брови. Возможно, с семнадцати лет он ещё немного вырос, а может, Чарли его слишком давно не видела и забыла, насколько он высокий.

А дальше Альфред сделал то, что повергло Чарли в ужас, унизило и разгневало.

Он расплылся в своей самой пустой улыбке, предназначенной только для чужих, и сказал как ни в чём не бывало:

— Ну что, мисс, проводите к мистеру Миллеру? Я уже жажду обсудить дела.