от: Номер 58

кому: Ма-6

локация: Рим

дата: семь недель до операции «Миллениум»

Много собак и полиции нагрянуло в музей через час после открытия.

Дуче хочет посетить Альтарь Отечества и Капитолийский холм после инаугурации, и вот теперь кинологические подразделения римской полиции обнюхивают тут всё в самом прямом смысле этого слова. Карабинеры и агенты АИСИ шарятся по Кордонате, простукивают каждый камень мостовой, копаются в мусорных корзинах и с грохотом двигают увесистые крышки канализационных люков, дабы убедиться, что никто не запихнул взрывное устройство в коллектор.

Напрасно.

Пикси стерва, но не дура. Прятать бомбу в столь очевидных местах она не станет. Давно минули те наивные времена, когда любой террорист-любитель мог выстрелить из револьвера в премьер-министра, швырнуть адскую машинку в императорскую карету или засесть с винтовкой на складе учебников. Простой смертный больше не подберётся к диктатору достаточно близко. В последние десятилетия убийство высших лиц государства стало действительно нетривиальной задачей, справиться с которой по силам лишь штучным специалистам. Людям вроде боевиков Ма-шесть.

Это как захватывающая игра, в которой раньше вела одна команда, но теперь инициативу перехватила другая.

Всех туристов с Капитолийского холма повыгоняли, так что аниматоры наслаждаются заслуженным отдыхом. Мы тут как подростки, школу которых заминировали по телефону. Я сижу у подножия конной статуи Марка Аврелия, а Рокко зачитывает новости, расположившись чуть сбоку. Брут по привычке выбирает такую позицию, на которой директор музея не спалит его с запрещёнкой и не натянет за историческое несоответствие. Сейчас директор ошивается возле Диоскуров, соответственно, Рокко расположился с газетой под хвостом коня.

— Лульету вчера застрелили, — говорит он. — У мечети. Слышала?

И видела тоже.

Утром наряды Помпеи остались одиноко пылиться в шкафчике Лульеты. Вот так оно и бывает. Сегодня работаешь в дурацком музее живой истории, ходишь на футбол и мечтаешь провести Рождество с богатым парнем в Альпах, а назавтра тебя нет.

Лульету убили не мы, а те стрелки с Монте Антенне. Хоть я и непричастна к её смерти, на душе всё равно мерзко.

Кто-то из преподавателей академии Ма-шесть однажды сказал: «Разжигая пламя, мы не всегда можем контролировать ход пожара». Иногда всё неожиданно выходит из-под контроля, события начинают развиваться как бы сами собой, и ты уже не знаешь, кто в этом пожаре сгорит: только враги или друзья тоже. Вероятно, этот случай как раз из таких.

— Вчера, — говорит Рокко, — мы тоже собирались пойти к мечети, поддержать наших мусульманских друзей в их борьбе с расизмом. Но в последний момент зарубились в комп с парнями из общаги. Так бы наш музей ещё и Брута потерял.

Скосив глаза в сторону Рокко, я вижу присыпанный листьями газон и пробитый пулями флаг с двуглавым орлом Комнинов. Из-под флага выглядывают ноги в знакомых кроссовках. Один из них летел в меня на прошлой неделе. Дико глупо.

— Да, — отзываюсь. — Сама планировала поехать туда в паланкине. Повезло, что он не завёлся.

Модного блондинистого парика на мне нет, а не соответствующая эпохе сигарета вызывающе торчит за ближайшим к директору ухом. Служебная овчарка водит кинолога вокруг колонн Дворца консерваторов.

Рокко продолжает:

— Церемония инаугурации Ди Гримальдо начнётся в четырнадцать ноль-ноль. Прикинь, у меня и у всех остальных сенаторов отобрали стилосы. Боятся, что мы заколем дуче. У нас есть большой опыт в таких делах.

Прошлой ночью Лондиниум санкционировал убийство диктатора. Киран рассказал нам об этом на утреннем собрании в офисе Пикси. Он не ставил перед нами никаких новых задач. Посеять страх. Посеять хаос. Всё в силе. Вероятно, подготовкой покушения займутся какие-нибудь другие боевики, а мы продолжим работать в группе обеспечения операции.

— Сегодня двенадцатое? — спрашиваю у Рокко.

— Ага, — отзывается тот.

Двенадцатое ноября.

Ровно три года назад Гриз Тиль принесла клятву верности Британской Республике. В Стоунхендже, в храме друидов. Киран подарил всем юным боевикам ожерелья и сказал, что с этого дня богиня Морриган берёт нас под крыло и ведёт на великую битву за свободу Европы.

— …П-с-с-с, директор идёт! — шепчет Рокко.

Легонько цокая когтями по камню, полицейская собака направляется вниз по Кордонате. Девица, с которой директор всё это время разговаривал у Диоскуров, перекидывается парой фраз с кинологом.

Собеседнице директора музея лет двадцать пять. У неё бледная кожа северянки и лицо типичного агента АИСИ. Волосы сплетены во что-то замысловатое на затылке, на поясе тактических брюк песочного цвета находится кобура, из которой торчит рукоять Беретты 92. Правое предплечье и часть шеи забиты рунической вязью.

Одна из тех германок, что прислуживают Риму. Безрезультатно пытаюсь вспомнить, где могла видеть её раньше.

— Синьора Монтелла. — Директор семенит к Марку Аврелию. — Вы давно у нас работаете… проводите синьорину Мейер по Дворцу сенаторов до крыши.

До той крыши, где мы курили с Лульетой.

