Когда я понял, что не найду человека, похожего на меня, я просто перестал заводить дружбу с людьми.

Я сидела на вокзале и провожала взглядом сновавших вокруг людей. Большую часть скамейки заняли тучная тётка и её сумки. Она обосновалась здесь часа три назад и, видимо, входила в число тех, кто заявляется на станцию в семь утра, когда поезд прибывает в одиннадцать. Хмыкнув про себя, я попыталась сесть поудобнее, насколько это было вообще возможно.

— Непосильной ценой ты заплатишь сполна и не вспомнишь вовек города, имена, — вполголоса я протянула строчки из давно позабытой песни. Тётка презрительно посмотрела в мою сторону.

Отрывок неожиданно быстро кончился. Я не знала песню полностью и как мантру повторяла про себя припев. Сейчас бы гитару, подобрать пару аккордов, и, быть может, выйдет не так паршиво. В голове вспыхнула идея. Она казалась бредовой, однако я уже прикинула, сколько продержится заклинание. Вскочив на ноги, отчего в глазах потемнело, я отошла подальше от толпы и воплотила идею в жизнь. Гитара получилась корявой, с поведённым грифом и дребезжавшими струнами, но это не мешало мне улыбаться во весь рот. Развлечение на ближайшее время само нашло меня.

На станцию прибыл поезд, и толпа тут же рассосалась, но тётка с сумками никуда не делась. Мне пришлось устроиться на брусчатке, облокотившись спиной на колонну. Надеюсь, рука не отвалится, стоит мне взять барре. Сосредоточившись, я сыграла несколько нот, проверяя правильность строя. Струны как лезвия впились в пальцы, заставив меня поморщиться от боли. Вспомнив часть песни, я взяла первый аккорд и начала играть, вначале тихо, но постепенно увеличивая звук. Прохожие оборачивались в мою сторону, а бобби настороженно поглядывали из-за угла, но я не обращала на них внимания.

Опустилась на землю густым покрывалом

Ночь, скрывая тревожные сны

Лишь одной не уснуть, и на лике усталом

Отражается отблеск бессонной луны

Из лесной черноты разливается пенье,

И огни меж деревьев зовут её вдаль

Девы в танце кружатся, подобно сиренам

Зазывают к себе: позабудешь печаль

— Мам, смотри, тётя играет на гитаре! — раздался тоненький голосок.

Я подняла голову и грустно улыбнулась. На меня глазела крошечная девочка с тряпичной куклой в руках. Неподалёку стояла хмурая женщина, которая спешно перебирала ворох бумаг.

Станет кровью вино, выпей с нами до дна

Непосильной ценой ты заплатишь сполна

И не вспомнишь вовек города, имена

И пустые слова, от которых пьяна

— Что? — рассеянно переспросила она. — Идём, у нас нет на это времени.

Как исчезли мечты, как сгорала страна,

Как из пепла с золой возрождалась она

Заберём мы всю боль, что сверкает в глазах,

Пусть исчезнет в огне, не пролившись в слезах

Женщина взяла дочь за руку, и они ушли. Девочка, послушно семеня за матерью, обернулась и мрачно посмотрела на меня.

— Удивительное зрелище: княжна выдаёт себя за шута, — Бегемот подошел ко мне и отпил из пластикового стаканчика, который держал в руке. — В двух шагах отсюда пост дозорных. Не боишься оказаться в яме за побирательство?

— Бобби. Здесь их называют бобби. И я не играю за деньги.

Прохожий жалостливо взглянул на нас и бросил горсть мелочи в стаканчик. Бобби то ли не заметили жест доброй воли, то ли блюли закон не столь же тщательно, как дозорные Империи. Отложив инструмент, я потянулась к стаканчику, высыпала липкие монетки в ладонь и пересчитала их.

— На ещё один стакан кофе тебе хватит.

— Куда мы отправимся? — Бегемот перевёл тему.

— Пока выбираю между трактиром и поместьем Малфоев, — я пожала плечами.

— Думаешь, Малфои нам будут рады?

Я хрипло рассмеялась. Рука, сжимавшая гриф, дёрнулась, и струны задребезжали.

— Найти бы место, где мне рады в принципе.

— Неудачное время для шуток, княжна, — он нахмурился.

— Оно всегда такое.

Ничего не сказав в ответ, Бегемот развернулся и зашагал прочь. Я зажмурилась и с силой сжала пальцами виски, пытаясь убежать от роя мыслей.

— Встретимся в Дырявом котле, — бросил он, не обернувшись.

Маршрут от вокзала до подземки напрочь вылетел у меня из головы. Выйдя на улицу, я огляделась в поисках приметной круглой таблички и потерялась в веренице вывесок. Пришлось прибегнуть к проверенному способу: «спроси прохожего». Как нельзя кстати мне подвернулась высокая блондинка, стоявшая у дороги в ожидании зелёного сигнала светофора.

