У Перси кончик носа краснеет на холоде. Это простое наблюдение кажется Ваксу забавным и отчасти трогательным. Розоватые оттенки ложатся на мраморно-бледную кожу самой нежной пастелью, придавая ей больше жизни, и это одна из тех вещей, которые Персиваль де Роло не в силах контролировать. Перси прячет лицо за воротником-стойкой, то ли пытаясь скрыть за ним свой маленький изъян, то ли надеясь согреться. В это время года ночи здесь холодные, а его тонкий плащ без какой-либо внутренней подкладки – не самая подходящая к случаю одежда. Но без привала им никак не обойтись.
Болезненным, вымученым жестом Перси придерживает за запястье раненную ладонь здоровой. Она кое-как перевязана первой приемлемо чистой тканью, что попалась под руку, но Вакс-то видел своими глазами, и знает, что под этим тряпьём – сквозная рана с обожжёнными выстрелом краями, перебитые кости и сухожилия. Перси болезненно жмурится и сжимает губы, но не издаёт ни звука. Этот парень создан, чтобы сидеть, уткнувшись в свои чертежи, согнувшись над письменным столом, и уж подавно не для боевых походов и ночёвок посреди холодных каменных руин – но держится со стоицизмом воина. Вакс'ильдан и сам не уверен, что смог бы стерпеть такое, молча сцепив зубы, без слёз и скулежа.
Он находит взглядом Векс. Сестра сидит, прислонившись к стене за своей спиной, пока на её плече покоится сонная рыжая голова Кейлет. Кутает подругу в полу своего плаща и смиренно стережёт её сон. Вакс поднимается со своего места и скорым шагом устремляется к ней.
– Мы правда должны задерживаться здесь? – спрашивает он, должно быть, слишком громко, потому как Кейлет, не открывая глаз, приподнимает голову от плеча Векс, и сестра недовольно шипит на него.
– Ей надо восстановить силы, – шепчет она, мягким движением ладони возвращая рыжую макушку на её место. – Хотя бы три часа, и она сможет открыть нам короткий путь. А что такое, братец? Затосковал по дому?
Неопределённо махнув на сестру рукой, Вакс оставляет девушек в покое. Он подходит к Перси и словно невзначай садится рядом, оказываясь в поле его зрения. Персиваль скользит по лицу Вакса быстрым рассеянным взглядом сквозь стёкла очков, будто убеждается, кто перед ним, и снова опускает веки, словно непосильную тяжесть. Лишь оказавшись на расстоянии протянутой ладони от него, Вакс'илдан замечает, как Перси часто дрожит от разбивающего всё тело озноба, отстукивая зубами чечётку. Взрослый не по годам, сейчас он выглядит мальчишкой, каким и должен. Сердце в груди Вакса болезненно, но отчего-то так сладко сжимается.
– Как твоя рука? – задаёт он самый глупый из возможных вопросов, имеющий под собой очевидный ответ.
– Пожалуй, у неё бывали и лучшие дни, – Перси неловко острит и даже пытается улыбнуться, но выходит лишь слегка напрячь уголки рта.
– Замёрз? – второй вопрос выходит не менее глупым.
Персиваль лишь коротко кивает, и его приподнятые ресницы мелко дрожат, пока блуждающий взгляд тщетно пытается за что-то зацепиться. Повинуясь моментальному порыву, Вакс снимает с себя свой походный плащ с меховым воротом – больше эстетического, чем практического смысла, но всяко теплее, чем у Перси. Без лишних слов он склоняется и накидывает плащ на плечи озябшего парня. Перси вскидывает голову и непонимающе хлопает ресницами, ощупывая пальцами мех на своих плечах, а затем сильнее закутывается по самый подбородок.
– Спасибо, – его голос немного хрипит. Хоть бы не простудился в довесок ко всему.
– Согревайся, – ласково улыбается Вакс. – Ещё пара часов и мы будем дома.
В этот момент он подавляет в себе желание взъерошить волосы на макушке Перси. Его ладонь неловко зависает в воздухе, так и не коснувшись их, но на кончиках пальцев возникает фантомное ощущение. Должно быть, они очень мягкие на ощупь, эти короткие белые волны...
«И почему я об этом думаю?»
Сидя в метре от Персиваля, Вакс то и дело поглядывает на него, наблюдая за состоянием раненного. Согревшись, Перси перестаёт дрожать, как осиновый лист, и дышит ровнее. Раненная рука неподвижно покоится на его бедре, а второй он обнимает себя за плечи, натягивая ткань плаща и кутаясь в него, как в плед. Персиваль смертельно бледен и по-прежнему хмурится от боли сквозь дремоту, но его голову постепенно клонит вбок вместе с тем, как он погружается в сон.
В то же время, Вакс'илдан ощущает, как лишившись верхней одежды, начинает и сам слегка подмерзать. Не то, чтобы можно околеть, но пальцы рук холодеют и слегка деревенеют, а по рёбрам пробегается лёгкий озноб. Вакс подносит сложенные ладони ко рту, согревая их горячим дыханием, и подтягивает колени к груди. Эти небольшие неудобства вполне можно потерпеть, ведь нет и речи о том, чтобы забрать свой плащ у едва пригревшегося Перси. У того, что так уютно жмётся щекой к меху на воротнике, утыкается лицом и морщит свой аристократичный носик, чихая во сне.
