Званый ужин

Лиллиан с кузеном ехали в карете и неспешно переговаривались. Лиллиан было едва шестнадцать лет, и она впервые собиралась посетить публичное мероприятие — званый ужин у графа Дижеона. Вообще, первым публичным мероприятием в случае дочерей графов и баронов должен был стать бал у короля, но так как король в ближайшее время не собирался устраивать бал, а матушка возжелала, чтобы ее дочь непременно приобщилась к высшему свету, то пришлось довольствоваться тем, что есть.

Лиллиан волновалась и это было отлично заметно по хаотичным движениям ее тонких рук, сжимающих крохотную украшенную бисером сумочку. Она то и дело поправляла платье, прическу, касалась тонкой нити жемчуга на шее и все боялась выглядеть как-то не так. Кузен Виттор, напротив, был собран и чрезвычайно спокоен. Будучи старше двоюродной сестры на пять лет, он уже частенько бывал на приемах и всяких развлекательных вечерах, а потому согласился «выгулять» кузину, раз уж ее родной брат приболел, а матушка не смела оставить его одного.

Наконец карета остановилась у высоких кованных ворот с изображением воронов — части фамильного герба графа Дижеона. Их встречал невысокий слуга в форменной зеленой ливрее, он провел обоих к небольшому, но довольно изящному и красивому дворцу. Днем этот дворец наверняка выглядел намного привлекательнее, но в сумерках Лиллиан его несколько испугалась и ей показалось, что дворец зловещий. Впрочем, она боялась много чего, но нужно уже было взрослеть и отринуть детские страхи. Так что она ухватила кузена под локоть и смело шагнула навстречу всему новому.

Новое оказалось громадным красиво украшенным и освещенным множеством свечей залом. Лиллиан ничего подобного прежде не видела, поэтому на миг замерла на пороге, рассматривая великолепное убранство, картины на стенах, роспись на потолке — в ней было что-то странно религиозное, но она в волнении все никак не могла вспомнить, в какой именно притче относится рисунок высокого худощавого мужчины с чем-то непонятным в руке. То ли с сердцем животного, то ли просто с мясом.

В центре зала слуги уже подавали блюда на стол, точнее, на несколько длинных столов, составленных вместе и покрытых громадной скатертью. Гости прохаживались по залу, разговаривали, говорили о погоде и о политике, в общем-то делали то, что и положено делать на званом ужине. Лиллиан поздоровалась с несколькими знакомыми дамами и даже вежливо поддержала беседу о погоде и подорожании кружева и с тоской оглянулась. Вокруг ходили, сидели и стояли совершено чужие люди. О, как бы ей хотелось, чтобы брат и матушка тоже приехали с нею. Но увы, пока что это было невозможно. Да и брат слишком мал, а после смерти отца он все время болел и страдал. Доктора говорили, что тосковал, но Лиллиан считала, что отец каким-то образом тянет брата к себе. На тот свет.

Когда наконец к гостям вышел лично граф Дижеон, разговор стихли. Граф расположился возле одного из концов стола и окинул острым взглядом всех собравшихся. Лиллиан невольно вздрогнула — ей показалось, что в облике графа есть нечто птичье, что-то схожее с тем их гербовым вороном. Он был одет в темный фрак и нарочито яркую, совершенно не подходящую к наряду рубашку с каким-то рисунком, галстук, небрежно повязанный и свободно болтающийся на шее, тоже был ярким и с каким-то рисунком, но с такого расстояния Лиллиан не смогла рассмотреть мелкий узор. Лицо его было жестким и даже отчасти суровым, со слишком резкими скулами и словно обрубленным подбородком. В молодости граф, наверное, был красивым и за ним бегали толпы женщин, но сейчас он представлял собой довольно печальное зрелище. Лиллиан дала бы ему лет пятьдесят, если не больше — фигура явно поплыла, как ни старался он это скрыть фраком и корсетом, двигался он слишком грузно, а голос его звучал немного скрипуче, словно бы граф ничего не пил целый день.

Граф Дижеон приветствовал гостей и толкнул небольшую речь, суть которой заключалась в изобретении новых блюд поваром, он говорил о каких-то невероятных рецептах, новом вкусе и всем том, что напрочь промчалось мимо ушей и так слишком накрученной Лиллиан. Она таращилась на гостей и чем больше смотрела, тем больше ее пугали какие-то женщины со слишком ярким макияжем, мужчины с сальными ухмылочками, юнцы, выбирающие невест и окатывающие девушек томными взорами. А еще… еще во взглядах всех гостей сквозил голод. Они то и дело поглядывали на стол, самые несдержанные облизывались, некоторые хищно раздували ноздри. Для Лиллиан, ранее ничего подобного не видевшей, все это было более чем странно. Ее кузен же напротив не видел в происходящем ничего странного, он с явным интересом слушал речь графа и вместе со всеми немного поаплодировал, деликатно постукивая пальцами по ладони, будто боялся отбить руку.