— Извините, Вы не знаете, где тут… — я запнулась, стоило девушке обернуться. Блондинка оказалась хмурым длинноволосым парнем. — Где тут метро?

— Через дорогу, направо и прямо, — с ирландским акцентом ответил он. Скомканно поблагодарив его, я перебежала на другую сторону улицы.

Узкая дорога была вымощена потрескавшимися каменными плитками. Яркие таблички и плакаты исчезли со зданий, уступив вывескам дешевых пабов и граффити на стенах. Я старалась идти посередине тротуара, обходя проулки между домами. Знакомиться с обитателями этих мест не хотелось.

Пройдя несколько шагов, я остановилась и всмотрелась в мутное окно небольшого магазина. С облезлой стены на меня глядела надпись: «Подполье». Я провела ладонью по стеклу, стирая с него пыль и грязь. Внутри был на удивление просторный зал, ничуть не похожий на затхлую подсобку. Он был разделён на комнаты прозрачными перегородками, а его стены украшали росписи. Я прижалась лицом к стеклу и восхищённо вздохнула. Комнаты ломились от обилия музыкальных инструментов: ударных, гитар всех мастей, от акустических и до двенадцатиструнных, синтезаторов, доисторических усилителей…

— Эй ты, сопля! — окликнули меня со спины. — Неприлично пялиться на людей. Вали-ка отсюда.

— Неприлично лезть не в своё дело, — обернувшись, я столкнулась взглядом с собеседником. Рядом с ним стояло ещё двое таких же, как он, любителей заношенной одежды, которую они отобрали в схватке с бродягами. — Может, тоже играть хочу.

— Слышали? Она хочет поиграть! — мужчина глядел на меня сверху вниз.

— Иди в куклы играй, детка, — вторил ему другой, и компания расхохоталась.

— Единственные куклы, в которые я играю, — это марионетки. Отвалите, — я демонстративно сделала несколько шагов в сторону.

Их главный хотел ответить, но его товарищ положил руку ему на плечо и мягко подтолкнул к двери. Компания зашла внутрь и направилась к лестнице, которая вела в подвальный бар. Я пнула бутылку, лежавшую на земле. Она прокатилась по дороге и разбилась о стену напротив.

Ни один посетитель Подполья не обратил внимания на девчонку, которая прошмыгнула в магазин. Я неспешно прошлась между стойками, глазея на гитары и ценники под ними. Кто-то действительно отдаст месячную зарплату за крашенную под дерево фанеру?

Я остановилась, сделала шаг назад и впилась взглядом в одну из гитар. Она была не просто похожа на ту, которая была у меня в родном мире. Она была идентична ей. Тёмно-красного цвета, с двумя звукоснимателями и трёхпозиционным переключателем… Я провела пальцем по грифу, едва касаясь струн, и сняла гитару с подставки.

Включить усилитель оказалось непростой задачей, но продавец спас меня от бездумного нажатия на кнопки и переключатели. Дав лампам прогреться, я подрубила гитару. Переживания, душившие меня, разлились перебором струн.

— Мисс, мы закрываемся, — протянул продавец, с трудом сдерживая зевок. Я не заметила, как осталась последней посетительницей. — Покупать будете?

Получив в ответ кивок, он развернулся и махнул рукой, приглашая следовать за ним. Я достала десяток крупных купюр, которые валялись в рюкзаке после обмена части золотых в банке, и уже через пару минут стояла на улице и застегивала клёпки на куртке. Впрочем, от холода она никак не защищала. Солнце скрылось, и на небе виднелась только бордовая полоса по линии горизонта.

Переулок закончился, и я вышла к шоссе. На другой его стороне, рядом торговым центром, находилась нужная мне табличка: красно-белый круг с большой синей надписью в центре. Сновавшая вокруг подземки толпа меня практически не удивила. С детства я привыкла к тому, что жуткое гетто и район среднего класса обычно разделяла автомагистраль. В этом Лондон был зеркальным отражением Акланарда.

Последний раз сверившись со схемой «трубы» на входе, я побежала вниз по лестнице, лавируя между людьми. До закрытия подземки оставалось чуть меньше часа, и этого времени вполне хватало, чтобы доехать до нужной станции.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Рассел-сквер.

Двери вагона со скрежетом захлопнулись, и состав тронулся. Фигуры людей, похожие на кляксы, пронеслись за стеклом, и вскоре платформа осталась позади. Я откинулась на жёсткую спинку скамейки и из-под полуопущенных ресниц наблюдала за пятнами прожекторов в тоннеле.