Перси всё ниже свешивает голову, а следом и его торс начинает клонить вбок. Вакс не находит ничего лучшего, как подсесть ближе, подперев его плечо своим, и Персиваль немедленно роняет голову на его плечо. Должно быть, почувствовав рядом опору, он совсем расслабляется – слегка сползает вниз и разжимает пальцы, уронив ладонь на своё колено. Очки сползают с его переносицы, накренившись вбок, а чёлка, всегда аккуратно зачёсанная наверх, ерошится во все стороны. Ваксу тепло от этого зрелища, даже несмотря на ледяные кончики собственных пальцев.
Края плаща, освобождённого из хватки Перси, хватает на то, чтобы слегка укрыть свою спину, и это делает жизнь совсем сносной. Вакс закрывает уставшие глаза и всё ещё чувствует тяжесть седовласой головы на своём плече, когда проваливается в недолгий блаженный сон.
***
Перед глазами всё ещё стоит удивлённое лицо Вакса, его губы, разомкнутые в немом вопросе, тонкая струйка крови, стекающая по подбородку, его большие тёмные глаза, застывшие в них слёзы. И дыра, прожжённая выстрелом револьвера в его груди, чуть левее от центра. Всюду дым, чёрный и густой, скалящийся в отвратной демонической гримасе, и Перси едва разбирает в нём очертания собственных рук. Одна из них сжимает револьвер.
Перси рывком садится в кровати, долго разглядывая в предрассветной темноте комнаты свои дрожащие ладони, липкие от ледяного пота. Кидает взгляд на прикроватную тумбочку, где рядом с очками и недочитанной книгой покоится револьвер. Ничего из увиденного им никогда не случалось в реальности. За исключением одного: Перси действительно стрелял в Вакса.
Может быть, он делал это, окутанный демоническими чарами, запутавшись между прошлым и настоящим, между кошмаром и явью, что соединились в одной точке, в его искажённой реальности. Может быть, направляя оружие в сторону Вакса, он целился во врага, чей образ заслонил собой лицо союзника. А может быть, Персиваль, попавший во власть Ортакса, повиновался голосу, что так убедительно звучал из тумана, заволокшего его сознание.
«Убей его, Персиваль. Он мешает нам. Он портит тебя, мой мальчик, и отвлекает от цели. Он помеха. Стреляй же, Перси. Давай, выстрели».
Перси хватается за голову и до боли сжимает свои волосы. Голос Ортакса в его воспоминаниях звучит как наяву, и требуется немало усилий, чтобы убедить себя в том, что он не реален. Кошмары Перси так часто перекликаются с воспоминаниями, что вряд-ли он способен отделить их друг от друга.
Перси садится в постели, нашаривая ступнями тапочки на полу рядом с ней. Прихватив халат со спинки стула, он прямо на ходу влезает в рукава. Комната Вакса – в двух дверях от его собственной по коридору, и Персиваль не сомкнёт глаз до утра, если не убедится, что с ним всё в порядке.
К счастью, Вакс'илдан не запирает двери на ночь, и Перси испытывает невероятное облегчение от того, что ему не придётся стучаться и объяснять свой ночной визит, стоя у порога. В конце концов, всё, что ему нужно – своими глазами увидеть, что Вакс спит в своей постели.
И на счастье, он правда спит. Сладко сопит в подушку, раскинувшись звёздочкой прямо на середине просторной кровати, словно нарочно пытается занять как можно больше места и этим оправдать размеры своего ложа. Перси чувствует себя очень глупо, но вместо того, чтобы сразу вернуться к себе, останавливается и разглядывает силуэт Вакса на постели. Длинные тёмные волосы, разметавшиеся на подушке буйной копной, плавный изгиб спины, изящной, но крепкой, мышцы под бронзово-смуглой кожей, чёрные контуры татуировок и одеяло, сбившееся куда-то в ноги, обнажая весь этот вид.
Легче не становится, когда Вакс во сне переворачивается с живота на спину, являя взору своё умиротворённое спящее лицо и гибкий стройный торс. Кажется, Вакс'илдан принципиален в вопросе игнорирования пижамы, и впору порадоваться тому, что на нём есть нижнее бельё. Он неразборчиво мычит что-то сквозь полусон и тянет руку к лицу, потирая глаза и пытаясь разлепить веки спросонья.
Первым порывом становится выскочить за приоткрытую дверь и притвориться, что его здесь не было. Персиваль, замерший у стены, чувствует себя идиотом и немного сталкером. Вакс замечает его присутствие раньше, чем он успевает хоть что-то сообразить, и смотрит прямо на Перси сонным растерянным взглядом, приподнявшись на локтях.
– Стоишь там, как зловещий бледный призрак, – насмешливо произносит Вакс, подавляя приступ зевоты. – Ты же в курсе, что это слегка пугает, особенно в местах вроде этого?
– Я не думал, что ты проснёшься, и... и вообще-то уже собирался уходить, – вздыхает Перси, закрывая лицо ладонью. Неловкого разговора избежать не удалось, и прямо сейчас он с каждым словом лишь зарывает себя глубже. Отлично.
– Если ты только что пытался быть менее пугающим, то у тебя плохо получается.
Вакс'илдан всё ещё пристально глядит на него, ожидая должно быть дальнейших объяснений. Лишь теперь Перси открывается полная картина сложившейся ситуации, и это оказывается хуже парализующей неловкости и удушающего стыда. Перси – попросту опасен для окружающих, и ему придётся постараться, чтобы доказать обратное не только команде, но и самому себе. И, как бы он ни убеждал себя и других в том, что Ортакс остался позади, Перси – совсем не тот человек, которого хотелось бы обнаружить возле своей постели посреди ночи.
