Гремящая радостью волна оваций прокатилась по залу. Долли казалось, зрители слились воедино в порыве восторга. Их глаза сияли ярче, чем огни хрустальных люстр, чем бриллианты дам, занимавших ложи. Общая радость захватила Долли, и так разгоряченную последним танцем. Она улыбалась залу, посылала поцелуи, готовая запеть, закружиться, взлететь. Чего не отдашь за такие минуты!
На поклонах ей подарили букет из алых и белых роз, но она и не заметила — кто.
Легкая грусть настигла, когда со сцены все же пришлось уйти. Сразу ощутилась усталость. наливавшая все тело, а еще захотелось помолчать хоть пару часов, пусть в памяти еще веселились скрипки и собственный голос сливался с другими в финальной песне.
В гримерке Долли привычно прыснула, увидев в зеркале свое лицо: грубые сценические краски уродовали его, делая смешным. И как только оно может нравиться зрителям такое? Ведь за всеми этим белилами и помадой совсем не видно настоящую Долли — изящную двадцатилетнюю девушку, которую в группе называли Колибри за яркие краски облика: за горящий румянец и алый веселый ротик, за копну волос цвета жженого янтаря и блеск зеленых кельтских глаз.
Ужасно захотелось умыться и вернуть себя обычную, но Долли сначала развернула записку, приложенную к букету, которую не сразу заметила. Сердце забилось чуть быстрее.
«Я буду ждать у входа в театр. Дж. Б.»
Долли слегка нахмурилась. Она не могла понять, рада или нет.
Джерри Баттлер, избалованный, но обаятельный мальчишка из богатой семьи, вторую неделю не давал ей прохода. Слал букеты, которым и примы завидовали, к одному такому приложил роскошные изумрудные серьги, как-то заявился прямо в гримерку и потребовал, чтобы Долли поехала с ним кататься. Она терялась, смущалась, не зная, как и быть.
Прежде за ней ухаживали, конечно: художник Джо, живший по соседству в родном Луисвилле, черноглазый Гай, взявший над Долли шефство, когда она только еще появилась в труппе, а еще застенчивый клерк из дома напротив, имени которого Долли не знала, каждое утро, встречаясь с ней во дворе, бросал долгие грустные взгляды. Всех их легко было держать на расстоянии, они помнили о приличиях. А Джерри как будто не понимал, что на свете существует слово «нет». Но на холодных богачей, глядящих на весь мир, точно на пыль под ногами — такие поклонники были у Беренис и Кэтти — Джерри тоже похож не был. Кого угодно могла покорить его искренняя улыбка, а обожание в его глазах, когда он смотрел на Долли, было прямо трогательным. Так, может быть, к ней пришла та самая любовь, которая случается лишь раз, и стоит уже шагнуть навстречу?
…Он действительно ждал ее на ступеньках, нервно-веселый, может быть, немного пьяный.
— Мисс Гарленд, Долли, вы пришли… — как он склонился перед ней, как трепетно припал губами к ее руке!
— Вы ведь не откажетесь подарить мне этот вечер? Всего один ужин в ресторане, потом я отвезу вас домой! Я сегодня с шофером, меня одного не отпустили!
Его лицо стало шутливо-виноватым. Долли, конечно, устала после спектакля, да и не была уверена, правильно ли согласиться на подобную просьбу. С другой стороны, жаль человека, который так влюблен, да и шофер, наверное, удержит его от глупостей.
— Хорошо, пойдемте. Но я не хочу задерживаться надолго, я сегодня устала.
Джерри просиял, приосанился и предложил ей руку с мальчишески-гордым видом. В свете вечерних огней его тонкие черты казались щемяще-красивыми, высокая, худая, узкоплечая фигура — по-особенному изящной. «Может, я все-таки влюблюсь в него?»
Все-таки иногда здорово получить как будто по мановению волшебной палочки то, о чем и мечтать не смела! Может, только Кэтти или Беренис катались когда-нибудь в автомобиле, и то наверняка не в таком шикарном и удобном. В рестораны актрис приглашали часто, но обычно Долли старалась подобных приглашений избегать. Глупая: ведь так приятно угощаться изысканными блюдами, слушать оркестр и чувствовать, как тобой любуются, как счастливы, что тебе хорошо.
Долли робко смотрела на устриц, не решаясь притронуться, а то обводила взглядом зал, освещенный приглушенно, так что узорные листья растений между столиками бросали причудливые тени на лепнину и бронзовые украшения. На нее, проходя, бросали небрежные взгляды нарядные дамы и расфранченные господа, но это не обижало, а лишь раззадоривало. Сдерживая дерзкую улыбку, Долли следила за их движениями, запоминая — а вдруг кого-то такого ей вскоре суждено сыграть? Она невольно подражала то осанке молодой леди в бархатном черном платье, то вертушке в розовом, шелковом, явно купленном через третьи руки. Она-то здесь, кажется, потому же, что и Долли, только со спутником повезло куда меньше: ужасно противно, должно быть, терпеть масленые взгляды толстяка, похожего на склизкую жабу.
