Фария осторожно заправила за ухо прядь смоляных волос и с малой долей недовольства выпустила изо рта струйку воздуха, которая ненадолго подняла вверх чёлку. И зачем она только сделала каре? Даже не получалось после стрижки собрать волосы хотя бы в жалкое подобие хвоста, а ведь они временами так сильно мешали, особенно в те моменты, когда закрывали источник света. Она почти закончила рисовать очертания согнутого запястья — до ладоней и пальцев очень и очень далеко. В животе заурчало, и Фария рукавом стерла со лба пот: должно быть, на сегодня пора заканчивать. Завтра после обеда будет время сюда заглянуть и посидеть ещё несколько часов.

— Уже уходишь, дорогая? — спросил смотритель музея, когда она уже подошла к выходу. Мужчина совсем не старый, но уже поседел от усталости, постоянного напряжения и тяжести прошлого. Что сказать — военный в отставке, один из немногих сослуживцев матери, оставшихся с целыми конечностями.

— Да, дядя Джек, — тёмно-карие глаза игриво засверкали, и на тонких губах появилась улыбка. Внешне Фария безумно походила на мать, да только упрямством напоминала скорее отца… впрочем, Джек Моррисон мог бы с этим хорошенько поспорить, только не стал. — Спасибо, что разрешил поработать здесь.

— Это привилегия любого студента Художественной академии, — он пожал плечами и с трудом подавил зевок. После отставки его часто мучила бессонница, бороться с которой оказалось не самой простой задачей. — Передавай маме мои самые добрые пожелания.

— Непременно! — Фария слабо улыбнулась и неторопливо направилась в сторону автобусной остановки. Конечно же, любой студент имел право работать здесь, но только она могла оставаться солвсем допоздна.

Удивительно, но Фария никогда не боялась бродить по ночным улицам в одиночку. Она поправляла лямки потрёпанного годами и заляпанного красками джинсового рюкзака и уверенно шла вперёд, не опасаясь никаких подозрительных компаний, собирающихся где-то по пути. Пожалуй, она вполне могла бы похвастаться невообразимой удачей, но в ответ на все вопросы предпочитала молча пожимать плечами. К чему лишний раз хвастаться тем, что от неё не зависело никоим образом?

После поездки в полупустом автобусе и недолгой прогулки на свежем воздухе возвращаться домой не было никакого желания, но Фария взяла себя в руки, достала из кармана ключи и открыла дверь. Из гостиной доносились громкие звуки музыки из сериала, который мать смотрела по вечерам, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. При дочери Ана Амари всегда улыбалась, но, оставаясь наедине с самой собой, бросала все силы на то, чтобы побороть тоску. Фария понимала это, видела по глазам, замечала, как тряслись временами руки матери, когда начинались репортажи из какой-нибудь горячей точки.

— Мама, я дома! — сообщила она, прежде чем подняться на второй этаж и закрыться в комнате. Ей почему-то совсем расхотелось есть. — Мам?

Фария вернулась обратно и прошла вглубь широкой комнаты, посреди которой стоял мягкий диван с огромным плазменным телевизором напротив. Ана так и уснула, обнимая колени, но совершенно не удивило, как и то, что большой бойцовский пёс лениво разлёгся рядышком. Утром всё начнётся заново: женщина проснётся от громкого лая над ухом, снова начнёт причитать, что собаке не место в постели, но сменит гнев на милость и поведёт довольное животное на прогулку. Фария укрыла мать тёплым пледом, прикрыла окно, чтобы не дуло так сильно, и всё же последовала плану, от которого пришлось слегка отклониться, — поднялась в комнату, но прежде захватила с кухни несколько печенек: голод всё-таки нужно утолить, даже если пропало желание.

Комната Фарии казалась настоящим произведением искусства — а чего ещё можно ожидать от художницы? Стены разрисованы красками, шторы увешаны разноцветными гирляндами разных форм: от звёздочек до божьих коровок, стол завален бумажками, а урна под ним так и вовсе переполнена скомканными листами с неудавшимися набросками. Впрочем, это всё не то. Особенно сильно она любила уголок с рисунками, на которых изображала греческих богов и богинь, таких идеальных и прекрасных внешне, но не обделённых внутренними слабостями и пороками. Фария трепетно и нежно относилась к своим работам и до сих пор хранила в нижнем ящике стола первые «творения», лишённые какой-либо красоты и правильности, но никак не обаяния и воспоминаний.