— Окей, директор, — говорю. — Провожу, конечно.

На Капитолийской площади строятся завершившие работу собаки и карабинеры, а мы с девицей из АИСИ шагаем в противоположную сторону. Мимо фонтана «Ликующий Рим» и статуй античных ребят с маленькими мраморными пенисами. Поднимаемся по лестнице, откуда за работой полиции наблюдают албанские сенаторы и Цезарь, за сегодня ни разу не убитый.

Внутри Дворца сенаторов дежурит парень: на нём плащ, блестящие доспехи и шлем с пышным перьевым гребнем. Парень отгородился от внешнего мира наушниками-затычками. Навстречу плывёт весталка в белых одеяниях. Её пальцы виртуозно укладывают кубики тетриса на «Гейм бое». Куда-то подевался верховный понтифик, который в обычные дни толкает экстази школьным экскурсиям. В теории все эти люди должны воссоздавать атмосферу античности, но практика показывает, что на тёмной стороне души каждого аниматора живёт диверсант.

— Тупая работка, — говорит девица из АИСИ. — Живёте в бесконечной древности, как в дне сурка.

Без толп туристов Форум кажется непривычно пустым и тихим, только чайки кричат, приземляясь на портики и верхушки полуразрушенных колонн. Осеннее небо над вымершим центром Рима синее и серое, а далёкие Альбанские горы скрыла дымка.

— Красиво, — делится впечатлениями девица из АИСИ.

С крыши Дворца сенаторов город кажется окрашенным в оттенки коричневого с зелёными вкраплениями пиний и платанов. Выползает из руин Колизей. Белый свадебный торт Витториано по-прежнему за нашими спинами. Виа дей Фори Империале всё ещё захламлена билбордами с агитацией за дуче.

— Я читала, — продолжает она, — что в древности на Форуме проводили казни. И мне кажется, что именно их современному Риму не хватает больше всего. У нас в Германии Конрад Хорниг навёл порядок железной рукой, а итальяшки всегда были слишком мягенькими.

Вот сука. Чтобы скрыть раздражение, вынимаю из-за уха сигарету и клацаю зажигалкой.

Сука из АИСИ говорит:

— Ну, хотя бы Роланда Тиля макаронники грохнули, и за то им спасибо. На редкость мерзкий сенаторишка был. — Она кривится. — Вестфалия при нём в ту ещё леволиберальную клоаку превратилась.

— Тиль? — переспрашиваю. — Да, слышала о нём что-то.

— Я этого Тиля лично не видела, — говорит сука из АИСИ. — Зато с одной из его дочек сталкивалась. В летнем лагере на Бодензе. Как её звали? — Она сужает глаза и прикладывает пальцы к подбородку. — Гудрун? Гизелла? Что-то на «Г», короче.

Выдувая дым из ноздрей, мысленно подсекаю её, роняю на плитку и выбиваю ей все зубы один за другим.

Сука из АИСИ говорит:

— Короче, такая плакса тупая. Как-то раз мы с девчонками подвесили её на ветке вниз головой, и она хныкала там до вечера.

Вот где я её видела. Летний лагерь на Бодензе. Мейер. Дора Мейер. Одна из тех старшеклассниц.

— ...Э-э-эй, ты меня слышишь? — Дора Мейер тормошит меня за тунику. — Спасибо за экскурсию, пошли.

Я запускаю окурок с крыши.

— А, — говорю. — Задумалась о своём. Да, пошли. Вон туда, к колокольной башне. Там есть ещё одна лестница, и вид на Тибр хороший.

И у камер видеонаблюдения мёртвая зона.

Дора Мейер уверенно шагает мимо перил и надстроек, а я — за ней. И снимаю пояс на ходу. Он кожаный и узкий, и не является лучшим оружием для задуманного, но из всех пришедших на ум идей эта кажется наименее поганой. И когда Дора Мейер подходит к лесенке, камера её больше не видит. И тогда я набрасываю пояс ей на шею.

Говорю ядовито:

— Та плакса теперь посильнее тебя будет, ага.

Спасибо Ма-шесть за прокачку Гризельды Тиль.

Я резко поворачиваюсь спиной, затягивая импровизированную удавку, и мы обе кружимся на месте, как адская юла. Две брюнетки из Германии, одна в бело-синем, другая в чёрно-коричневом.

— Просто моя работа, — рычу сквозь зубы. — Ну и немного личного тоже есть.

Дора Мейер ошалело шипит. Инстинктивно хватается руками за пояс, потом тянется к пистолету. Я бью её под колено каблуком, роняя нас обеих на пыльную оранжевую плитку. Плохо зафиксированное в руке оружие с грохотом падает рядом.

— Я хочу попасть на приём к дуче, — признаюсь. — И для этого мне понадобится твоя одежда.

Наши волосы хаотично переплетаются, лезут в рот и в нос. Говорю:

— А также твои волосы и кожа.

Если кто-то решит заглянуть сейчас на крышу Дворца сенаторов — весталка, например, или хотя бы уборщица, — зазвучит тревожная музыка, и моя миссия будет провалена. Говорю:

— И твой язык.

Приземлившаяся на перила ворона с интересом следит за тем, как я седлаю обмякшее тело противницы. И ни одного человека вокруг. Неужели сама Морриган благословляет меня на авантюру? Что я творю, дорогой Лондиниум.

Переставляю колено на шею Доры Мейер и хватаю её за подбородок обеими руками. Сейчас хрустнут шейные позвонки. Пока она слышит, заканчиваю:

— И твой глаз.