В одном они похожи – Вакс, как и Перси, предпочитает держать своё оружие на расстоянии вытянутой руки от постели. Персиваль замирает, ожидая, что он потянется за одним из своих кинжалов. Но этого не происходит. Вместо этого повисшая в воздухе пауза лишь затягивается, становясь ещё более гнетущей, а взгляд Вакса тяжелеет, становясь ещё более выжидающим.
– Я хотел убедиться, что мой сон не окажется явью, – выдавливает Перси.
– Что тебе снилось такого? – Вакс в изумлении вскидывает бровь.
– Мне снилось, что ты умер. Хуже этого только то, что я убил тебя.
Перси до боли кусает губу. В голове вновь всплывает образ из сна, всё ещё очень реальный в его памяти, и только живой и здоровый Вакс, находящийся прямо перед ним, смотрящий на него, говорящий с ним, позволяет ему оставаться в здравом рассудке.
– Расслабься, Перси, ты бы не смог, – Вакс беспечно усмехается. – Не переоценивай свои силы.
– Я надеюсь, что ты окажешься прав, если когда-нибудь я снова утрачу контроль, – отвечает Персиваль.
Разговор явно не задался. Да и чего иного он мог ожидать, врываясь среди ночи в чужую спальню и вываливая свои проблемы на сонную голову Вакса? Перси нужно уйти, нужно вернуться в свою комнату, но Вакс'илдан неожиданно окликает его по имени.
– Перси? – повернувшись набок и подперев голову рукой, он приглашающим жестом похлопывает ладонью по краю постели. Перси колеблется несколько секунд прежде, чем повиноваться. – Я понимаю, о чём ты. Знаешь, сколько раз я смотрел на собственную сестру и думал о том, что мог убить её, если бы не вернул контроль над собой? Когда твоё тело, твои действия, даже твои мысли, пусть и на короткий срок, перестают принадлежать тебе, это меняет тебя безвозвратно, ты уже не можешь доверять самому себе, как раньше. Это ведь именно то, что тебя волнует?
– Да, чёрт возьми, – выдыхает Перси. Вакс задевает нужную струну, и он уже не может противиться. – Но пойми, Ортакс... он не просто контролировал меня, как делали это Брайрвуды с тобой и Кэсс. Он был частью меня, его мысли звучали в моей голове, я упивался его местью, и всё тёмное, что он пробуждал во мне, вытаскивая на поверхность, остаётся внутри меня.
– Но теперь ты знаешь, что оно там есть, а значит, уже имеешь власть над ним, – пожимает Вакс одним плечом. – Сопротивляться контролю человека, которому ты не желаешь подчиняться – гораздо легче, чем бороться со своей тёмной стороной, особенно когда ты ею наслаждаешься.
– Когда Ортакс брал надо мной верх, мне казалось, что я наконец свободен... что я наконец делаю всё правильно...
Несколько мгновений они сидят в тишине. Перси теребит пальцами край одеяла, ожидая, когда Вакс попросит его уйти прочь. Но вместо этого Вакс протягивает руку и кладёт её поверх тыльной стороны его ладони, вынуждая прекратить эти бессмысленные нервные движения и взглянуть на него.
– Знаешь, что помогло мне избавиться от тех мыслей? – Вакс'илдан заговаривает вновь. – Доверие Векс ко мне. Как я могу сомневаться в себе, если она ни разу не усомнилась во мне с тех пор? Поэтому, пусть я и не уверен, что это поможет тебе, я скажу это. Я верю, что тот Перси, которого я знаю, не смог бы убить меня. Потому что Перси, которого я знаю, гораздо сильнее, чем тьма внутри него.
Несильно, с огромной осторожностью, Вакс сжимает повреждённую руку Перси – ещё одно напоминание о пережитом кошмаре. Лишь теперь Персиваль замечает, что рана, давно не отдающая острой болью, но не дающая о себе забыть тупой непрекращающейся ломотой, мешающая засыпать по ночам, перестала ныть под действием бережного тепла чужих касаний. Хочется разрыдаться, но Перси лишь благодарно улыбается.
– Спасибо. Возможно, когда-нибудь в это поверю и я.
Вакс ложится на спину, но так и не отпускает руку Перси из своей, сдвигаясь чуть ближе к противоположному краю кровати и невольно, а возможно и вполне намеренно, опрокидывает его на постель. Несколько раз, в длительных походах, им уже приходилось делить спальное место, но в этом не было такой интимности, как в макушке Перси, едва касающейся плеча Вакса, и ладонях, соединённых в робком прикосновении. Тогда была лишь усталость, измотанность, горящие глаза и желание провалиться в сон на первой горизонтальной поверхности. Сейчас – долгожданное спокойствие, ощущение близости и что-то бесконечно доверительное.
Вакс засыпает очень быстро, не меняя своей позы. Проходит каких-то пару минут прежде, чем его дыхание становится глубже, а пальцы поверх ладони Перси расслабляются. Персиваль закрывает глаза.
«Ещё пять минут, потом встану и вернусь к себе», – становится последней осознанной мыслью в его сонном мозгу.
***
– Перси, тебе бы поспать...
Вакс почти не надеется, что эти уговоры окажут хоть какое-то воздействие на Персиваля. Неотъемлемое право каждого взрослого человека – самому решать, как ему убивать свой организм, но просто отвернуться и не смотреть, делать вид, что всё в порядке – совсем не в духе Вакс'илдана. Стоя в дверях небольшой мастерской, он наблюдает, как Перси, согнувшись за своим столом, сидит над какой-то книгой, отвлекаясь лишь для того, чтобы сделать очередную заметку в потрёпанном блокноте.
