Запасной вариант.

Наверное, Уэнсдей поняла всё сразу после поцелуя. После того, как Тайлер отстранился спустя время. И до того, как тело Аддамс пронзил «ток», показывая тот самый недостающий пазл.

Она выбежала. Глядя на него с эмоциями, со страхом, а также, ощущая, что её тёмные губы навек испачканы.

Она ведь поняла сразу, но решила убедиться, что… Тайлер не тот, к кому её тянет. Что он абсолютно ей не подходит, что её к нему тянуло из-за этого чертового секрета, а не любви и всей той лабуды, в которую должна вляпаться каждая девушка.

А потом всё завертелось так быстро, что Уэнсдэй и понять не успела: попытка убийства Уимс, похищение самой Аддамс, воскрешение врага её дальнего родственника, да и собственная «вторая» жизнь.

Которая началась с кровавой луны и Энид Синклер. Её личного проклятия в этой неразберихе. И, чёрт бы побрал того, кто наложил на Аддамс такое проклятие, на всю её семейку, что любовь у них работает иначе, чем у кого-либо ещё. Что за свою пару, как и та из-за них, они умрут и убьют. Несколько раз. И никогда не отрекутся, покуда давняя подруга с косой не попробует их разделить.

Но она уходит, даёт своей волчице шанс разобраться с тем, кто посмел обманывать Уэнсдей, а сама спасает школу с помощью… Друзей.

Она зарекалась привязываться к кому-либо, но люди сами липли к ней, оказывались рядом, и Уэнсдей не могла оставить их, не могла позволить умереть из-за себя.

Только она смеет причинять боль и издеваться над своими друзьями и родственниками.

Поэтому, словив стрелу из-за идиота, что оказался в тюрьме по причине недоверия к кому-либо у Аддамс, она спустя время шла к воротам, думая лишь об одном — