от: Вивул Заммит
кому: дорогой дневник
локация: Монтеротондо, Италия
дата: восемь дней до операции «Миллениум»
На изумрудных полях военного кладбища Монтеротондо ботинки Гриз Тиль подминают траву в поисках того самого места.
Каждая надгробная плита здесь — кусок белого мрамора, расположенный ровно в полутора метрах от соседнего. Христианские имена соседствуют с языческими. Кресты — с валькнутами. Должно быть, это единственное место на Апеннинах, где мёртвые всех религий по-братски разделили кусок земли.
На некоторых камнях встречаются мелкие монетки разного номинала: старинная традиция римской армии, восходящая к дохристианским временам. Увидели сестерций — значит, посетитель был знаком с покойным. Десять — служил с ним в одном подразделении. Двадцать пять — был рядом в момент его гибели. Четвертак также может означать члена семьи. Когда посетители уходят, души солдат собирают монетки и просят богов сгонять за пивом и сигаретами.
Погода сегодня как декорация к чёрно-белому ужастику про вампиров — под стать нашим изысканиям. Прилетевший с Тирренского моря туман так густ, что на тридцать шагов в любую сторону может спрятаться целая толпа боевиков Ма-шесть. Время от времени Гриз сверяется с картой маршала Гуццони, ступая сквозь сырую вату вдоль безукоризненно ровных рядов надгробий. Я следую за ней по пятам. Чуток зазеваешься — и сгинешь.
Гриз шагает вдоль братской могилы, где встал на дыбы Пегас воздушно-десантных войск. Мимо кенотафа морякам с броненосца «Аквилея». Ведёт меня по кипарисовой аллее мимо мемориала войны в Абиссинии и далее вверх по холму, пока не достигает нужного участка кладбища. Находит самый обычный надгробный камень, коими усеяно всё вокруг. На камне выбиты слова:
МУЖЧИНЫ ЕВРОПЫ
ЧЬИ ИМЕНА ИЗВЕСТНЫ БОГУ
31.X.89
Гриз опускается на корточки. Задумчиво проводит пальцем по буквам и цифрам, удаляя с них прибитые дождём бурые листья.
— Тем днём, — говорит она, — закончилось моё детство.
Так сразу и не скажешь, что хуже: потерять отца в двенадцать, как это случилось с напарницей, либо не иметь вовсе и узнать о нём спустя десять лет после его смерти.
«Кар-р-р!» — чёрные слуги вороньей госпожи перекликаются среди тонких стел кипарисов, а Гриз подбрасывает и ловит блестящий четвертак шестьдесят девятого года чеканки, с аверса которого лукаво ухмыляется профиль молодого императора Мануила. Опустив монетку на могилу, она сообщает:
— Все злодеи из телика теперь мертвы. Осталось лишь вышвырнуть Франческу Ди Гримальдо и вернуть римский престол принцу Константину. Знаю: вас с мамой это не вернёт, — но я не привыкла бросать слова на ветер.
А меня в последние дни волнует вот какой вопрос. Если мы переживём этот год, и если режим рухнет, и если экспертиза покажет, что Дзанетто Бертолусси — действительно мой отец, смогу ли я унаследовать часть его недвижимости, ценные бумаги и семейные реликвии? Может, у него есть дом не только в Альпах, но и в Далмации, к примеру? И яхта там же? Не то чтобы очень надо, но стартовый капитал нам с Гриз на первых порах точно не помешает.
— Меркантильный карфагенянин, — фыркает Гриз, толкая меня кулаком в плечо. — Смотри-ка, просыпаются корни... Однако ход твоих мыслей мне нравится.
Я аккуратно отодвигаю её в сторону и укладываю двадцать пять сестрециев рядом.
Полчаса — и мы снова в движении.
Ближе к обеду туман рассеивается, позволяя негреющему зимнему солнцу фарой просвечивать сквозь дымку. Первая машина, которая проносится нам навстречу, — это армейский грузовик, над задним бортом которого торчат два человека в костюмах химической защиты. А потом на обочинах появляются танки. Много-много пыльно-зелёных танков с Капитолийской волчицей II легиона на бортах башен. Их орудия устремлены на юго-запад — в сторону Рима. Сотни катков и замызганных фальшбортов проплывают справа на уровне стёкол нашей машины. Десятки людей смотрят нам вслед с надгусеничных полок.
