Поцелуй, долгий и неожиданный, напрочь лишал возможности соображать. Обжигающая волна накрывала с головой. Мира прижималась к Ллэру и будто растворялась в нём. Его губы тоже оказались неожиданными. И руки. Властные, сильные и необыкновенно нежные. Казалось, если Ллэр перестанет целовать, отпустит, она задохнётся, не сможет самостоятельно дышать и умрёт. Сразу. Поэтому, когда он всё-таки это сделал, Мира прижалась крепче, отчаянно цепляясь за его плечи.

— Ещё… — прошептала она, умоляя. Требуя.

Повторять не пришлось. Ллэр лишь на миг отстранился. На миг и на каких-то несколько сантиметров, чтобы заглянуть Мире в глаза. Его взгляд был непривычно серьёзным. А потом он снова вдохнул за неё, и второй поцелуй был совсем не таким, как первый.

Если в глубине души трепыхались сомнения, теперь от них ничего не осталось.

Что-то где-то с грохотом упало. Что-то звякнуло. Возможно, разбилось. Что-то зашелестело — вероятно, многочисленные бумаги освобождали письменный стол. И сам он стал намного ближе, чем был секунду назад.

Мира почувствовала лопатками прохладную гладкую поверхность и отрешённо отметила, что Ллэр уже, оказывается, успел стащить с неё футболку. Потянулась к его рубашке, попыталась расстегнуть пуговицы. Слишком долго! Невозможно, мучительно долго, когда руки так сильно хотят прикоснуться к коже, почувствовать близость тела. Мира приподнялась, яростно дёрнула в разные стороны, и мягкая ткань сдалась, обнажая грудь Ллэра.

Рубашка отправилась туда же, куда раньше футболка. Куда-то. Прочь. В другую реальность.

— Хочу тебя… — слабым стоном сорвалось с губ Миры.

Ллэр обхватил её лицо ладонями так, чтобы смотреть сверху вниз. Всматриваться. Потом правая рука скользнула к её волосам, левая, лаская, — вниз, по шее, к груди. Он снова поцеловал, в этот раз отрывисто. А его ладони, от которых становилось невыносимо горячо, легкими касаниями отправились в неторопливое, сводящее с ума путешествие по её телу.

Голова кружилась, пульс стучал в висках, сердце то замирало, то колотилось с новой силой. Кожа опять светилась ультрафиолетом, но задуматься о том, что происходит, у Миры не получалось. Хотелось одного — чтобы Ллэр не останавливался, и он, будто зная это, продолжал сводить её с ума.

Мире казалось, она теряет сознание. Всего на миг проваливается в сладкое небытие, чтобы тут же вернуться, снова почувствовать жаркое дыхание Ллэра, его горячие губы, нежные, но настойчивые ласки. Громко застонать от лишавшего рассудка удовольствия — на слова не хватало сил.

Она не заметила, как осталась без одежды. Не поняла, когда Ллэр успел раздеться сам. И вдруг, когда до желанной близости оставались секунды, когда его тело накрыло её, когда пальцы Ллэра с силой сжали её плечи, неистовое возбуждение сменилось страхом, приятная истома — нестерпимой болью, словно ещё чуть-чуть, и кровь в венах закипит, а сердце, не выдержав, навсегда остановится.

Мира замерла, встречаясь с Ллэром взглядом. Он едва заметно, одними глазами, улыбнулся. Словно понял, что не просто страх остановил её. Словно хотел что-то сказать, но вместо слов молча поднял руку к её лицу. Пальцы легли на висок, горячая ладонь в миг стала ледяной, и дохнуло прохладой.

Нет, жар в теле никуда не делся, и желание вспыхнуло с новой силой, но страх ушёл и забрал с собой зарождающуюся боль, которая готова была взорвать вены. Странные, пугающие эмоции исчезли. Мира расслабилась, позволяя незнакомому чувству захватить и унести с собой в неизвестность. Шепнула, разрешая продолжить:

— Ещё.

Она снова растворялась в Ллэре.

Оказалось, что подчиняться совсем не страшно. Что всё, что было до, было лишь слабой прелюдией. Что позже, когда всё закончилось, было так приятно лежать вместе, обнявшись. Не говоря ни слова, но ощущая Ллэра, его силу и слабость каждой клеточкой, как будто часть него осталась в ней навсегда.

Наконец Ллэр сел. Потом, передумав, лёг на бок, подперев голову рукой. Свободной — убрал с лица Миры растрепавшиеся волосы. Усмехнулся.