– Время ещё совсем раннее, – возражает Персиваль. – Я достаточно сплю, если тебя это беспокоит. Не волнуйся обо мне.
Перси – плохой лжец. Сегодня за ужином в общей столовой, пока Векс и Кейлет трещали о каких-то пустяках, он не замечал на себе пристального взгляда Вакса. Перси кромсал мясо в своей тарелке ножом и вилкой, разделяя его на волокна, и даже не обратил внимания, когда Кейлет окликнула его, задав вопрос. Это повторилось несколько раз подряд, прежде, чем Персиваль вскинул голову, уставившись рассеянным взглядом сквозь стёкла очков даже не на девушек, а куда-то мимо. Для остальных необычайная рассеянность Перси стала поводом для шуток за столом, но от внимания Вакса не скрылись ни покрасневшие из-за полопавшихся сосудов белки его глаз, ни тёмно-космического цвета круги под ними.
– У тебя рука дрожит, – замечает Вакс. Чернильная ручка, зажатая между пальцами Перси, оставляет кривые, дребезжащие линии на бумаге, в которых лишь отдалённо можно распознать слова.
– Это от обезболивающих, – отмахивается Перси. На столе действительно стоят несколько пузырьков с лекарствами, но Ваксу это не кажется достаточно убедительным.
Персиваль упрям, но Вакс'илдан не собирается уступать ему в своём упрямстве. Пусть злится, пусть отталкивает, огрызается и закрывается, но если он хотя бы на пару часов сомкнёт глаза и перестанет загонять себя, Вакс будет считать это своей победой.
И поэтому Вакс подходит к Перси со спины и, склонившись над ним, закрывает книгу прямо перед его лицом. На удивление, Перси издаёт лишь короткий неразборчивый звук возмущения и затихает, насупившись. Не столкнувшись с сопротивлением, Вакс решает проявить чуть больше наглости, проделав то же самое и с записной книжкой Перси. Незасохшие чернильные надписи смазываются по бумажным страницам неаккуратными полосами, но кажется, Персиваль будто даже не замечает этого.
– Давай начистоту. У тебя опять кошмары? – со вздохом интересуется Вакс.
Перси поднимает голову, повернув её вбок, и он пытается уловить его взгляд сквозь круглые стёкла и отблески света на них. Он коротко кивает в ответ на вопрос и устало трёт переносицу двумя пальцами.
– Ты не хочешь о них говорить? Может быть, мне побыть с тобой, пока ты попробуешь немного вздремнуть?
И снова два молчаливых кивка. Вакс'илдан утешает себя тем, что пусть Перси не желает разговаривать, он хотя бы реагирует на его слова и выражает согласие. Аккуратно взявшись пальцами за дужки очков, Вакс снимает их и кладёт на стол, поверх закрытой книги. На переносице остаются следы. Хочется коснуться губами или хотя бы провести пальцами, но слишком страшно показаться неуместным.
Придержав Персиваля за плечи, Вакс помогает ему подняться и дойти до небольшого, похожего скорее на кушетку, диванчика в углу тесной мастерской. С его ростом, Перси приходится подогнуть колени, чтобы улечься. Вакс садится на пол у его ног и берёт за руку. Память невольно проводит параллель. Много лет назад, после смерти матери, Векс'алию мучили кошмары, заставляя её вскакивать среди ночи в холодном поту, и тогда Вакс, разбуженный испуганным криком, перебирался на край постели сестры и подолгу сидел так, держа её за руку. Ещё тогда он понял, насколько уязвимым становится даже самый бесстрашный человек, находясь во власти ночных видений.
Персиваль засыпает на спине, прикрыв глаза согнутой в локте рукой. Кажется, даже улыбается уголком губ – Вакс хочет верить, что ему снится что-то приятное, способное подарить ощущение безопасности.
Вакс прислоняется к дивану и прикрывает глаза, мурлыкая под нос мотив колыбельной из далёкого детства. Он не помнит ни слова из той песни, но слышит, будто наяву, мамин голос, негромко напевающий мелодию, что навсегда осталась где-то на подкорке.
Вакс'илдан не знает, сколько времени проходит, и кажется, даже успевает задремать, в полусне ощущая ласковые прикосновения пальцев, перебирающих пряди его волос. Ощущение, слишком реальное, чтобы быть сном, заставляет его приоткрыть один глаз и обнаружить, что его затылок упирается в бедро Перси, достаточно уютно пристроившись на нём. Сам Персиваль по-прежнему спит, лишь слегка изменив позу и во сне запустив пальцы одной руки в длинные волосы Вакса. К щекам приливает жар.
Собственные веки кажутся Ваксу неподъёмно тяжёлыми. Сладкая сонливость, навалившись на него, уже не хочет отпускать, так же, как и рука Перси, требовательно сжавшая волосы при попытке отстраниться. В конце концов, Вакс оставляет эту бессмысленную борьбу и смиряется со своим положением.
***
Из палатки Перси выгоняют. Что, конечно, довольно разумно – Ваксу требуется срочная помощь лекаря, а Персиваль, при всех его знаниях, мало смыслит в целительстве – но никак не помогает рационализировать тревогу. Сейчас он предпочёл бы лежать в горячке, ощущая, как яд виверны растекается по венам, сжигая его кровь, чем измерять шагами расстояние между палатками, наматывая круги по лагерю.
