ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ«...Едва рассвет
Займется, через пальцы проскользнет
Она в тот день, где он поверх голов
Глядит, готов исполнить волю Льва,
Ее стараясь взглядом не коснуться,
Храня секрет и затаив любовь...»
Вообще-то, литература Божественного Века Фредерике не нравилась. В такое чтение приходилось нырять, как в воду, задерживая дыхание: покуда строки лились и лились, автор чрезмерно возвышенно описывал обыденное, видел тайные знаки даже в полете птиц и писал о «приоткрытых губах» в каждой строфе. Фредерике не нравилось, читать было приторно — но она не могла оторваться.
Поэма называлась «Америдан и магичка». Запрещенная в андрастианских странах вот уже семь веков, она попала в руки леди Инквизитору совсем не случайно. За этим редчайшим изданием Фредерика охотилась с месяц — с тех пор как побывала в Морозной котловине. Старинная рукопись грозила рассыпаться в ее руках, но разве лучше было бы предать ее огню, как того требовала Церковь? Ведь, бесспорно, у этой поэмы было одно немалое достоинство: сквозь мелодраматичный флер проглядывала истина. Правда об последнем предводителе древней Инквизиции.
И эта правда чрезвычайно бесила Церковь.
Может, и настанет день, когда в духовенстве перестанут обращать внимание на пол, а главное, расу своих служителей, но, пока это не так, эльфийские уши Америдана дискредитируют само андрастианство. Не больше, не меньше. Сейчас Тедас и так уже не помнил, кем был давно ушедший Инквизитор, а ведь некогда Церковь правила изображавшие его тексты и фрески столь же рьяно, что и лик эльфа Шартана. Фредерика считала, что это несправедливо. Фредерика открыла миру истину об Америдане — и теперь, подложив под себя ноги, взахлеб читала у камина о любви гордого эльфа к магичке.
То, что злило служителей Церкви не меньше корней Америдана, Фредерику Тревельян просто завораживало.
Ей довелось — посчастливилось! — узнать из первых рук, как сильна была связь Америдана и Теланы: ни века, ни вековые льды не заставили их охладеть друг к другу. Зов Теланы, едва ли искаженный Тенью, и сейчас звучал у Фредерики в голове:
«Сон… Мне нужно… Я должна найти тебя».
На минуту Фредерика подняла глаза над рукописью и всмотрелась в своего эксперта по Тени. Невозмутимый, статный, он беседовал с каменщиком Гаци; и пускай в тронном зале Скайхолда, как всегда, было шумно и многолюдно, Фредерика легко отделила тот единственный голос, что манил и тревожил ее.
Солас перехватил ее взгляд. Тонко улыбнулся. Затем вернулся к разговору с каменщиком как ни в чем не бывало.
Фредерика не сомневалась: ее друг рассказал бы историю Америдана и Теланы так, что заслушаешься. Но когда она спрашивала, что он думает о случившемся в Морозной котловине, то всегда получала... недостаточно. Солас хвалил способности Теланы, ведь та, как и он, была сомниари. Солас со странным пренебрежением говорил о валласлине Америдана. Солас находил любопытным, что колдунья имела некую связь с Матерью Галл (или так только казалось?). Но о том, что действительно интересовало Фредерику, он умалчивал. Неужели нарочно?
Инквизитор и сновидец.
Что мог бы думать Солас о подобной связи?
Фредерика терялась в догадках. За все время ее знакомства с ним речь ни разу не заходила о чем-то подобном. А ведь была причина, по которой леди Инквизитор видела в «Америдане и магичке» нечто большее, чем мелодраму. Некоторые строки отзывались в ее душе с той же силой, что и вера Америдана в воссоединение с его возлюбленной. И вдобавок, пытаясь поставить себя на место Теланы, Фредерика питала сострадание и понимание. Если бы... если бы Солас вдруг исчез, сгинул без вести, Фредерика не оставила бы попыток его найти. А если бы он произнес: «Не надо», — она всерьез задумалась бы над тем, что заставляет его так говорить. Гнев? Гордыня? Или страх, подобный которому снедал и Америдана? Если бы она вдруг узнала, что Соласу грозит опасность... Она бы смела все на своем пути. Да, она, неуверенная в себе, колеблющаяся, малодушная — ради него отважилась бы и не на такое.
Это знание, еще недавно обескураживающее, постепенно становилось тверже алмаза — и вот уже оно священнее всего на земле. Фредерика продолжала смотреть на Соласа, словно забыв, что может значить такой долгий взгляд. Эльф и бровью не повел, он по-прежнему выглядел невозмутимым. И его приоткрытые губы...
Нет, о Создатель.
Фреда очнулась, с тоской пролистнула поэму: читать оставалось всего ничего. Уже и самые неизящные фразы примерзли к языку, так часто они повторялись в произведении. Надо будет подкинуть рукопись Варрику, пусть сравнит со своей романтической серией; интересно, в пользу чего будет это сравнение?..
Как вдруг ей в голову пришло кое-что и получше, и в то же время похуже.
***
Солас почти не удивился, найдя «случайно» оставленную поэму у себя на столе. Желтоватых страниц он коснулся невероятно бережно: как-никак им уже много веков.
Вопросы Фредерики об Америдане были наводящими. Ничего удивительного. Вначале она увлеклась историей древней Инквизиции, затем — ожидаемо — заинтересовалась и древним Инквизитором, и причины у нее были, безусловно, личные. Солас не скрывал, что встреча с Америданом произвела на него колоссальное впечатление. Но куда больше его интересовала личность Теланы, этой талантливой сновидицы.
Он не успел отыскать ее дух в Тени, та ушла навсегда. Ушла, чтобы когда-нибудь воплотиться в новую сущность — и совсем не там, где надеялся оказаться Америдан. Не судьба им обручиться под взором Создателя.
Раньше Солас и не задумывался, что можно верить и в человеческого Создателя, и в эльфийских Творцов одновременно, но как раз эта странность не слишком его занимала. Зато зов Теланы тронул что-то в его душе: как оказалось, не только скорбь и ненависть неподвластны времени. И, глядя на то, с какой жадностью Фредерика «проглатывает» поэму, Солас понимал, что путешествие в Морозную котловину и ее не оставило прежней. Чуть-чуть, малую толику, но оно изменило их, отпечатало внутри оттиск в цвет надледного неба. В Котловине оно было невероятной, дивной красоты, во всей палитре Соласа не нашлось бы красок, чтобы его передать. Под этим небом Завеса звенела чуть слышно, а у горизонта отбрасывала сияние.
Эта магическая картина так и стояла у Соласа перед глазами, пока тот не взялся за чтение. «Воспоминаний блекнет сонный цвет, из приоткрытых губ, как из тенет, прорваться не сумев...»
И ему стало грустно.
Телана была несчастна в своих поисках. Скитающийся, израненный дух, совсем как... Впрочем, нет, этот дух искал совсем не отмщения. Он жаждал покоя, пока леди Инквизитор не распахнула для него небо.
Погрузившись в себя, Солас читал до рассвета.
Автор поэмы многое понимал неправильно — и явно не знал, как все было на самом деле. Но те строфы, что ему действительно удались, заставили Соласа глубоко задуматься. О размышлениях этих он не говорил никому и уж тем более — Фредерике, чей взор был до боли выразительным.
Инквизитор и сновидец. Жалкая шемленка и эванурис.
Солас мог только надеяться, что она не станет искать его, когда придет время.