— Ты всё-таки та ещё штучка.

Мира только сейчас поняла, что они лежат не на столе, а на кровати в эркере. Не удивилась. После всего это уже казалось незначительной мелочью или чем-то само собой разумеющимся. Она улыбнулась, глядя в довольные глаза.

— Спасибо.

Он негромко рассмеялся, откинулся на спину.

Мира села, огляделась. Идти в душ не хотелось. И вообще отдаляться от Ллэра больше, чем на сантиметр. Но она всё-таки заставила себя встать.

— Ты случайно не помнишь, куда подевалась моя одежда?

Он приподнялся на локтях.

— Вопрос с подвохом, да?

— Нет. — Мира оглядела его, выразительно вскинула брови. — Даже не буду пытаться делать вид, что мне не понравилось, или что я не умираю от желания продолжить… это с тобой… Но мне всё же стоит одеться. И тебе, кстати, тоже.

— Это ещё почему?

— Потому что твои гости являются сразу сюда без стука. А я не хочу…

Он исчез, не дослушав. В этот раз Мире заметила, как это происходит. Будто смотрела двумя парами глаз. Одна видела, как Ллэр в мгновение ока пропал, другая уловила, как он постепенно таял в воздухе, чтобы появиться за спиной, шепнуть, набрасывая ей на плечи тонкий халат:

— Убедила. — Едва коснулся губами её шеи и тут же снова пропал, раньше, чем Мира успела обернуться.

Одежда нашлась на полу среди бумаг и остального барахла. Впрочем, классический бардак, царивший в комнате, это ни капли не нарушало. Разве что девственно чистый стол выглядел чересчур нелепо, а ещё напоминал о том, что при одной только мысли будоражило кровь.

Мира закусила губу, отвернулась. Слишком уж велико было искушение дождаться Ллэра и повторить. И почему говорят, что после секса хочется спать? Её, наоборот, переполняла энергия, а бесконтрольное желание лишь немного ослабло.

Она торопливо переоделась, повесила халат на спинку стула. Затем попыталась вернуть упавшие предметы обратно на стол. Сначала аккуратно раскладывая и пытаясь сохранить подобие порядка, но это быстро надоело. И груда бумаг хаотично перекочевала с пола на столешницу.

— Следы заметаешь? — раздался за спиной голос Ллэра. 

Мире снова почудилось, что она чувствует его присутствие раньше, чем видит и слышит. Обернулась. Ллэр стоял у двери в спальню. Он тоже успел одеться — опять в чёрные джинсы и тёмно-серую футболку, как те, в которых он явился вчера.

Неужели это было только вчера?! Не верилось.

— Заметаю, — призналась Мира. — Не хочу, чтобы кто-то узнал… или догадался о том, что было…

— Тогда для этого потребуется нечто большее, чем навести порядок, — на полном серьёзе ответил Ллэр.

— И что же?

— Время, которого у нас, скорее всего, не будет. В тебе энергия солнца Тмиора и моя. Она была и раньше, после того, как я привёл тебя в чувство у Адана. Но сейчас она её больше и она заметнее. — Он повёл плечом. — И то, что между нами случилось, тоже.

— Боже, как всё сложно, — закатила глаза Мира. — Ладно, фиг с ним. Что дальше?

— Дальше?..

— Угу. Я не о нас. Я вообще. Ты же не просто так меня спасал.

— Не веришь, что мне может просто не нравиться, когда люди погибают в авариях?

— Почему не верю? Верю. Теперь верю, но… — Она чуть склонила голову набок. Покосилась на стол, потом посмотрела Ллэру в глаза, улыбнулась: — Хочу знать, почему ты спас именно меня.

Он не ответил. Прошёлся по комнате, аккуратно обходя груды бумаг и разбросанные вещи. Остановился у эркера, уставился в окно. Тихо заговорил:

 — Сначала в мои планы не входило сколько-нибудь близкое знакомство с тобой. Я действительно не разбираюсь в биохимической чертовщине, но узнал про исследования на Актарионе, начал следить. Собирался найти человека, способного расшифровать её учёные каракули. А потом тебя попытались убить, и я решил, что должен вмешаться.

Мира подошла к нему ближе:

— Не жалеешь?

— Ни капли. Вышло даже лучше, чем я планировал. Теперь у меня есть ты, — Ллэр обернулся, встретился с Мирой взглядом. — Если Адан прав, и ты стала доа хотя бы наполовину, тогда, возможно, Таль всё-таки дала мне то, что я почти отчаялся найти. Узнаю каждый этап её эксперимента. Шаг за шагом, и пойму, как использовать. А ещё сделаю всё, чтобы не дать тебе умереть.