Картинки сменяются адски быстро: что-то среднее между документальной хроникой, супергеройским боевиком и клипом по MTV. Позавчера я готовил революцию в Риме. Потом взбунтовался против начальства в Испании. Сражался против войск режима в Германии. Вчера был мёртвым ликтором и крампусом. Сегодня возвращаюсь к истокам. Вечное движение, вечная конфронтация.
Андроник прильнул лбом к стеклу. Он изучает танки с детским первооткрывательским интересом, совсем позабыв о недоеденном сникерсе. Бывает и так: вчера работал на британские спецслужбы, а сегодня — на шоколадные батончики. Пока Гриз катит вдоль колонны, пропустив разделительную полосу под брюхом машины, я решаю почитать краткую историю семьи Бертолусси из гельветского журнала со сплетнями. Как-то неудобно совсем ничего не знать о собственных предках.
Китайцы уверяют, что жизнь в эпоху перемен — наихудшее дерьмо из всего, что только может с тобой произойти. На востоке живут мудрые ребята, как никто другой разбирающиеся в переворотах, революциях и гражданских войнах, но тут я вынужден с ними не согласиться. Ничего лучше эпохи перемен в компании Гриз Тиль со мной в этой жизни не случалось.
Спрашиваю:
— Куда ты намылилась теперь?
Она выкручивает руль вправо, съезжая с шоссе и протискиваясь между очередной стальной коробкой танка и грузовиком.
— Для начала верну ребёнка родителю. Если я всё рассчитала правильно, они уже должны быть здесь.
Мне бы ещё знать, кто «они» и где «здесь».
— Это штаб Столичного корпуса. — Гриз снова берёт право на борт, объезжая по кругу лужайку перед бежево-розовой трёхэтажной виллой. Вместо флагштока из газона вырастает одинокая пальма. — Близнецы нашептали, что сегодня утром в этих местах произошли любопытные вещи… Cейчас сами увидим.
В тени портика разговаривают люди в гражданской и военной одежде. Достаточно близко, чтобы я смог узнать в них Супер Йоли и её мужа, а также обоих телохранителей — фрёкен Лунд и Лисье Ухо. Нажимая на педаль тормоза, Гриз изрекает:
— Выпускайте маленького принца.
Машина не успевает остановиться до конца, когда Андроник исторгает восторженный вопль. Он вырывается наружу и несётся навстречу папуле, выбивая гравий из-под подошв: прямо как в слезовыжимательной мелодраме, только фоновой музыки и слоу-мо не хватает. Восемьдесят килограммов разогнавшегося живого веса налетают на Константина Комнина, и оба грека валятся на подъездную дорожку.
— Папа! — голосит Андроник. — Папа, а ты вернулся? Совсем-насовсем? А ты больше не уйдёшь? Не уходи! Йоланда Тиль плохая. Она целовалась с синьором Занусси, я видел. А ты её бросишь? А мы поедем в Рим? Злые ведьмы хотели нас убить, а дедушка их победил, но умер. А почему ты стал таким старым?
Гриз хихикает, облокотившись о дверцу и прикрыв рот ладонью.
— Это послужит ему уроком.
Йоланда Комнин вопросительно смотрит в нашу сторону из-под полей ковбойской шляпы. Гриз в ответ сводит глаза к носу и высовывает язык. Указывает на Андроника и прокручивает палец у виска.
— Фрёкен Лунд. — Константин Комнин хрипит в объятиях давно обогнавшего его по габаритам старшего сына. — Фрёкен Лунд, если вас не затруднит, помогите.
И здоровенная шведка деловито стаскивает нашего трахнутого Ника с его папули. Гриз уходит объясняться с потревоженными нашим явлением господами, в то время как её тётя шагом королевы варваров похрустывает в обратную — мою — сторону.
— Целовалась с синьором Занусси. — Супер Йоли тычет красным ногтем мне в грудь и нехорошо щурится. Просто вылитая взрослая Гриз и Райк в одном лице. Она говорит: — Не знаю, унаследовал ли ты кобелистость Дзанетто, но вздумаешь обидеть племяшку — отпилю орехи.
Эти мне германские женщины. Без шокирующих подробностей рассказываю ей, что Гриз и сама может отпилить чьи угодно орехи.
Попутно замечаю следующую картину: Зоя отмеряет шаги вокруг танков, с экипажами которых общается Зак. Византийские близнецы снова одинаковые — если не по одежде, так по причёскам. Оба собрали волосы в пучки на макушке, правда, у Зои он несколько пышнее.
