Владивосток 2000

Впервые увидев Вадима вне школы, Валера думает, что хочет «врезать ему». «Размазать его смазливое пидорское личико по асфальту и как следует оттягать за длинные патлы». Несколько раз «ударить о бордюр и довести до слёз». «Отдавить все ноги и выбросить его белые кроссы на мусорку», чтобы «не плясал» так «злоебуче красиво неуклюже» посреди улицы. Чтобы не приковывал к себе взгляды всех окружающих и не слышал с их стороны смешки.

Но, разумеется, всё это не его мысли. Валера не злой, Валере, честно говоря, просто насрать. Впрочем, как и любому другому адекватному человеку на набережной, который не обращает на танцующего парня внимание.

Но только не его компании. О нет, разумеется им не плевать.

Вот и сейчас он наблюдает за откровенным, по мнению его товарищей, безумием: Вадим танцует вальс с кем-то невидимым на набережной Владивостока. До невозможности галантный, до тошноты пластичный и умелый. Волны мирно бьются о берег, вторя его движениям, а кроссы отстукивают ритм вальса. Блондинистые волосы развиваются на ветру и лезут в лицо. Но Вадим не реагирует, полностью погружённый в танец. Он слишком ярко выделяется на фоне пасмурного вечернего неба, отдающего цветом грязной меди.

И эти его спокойствие и свет, наверное, даже восхищают.

Валера зажимает в губах сигарету и расслабленно вдыхает никатиновый дым. Внимательным взглядом он продолжает наблюдать, вникая в чужой танец. На задворках сознания едва слышит приятельский свист, который должен быть оскорбительным. В раздражающей реальности парень находится лишь на маленькую часть, большую из себя отдавая творчеству группы «My Chemical Romance», трек которой сейчас играет в правом наушнике.

Со стороны левого уха снова раздаётся свист и какое-то несуразное оскорбление. Вадим продолжает танцевать, лишь немного хмурясь. Валера коротко усмехается на такое и выдыхает дым через нос. Мирное состояние вновь перебивает смех сбоку. Валера нехотя возвращается в реальность. Колени, робко выглядывающие из порванной джинсы, холодит морской ветер. Кажется, кто-то его зовёт. Валера лишь морщится и вытаскивает сигарету изо рта, делая вид, что не слышит.

Какого чёрта он вообще тут забыл?

Кажется, когда-то ему действительно нравилась эта компания. Поголовно беспризорники по неволе, недолюбленные родителями, они сбились в группку ещё где-то в начальных классах. Валера тогда присоединился, потому что их было жалко. Этих ребят не признавали и хотелось стать мостом между ними и адекватной частью класса. По-человечески протянуть руку помощи обеим сторонам и помочь восстановить равновесие добра и зла было, с первого взгляда, несложно, и Валера взялся за это дело с энтузиазмом.

А потом умер отец. Компания плохишей с алкоголем и сигаретами стала в разы привлекательнее вечно нервной матери. Хотелось просто забыться среди таких же, которых когда-то недопоняли и не приняли. Привлекать к себе как можно меньше внимания и не выделяться.

Валера усмехается, проводя пальцами по футболке с коряво написанным акрилом названием группы «Звери», на которое он когда-то убил пол ночи. Цепляется за цепь на шее и чуть тянет вперёд, словно незатянутую петлю. Сигарета пока ещё незаметно обжигает пальцы.

Да, самовыражение «очень» помогает ему сливаться с обществом и не чувствовать себя лишним. Конечно.

Поначалу осознавать эту свою обособленность от общества было даже больно и тяжело. А потом Валера по-человечески устал. Почему он всегда должен испытывать чувство вины? Почему другим просто «да», а ему всегда «нет»? Почему однажды нельзя взять ответственность только за себя и свои чувства, а не хвататься за бесполезные родственные связи? Валера маму, конечно, любил. Но искренне начинал ненавидеть, когда слышал о том, что в смерти отца виноват лично он. И так забавно сейчас, что оказывается прирезал его папу в полицейском гелике не какой-то наркоман, которого плохо обыскали, а он — двенадцатилетка, который без ночника и засыпать-то боялся.

В общем, столкнувшись с недопониманием общества и собственной семьи, Валера решил, что нахер, собственно, ему это всё надо и нашёл себе другие родственные связи и другое общество, которое не поняло, но приняло.

И так было не проще. Так было просто удобнее.

Ещё пару секунд незаинтересованно поразглядывав в руке окурок, начавший обжигать пальцы возле фильтра, Валера тушит тот о столб и наконец поднимает скучающий взгляд.

