Усмирение Плоти.

Сладкий дым заполнял один из скромных уголков Черного Рынка.

Валяясь на спальнике, потягивая кальян, Салиндил думал о своём, о вечном. О том, что было бы неплохо иметь в своде правил ещё одно, где сказано будет прибираться по сандасам, о том, что неплохо было бы организовать и отдельный склад не только для награбленного, но и с щупами-отмычками, что стоит иметь своего зачарователя…

На мысли о зачарователе он задержался, ведь взгляд упал на особое колечко, что лежало на полке. <<Могут ведь, когда хотят>>, — хмыкнул он себе под нос. Брать в руки это кольцо не позволила легкая брезгливость — мало ли кто им до Сали пользовался.

«Ну и размер же должен быть… пальца», — продолжалась мысль, когда альтмер решил рассмотреть игрушку по-ближе. В белых слоящихся пятнышках, с характерным запахом, она выдавала наплевательское отношение владельца к гигиене.

Его желтая рука проскользнула по плечу, по ушам, с которыми недолго Сали поигрался. Те задорно вздрогнули, предвкушая что-то интересное.

Дыхание ускорилось, но сам он не торопился. Впереди вся ночь и пустующая Порчида в его распоряжении. А если какой пират решит заглянуть в гости, то, то что он увидит, будет лишь проблемой пирата.

Распустив белые волосы, альтмер лег на спину, выуживая одну забавную тряпочку из-под подушки. Именно эту он не просто принес, но и выкрал сам. Милые кружавчики украшали подаренное черное белье. Губы тронула легкая улыбка — с каким же смущением и отнекиванием принимали этот подарок. Но ещё приятнее было потом узнать, что его носили…

Подстрекаем азартом из-за осознания того, насколько же со стороны он сейчас выглядит грязным извращенцем. И это лишь веселило.

Втянув жадно запах, он позволял руке самой скользить и гладить. Знать себя, как никого другого, хранить собственные и чужие секреты. Зажмурившись, надавил на шею, легонько придушивая за эти порочные мысли. Но, как и ждал, по телу прошлась волна мурашек, а мышцы напряглись лишь сильнее, вслушиваясь в каждое движение. Уже ногтями, по желтой коже, вниз, на грудь, водя вокруг неё. По ребрам, считая каждое, едва касаясь, на тощеватые бока, сжав их, и, наконец, накрыв ладонью грудь, перебирая между подушечками сосок. Салиндил жмурился, поймал ртом воздух, вместе с ним защипнув губами и неглиже. Пальцы невольно сократились, оставляя красные полоски на светлой коже, но те тут же исчезли.

Решив, что недостаточно себя помучал — пусть плоть уже готова была ко всему, — перевел ладонь ниже, ведя подушечками от пупка, к лобку, перескочив на ляжку. По нежной коже, едва касаясь, к колену. Сначала пальцами, а потом и всей рукой, гладя и даря самому себе ту нежность, которую мог дать лишь он сам.

И ещё две имперки с одним данмером, но их сейчас в счет брать не стоит.

Урча, словно голодный кот, Мокроух сел, наклонился и укусил себя чуть по-выше колена. Без силы, лишь поддразнивая. Пусть кровь из-за положения чуть отлила, это не страшно — адреналин не позволял расслабляться. А если поймают? В этом же вся прелесть.

Влажное дыхание обняло нежную плоть. Хорошо быть гибким, верно? И гибкость вполне позволяла не только выкручиваться из дуболомных лап стражи, но и некоторые… Особые способы причинения себе удовольствия. Оставив на коже поцелуй, потом ещё один, он скользил то губами, то языком вниз, вслушиваясь в собственные ощущения. Томление и раздразнивание дало свои плоды — невыносимо сильно хотелось сжимать ноги, хотелось двигаться и это легкое покалывание… Он был доволен результатом.

«Думаю, да. Сейчас уже можно», — мелькнуло в голове. Зажав её между ног, немного дрожащие губы обняли головку. Сгибаться так сильно сложновато, но что не сделаешь, когда ведет возбуждение? Даже самые нездравомысленные глупости становятся дозволенными. Язык приподнял крайнюю плоть, обошелся вокруг, по уздечке, вновь назад, но тут из груди невольно вырвался стон. Со лба упала капелька пота, всё изнутри просило куда более решительных действий. И позу по-удобнее.

Только вот — не сегодня.

Сали чуть было не сглотнул скопившуюся слюну, но быстро осознал, что и её можно пустить в ход. Так она стекла вниз, смешиваясь со смазкой. Прищурив один глаз, альтмер наклонился сильнее, всосав головку в рот. Приятный вакуум и не менее приятный, жгучий язык. Сжимая губы, то выпуская, то втягивая обратно, уже не в силах сдерживать легкое поскуливание и постанывание, он освободил руку от белья, то упало куда-то на спальник, к ногам, ведь нужны обе ладони. Одна гладила то промежность, то перебирала мошонку. Осторожно, с ней нужно быть особенно аккуратным, не слишком давить — лишь ласкать, прятать в ладони и сжимать без силы. А вторая ладонь обняла собой ствол, скользила вдоль, благо, количество влаги позволяло. Прикрыв глаза, погрузившись в свои, не менее развратные мысли, он порхал губами по верхам.

«Не торопись… некуда спешить…», — мельтешило в сознании. Дышать было сложно, глаза застилал туман, а ушки то и дело покачивались в такт движению.

Вопреки своим же доводам, нетерпение брало верх. Всё быстрее и быстрее, от волнения даже задевая нежную кожу зубками и каждый раз от этого морщась — в конце концов, мастером минета он не был, а тут ещё и исполнять его для самого себя в два раза сложнее. Пачкаясь в слюне, в смазке, фырча и постанывая, уже совершенно не волнуясь о том, что его кто-то там услышит или заметит.

Рывок, ещё один, до самого лобка, чувствуя, как сжимается и отвергает глотка то, что в неё насильно заталкивают, ощущая, как близок он к оргазму, понимая головой, что может подавиться собственным семенем и совершенно на это наплевав, он двигался, впиваясь, вырывая из себя это чувство. И, наконец, содрогнувшись, излился в свой же рот. Пик, сладкий, вымученный и столь желанный перемешался с удушьем, с судорогой, что перекраивала, переволновала всё тело. Оторвавшись, он алча ловил воздух в попытке отдышаться. Весь вымазанный, но чертовски довольный.

Выдох. Вдох. Теперь это место прибавило ещё пару липких пятнышек, а мысль о приборке по сандасам перестала казаться настолько глупой.