ночь.

Эта неделя началась хуже с самого начала. Крис опустила руки после выгона девятой недели, её вновь и вновь раздражала Таня, которой будто бы все были обязаны и должны, которая ставила себя выше. Ещё и Сырок, всё время смотрящая так, будто сама вот-вот кинется, будто ещё пять минут и она начнёт разборку с Желточенко.

Однако, неудача за неудачей всё больше били по ней, лишенной всех своих друзей, лишенной какой-то справедливости касательно Танка, тем, что с самого утра их покатили на ферму, где она обидела и Настю. Немного стыдно, но и просить прощение также, как Каширина, на камеру — не хотелось, кто бы как не считал, она здесь не ради ебливого хайпа, хотя и ежу понятно — фанатов станет до-хе-ра, хотя их и раньше было немалое количество.

Второе — она не смогла притормозить, когда Лариса пыталась её образумить, остановить. Ушла, блять, в защиту и куда это привело? К ещё большей напряжённости.

Мужик, драка, дрожь не то из-за адреналина, не то из-за страха потерять… шанс? школу? кого-то дорогого, к которой прикипела? Крис не знает, поэтому и сдувается, как какой-то дешёвый шарик. Стараться не хотелось, раздражение растёт быстрее, чем силы для продолжения. Поэтому в ночь, когда все спокойно спят перед выгоном, считая, что работали эту ебучую рабочую неделю чуть ли не на белую ленту, сама Крис сидит на кухне в полной темноте и медленно пьёт воду из стакана, глядя через окно на фонарь и думая, а не собрать ли ей вещи?

— Почему не спишь? — Лариса оказывается рядом слишком неожиданно, но даже на то, чтобы вздрогнуть, у Штрэфонд нет сил. Она лишь слегка поворачивает голову к этой Матери Терезе местного разлива, да, поджав губы, пожимает плечами, следя, как Кравцова рядом присаживается и стакан с водой отбирает. Вначале нюхает, это становится привычкой, чтобы чего-нибудь опасного не выпить, а потом хмыкает, глядя на ещё больше безэмоциональную Крис, чем даже на первой недели, — что с тобой творится?

— А что со мной творится? — стакан отбирает, отводит с пустыми глазами и таким расслабленным лицом взгляд обратно на фонарь, что становится страшно, неужели, даже столь сильного человека что-то смогло откинуть так сильно назад? сделать хуже?

— Ты закрылась. Вернулась Крис с первой недели, которая на всех смотрела с подиума и сама не понимала, что чувствует, — девушка кладёт ладонь на плечо, которую тут же стряхивают. Но Лариса пытается снова, укладывает, сжимает крепче, — скажи мне… пожалуйста, Крис, — она вновь играет в спасателя и это даже бесит, но злиться на этого ангела невозможно. Она безумно добрая, видавшая просто ужасные вещи, испытывающая ещё больше, но всё равно улыбается каждый день, раскрывает объятия даже для Тани, кидается успокаивать её, при том, что ключица болит, что явно ещё не полностью восстановилась.

— Иди отдыхай, Ларис. У меня месячные, — лжёт, но так всегда намного легче, чем вскрывать гнойники и копаться в ранах. Это легче, чем признаться, что ты устала, чем выпустить то, что не даёт шарику вновь надуться и взмыть столь же высоко.

— Не ври. Не мне, Крис, — она не двигается, остаётся сидеть, как сидела, да держится за плечо одноклассницы, к которой тянуло намного сильнее, чем просто к подруге. Лариса сейчас не просто друг или человек, желающий оказать помощь из-за своего синдрома.

— Что ты хочешь услышать? — она поворачивает голову к Кравцовой, вновь сбрасывает ладонь, а после ловит её своей, сжимает, вздыхая. Кристина устала. Просто безумно и сейчас она на грани, на такой тонкой, что уже трещины поползли.

— Правду. Которую ты ценишь также, как и справедливость, — Лариса переходит на шёпот, сжимает ладонь подруги в ответ, да задерживает дыхание, собираясь с силами, чтобы продолжить, чтобы точно узнать, что с подругой происходит, — ты никогда так не рычала на всех: Настю обидела, на Олю быканула, с Сырком и Дашей срёшься. Что не так?

— Я устала, — Крис вздрагивает, вначале пытается закинуть голову, чтобы всё быстрее кончилось, а после прижимается к Ларисе. Резко, не давая ни ей, ни себе опомниться. Сжимает её в объятиях и скулит. Совсем не по львиному, совсем не как сильный человек, а как девочка, при чем обычная и понимающая, насколько внутри всё крутится будто в блендере, перемалывается не в какое-то смузи, а просто в кашу, — меня так всё заебало. Я уехать хочу. Мне надоело.

— Если ты хочешь уехать, то уезжай, Кристина. Хотя я уверена, что ты дойдёшь до финала. Ты сильная и вдохновляешь… меня, — Лариса обнимает в ответ, гладит по этим жёстким дредам, сжимает их, — тебя не выгонят. Ты слишком многого добилась, я вижу, и я безумно дорожу тобой, — девушка не сдерживается, тоже плачет, потому что придя два с половиной месяца назад в проект, она не ожидала, что привяжется к кому-то столь сильно, что будет переживать почти также, как за сестру.

Крис сжимает пижаму Ларисы, впивается пальцами в ткань, старается даже во время этого срыва, истерики не причинить девушке боль. Она помогает, жертвует сном, которого здесь всегда будет не хватать, искренне интересуется и поэтому Штрэфонд отпускает эту ситуацию, позволяет ей выйти из тела с очередным выдохом воздуха, расслабляя не только плечи, но и душу.

Они не скоро разрывают объятия. Крис тут же порывается стереть рукавом своей красной рубашки слёзы, что оставили слишком дорожек на щеках, но Лариса опережает, проводит нежно сама, осматривает в слабом свечении уличного фонаря, заглядывает прямо в глаза и зависает, когда замечает то, в каком удивлении смотрит на неё девушка.

— Что? Я забыла умыться? — тут же отпускает лицо Крис, да тянется к своему, проверяет, есть ли кроме слёз что-то на кончиках пальцев, щурится.

— Нет, я просто… — она чуть улыбается, приподнимает брови, пожимая слабо плечами. Просто была удивлена, что рядом оказалась такая прекрасная девушка и как же хотелось нарушить её личное пространство, прижать к столу, лишая привычной опоры и находя ту в плечах Крис, но та всё ещё вначале много думает, а уже потом говорит или делает, — я не знаю, как вас с сестрой путают. Вы разные.

— Ну теперь, у меня есть шрам на ключице от нашей Тани, а у Оли слегка ещё глаз припухший, — Лариса поправляет нервно рукава, улыбается, отводит тему, да отбирает стакан с водой, прячась за ним.

— Я не про это. Пошли спать, — она не нарушает личных границ Ларисы, не утаскивает её в водоворот какой-то интрижки, но старается показать, что хочет дать этой девушке всё то, чего она была лишена, а именно уважения и той самой безграничной, которую заслуживает Кравцова.

И хоть Крис не знает, что сама Лариса уже давно ко всему готова и согласна, добьётся её вне проекта, когда всё уляжется и Штрэфонд сможет сделать всё красиво.

Они спали вместе, прижимаясь друг к другу — горячая «северная» Крис и вечно замерзающая из-за нервов Лариса. И хоть на выгоне всё пошло по такому сценарию, который не могла себе представить даже планирующая и предсказывающая всё Кристина, сейчас они нашли свою тихую гавань и вберут всё до последний капли.