Андрей смотрит на него с искренним недопониманием и неким возмущением. Видимо, пару минут до этого он что-то настойчиво говорил, а Валера решил, что ненужная ностальгия ему дороже слов товарища.

— Ты меня вообще слушаешь? — да, видимо, так и оказалось.

— Нет, — честно ответил Валера и пожал плечами. Утаивать не было смысла и желания.

— Что мы тут забыли? Мне некомфотно, давай свалим, — Андрей повторяет почти по буквам и действительно выглядит так, будто сегодняшние день и окружение — это худшее в его жизни. Но правда заключается в том, что Валера с ним полностью солидарен.

Андрей не из этой компании и не из их класса вообще. Полноватый кудрявый парень с параллели, который когда-то рано с утра увидел как Валера курит в окно на третьем этаже — там и заговорили. Так и поладили. Друзьями их назвать было сложно, но для человека, которого знаешь всего год, Андрей был даже слишком комфортным. Поэтому Валера цеплялся за него хищным паучком. И старался слишком не навязываться, но и не отставать.

У Андрея семья была благополучная — мама, папа и даже старший брат Арсений. Отец, правда, иногда колотил за оценки и драки, но с кем ни бывало? Так что Валера бы больше удивился, если бы это было не так. А так, в целом, парнем тот бы неплохим: всегда был готов помочь, шутки шутил и не осуждал за всякую ерунду. А Валере большего и не надо было.

— Да, конечно, пойдём, — Валера отталкивается от столба и вынимает наушник из уха. Андрей ведёт плечом и уходит прочь от чужих улюлюканий.

— Валер, вы куда? Ещё же только шесть часов, — раздаётся сзади. Валера неопределённо машет рукой, не пытаясь даже пробудить в себе желание оправдаться или что-то объяснить.

Он свободен и может уйти в любой момент.

А затем нагоняет Андрея и выключает плеер.

— Что это за компашка вообще? Ты ещё и пиво пьёшь, серьёзно? — Валера закатывает глаза и позволяет себе пихнуть собеседника локтём в бок. Андрей в ответ на это возмущённо бухтит.

— Ты мне не мамка. А выпил я за компанию и то безалкогольное, — кудрявый недовольно проговаривает пару строчек об опасности раннего алкоголизма, а потом замолкает. Валера удовлетворённо улыбается — за это он его и любит. Никаких мозгоебательств без причины, только факты.

— За что они так с Вадей? Нормальный пацан, ничего не сделал ни им, ни кому-то ещё, — переводит тему Андрей задумчиво. Затем смотрит на товарища. — Или я чего-то не знаю? — говорит так, будто подобного в принципе быть не может. Интересно.

— Длинные волосы, — Валера вытаскивает наушники из гнезда плеера и закручивает на ладонь. Поймав на себе озадаченный взгляд, продолжает, — Ты что, забыл? Если длинные волосы, значит либо нефор, либо пидор, — Валера показывает на свои подведённые чёрным глаза. — Я, по их мнению, пиздец нефор. Путём несложных математических вычислений делаем вывод, что Вадим педик, потому что что? Правильно. Нефоров мало, а ещё он не бухает, не курит и слушает Аллегрову. Уловил?

— Кажется, да, — Андрей задумчиво скребёт подбородок. Видимо, для него подобное впервые. — Всё равно не понимаю, почему ты с ними общаешься.

— Я тоже, — признаётся Валера не совсем честно. Он-то, конечно, понимает, а вот Андрею это будет сложно объяснить.

— Может они завидуют просто? — по-философски произносит кудрявый и пинает камушек под ногами.

— Кому? Мне?

— Ваде.

— С чего это? — Валера перехватывает камушек из-под ноги товарища и отпинывает в сторону.

— Типа, он же из обеспеченной семьи. «Слишком» везучий и адекватный для них. Да и если он, ну… из «этих», то какая разница? — Андрей говорит с неким сомнением, постоянно кидая взгляды на собеседника. Валера понимающе кивает. Он бы тоже боялся в первый раз говорить на подобные темы с кем угодно. В конце-концов, хрупкое доверие разрушать не хочется. Кудрявый наконец распознаёт знак и расслабленно выдыхает. — Не им же с ним трахаться, ну.

— Они же против нормальных. А он, даже если ненормальный, то недостаточно, чтобы вписаться в их тусовку. Просто чудак. Короче, ни то ни сё, — Андрей раздражённо выдыхает и со злостью пинает кусок гравия под ногами.