Так бы и случалось, если бы Вакс'илдан не закрыл Перси своей рукой, подставившись под атаку. Кровоточащая рана на предплечье, наскоро перетянутая обрывком плаща, оказалась меньшим из зол. К моменту, когда они добрались до лагеря, Вакс уже терял сознание, повиснув на плече Перси и переставляя ноги скорее по наитию.
Проходит множество утомительных, тягучих минут прежде, чем изнурённая, уставшая Пайк выходит из палатки и подзывает к себе Перси.
– Мне удалось вывести яд виверны из крови Вакса, его жизни он не угрожает, – произносит она, и Перси готов рухнуть на подкосившиеся от облегчения колени, целуя её руки в знак благодарности. Но целительница продолжает, и тон её звучит обеспокоенно. – Вам повезло, что особь, которую вы встретили, была детёнышем. Но надо учесть, что чем моложе виверна, тем сильнее действует её яд. Вакс получил сильное отравление, и остаточные симптомы могут проходить до утра: головная боль, тошнота, лихорадка, в худшем случае – бред и галлюцинации. Сейчас твоё присутствие рядом как никогда необходимо ему, Перси.
– Что я должен делать? – вопрошает Персиваль со всей серьёзностью.
– Организм Вакса быстрее восстановится во сне, – Пайк хмурит брови и массирует свой лоб двумя пальцами. – Но у яда есть один неприятный побочный эффект: он способен вызывать у жертвы приступы паники. В некоторых случаях может доходить до самоповреждения и полной дизориентации. От тебя потребуется помочь ему заснуть и проследить за его состоянием. Только и всего.
Перси кивает. Стало быть, отвлекать Вакса от панических приступов и следить, чтобы он не навредил себе. Во всяком случае, его задача не кажется слишком сложной. Поблагодарив Пайк за её работу, Перси заходит в просторную палатку, которую они с Ваксом делят на двоих.
Одного взгляда на Вакс'илдана достаточно, чтобы заметить, как сильно его лихорадит: болезненно раскрасневшееся лицо, взмокшие волосы, прилипшие ко лбу передними прядями, пот, стекающий по вискам тонкими блестящими дорожками, и тяжёлое хрипловатое дыхание сквозь приоткрытый рот. Перси садится рядом с ним и прикладывает ладонь к разгорячённой щеке. Вакс реагирует незамедлительно, подаваясь навстречу и подставляя лицо прикосновениям.
– Твоя сестра убьёт меня, когда узнает о случившемся, – горестно усмехается Перси. – И впрочем, поступит вполне справедливо.
– Не говори ей, – умоляюще стонет Вакс. – Векс всё всегда рассказывает маме. Она ведь будет волноваться.
Перси поправляет очки на переносице и делает глубокий вдох, а затем протяжно выпускает воздух сквозь сомкнутые губы. По крайней мере, Пайк его предупреждала.
– Ты помнишь, кто я? – спрашивает он, надеясь оценить масштабы повреждения рассудка Вакс'илдана.
– Персиваль Фредрикштейн фон... – начинает Вакс, но его лицо будто сводит болезненной судорогой, и он тихо шипит. – Давай не сейчас, хорошо?
Перси слабо улыбается. По крайней мере, Вакс находит для него место в своей горячечной искажённой реальности, и даже честно пытается вспомнить его полное имя.
Персиваль замечает, что губы Вакса высохли и потрескались, и он то и дело облизывает их, тщетно смачивая слюной. Чтобы хоть немного облегчить эти страдания, Перси подносит к его рту флягу. Вакс'илдан пьёт жадно, шумно, с явным усилием глотает воду, вцепившись пальцами в запястье руки, держащей сосуд, и заставляя наклонить его сильнее. Струйка воды стекает с уголка его рта, и Перси позволяет себе стереть её своим карманным платком. Затем коротко промакивает им влажный от испарины лоб и выемку между ключицами.
– Тебе бы поспать, – ласковым, на какой только способен, голосом произносит Перси, обращаясь к нему, словно к ребёнку.
– Только не уходи, – жалобно умоляет Вакс.
– Я буду здесь, – обещает Персиваль.
Сон Вакса тревожный и поверхностный. Он беспокойно мечется в постели, ворочаясь с боку на бок, почти беззвучно шевелит губами, неразборчиво и бессвязно бормоча что-то. Перси смачивает платок остатками воды из фляги и кладёт на его пылающий лоб, но очень скоро ткань становится тёплой и едва влажной, а Вакс'илдан снова лихорадочно ёрзает во сне.
– Векс... Нет! Векс! – вскрикивает он, резко садясь в постели, и в ужасе распахивает глаза.
– Спокойно, Вакс, дыши... – вкрадчиво произносит Перси, но Вакс, словно не слыша его, продолжает как заведённый повторять имя сестры. – Векс здесь нет.
– Где она?! Она жива?! Мне срочно нужно к ней!
Приходится приложить немало усилий, чтобы удержать Вакс'илдана на месте. Даже ослабленный болезнью, он не уступает Персивалю в силе, и продолжает рваться вперёд, сверкая обезумевшими глазами. Перси оказывается вынужден почти улечься на него, придавливая к постели всем телом, прежде, чем Вакс затихает и перестаёт трепыхаться подобно выброшенной на сушу рыбе.
– Всё хорошо, Вакс, – произносит Перси как можно более внятно, делая паузы между словами. – Векс дома. В безопасности. И она ждёт своего брата назад живым и здоровым.