— Когда-нибудь я всё равно умру. — Мира ласково коснулась ладонью его щеки. — Нельзя жить вечно.

Он накрыл её ладонь своей. Кивнул.

— Ты права. Нельзя.

Несколько секунд она молча вглядывалась в его лицо, стараясь уловить в пристальном взгляде, в серых как пепел глазах что-то, что поможет понять, как ей быть. Что чувствовать, как относиться к нему, как вести себя.

Уйти или остаться? Сделать вид, что между ними ничего не было? Попытаться забыть?

Разум кричал, что они чужие. Разные. Из разных миров. Несовместимые. А то, что произошло только что на столе — всего лишь банальная физиология. Не больше. И ничего в их отношениях не меняет. У Ллэра своя жизнь, планы, цели. Роми, наконец. А она, Мира, случайность. Пешка. Морская свинка. Способ получить то, что долго искал.

Сердце настаивало, что теперь Ллэр не может быть чужим. И забыть у неё не получится. Ни его, ни то, что случилось, ни как. И бесполезно делать вид, что ей всё равно, потому что ей нет. Именно так, заглавными буквами в мыслях, которые Ллэр с лёгкостью прочитает.

— Я не хочу тебе мешать, — тихо сказала она, отступая назад, — тем более навязываться. Умираю или нет, я не хочу, чтобы ты возился со мной из жалости. Лучше сразу умереть. 

— Что? — Ллэр нахмурился. — Мешать? Навязываться? Каким образом? Что ты… Я за годы разучился понимать людей. Что ещё за глупость пришла тебе в голову?

— Не глупость. Ты сам сказал, что не планировал со мной знакомиться. Но так вышло, и теперь я торчу здесь со всеми своими непонятными метаморфозами. Ты… — Мира замолчала, только сейчас осознав, что имел в виду Адан, когда говорил о вечности. Вспомнила, как Ллэр упоминал, что давно лишил себя возможности умереть. И догадалась, что он именно ищет. — Погоди. Но если атради бессмертны, как же тогда Роми? Она чуть не погибла.

— Атради условно бессмертны. Мы не умираем от старения или болезней, но всё равно уязвимы. Если атради потратит всю энергию или позволит полностью опустошить себя, он погибнет. Этого сложно добиться, я не слышал ни об одной смерти атради. Но теоретически такое возможно.

— Значит, если бы ты не забрал Роми с поля вовремя...

— Да. Хотя у неё могло получиться перенестись на Тмиор собственными силами в конце концов. — Его улыбка изменилась, словно Ллэр радовался, что Роми столкнулась с чем-то, чего не ожидала и что чуть её не убило. — Но самое главное, Роми не тяготит, что день, когда её не станет, не наступит. Она уверена, что он никогда не наступит. Не представляет, сколько ей лет. Не помнит, когда была ребенком и была ли вообще когда-нибудь, ничего не знает о временах, когда её не существовало. 

— А ты? Тебя тяготит?

— Скорее, сводит с ума. Представь — всё можно осуществить, всё пережить, всё испытать. Любое чувство, любое стремление и даже полное их отсутствие. Я могу веками пить и куролесить, могу до бесконечности заниматься самообразованием, играть в игры с мирами и народами, впасть в депрессию и потратить тысячу лет на жалость к себе, десять тысяч лет! Потом я устану и от этого. Всё теряет смысл. Вечность — противоестественна. Мы не готовы к ней. Как минимум, такие, как я. Те, кто помнит своё детство, семью. Кто когда-то страдал, что жизнь коротка и рано или поздно придётся умереть, а потом получил то, на что и не смел надеяться. Время. Безграничное. Но наше сознание должно измениться прежде, чем мы примем такой то ли дар, то ли проклятие. Мы слишком люди.

— Значит, бессмертие можно обрести?

— Можно. Для этого придётся стать атради. Но это не просто и дано не каждому. На метаморфозы уходить достаточно много времени, чтобы передумать, — Ллэр хмыкнул. Поднял с пола что-то прямоугольное и на вид пластиковое, сдул с предмета несуществующую пыль, протёр тыльной стороной ладони. Положил на один край стола, расчистил противоположный, уселся. — Хотел бы я, чтобы с тобой об этом говорил Алэй. Он бы объяснил лучше. Я не умею так, как он. Да и она пришла ко мне задолго до того, как я попал в Плешь. В обход всех правил.