— Уж лучше быть нормальным, чем как они, — с чувством произносит он и тут же запинается, переводя взгляд на Валеру. Шатен усмехается. Это желание никого не обидеть и избежать конфликтов даже умиляет. — Не пойми неправильно.

— Да забей, — Валера отмахивается и прячет наушники в карман. Непонятно, извиняется Андрей за то что прировнял его к ненормальным или за невысказанное оскорбление в сторону компашки товарищей. — Главное, что я выражаю свою «ненормальность» безобидно и никого не трогаю, в отличие от них. Ну и тихо надеюсь, что это пройдёт, — Андрей понимающе кивает и поднимает взгляд от земли. Пару секунд, кажется, собирается с мыслями, а потом чуть загнанно произносит:

— Мне кое-что сказать надо тебе.

— Что курение вредит здоровью? — Валера насмешливо фыркает. — Так себе анекдот, я его уже раз пятнадцать слышал. Особенно несмешно его рассказывает мама. А ты ещё и занудно.

— Да нет. Про Вадима.

— Да чего ты всё про него да про него?

— Потому что он мой друг! — возмущённо пыхтит Андрей, а Валера прикусывает язык и готовится слушать. Ну конечно, как он сразу не догадался? Уж больно часто Андрея можно увидеть рядом с Вадимом. Былая незаинтересованность в разговоре внезапно пропадает. — Мы где-то с пятого класса дружим. Ну, после того как меня Игорь кинул в началке, помнишь я рассказывал? — шатен послушно кивает, судорожно пытаясь вспомнить хоть какого-то Игоря. В памяти всплывают только обрывки с оскорблениями. Поморщившись для правдоподобности, Валера кивает ещё раз. — Ну вот. Тогда Вадим меня поддержал очень сильно. И сошлись как-то: сейчас уже который год близко дружим.

— Надеюсь, это сейчас будет история с каминг-аутом и счастливым концом из серии «и жили мы долго и счастливо», — Валера мечтательно вздыхает и прикладывает ладони к груди, как вдохновлённая диснеевская принцесса. Андрей фыркает и смеётся глазами, когда пихает товарища в бок локтем. Своеобразный обряд обмена любезностями оба считают завершённым и смеются в голос.

— Нет, совсем нет, — кудрявый убирает чёлку со лба и вмиг становится более серьёзным. Валера, привыкший распознавать настроение матери по одним шагам, легко улавливает разницу в настроении и вопросительно вскидывает бровь. — Просто ты так на него смотрел… Знаешь, ты обычно безразличный, а сегодня следил прям внимательно. И я подумал: может стоит вас познакомить? Знаю, это не моё дело, — Андрей запинается, собираясь с мыслями. Тяжело вздохнув, он продолжает, как приговор, — но эта компания совсем не для тебя.

Они останавливаются возле дома Валеры, смиряя друг друга задумчивыми взглядами, но думают каждый о своём. Андрей о том, что, возможно лезет не в своё дело, а Валера молча соглашается с ним. А затем нажимает на стоп и перематывает день назад.

Стоп, ему реально было интересно?

Удивлённо проморгавшись, парень переводит взгляд на окно своей квартиры, вырывая пару секунд на размышления. Свет в спальне горит как фонарь маяка, а значит мать уже дома.

Валера морщится и вновь смотрит на товарища. Андрей неловко переминается с ноги на ногу, по видимости, начиная замерзать. Осеннее солнце ходит по лезвию горизонта, готовясь вот-вот упасть в пропасть. По канону оно уйдёт и в права вступит луна.

Но может ли звезда нарушить эти законы и вернуться на небосвод, ярко воссияв вновь?

Валера снимает с себя выцветшую олимпийку, достаёт из неё ключи от квартиры, и протягивает Андрею. Тот смиряет её подозрительным взглядом, но забирает, тут же кутаясь. По телу Валеры пробегаются мурашки то ли от холода, то ли от внезапного приступа благородства.

И когда он успел стать таким циником?

— Спасибо.

— Я подумаю над твоим предложением, — Валера достаёт из кармана драных джинсов потрёпанную упаковку «Ричмонд Клан» — какие только сигареты в ней не намешаны — и прячет под широкий пояс. Затем пару раз дёргает ремень, проверяя надёжность, и успокаивается. Всё же, лишний раз трепать матери нервы желания не было. — Насчёт Вадима. Он, вроде, неплохой пацан. Я не против познакомиться поближе, так и передай.

Андрей улыбается и благодарно кивает. Валера смиряет его подозрительным взглядом — вроде это он тут должен спасибо говорить за попытку помочь. Впрочем, это уже неважно.

