Баам часто навещает Агеро, несмотря на то, что на него самого после тренировок с Эванхэлл без слёз не взглянешь. Именно его цветы копятся у парящего над полом контейнера, который Баам даже про себя отказывается называть гробом.
Баам и сейчас принёс несколько — мнёт в руках пятёрку белых камелий, печально улыбаясь. Камелии не вянут, спасибо Шинсу, и потому их скопление почти похоже на поле. Прекрасное, полное томительного ожидания, белоснежное поле.
Баам вздыхает — рассказы Рахиль о цветах, о значении их видов и количестве в букете, казались ему раньше чем-то бесполезным. «Какие цветы», — думал он, — «Какие цветы могут сказать больше, чем слова?». Сейчас он уверен, что, задай свой вопрос вслух, она ответила бы ему то, что так отчаянно больно было осознавать теперь. «Есть вещи, которые слишком сложно сказать вслух, но ужасно хочется».
Баам прислоняется лбом к прохладной поверхности, мимолётно наслаждаясь утихающей пульсацией обожжённого лица. Офицер Йеон, по словам Эвана способный разморозить Агеро, ещё не прибыл и мог не успеть вплоть до момента, когда Баам отправится вызволять Учителя. Об этом думать слишком печально — он надеялся, что сможет хотя бы быть рядом, когда застывшее на все эти недели лицо Агеро наконец дрогнет, нахмурится. Когда невероятно синие глаза откроются, ещё подёрнутые поволокой боли и сонливости.
Баам представляет, как обнял бы Агеро. Сжал бы до синяков, и своих, и чужих, и прошептал непослушным голосом о том, как скучал. Поблагодарил бы за то, что выжил, хоть и перепугал почти до нервного срыва.
Баам представляет, как камелии окрасились бы красным в его руках, когда он протягивал бы их Агеро позже, оставшись наедине.
Баам уверен, это он сделать смог бы. Протянуть цветы — не сказать такое сложное, такое невозможное:
«Я люблю вас, господин Кун».
Осталось лишь совсем немного.
— Ещё немного…
Баам проводит по поверхности контейнера, пока болезненно умоляющий шёпот вырывается из его горла:
— Продержитесь ещё немного, Господин Кун, прошу.