Ощутив, как Вакс под ним расслабляется, становясь податливым, и обмякает в постели, Перси отпускает его и садится у него в ногах. Вакс'илдан смотрит из-под приопущенных век, обводя глазами палатку так, словно находится здесь впервые, и возвращает внимание Перси, проделывая это по кругу несколько раз. Персиваль хочет понять, что происходит в его голове прямо сейчас, но решает ни о чём не спрашивать, справедливо рассудив, что Ваксу стоит беречь силы, а не тратить их на пустую болтовню.
Беспокойный сон вскоре возвращается к Ваксу, а Перси, чтобы не заснуть, решает скоротать время за чтением книги, бросая поверх переплёта редкие взгляды на спящего. Страницы текут медленно, взгляд цепляется за строчки, а смысл слов теряется. Когда противиться свинцовой тяжести век становится невозможно, Персиваль ненадолго смыкает их, продолжая прислушиваться к хриплому дыханию рядом сквозь дремоту.
– Нет, пожалуйста! Оставь его!
Перси выпадает из сна в одно мгновение. Вакс по-прежнему лежит в постели, но вместо сопения и редкого неразборчивого бормотания слышатся почти непрекращающиеся стоны и хныканье. Персиваль подсаживается чуть ближе к изголовью и, склонившись, замечает, что по щекам Вакс'илдана крупным градом стекают слёзы вперемешку с потом.
– Вакс, – тихо зовёт его Перси, стирая слёзы большим пальцем, и бережно тормошит за плечо. – Проснись, я рядом, всё хорошо.
Проходит несколько минут прежде, чем Перси удаётся добудиться Вакса. И снова этот безумный взгляд. Открыв глаза, Вакс таращится на Персиваля так, словно увидел призрак, и пятится назад, упираясь спиной в тонкую холщовую стену палатки.
– Т...ты, – испуганно шипит Вакс. – Снова ты...
– Прошу, перестань, я тебе не враг, – Перси нерешительно протягивает к нему ладонь, будто пытаясь приручить пугливого дикого зверя. Ему и впрямь кажется, что ещё немного, и Вакс начнёт кусаться.
Но вместо этого, он неожиданно начинает смеяться. Громко, надрывно, на грани истерики, запрокинув голову и хватая воздух ртом.
– Не-ет, я знаю, что тебя здесь нет! – тянет Вакс сквозь задыхающийся смех, обращаясь к Перси, но в то же время к кому-то ещё, видимому лишь ему одному. – Не нужно скалить свой рот, ты лишь плод моего воображения! Он бы не впустил тебя обратно, – вытянув вперёд руку, он почти что тычет указательным пальцем в грудь Персиваля. – Перси прогнал тебя, навсегда!
Осознание настигает Перси, словно глухой удар в затылок, когда он слышит своё имя. Вакс'илдан обращается к Ортаксу – не реальному, а порождённому горячечным бредом. И сам прекрасно понимает это, если так отчаянно смеётся в лицо своему страху. Но главное, что Перси удаётся услышать в его словах – Вакс не обманывал, когда говорил, что верит в него. Он действительно доверяет ему сильнее, чем Персиваль способен доверять самому себе.
– Ортакса нет, – он по-прежнему осторожничает, касаясь плеча Вакса. Его кожа всё такая же горячая, и прикосновения обжигают пальцы. – Здесь только я.
– Я знаю, – Вакс уже не отшатывается и не пытается отползти подальше. Вместо этого он делает то, чего никак не ожидает Перси: порывисто жмётся к нему, обдавая жаром всё тело. – Перси... Расскажи мне сказку.
– Сказку? – дыхание опаляет ухо и шею, и Перси невольно содрогается то ли от этой непривычной близости, то ли от неожиданности просьбы. – Я не уверен, что вспомню хотя бы одну.
– Неважно, расскажи о чём угодно. Мне будет легче заснуть под твой голос, – тоном капризного ребёнка настаивает Вакс.
– Хорошо, – Перси коротко прокашливается и начинает рассказ, сочиняя на ходу. – Это сказка об одном мальчике, но не простом, а павшем принце. Сам по себе он не был плохим человеком, но лишившись титула и семьи, остался совсем один и позволил тьме поселиться внутри себя. Мальчик поверил в то, что эта тьма сможет стать ему лучшим другом. Но укоренившись в его душе, тьма начала разрастаться, вытесняя всё, что было до неё, и не оставляя места ничему другому.
Голос предательски сбивается и дрожит. Голова Вакс'илдана лежит на его груди сладостной тяжестью, такой горячей, что жар ощущается сквозь одежду, под кожей и рёбрами, заполняя грудную клетку. Перси уверен, что Вакс отчётливо слышит, в каком бешеном рваном ритме бьётся его сердце в эти мгновения. Но продолжает.
– Несмотря на то, что на пути павшему принцу встречались прекрасные люди, тьма никого не желала впускать в его сердце. Но был ещё один мальчик, рыцарь кинжалов. Поначалу у них не выходило быть даже друзьями, очень во многом они расходились во взглядах, и, как многих, его пугала чёрная, непроглядная тьма в душе нашего героя. Но всё же, рыцарь кинжалов думал о нём гораздо лучше, чем есть на самом деле, и как-то так получилось, что в чёрном сердце начало расцветать что-то прекрасное, чего не должно было быть. Естественно, тьме внутри принца это не понравилось. Она решила полностью подчинить его и занять его место, уничтожив его руками всё, что было ему дорого. И ей почти удалось, но оказалось, что было кое-что сильнее тьмы, и это была...
Персиваль замолкает. Последнее слово остаётся невысказанным и растворяется сладостью во рту. Дыхание Вакса на его груди выравнивается, и к утру, проснувшись здоровым и восстановившимся, он вряд-ли вспомнит об этой глупой сказке-не-сказке.
