— И не надоело тебе сидеть с чужим ребёнком?

Улыбка пропала с лица Софии, она подняла голову и взглянула на Хельмута с укором — и даже не потому, что он говорил слишком громко и мог разбудить маленького Джеймса, который только что уснул на её руках.

— А что мне ещё делать, если своего нет, — пожала плечами она, постаравшись сделать голос холодным и безразличным, хотя глаза уже так привычно обожгли слёзы.

Хельмут осторожно прошёл в глубь детской, прикрыв дверь. София чуть подвинулась, и он сел рядом с ней на небольшую скамейку у стены, искоса взглянув на спящего младенца.

За окном алел закат, солнце посылало на землю последние лучи, но здесь, в детской, шторы были задёрнуты, чтобы не мешать чуткому сну Джеймса. В этом дымчатом полумраке лицо Софии казалось ещё более печальным, и в тёмно-бордовом платье-блио она выглядела потерянным призраком, облачённым в вечный траур.

Зато Хельмут стал настоящим лучом света в этом сумеречном королевстве. Редкие солнечные блики плясали на его блестящих золотом волосах, на тончайшей золотой вышивке и небольших пуговицах синего жилета, надетого поверх фиолетовой шёлковой рубашки… И в то же время этот свет, это средоточие красоты были в этой комнате ненужными и чужеродными, поэтому София и отвела взгляд — не хотела любоваться пресловутой красотой, но всё ещё чувствовала на себе пронзительный взгляд по-прежнему любимых голубых глаз.

— Я не виноват в том, что у нас нет своего, — сказал Хельмут со вздохом. — И ты не виновата. Ты думаешь, мне на это всё плевать? — Он отвернулся, посмотрев вперёд, на противоположную стену, украшенную неярким голубым гобеленом с абстрактными узорами. София не отвечала, и после недолгой паузы Хельмут заговорил вновь: — Мне кажется, мы не ссорились. Почему ты так?..

И правда, он начал разговор не с упрёка, не с насмешки, возможно, искренне поинтересовался состоянием и настроением жены, а она… В последние полгода настроение Софии менялось очень непредсказуемо, надежда превращалась в самоненависть, счастье от столь удачного брака с Хельмутом быстро омрачалось горьким осознанием бесплодности — и, получается, бесполезности — этого брака. Причём она видела, что Хельмут чувствовал себя не лучше неё, но держал это в себе: мужчины всегда так поступают, не желая казаться слабыми и чересчур эмоциональными в глазах других мужчин.

Видя, что София не отвечает и не глядит на него, он продолжил говорить будто сам с собой:

— Наверное, стоило пойти с Кристиной на войну, а не подыхать тут от скуки.

— Чтобы я тут изводилась от беспокойства? — София чуть повысила голос и тут же встревоженно взглянула на Джеймса — он по-прежнему спал.

Наверное, можно вернуть его в кроватку… Она осторожно встала и уложила мальчика в его постель; старые няни и кормилица при этом всегда накрывали его одеялком, но София по опыту с Роэлем знала, что младенцу до года одеяло не нужно. Убедившись, что Джеймс крепко спит и её с Хельмутом разговоры ему не мешают, она вновь присела на скамью.

— Да, мы не ссорились, и мне жаль, что наша… — София несколько мгновений подбирала слово, но так и не выбрала удачного, чтобы не ранило так сильно их обоих. — Наша беда нас отдаляет друг от друга. Но в то же время я не обязана развлекать тебя здесь, в конце концов, ты сам меня сюда привёз, я ведь хотела остаться в Штольце…

— Я думал, тебе будет легче рядом со своей подругой, — отозвался Хельмут и нерешительно, будто боясь обжечься, накрыл её холодные пальцы своей ладонью. — Кто же знал, что её опять понесёт воевать.

София невольно ухмыльнулась.

— Легче всего мне рядом с тобой, — призналась она. — Возможно, мне не стоило так часто уходить к Джеймсу…

— Я понимаю твою потребность быть рядом с ним, — кивнул Хельмут. Он отпустил её руку, но тут же приобнял её, прижимая к себе, и София с радостью поддалась, прижалась щекой к его плечу. — Но ведь его нянькам жалование не просто так платят. А тебе не помешает немного отвлечься и развеяться.

