...Когда показались пейзажи родной Магнолии, я пожалела, что больше не могу плакать. Слишком светло. Слишком много света, слишком много солнца. Мир еще не знает, что он потерял сегодня...
Еще чуть-чуть.
Солнца много, но холодно, как во тьме. Кровь уже никогда не сможет меня согреть. И не надо.
В голове бьется только одна мысль — два слова, самых страшных на свете.
— ...Мне это все не нравится...
— Да ладно тебе! Работенка пустяк, все будет прекрасно!
— Мне бы твою уверенность...
Наверное, я похожа на привидение. Дыхание то и дело сбивается, ноги подкашиваются, тело болит и саднит при каждом крохотном движении, сердце... Сердце остановилось.
Всего два слова.
Но надо идти.
Там, где должно быть мое сердце, — пустыня. Выжженная земля, которой благодатный ручей больше никогда не коснется. Я знаю это, но не могу плакать. Не могу больше, хотя было бы легче.
Легче...
Нет, легче уже не будет. Никогда не будет.
Надо идти.
— ...Прошу тебя! Я... я чувствую, что...
— Не говори ерунды! Запомни, в мире нет задания, с которым мы вдвоем не могли бы справиться! Поняла?..
Булыжники, из которых сложена мостовая, больно ранят ноги даже сквозь толстую подошву сапог. Моя одежда цела, но душа превратилась в лохмотья... А вода в канале так беззаботно плещет и переливается... Если бы я могла сделать шаг... Если бы я могла сделать этот шаг!
Однако надо еще чуть пройти. Они должны знать. Они обязаны знать.
Вот только я все еще никак не могу поверить... Но если я скажу вслух, что... тогда надежды нет.
Надежда умерла вместе с жизнью.
Какая-то гулящая парочка отшатнулась от меня, боясь моего вида. Светлая челка, растрепанная, пыльная, падает на глаза. Не смотрите мне в глаза. Не надо.
Сверкающая крыша здания «Хвоста Феи» совсем близко.
Я возвращаюсь одна.
— ...Что ж, Саламандер, я нашел твое слабое место!
— Отпусти ее!...
Почему я позволила себя схватить? Почему?!
Если бы я не позволила...
Дрожь в теле не утихает. Меня бьет, словно в лихорадке... Неужели это конец? Или конец наступил еще раньше?
Да, конец наступил в тот момент, когда его глаза закрылись.
Он любил этот мир. Больше, чем гильдию. Больше, чем меня. Больше, чем жизнь.
И мир отвечал ему тем же. Ради него Саламандер из «Хвоста Феи» поднимался, даже когда не должен был стоять. Ради него он утирал кровь с лица и снова бросался в бой. Ради него... хотя говорил, что ради меня. И это тоже было правдой. Он не умел врать.
И когда сказал: «Мне конец», — не врал, хотя до последнего надеялся.
А надежда — умерла.
— Боюсь, что твой друг оказался слабаком.
Земля перед порогом гильдии нагрета солнцем и влажна. Вчера был дождь... Значит, мир все же плакал.
Если бы я не позволила... как же я слаба... Прости меня, пожалуйста, прости... Это только моя вина...
Я касаюсь земли щекой. Я никогда уже не встану.
Как и он.
— НАЦУ!..
* * *
— Расступитесь! Расступитесь, дайте пройти! Господи...
Маги «Хвоста Феи» плотным кольцом окружили человека, лежавшего на пороге.
— Она жива?
— Дышит...
— Она плачет...
— Люси!
Толпа разошлась, открывая взорам девушку. Словно молния, рядом с ней очутилась Эрза, за ее спиной — ошеломленный Грей, прижавшая руки к лицу Джубия, плачущая Леви, обнявшая ее за плечи Мираджейн и многие другие.
— Люси... Люси, что же случилось... — Эрза аккуратно приподняла почти бесчувственную волшебницу, но она была тяжела и не хотела подниматься. У нее просто не было сил.
Мутные карие глаза взглянули в бездонное небо.
— Нацу... мертв...
Шепот, больше похожий на дуновение ветра, услышали все. Эрза окаменела.
— Что она сказала?
— Саламандер мертв?..
— Как же так?
— Не может этого быть!
* * *
Все они вокруг меня — словно тени. Чьи-то руки ласково и крепко обнимают меня. Боги, прошу вас, лишите меня зрения, слуха... лишите меня чувств. Их совсем немного осталось.