— Она — это Роми?

— Роми, ага. Ромиль Эннаваро. Рэм. Упрямая рыжая дрянь с благими намерениями, — он горько усмехнулся. Сцепил пальцы в замок, уставился на свои руки. — Хотела вытащить Алэя из депрессии и знала, кто поможет это сделать, поэтому торопилась. Я бы и сам, наверное, раскрылся в скором времени. По крайней мере по её словам мой потенциал зашкаливал настолько, что удивительно, как я вообще дожил до двадцати девяти лет, не попав ни разу в Плешь. Возможно, мир атради не спешил принимать в свои ряды ещё одного Майоти.

— Почему ты не отказался, когда Роми явилась?

— У неё было, чем меня купить, — он с кривой улыбкой поднял на Миру глаза. — Роми пришла. Рассказала. Показала. Я поверил. В чудесный многомерный мир, в свою уникальность, в возможности, в ответы, которых мне никогда не найти на Нэште, даже если мой народ выйдет в космос. Что вещи не всегда то, чем мы их видим. Много во что. Никто не давил на меня, не заставлял принять решение тут же. Но я принял. Сразу. И потом не сомневался. Долго ещё не сомневался. Это было… интересно. Захватывающе. Сбылась мечта идиота.

— А что потом?

— Потом были самые долгие три года моей жизни, — Ллэр вздохнул. — Роми мне врала. Не во всём, конечно, но во многом. Она соврала и Алэю. Не сказала ему про меня вообще ничего. Может, боялась, что её план не сработает и Плешь меня не пропустит. Что мой великий потенциал окажется на деле не больше, чем потенциал местечкового колдуна. Огромен для Нэшты, но ничтожен для Тмиора. Причины для опасений были, ведь даже через год Плешь оставалась для меня недоступной. И тогда Роми придумала, как меня подтолкнуть туда. Нацепила на меня наручник тайко, притащила на Тмиор. Следующие два года солнце выжигало мою кровь и меняло меня. Это больно. Очень больно. Каждый день — маленькая смерть. Я и представить не мог, как долго и больно будут идти метаморфозы, но не отступил. Это был мой выбор остаться и превратиться в атради.

Мира ошеломлённо моргнула.

— И после этого ты, как сумасшедший, бросаешься её спасать?! Носишься с ней, как… как… — она запнулась. Не стала озвучивать крутившееся на языке сравнение, боясь задеть.

Удивительным образом за прошедшие сутки Ллэр стал очень важным в её новой жизни, пусть даже она оборвётся завтра. И вряд ли причина крылась в сексе. Близость разве что свела на нет желание дерзить и нарываться, но оно возникло гораздо раньше — сразу, как она увидела Ллэра. Совсем не такое, как к другим Способным. И теперь, несмотря на превосходство в способностях, силу, знания, опыт, несмотря на то, что он — почти неуязвимый, бессмертный атради, а она — всего лишь результат генных извращений, обречённый на гибель, именно Ллэр из них двоих вызывал жалость и сострадание. Её хотя бы просто использовали, ничего не предлагая и не обещая. И если бы не вмешательство Ллэра, она бы никогда об этом не узнала. Разлетелась бы в клочья в оранжевом небе Миера, и конец истории. А Ллэр вынужден бесконечно расплачиваться за сделанный выбор. Собственный, добровольный выбор.

Захотелось подойти, обнять, сказать, что понимает его, сочувствует и готова помочь. Мира сделала шаг, но остановилась, отвернулась, уставилась в окно. Ллэру не нужна её жалость. И нежность вряд ли нужна, и сочувствие ни к чему. И вообще он, как всегда, уверен, что она ничего не знает и не понимает. Причём на этот раз, скорее всего, прав.

— Обещай мне, что если когда-нибудь… Если ты ещё будешь, — попросила она, не оборачиваясь, — поблизости, и я попрошу сделать меня бессмертной... Обещай, что откажешься. Даже если я буду умирать и умолять тебя.

Ллэр не успел ответить, или Мира не расслышала, потому что неожиданно пошатнулась, потеряв равновесие. Уцепилась за раму, почувствовала, что задыхается. По-настоящему. И следом то же необъяснимое притяжение, как накануне в ванной, вынудило переместиться в пространстве. Из солнечной комнаты куда-то в полумрак, где на фиолетовом небе светила огромная сиреневая луна, а под ногами вместо привычного пола — холодный шершавый камень.

Другой, незнакомый мир. Не Тмиор и не Актарион. Ночь, похожая на день.