Возможно, это и к лучшему.
***
Перси распахивает настежь скрипучее деревянное окно и в комнату врывается поток холодного воздуха, принося с собой запах сырости и начинающейся зимы. Вакс наблюдает за тем, как Персиваль в одной рубашке и тонком жилете почти наполовину свешивается с подоконника, подставляя лицо порывам ветра и каплям влаги. Снаружи с самого утра моросит мелкий противный дождь.
– Простынешь, – предупреждает Вакс.
Его и самого кидает в жар от алкогольного градуса в крови, а в пыльном номере таверны, снятом за бесценок, стоит неприятная затхлая духота. Вакс подходит к раскрытому окну и не без удовольствия вдыхает свежий воздух, влажный и прохладный, ощущая, как начавшаяся было головная боль утихает. Вид завораживает – и речь совсем не о засыпанном жухлыми листьями внутреннем дворике под окнами таверны, где когда-то должен был располагаться сад.
– Без разницы, – отвечает Перси в совсем несвойственной ему беззаботной манере.
Ветер тормошит его седые волосы и небрежно развязанный шейный платок. Очки остались лежать на тумбочке, и светло-зелёные глаза Персиваля щурятся с непривычки, когда он смотрит на Вакса и пьяно улыбается. Ни следа его привычной аристократической сдержанности, но таким он очаровывает Вакс'илдана лишь сильнее.
Перси небрежно смахивает растрепавшуюся чёлку со лба тыльной стороной ладони и всё же отходит от окна, но лишь затем, чтобы взять со столика свой недопитый бокал. Вакс идёт за ним и подливает себе вина из глиняного кувшина.
Вино было идеей, конечно же, Перси. Вакс'илдан, оставаясь себе верен, предлагал заказать по пинте пива, но Персиваль воспротивился этой мысли. Кислое и терпкое домашнее вино, предложенное хозяином таверны, вряд-ли соответствует предпочтениям наследного лорда, но и выбирать им не приходится. В голову ударяет почти сразу и, как замечает Вакс, не ему одному.
– Ты красивый, тебе кто-нибудь говорил? – спрашивает Перси. На его щеках алеет хмельной румянец.
Ваксу говорили об этом не раз – в барах, тавернах, на городских улицах. Иногда так начинались короткие недолговечные истории, остающиеся не более, чем воспоминанием из его биографии, но чаще всё ограничивалось лаконичным "спасибо" и ни к чему не обязывающим флиртом.
С Перси всё совсем иначе. Самый простой незамысловатый комплимент вгоняет Вакс'илдана в краску, заставляя жарко пылать даже заострённые кончики ушей, и он чувствует себя пьяным влюблённым подростком.
– Это потому что ты пьян или потому что смотришь на меня без очков? – пытается отшутиться Вакс.
– Потому что я наконец нашёл в себе смелость сказать тебе это, – отвечает Перси, и Вакс замечает, что бокал в его руке дрожит, а недопитое вино плещется на дне. – Даже если ради этого пришлось перебрать с вином.
Вакс смотрит на нервные тонкие губы Персиваля, и хочет смять их своими, сорвать с них его поздний первый поцелуй, словно спелый плод. Его слова имеют смысл по отдельности, но Ваксу требуется время, чтобы уложить их у себя в голове и добраться до сути услышанного. Перси неловко крутит ножку бокала между пальцами, второй рукой беспокойно теребя на себе воротник, словно он сдавил ему шею, мешая дышать. И упорно прячет глаза, уставившись себе под ноги, а Вакс так хочет снова встретиться взглядом с этой нежной весенней зеленью.
– У тебя просто фантастические глаза, – говорит он. – Особенно когда ты не прячешь их за стёклами очков.
Перси поднимает взгляд, полный растерянности и какого-то недоверия. Зелень глаз становится насыщеннее и гуще. Его лицо так близко, что Вакс может ощутить тёплое дыхание, срывающееся с его приоткрытых губ. Слишком близко. Момент – и бокал в руке Персиваля опасно наклоняется, а вино плещет кроваво-красными брызгами на его белую рубашку.
Вакс'илдан спешит забрать бокал из его руки, пока Перси шарит по карманам своего плаща в поисках платка. Они соприкасаются лишь на несколько секунд, и Вакс ощущает своими пальцами, как коротко и почти незаметно вздрагивают под ними пальцы Перси. Он ставит бокал на стол, садится на заправленную постель и наблюдает за тем, как Персиваль тщетно пытается оттереть алые пятна с ткани безнадёжно испорченной рубашки и, закатав манжет рукава, вытирает скомканным платком своё запястье от следов вина.
Очарование момента рассеивается и Вакс'илдан ощущает себя идиотом. Ещё секунду времени, ещё на пару сантиметров ближе – и он действительно поддался бы своей мимолётной прихоти, воспользовавшись состоянием Перси. Вакс не так сильно напился этим вечером, но близость Перси опьяняет его сильнее алкоголя. И сейчас, как никогда, Вакс боится всё испортить.
Раздосадовано всплеснув руками, всё ещё огорчаясь по поводу испорченной одежды, Персиваль садится рядом с ним. Очень близко. Ваксу хочется отдалиться, сказать ему «не нужно, прекрати быть так близко, перестань быть таким очаровательным». Но разум бессилен над чувствами, и он кладёт ладонь на колено Перси.
– Знаешь, я презирал все эти любовные романы, когда был подростком, – произносит вдруг Перси.