— И что ты предлагаешь? — София взглянула на мужа с тихой улыбкой, будто боялась позволить себе более яркие эмоции. — Сам же жалуешься на скуку, но у тебя есть тренировки, стрельба из лука, все эти военные советы — к слову, вообще не понимаю, зачем ты меня туда водишь раз за разом… Чем ещё мне заняться? От вышивки уже тошнит, — покачала головой она, — а с Джеймсом и правда могут посидеть другие люди, его отец, в конце концов.

— Мы собираемся на зимнюю охоту, — как бы невзначай вспомнил Хельмут, — пока ещё лежит снег. Не с шиком, конечно: я, Генрих, ещё пара человек…

— Что мне делать на охоте? — ужаснулась София. — Неужели ты думаешь, что убийство животных избавит меня от хандры и навязчивых мыслей?

— Тебе не придётся никого убивать, — поспешил успокоить её Хельмут и ещё крепче прижал к себе. — Ты можешь просто погулять, прокатиться верхом и посидеть у костра.

— Я что, зря училась стрелять из лука?!

Кажется, муж не расслышал лёгкой иронии в её тоне.

— Так ты хочешь охотиться или нет? — недоуменно протянул он.

— Убивать животных я не хочу и не умею, — объяснила София. В детстве, бывало, отец иногда брал её на соколиную охоту, но там всё самое неприятное делали птицы, ей оставалось лишь забирать у них добычу. — Но просто прогуляться стоит, ты прав.

Хельмут медленно кивнул; увидев в кои-то веки ненатянутую ухмылку жены и слабый, но всё же заметный блеск в глазах, тут же обхватил ладонями её лицо и принялся целовать — без разбора, задевая губы, лоб, щёки и глаза… Она не успевала отвечать и ловить его губы, лишь гладила его плечи и тихо постанывала от удовольствия.

Почти погасшая страсть между ними вспыхнула с новой силой.

***

Пока мужчины гонялись по снегам за лисицами, София, сидя у костра на накрытом плотным сукном бревне, бездумно рассматривала белый мех фарелльского песца на широких рукавах своего упелянда. Да, вкупе с синей шерстью согревает хорошо, но… София вздохнула. Она никогда не видела песцов, однако встречала обычных рыжих лисиц и легко могла представить себе их белых северных собратьев. Наверное, нелегко на них охотиться среди снегов, поэтому и стоят шкурки так дорого.

Мысли уносили Софию в глубины неизвестности, не давая сосредоточиться на чём-то одном, но это было даже хорошо: чем меньше она думала о своём возможном бесплодии, тем легче ей становилось здесь, среди этого бескрайнего зимнего леса. Она сама отказалась идти с охотниками в чащу, хотя Хельмут предлагал довольно настойчиво, и теперь немного жалела об этом: может, во время беготни по снегам, в этой весёлой суматохе, под лай собак и громкие переговоры охотников ей было бы легче отвлечься…

От скуки София начала разглядывать лес — зима скоро должна была покинуть мир и теперь делала всё, чтобы люди о ней не забыли наверняка. Вековые сосны и ели стояли убранными в белоснежные наряды, вытоптанный людьми снег напоминал блестящий серебром ковёр. Дело шло к вечеру, но весь прошедший день холодное зимнее солнце не жалело света, резвясь на морозе, и теперь прощалось с миром ярко-алым закатом. София немного переживала, что охотники не вернутся до темноты, хотя помнила, что они взяли с собой факелы и огниво.

Её костёр начал гаснуть, и не успела она даже привстать, как один из оставшихся с ней охотников подбросил в него хвороста. София не замёрзла благодаря тёплому меху упелянда и плотному шерстяному платку, поверх которого ещё и была надета фиолетовая охотничья шляпка*, но ей надоело сидеть без дела, особенно под присмотром, словно её тут кто-то съест. Хотя… Камнегорский лес порой напоминал ей тот, что окружал её родной Даррендорф, но те леса она знала наизусть, по крайней мере, ту их часть, что окружала замок. А здесь всё было чужим и неизведанным, особенно сейчас, когда над лесом сгущался ночной мрак. Поэтому София лишь медленно прошлась вокруг костра и лениво стряхнула с еловых веток искрящийся снег.