Джерри выпил, но не сказать, чтобы сильно напился: просто совсем развеселился. Откинувшись на спинку стула, он любовался Долли с шальной улыбкой.
— Какая же вы отчаянная, что из Луисвилля махнули в Нью-Йорк! Значит, любите рисковать?
— Не знаю, — Долли беззаботно пожала плечами. — Я почему-то совсем не думала, что рискую. Просто отчим мне всегда говорил, что узнать себе настоящую цену можно только очень далеко от дома.
— Ну, тогда вы могли бы уехать и дальше. В Европу, например.
Он еле сдерживал смех, когда перегнулся через стол и зачем-то зашептал Долли на ухо:
— А хотите туда отправиться первым классом?
Долли рассмеялась и замахала руками.
— Да что вы, где же я возьму столько денег!
Он подмигнул.
— Вам не потребуется ни цента. Вы поедете со мной. Я выдам вас за свою невесту. Спорим, вы сможете изобразить девушку из высшего общества так, что ни один богатый остолоп ни о чем не догадается?
У Долли быстрее забилось сердце. Конечно, Джерри просто так фантазирует, но… Если бы довелось… Неужели она бы не рискнула?! Только чтобы проверить, на что способна.
— А если меня все-таки разоблачили бы…
Воображение увлекло ее, и она уже представляла, как сначала триумфально появляется на вечерах в первом классе, вызывая у всех зависть, а потом кто-то выдает ее. Отличная сцена для кино!
— Если бы меня все-таки разоблачили, меня бросили бы за борт, как мошенницу?
Джерри расхохотался.
— Я не знаю, какие сейчас порядки. Но если бы вас бросили за борт, я нырнул бы следом.
— Лучше бы вам было угнать спасательную шлюпку. Тогда мы добрались бы до необитаемого острова и жили там… Ох, нет, я умерла бы со скуки! Ведь там не было бы сцены.
Джерри прижал ее руку к губам, а сам не сводил с нее глаз, ясных и сумасшедших.
***
Долли не сомневалась, что Джерри отвезет ее домой. Так что когда вместо редких фонарей и тусклых окон Манхеттена за окном замелькали совершенно не знакомые улицы, особенно пугающие в темноте, сначала даже себе не поверила.
— Вы, кажется, забыли, что мне нужно домой. Я устала после спектакля.
— Так мы уже отдыхаем, — лениво улыбнулся развалившийся на сидении Джерри.
— Куда вы меня везете?
— Сейчас увидишь. Выходи, детка, тебе понравится.
Долли выглянула в окно машины и различила вывеску небольшой гостиницы.
— Я никуда не пойду. Отвезите меня домой!
Джерри растянул губы в пьяной, безумной улыбке и провел по колену Долли.
— Ну что ты упрямишься. Не набивай цену. Ты ведь тоже этого хочешь, ну?
— Я хочу, чтобы вы вели себя прилично! Оставьте меня в покое!
Но окрики Долли только распалили Джерри: он упорно лез на нее, вдавливал в сидение, подминал под себя.
— Не надо! Пожалуйста, не…
Рот наполнила чужая слюна, чужой язык затолкался во рту. Боясь задохнуться, Долли извивалась, пытаясь вырваться, но все было тщетно, покуда она пальцем не ткнула Джерри в глаз. Он отшатнулся, схватившись за лицо.
— Ах ты сука! Убью!
И прежде, чем Долли успела открыть дверь, ее рванули назад, по затылку разлилась тупая боль, от тошноты и головокружения она уже ничего дальше не смогла поделать.
Слепящая боль удара отупила, сделала покорной. Угрозы, которыми сыпал человек, который смог так ударить, казались более чем реальными. Долли все-таки молила — безнадежно, зная, что нависающий над ней человек так же неумолим, как силен и богат. А дальше — притиснутая, раздавленная, проткнутая — просто старалась не унизить себя криком — не боли, а отчаяния, потому что все это было невозвратимо и она думала, с ней будет совсем не так.
…Когда все закончилось, Долли не сразу решилась выпрямиться. Джерри, оправив одежду, откинулся на спинку.
— Хотите покурить, сэр? — лениво спросил водитель, ни разу за все это время даже не обернувшийся к ним.
— Потом, — хрипло ответил парень. Долли молчала, не зная, куда ей теперь идти, как заговорить с этими чудовищами: один только что надругался над ней, другой не вмешивался. Она с удовольствием убила бы обоих. Но в то же время понимала: она не решится никому даже пожаловаться. Она ведь сама поехала с Джерри, а до того принимала его подарки; она не звала на помощь, толком не сопротивлялась, хотя могла уколоть Джерри любой булавкой! Кто же поверит, что все случилось без ее согласия? Да и что она, ничтожная мошка, значит по сравнению с семьей Джерри?
Джерри обернулся к ней. Теперь в его взгляде смешались доля стыда и брезгливость: растрепанная, зареванная Долли, видимо, уже казалась ему безобразной.
— Я не сдержался, но ты сама виновата. Зачем ты меня ударила? Мне пришлось быть грубым.
Долли протяжно всхлипнула, не решаясь притронуться ни к одному из ноющих ушибов.
— Мы отвезем тебя домой. Скажи адрес.