А потом их пригласили за стол. Лиллиан уселась рядом с братом и с ужасом осознала, что почти все блюда так или иначе мясные. Даже салат в большой синей салатнице тоже был с кусочками мяса. Лиллиан уже хотела было отказаться, но поняла, что это будет выглядеть крайне невежливо. Она покачала головой, когда слуга с бутылкой вина подошел к ней и собирался наполнить бокал. Тогда слуга налил ей чистой воды и бросил в бокал дольку лимона. Кислая вода помогла отогнать подскочившую к горлу дурноту. Лиллиан никак не могла понять, почему все блюда странно пахнут, почему она не узнает ни одного блюда, а ведь домашняя повариха отменно готовила. И почему гости так жадно набрасываются на пищу, словно три дня не ели вовсе.

Наконец она решилась попробовать кусочек чего-то, что напоминало курицу с овощным гарниром. И когда она уже жевала, странный вкус мяса обволок ее язык полностью.

Лиллиан в ужасе осторожно выплюнула кусок и спрятала за тарелкой, но на нее на самом деле никто не обращал внимания. Все ели так, словно были крайне голодны. Кузен тоже. Она оглянулась на него, но черты кузена расплылись, а потом… потом перед ее мысленным взором предстало печальное лицо молодой девушки явно низкого происхождения, судя по изможденности и худобе.

— Так вот значит, как обстоит дело, — протянула девушка так тоскливо, что аж на душе стало дурно. — Они едят наши тела… как это… лицемерно, не находишь? Мы выращиваем им скотину, служим верой и правдой, тратим всю жизнь на ублажение господ, а им все мало и мало. Они хотят не просто владеть нами, продавать нас, насиловать нас. Нет, они хотят нас еще и сожрать…

Лиллиан дернулась в испуге и уронила тарелку. Виттор взглянул на нее мимоходом, так, словно и вовсе не видел кузину. Лиллиан ощутила острый приступ тошноты и, извинившись, выскочила из-за стола. Она спросила у слуги, где туалет, уловила лишь невразумительный кивок куда-то в сторону и помчалась туда, не глядя под ноги.

Вместо уборной она каким-то образом оказалась рядом с кухней. От бега тошнота слегка отступила, и Лиллиан решила взглянуть, что же за такие блюда здесь готовят. Быть может, она попросить себе что-нибудь легкое, вроде булочек или крохотных бутербродов. Что-то, в чем не будет подозрительного мяса. А дома уж съест нормальное, привычное и ничем не пугающее. Девушка проскользнула на кухню и обмерла.

В нос ей ударил острый запах крови, как на бойне. Самой крови она не видела пока, но ее металлический дух витал в воздухе так явно, что девушка засомневалась, действительно ли это помещение именно кухня. Она прошла чуть дальше, надеясь найти повара или хотя бы поваренка, но видела только отмытые до блеска металлические шкафы для посуды и столы. Чуть поодаль, на последнем столе стояла большая керамическая миска, в которой лежало что-то непонятное…

Лиллиан шагнула ближе и замерла в ужасе. В миске лежала человеческая рука, отпиленная чуть ниже локтя. Женская рука с обломанными неровными ногтями. А чуть дальше, на разделочной доске лежало еще что-то, с чего капала кровь.

Лиллиан никогда не видела человеческих органов вживую и не могла понять, что это такое было, но сам факт заставил ее отшатнуться и выбежать прочь. В голове все еще звучал голос девушки: «Им мало… они нас жрут». Она бежала не разбирая дороги, долго боролась с тошнотой, и только оказавшись на улице, спряталась за кустами и наконец избавилась от скудного содержимого желудка. Боже, она чуть не съела человека! Она чувствовала себя испорченной, изгаженной, выпачкавшейся в крови и отвратительной тварью. Она же сидела за одним столом с этими… этими…

Когда ее нашел Виттор, Лиллиан рыдала в беседке в саду.

— Что случилось, Лили? — спросил он так, словно бы и не ел только что ничего такого.

— Мы же… они же… мы ели людей! — всхлипнула Лиллиан, растирая слезы по лицу. — Ты слышишь меня? Мы ели человеческое мясо!

— Кто тебе такое сказал? — поразился кузен.

Лиллиан всхлипывая и втирая лицо платочком рассказала о своем видении, о том, что девушка говорила о богачах, которым все мало и мало, о том, что видела на кухне. С каждым ее словом кузен все больше мрачнел. Потом он ухватил ее за руку и потащил из беседки.

— Идем, Лили. Я думал, что твои приступы закончились и ты повзрослела. Но все вернулось обратно.

Лиллиан неохотно брела за ним до кареты, не смея выдернуть руку. Все, чего она хотела — вернуться домой. Вернуться домой и больше никогда не вспоминать о том, что она видела в этом мрачном замке.

Виттор же думал о том, что теперь не удастся выдать кузину замуж, а сам он совершенно не желал на ней жениться. Вечно болеющая девушка из такой же семьи, да еще и со всякими странными видениями, дурными снами, лунатизмом, а теперь еще и рассказами о каннибалах точно никогда не станет хорошей женой. Да, после ее беготни по замку пойдут слухи, и никто из гостей графа Дижеона уже не захочет иметь хоть какие-то дела с их семьей. Но, быть может, это и к лучшему.