(*имеется в виду тиролька, которую средневековые женщины как раз надевали на охоту или в путешествия)

Наверное, надо было взять себя в руки и поехать с Хельмутом. Да, в какую-нибудь лисицу или зайца-беляка она бы из лука не попала — уж слишком шустры эти звери… Но хоть бы размялась и не страдала от скуки в окружении незнакомых людей. Хельмуту наверняка там куда веселее, чем ей тут.

Поистине безумная мысль кольнула разум: так, может, прямо сейчас встать и пойти? По щедро оставленным на снегу следам людских сапог, собачьих лап и плетёных снегоступов она легко найдёт охотников и своего мужа… Но стремительно темнеющий небосклон и лес, кажущийся лабиринтом, в котором нет верных ходов, лишь одни тупики, заставили Софию забыть об этой идее. Однако ей понравился тот прилив сил, что она ощутила, когда подумала об этом побеге, понравилось то, как закипела её кровь в предвкушении опасной прогулки, как загорелись глаза и затрепетало сердце… Кажется, в последний раз София ощущала такой всплеск чувств, когда собиралась убить бастарда Эйкина Хейли деревянной заколкой.

Жаль, что не получилось. Если бы не этот ублюдок, она бы уже наверняка стала матерью.

И вновь поток мыслей оказался в исходной точке, вновь София вспомнила о своём горе, хотя всеми силами старалась думать о другом. С досады она ударила рукой по стволу сосны, из-за чего сверху повалил снег, но девушке было всё равно и на это, и на недоуменные взгляды охранявших её мужчин.

— Так, это кто тут довёл мою жену до такой ярости? — послышался позади насмешливый голос Хельмута, и София вздрогнула.

Обернулась и не смогла сдержать улыбки: он вместе с другими охотниками вышел из-за деревьев, и сразу на полянке стало как-то светлее, словно солнце, только недавно закатившееся за горизонт, передумало и решило вернуться на небосклон. Впрочем, Хельмут и правда был её солнцем, осветившим её жизнь после войны; и не беда, что солнце чуть закрыли собой тучки — ветер надежд и перемен скоро прогонит их.

Тут же послышался и собачий лай, и грубоватый мужской смех, нарушивший ночную тишину, и полянку наводнили люди.

София, оббежав костёр, бросилась в объятия Хельмут, прижалась к нему изо всех сил… Лишь потом поняла, что помешала ему снять с лука тетиву и убрать его в чехол — Хельмут так и продолжал сжимать снаряженное оружие в одной руке, другой обнимая Софию. Он посмеивался, хотя, кажется, ему было немного неловко перед Генрихом и другими охотниками… Поэтому она поспешила отстраниться.

Краем глаза она увидела лисьи и заячьи тушки, которые охотники вынесли из леса, и отвернулась — отчего-то стало неприятно смотреть на мёртвых животных.

— Замёрзла? — Убрав свой лук, Хельмут вернулся к Софии и вновь прижал к себе, накрыв своим плащом.

Девушка покачала головой, попыталась отстраниться, но объятия мужа были крепкими.

— Здесь, у костра, вполне тепло и уютно, — отозвалась она. — А ты как? Не устал, не замёрз, пока вы там бегали?

— На охоте сложно замёрзнуть, — заметил лорд Генрих с улыбкой, пересчитывая свои стрелы.

София огляделась: костёр почти погас, а зажигать его вновь или добавлять растопку никто не торопился.

— Мы же не будем ночевать здесь? — уточнила она.

— Нет, конечно, — рассмеялся Хельмут и тут же понизил голос почти до шёпота: — Впрочем, если ты хочешь, можем сейчас всех отпустить, сделать себе шалашик и…

София рассмеялась, не сдерживаясь, громко, звонко и заливисто — муж говорил это с таким заговорщическим видом, будто был намерен серьёзно это всё предпринять… Но, услышав её смех, стал серьёзным по-настоящему, даже скорее каким-то поражённым, до крайности изумлённым, почти испуганным… Никто на них особо не обращал внимания, охотники были заняты добытыми тушками, лишь лорд Генрих изредка поглядывал на своего друга и его жену со сдержанной улыбкой.

— Что? Что-то не так? — встревожилась София, ловя этот полный изумления взгляд Хельмута.

А он, сорвав в руки кожаную чёрную перчатку, провёл кончиками пальцев по её разрумянившейся щеке, и его лицо осветила счастливая, безмятежная улыбка, сделавшая его ещё прекраснее.

— Просто… я так давно не слышал твоего смеха, — признался Хельмут.