Лисье Ухо распахивает перед нами высоченную деревянную створку, украшенную стилизованным под оленью голову дверным молотком. Супер Йоли рассказывает:
— Франческа назначила нашего общего однокашника Энцо Д'Альпино новым министром обороны взамен покойного маршала Гуццони. Этим утром Энцо поехал в Монтеротондо, а офицеры Столичного корпуса взяли и арестовали его по нашей просьбе. Умора, ага? Я же говорила: мы все обречены встретиться снова.
Внутренности виллы охвачены суетой. Под хрусталём антикварных люстр легионеры снуют туда-сюда, нагруженные картотечными ящиками. У стеночки тревожно жуёт сникерс Андроник. Он тоже заметил: Йоланды теперь две.
Звуки совершенно невообразимого техно ремикса льются из верхних помещений, привнося щепотку хаоса нового тысячелетия в эти чопорные аристократические интерьеры. Гриз дрыгает руками и ногами, с завораживающей грацией робота-торчка выплясывая перед одетой в манишку военной полиции овчаркой. Я, конечно, предполагал, что напарница — чертовски пластичная девушка, но не думал, что она танцует так классно. Не зря Зак называет её Попрыгунчиком.
Чтобы картинка стала полной, добавьте сюда человека в чёрном берете и оливковой полевой форме с маршальскими орлами на погонах, рассевшегося точно посередине красной ковровой дорожки, устилающей парадную лестницу по всей длине, и Константина Комнина с его седой голливудской щетиной; он сидит на стуле, поставленном фрёкен Лунд у подножия лестницы прямо напротив собеседника.
— Йоланда, — маршал раскрывает объятия, не вставая с ворсистого насеста, — дорогая. Боже, сколько лет... У каких ебучих коммуняк ты так красиво загорела на этот раз?
Супер Йоли насмешливо приподнимает шляпу в ответ на приветствие.
— Вы с Франческой так и не узаконили отношения, да? — говорит она.
Маршал Д'Альпино выглядит их ровесником: он песочный блондин ненамного темнее Франчески Ди Гримальдо и, очевидно, тоже уроженец Северной Италии. Штабисты изо всех сил делают вид, будто его не существует, топая вверх и вниз по лестнице. Только один парень, чью грудь украшает горжет военной полиции, внимательно наблюдает за арестованным чуть сбоку и сверху. Ствол его винтовки направлен туда же.
— Я и Энцо решили поболтать о том о сём, пока не подадут машину, — поясняет Константин.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — соглашается маршал Д'Альпино. — Это место — Европа в миниатюре. Бунт, хаос, анархия, британские шпионы... Господи, даже воскрешённый Дзанетто Бертолусси. — Смотрит в мою сторону.
Со второго этажа доносятся жалобные звуки рвущегося полотна — это двое бойцов сняли со стены большой портрет Сильвио Ди Гримальдо, а третий штыком выкалывает покойному дуче глаза. Затем они все вместе кантуют искалеченную картину через перила и скидывают на пол первого этажа. С треском ломается позолоченная рама.
— Ебать вы герои революции, — маршал повышает голос, оборачиваясь через плечо. — Победили мёртвого диктатора. Красавчики! Костас, дай им по медальке.
Константин Комнин едко улыбается.
— Один-один, Энцо. Это римская гражданская война. Каждый новый император или диктатор глумится над следами предыдущего. Таковы наши духовные скрепы, как говорят на востоке. Кое-кто из присутствующих десять лет назад воевал с символикой Комнинов.
Гриз продолжает невозмутимо танцевать, будто вокруг совсем ничего не происходит. Собака с интересом наблюдает за странной девчонкой, подмахивая ей то лапой, то хвостом. Гриз и пёсики — настоящая история любви.
— Не вздумай учить меня патриотизму, Костас. — Одну руку маршал Д'Альпино засовывает в карман брюк, а пальцем другой стреляет в Константина. — Кое-кто сбежал в Винланд и ловил волну на пляжах Калифорнии, а мы в это время были здесь и видели, как левацкое правительство Мануила Комнина низвергает родину в жопу. А теперь ты возвращаешься, весь такой правильный, и всех осуждаешь. Рассказываешь, как нам следовало обустроить Европу... Знаешь, кто изначально должен был возглавить переворот? — Он наклонятся вперёд. — Твой младший брат должен был возглавить переворот и стать новым императором. Если бы Михаил не погиб в Сирии за несколько месяцев до... Эх, что теперь-то говорить. Историю не открутишь назад.
Они синхронно опускают глаза и чешут лбы.
— Не вернёшь, — соглашается Константин. — Сильвио Ди Гримальдо включил газовую плиту перед тем, как оставить наш общий дом. А Франческа закинула туда горящую спичку. И я пришёл, чтобы спасти хоть что-то.