Вакс не понимает, к чему он ведёт, но хочет, чтобы он продолжал говорить о чём угодно, пусть даже о бессвязных забавных глупостях.
– Моя старшая сестра ими зачитывалась, а я не понимал, почему герои придают такое значение первому поцелую, почему они ждут его с таким трепетом и замиранием сердца. А теперь наконец начинаю понимать.
– Я не краду первые поцелуи, это не в моих правилах, – отвечает Вакс'илдан с усмешкой самодовольного болвана.
Наглая ложь. Вся эта сентиментальная ерунда – последнее, что заботило Вакса, когда он был моложе и ещё не успел растратить весь азарт на хорошеньких девиц в кабаках и тавернах. И Вакс не стал бы останавливаться, сорвав первый поцелуй, что так стыдливо предложил Перси, а затем и ещё десяток поцелуев уже со влажных, раскрасневшихся губ. С превеликим наслаждением Вакс заставил бы искры удовольствия брызнуть из зелёных глаз.
Если бы Персиваль не был для него настолько по-особенному щемяще и болезненно важен.
– Ну и какой из тебя, в таком случае, вор? – улыбается Перси, склонив голову вбок.
Фраза, которая могла бы звучать весьма оскорбительно, вызывает у Вакса короткий приступ смеха, учитывая то, кем и каким тоном она произнесена.
– Ты принимаешь меня за какого-то карманника, – с укором произносит Вакс'илдан. – Что бы ты ни думал, у воров существует кодекс чести, – в один миг он становится смертельно серьёзен. – А мы с тобой вернёмся к нашему разговору утром. Не пойми неправильно, но я хочу, чтобы ты принимал такие решения на трезвую голову. Ты сейчас в таком состоянии, что я даже не уверен, что ты бы запомнил этот поцелуй.
– Ты прав. Такое я хотел бы помнить в деталях.
Перси совершенно очаровательно краснеет и одновременно с этим зевает, прикрывая рот рукой. В уголках его глаз выступают капельки слёз, и Вакс совсем не уверен, что сможет влюбиться сильнее в этой жизни, и что хоть раз до этого был действительно влюблён.
Они ложатся прямо в одежде на нерасправленную постель. Перси слишком пьян, чтобы волноваться о таких мелочах, а Ваксу слишком всё равно – в конце концов, им доводилось ночевать и в менее комфортных условиях. На столе дребезжит, догорая, свеча, и Перси прячет лицо от бликов света на груди у Вакса.
Завтра утром всё будет иначе – им снова придётся куда-то бежать или с чем-то бороться, а всё, что произошло (и чего не произошло) в номере захудалого трактира, останется за его дверью. Возможно, Перси станет усиленно играть с Вакс'илданом в прятки, избегая оставаться наедине. Но пока что у Вакса есть время, чтобы представить, что может быть иначе. Что они проснутся в одной постели где-нибудь ближе к полудню и даже без похмелья, и наконец, объяснятся в том, что давно и незримо висит в воздухе между ними всякий раз, когда они оказываются вдвоём.
«Ты ведь тоже чувствуешь это, Перси?» – мысленно спрашивает Вакс у светлой макушки и испытывает что-то близкое к счастью.
***
В комнате Вакса витражное окно, и на расвете солнце пробивается сквозь мелкие стёклышки разноцветными лучами. Они касаются лица Перси, слепя глаза сквозь тонкие веки, и заставляют недовольно жмуриться, прикрывая лицо ладонью. При попытке же отвернуться на другой бок, Персиваль обнаруживает себя в ловушке крепких и проворных рук.
Немного привыкнув к свету, он открывает глаза. Вакс'илдан безмятежно спит на соседней подушке, лёжа спиной к окну, и коварное солнце его вовсе не беспокоит. Перси даже забывает о том, как досадно был разбужен пару минут назад, вырванный из сладкого сна, поскольку реальность оказывается прекраснее. Прядь волос Вакса спадает на его лицо, касаясь безупречной мягкой линии губ, веки едва заметно подрагивают, а обнажённые смуглые плечи и чуть выступающие ключицы по-прежнему заставляют Перси стыдливо краснеть, поймав себя на любовании обнажённым телом.
В объятиях Вакса тепло и безопасно, словно в коконе из самого тёплого одеяла (Персиваль перестал нуждаться в одеялах с тех пор, как ему стал доступен этот живой источник вечного летнего зноя). Перси осторожно убирает прядь волос с его лица и невольно улыбается, когда угольные ресницы вздрагивают чуть сильнее.
Так начинается каждое утро Персиваля де Роло за последнюю неделю. Вакс'илдан обещал, что теперь так будет всегда, но всё равно первые минуты после пробуждения уходят на осознание реальности происходящего. Раньше им доводилось засыпать вместе, но наутро, проснувшись первым, Перси оказывался вынужден покидать спящего Вакса, не оставляя ни следа своего ночного присутствия, либо наоборот, просыпался в одиночестве на холодной постели, убеждая себя в том, что совсем не расстроен.
Вакс приоткрывает один глаз и сонно трёт второй, улыбаясь Перси уголком губ. Приходится выждать некоторое время и дать проснуться прежде, чем поцеловать его в лоб. Это их маленький утренний ритуал на удачу.
– Доброе утро, – произносит Вакс немного хриплым, заспанным голосом.
– Доброе утро, – отвечает Перси, но губы Вакса ловят последний слог.
И пусть Персиваль не может сказать наверняка, сколько ему отмерено этого тихого светлого счастья, одно он знает точно: это не последнее утро, что они подарят друг другу.