— Давай, до завтра, — Валера быстрым движением жмёт товарищу руку и уходит в подъезд, мысленно готовясь к схватке.

***

В квартире дружелюбно-обманчиво пахнет выпечкой и пряностями, как на базаре. Свет в прихожей не горит и полосы на обоях кажутся плотоядными змейками, внимательно следящими за каждым действием. Валера тихо снимает с себя кеды, выглядывая в коридор. Мама в хорошем настроении, а значит не стоит портить его своим внешним видом.

Прижав болтающуюся на шее цепь к груди, парень идёт к своей комнате по стенке, стараясь избегать скрипучие доски под линолеумом. Крадётся тихо, ступая мягко, как кошечка. И до двери комнаты остаются победные два метра, когда с кухни раздаются шаги и замирают за спиной.

— Валер? — Валера мысленно убегает в паспортный стол и меняет там имя на какого-нибудь Евлампия, потому что Валерой сейчас ему хочется быть меньше всего на свете. Маму он не боится, вовсе нет. Скорее боится того, что она может сказать, ведь как ранить двумя словами на букву «п» Евгения практиковалась, кажется, с самого детства. — Ты почему так поздно?

— С Андреем гулял, — и ведь почти правда. — Я пойду в комнату — замотался сегодня. Ужинать не буду, — будет, но только когда спрячет настоящего себя и наденет маску примерного сына. Только такого Валеру Евгения любит. А с подкрашенными глазами, цепью на шее, в собственноручно разрисованной акрилом футболке и в порванных джинсах, наверное, на улицу выкинет. Подобного, конечно, ещё ни разу не случалось, но почему-то Валера продолжает играть с огнём.

— Ты замёрз что ли? Жмёшься весь, — заботливо говорит женщина и подходит ближе, касаясь плеча сына. Это вызывает дрожь. Парень на мгновение теряется, пытаясь распознать фальш в чужих действиях, но не улавливает ни намёка на ложь. Это путает и отвлекает. — Это что за цепь? — Валера едва успевает придти в себя и отвернуться прежде, чем мать заглянет ему в глаза. — В чём у тебя щека? — блять. — Это синяк? Ты опять дрался?! — блять!

— Нет, не дрался. Отпусти, — мама продолжает попытки заглянуть ему в лицо. Валера несогласно мычит. Внутри он мечтает стать совой, чтобы провернуть голову на сто восемьдесят и никогда больше не испытывать жгучего стыда за то, кем является.

— Ты глаза накрасил?! — раздаётся истеричное.

И в этот момент Валера понимает, что попал.

Следующие десять минут истерики он старательно пропускает мимо ушей, стараясь игнорировать клишированное и возведённое в культ: «ты же мальчик», «тебе уже 17!», «кого я вырастила?». Особенно усердно он не обращает внимания на болезненное «а что бы сказал папа?». Валере неприятно. Валере мерзко. Валере тошно, потому что не слышать этих «папа» и «отец» было бы гораздо проще.

Наверное, было бы проще, если бы отца у него вообще не было. Тогда можно было бы его тихо ненавидеть за то, что не было рядом и не ломать себя каждый раз. Было бы лучше принимать душ и в стуке капель не слышать призрачный отцовский смех. Было бы лучше самому никогда не существовать или не помнить.

И Валера думает, что у них с мамой болит так одинаково, но так очевидно по-разному.

Евгения утратила свою опору, свою любовь и не была готова смириться. Она кровожадно рвалась в бой каждый раз, когда кто-то смел сомневаться в её чувствах. Была готова рвать и метать. Она желала отыграться на мире за то, что у неё забрали всё. Но мир не претендовал на горе вдовы, относясь с позорным снисхождением и мерзкой жалостью.

А вот безразличный сын, по мнению Евгении, вполне претендовал.

Валера просто не видел смысл оплакивать отца каждый день. Да, он утратил опору, да, он утратил стабильный заработок, да, он утратил отца и с ним часть себя. Но у Валеры по-прежнему был он сам и мама. Неплохой стартовый капитал. Они вместе могли что угодно, но, по ощущениям, двигался вперёд только младший из семьи.

И даже сейчас, выслушивая материнскую истерику, Валера продолжает верить, что всё наладится.

Внезапная усталость плотной пеленой застилает глаза. Валера ссутулится так, что почти становится ростом со свою невысокую маму. Это заставляет его невольно улыбнуться. Всё же, они ближе чем кажется.

А ещё, всё обязательно станет лучше. Он это знает.