Иногда Фарию до безумия раздражали скучные дни, и она мечтала о том, чтобы появилось хоть какое-то разнообразие, но увы. Всякий раз это заканчивалось тем, что вместо хлопьев на завтрак она жарила яичницу с беконом, и выходила из дома чуть раньше обычного, чтобы успеть прогуляться в парке. Впрочем, случались и редкие исключения из установленных правил, но такие, зачастую, мало радовали.

— Погуляй с Анубисом, — вот одно из них. Едва Фария успевала переступить порог кухни, Ана уже снабжала поводком и выставляла из дома. Она, чаще всего, даже не успевала понять, что происходит, но, тем не менее, не перечила матери, что бы ни случилось.

«Вот проклятье, я опаздываю! — выругалась Фария, глядя на часы. Пёс явно не собирался делать свои дела быстрее, напротив, казалось, будто он специально обнюхивал пеньки в сто раз медленнее обычного. — Ладно, хотела разнообразия — пожалуйста. Повезло, что сегодня нет важных пар».

Когда Анубис нагулялся, он задорно гавкнул, вильнул хвостом и с важным видом повёл хозяйку в сторону дома. Порой ей чудилось, что пёс больно самостоятельный и слишком понабрался самоуверенности, но всякий раз Фария лишь смеялась и отмахивалась от догадок — богатая фантазия, да и только, никакой правдивости. Едва переступив порог дома, пёс смирно сел, ожидая, когда его избавят от ненавистного поводка, а потом, когда это всё-таки произошло, резво побежал на кухню, словно зная, что миска уже наполнена едой.

— Ты сегодня снова в музей? — спросила Ана. Она сидела за барной стойкой и наслаждалась свежесваренным кофе. Ох, Фария бы тоже не отказалась от чашечки.

— Да, — ответила Фария, с трудом подавив тяжёлый вздох. Ну вот, кажется, она окончательно опоздала на учёбу, впервые за полгода. — Дядя Джек просил передать «привет». Сам он в порядке, только, видно, совсем истосковался среди скульптур и картин. Не думала позвать его в гости?

— Может, как-нибудь в другой раз, — отмахнулась Ана. В последнее время она не узнавала сама себя, должно быть, слишком устала от бездействия. — Я сделала два обеда, передай один ему.

Фария молча кивнула и больше не стала ничего говорить, она собрала сумку и отправилась прямиком в музей. Что ж, раз так получилось с лекциями, может, удастся хотя бы закончить задание на следующую неделю? Она уже и не помнила, с каких пор стала такой прилежной ученицей, если раньше, ещё в младшей школе, так сильно любила играть в футбол с мальчишками во дворе и без угрызения совести прогуливала уроки в угоду спасению застрявших на деревьях котят.

— О, Фария! — обрадовался дядя Джек, стоило увидеть постоянную посетительницу, на этот раз прихватившую раскладной деревянный стульчик. Обычно она брала такой с собой по выходным, когда собиралась задержаться надолго. — А ты сегодня рано. Что-то случилось?

— Ничего особенного, — отмахнулась Фария и достала из сумки одну из коробок. — Мама сделала для Вас обед, никакими комментариями не сопроводила.

— Эх, узнаю Ану, — дядя Джек рассмеялся, но не спешил возвращаться к делам. Он выглядел так, словно не спал уже много ночей, но, даже несмотря на это, был бодр и весел. — Сегодня выставили новый экспонат. Греция, как ты любишь. Если захочешь взглянуть, пройди влево до самого конца, это новый зал.

— Спасибо, дядя Джек, — Фария сдержанно улыбнулась и смело сделала шаг вперёд, не оглядываясь, а потому не заметила, как доброжелательная улыбка Джека превратилась в коварную ухмылку.