«Гэзилл, мы все погибнем».
У Леви-чан в этом нет никаких сомнений. Грядет финальная битва с империей Арболес, бой не на жизнь, а на смерть. У Леви-чан неспокойно на сердце. Она точно так же, как и ее согильдийцы, хочет сразиться, выстоять, победить. Но блестящий ум то и дело подсовывает хозяйке строгую сводку фактов, напоминая: имперцы слишком сильны. У «Хвоста Феи» совсем мало шансов, «12 Спригган» разделают их под орех.
«Гэзилл, мне очень страшно».
Леви-чан никогда не была трусихой, но все-таки она живой человек и не планировала умирать так рано. Она, вот честно, хотела бы заразиться всеобщим воодушевлением и хоть ненадолго поверить, что все образуется. Но ее друзья, все, кто ей дорог, не боятся ступить на тропу войны. А Леви-чан отчего-то боится. После Тенрю? После Игр? После чего?
Сколько раз Леви-чан смотрела на то, как ее друзья падают один за другим, израненные... Сколько слез она пролила! А крови сколько!..
«Гэзилл, прошу, обними меня».
Волшебники «Хвоста Феи» полны азарта, они верят в силу добра, в силу дружбы. Но когда-нибудь, думает Леви-чан, этой силы не хватит, и придется искать иные пути, дабы предотвратить самое страшное. Все эти мысли лезут в голову Леви-чан и вызывают оторопь. Доводят ее до слез. А ноги сами ведут ее к дому Гэзилла. Ей сейчас нужен кто-то, с кем можно не думать. Кто-то, кто бы сумел ее защитить.
«Империя Арболес — союз семисот тридцати магических гильдий. Ею правит император Спригган, известный нам как Темный маг Зереф. Его охраняют двенадцать сильнейших магов».
Где же в этих словах ей искать спасения для «Хвоста Феи»? Как им себя защитить?
Леви-чан бредет в темноте по ночной Магнолии, один на один со своими страхами. Ей сейчас очень нужен... кто-то.
«Ты очень нужен. Гэзилл, ты нужен мне».
— Мелкая, ты в своем уме?! Одна разгуливаешь по ночам, а если прицепится кто? Вот дурная!
Гэзилл ужасно зол, а Леви-чан только жмурится, не отпускает руку стального мага. В нем тоже играет азарт, но он ведь умен и не может не понимать, какой глубины могилу роет себе «Хвост Феи». И что теперь делать, МакГарден не представляет. Она слишком слаба, чтобы на что-то влиять.
Но Гэзилл обязан выслушать и понять. Нужно раскрыть глаза хотя бы ему.
— Гэзилл, мы все погибнем!.. — И Леви-чан начинает рыдать, стискивая его запястье. — Их тысячи, а нас нет, и с ними Зереф!
О Зерефе Леви-чан помнит с детства. Темный маг был героем самых кошмарных сказок, которые ей довелось прочесть. И он столько всего натворил на Тенрю... «Хвост Феи» по чистой глупости перешел дорогу этому... существу. И даже в рассказы Первой о том, что у Зерефа, дескать, доброе сердце, Леви верит не до конца. Мэвис с Зерефом любили друг друга давно, за такой срок любой может перемениться.
Гэзиллу, например, потребовалось не так много времени, чтобы стать другим человеком. Вот сейчас он хмурый, и взгляд у него тяжелый (Леви-чан опускает заплаканные глаза и жмурится вновь), но другая его рука поглаживает ее волосы. И он молчит и дает ей высказаться. Должно быть, видит, чего Леви-чан так боится...
— И ты погибнешь, — плачет она затем.
Боится Леви-чан именно этого. Такая вот, с пылающими щеками, лепечущая, рыдающая Леви МакГарден, черт побери, прекрасна. Та самая слабая, тоненькая тростинка, которую хочется укрыть от ветра ладонями. И Гэзилл укрывает. Пока соседи не сбежались на истошный плач.
Леви-чан, оказавшись в его объятиях, молча глотает слезы и прислушивается к его сердцу. Ее ноги не достают до пола, а между тем оторопь постепенно сходит на нет. Она пришла к нему еще и за этим. За пониманием, что война начнется лишь завтра с утра, а пока что у них есть хоть немного времени.
— Думаешь, я помру? — оскорбленно фыркает Гэзилл. — Ну ты даешь, МакГарден. Ну ты даешь.
— А почему не можешь? — возражает волшебница. (Где же его здравый смысл, когда так нужен?) — Представь хоть на минуточку, что погибнешь. Совсем. Навсегда. И что я тогда буду делать?
Знал бы он, кто и как спас ему жизнь, когда он почти утонул...
— Ты, мелкая, будешь делать все то же самое, — судя по тону, он почти доволен. — Рыдать да плакать.
— Еще как буду! — обещает Леви-чан, прижимаясь крепче. Она готова сказать что угодно, лишь посеять в нем зерно сомнения. Лишь бы спасти его.
Если честно, Леви МакГарден устала кричать: «Вперед, «Хвост Феи»!» За тот год, что Леви провела в Совете Эра, она привыкла хоть к какой-то стабильности и уверенности в завтрашнем дне. В Совете, конечно, тоже приключений хватало, но это не могло сравниться с умением «Хвоста Феи» встревать во все подряд. Это касалось как мелких городских неурядиц, так и проблем мирового масштаба. Леви-чан и сама не ожидала, что все это так скоро возобновится, когда члены гильдии снова вернутся в Магнолию.
Им с Гэзиллом нравилось быть в Совете. Ну, ей так точно. И Лили нравилось. И к черту этот азарт. Она хочет жить. По возможности, с Гэзиллом.
Она не сразу осознает, что ляпнула это вслух.
За день до войны Леви-чан хочет испытать все радости жизни, чтобы потом не жалеть. Некоторые из них ей придется испытать впервые.
Например, когда Гэзилл целует ее.
Или срывает с нее одежду.
И отчего-то тревога разжимает холодные пальцы и отпускает Леви-чан восвояси. Она лишь немного стесняется Гэзилла, то и дело напоминая себе, что она уже не ребенок. Но если им суждено погибнуть в бою с империей, то пусть у них будет хотя бы ночь. Одна только ночь, чтобы узнать, каково это...
К счастью, они не знают, что дух Вермилион этой ночью побыл в гостях у всех согильдийцев. В том числе и у них. Нет, этого Леви-чан знать не нужно — сгорела бы со стыда. А пока она рада, что с Гэзиллом уже можно не плакать. Чуть-чуть попозже, когда между ними не останется никаких тайн и секретов, она, положив голову ему на плечо и теребя уголок одеяла с забавным узором из звездочек, всплакнет и потребует поцелуя. И заверений, что он не умрет. Никогда. Вот честное слово.
— Цыц, мелочь, — вот и все, что пробормочет Редфокс, прежде чем начать ее щекотать.
И тогда Леви-чан поймет: на свете, кроме силы дружбы и силы добра, есть еще одна сила... И она-то уж точно поможет им выжить в этой войне.