Эти мне политики. Каждый точно знает, как сделать Европу снова великой, и у каждого в итоге получается какая-то лажа. Чей-то гипсовый бюст разбивается вдребезги неподалёку от картины. Подозреваю, что он тоже принадлежал покойному дуче.
Йоланда Комнин вставляет:
— Ага. Мы с Костасом как пожарная команда. Коли над Европой нависла беда — обхватываем шесты и спешим на помощь. Не ссорьтесь, старики-разбойники. Каждый из нас иногда бывает мудaком, но, так или иначе, нам всем потом приходится строить будущее на обломках разломанного прошлого.
— Обломки-мудобломки, — бурчит маршал Д'Альпино. — Вместе с режимом в пизду летит вся Европа. На Пиренеях резвятся бандиты, называющие себя «Испанской Народной Республикой»... Испанская Народная Республика, Костас. При всём моём уважении к Эктору Санабрии их следует разбомбить за одно лишь название. «Германская Свободная армия» вышла к Рейну. Ты видел этих ребят? Они носят шубы в сутенёрском стиле и скандинавское оружие.
— Чертовски стильно, между прочим, — говорит Супер Йоли.
— В Риме, — продолжает маршал Д'Альпино, — хрен знает сколько людей ежедневно умирают от маньчжурского гриппа. Молокососы-революционеры сооружают баррикады. Cектанты оккупировали Ватикан в ожидании конца света. Франческа вооружает фашистскую милицию и стягивает в столицу верные ей силы. И я вас уверяю: она настроена достаточно по-боевому, чтобы пустить их в дело. Если войска войдут в Рим, случится большая бойня.
— Советуешь запастись гробами заранее? — непринуждённо осведомляется Гриз, танцуя в нашу сторону.
Маршал Д'Альпино приподнимает бровь и уголок рта:
— Какая ты добрая, девочка. Только свободных гробов давно не найти. Видела те грузовики? Они принадлежат инженерным подразделениям Столичного корпуса. И они возят трупы.
Лисье Ухо докладывает, что машина подана. Немолодой кинолог забирает у Гриз собаку, чтобы отвести её на обнюхивание.
— Как пятнадцать веков назад, правда? — Константин Комнин поднимается со стула, застёгивая плащ на ходу. — Варвары, эпидемии и гражданская война. Как считаешь, спасёмся мы на этот раз?
— Даже не зна-аю, — фаталистично тянет маршал Д'Альпино, прикрыв руками нижнюю часть лица. — Я арестован вообще. Дальше действуешь ты и твоя команда.
— Рим — это то самое древо свободы, — говорит Йоланда Комнин, — которое время от времени поливают кровью тиранов и патриотов. И в наших интересах сделать так, чтобы крови оказалось не слишком много. А бедствие даёт повод к мужеству... Не так ли?
Константин берёт жену под локоть, и в тот же миг с улицы начинает лаять собака. Кто-то орёт:
— Назад!
А затем хлопок ещё резче крика: «П-БАМ!» — как тысяча вылетевших пробок. Подъехавшая машина лопается выбитыми стёклами, от взрыва топливного бака вспыхивает всё, что может гореть. Почти залетевшее в двери виллы оторванное заднее колесо в последний момент меняет траекторию и успокаивается у стены, протаранив перед этим кадку с декоративным растением.
— А вот и приветик от Пикси. К гадалке не ходи. — Гриз досадливо щупает оцарапанную осколком стекла щёку. Шарит взглядом по пылающему авто и телам военного полицейского и его собаки. Их конечности скручены, а одежда оборвана, словно у обкусанных и переломанных кукол. — Надо же, я почти забыла про ирландскую сучку и её страсть к пиротехническим шоу.
— ...Мы в порядке, фрёкен Лунд, — произносит Супер Йоли, выбираясь из-под накрывшей их с Константином телохранительницы.
Чёрный смерч стелется по ветру. Ошарашенные взрывом люди потихоньку стягиваются к месту происшествия. Кто-то проверяет, жив ли кинолог. Кто-то тащит огнетушитель. Кто-то хватается за оружие и вертит головой, будто нападавший где-то поблизости. А по ту сторону застилающей горизонт дымки спрятана столица Европы.
Гриз рассерженно скалится и запускает пальцы в волосы.
— Ну, Вивул, где мой паспорт на имя Миники Монтеллы? Жребий брошен. Пришло время возвращаться в Рим.
Толкает меня плечом, шествуя мимо:
— Этому городу нужны герои.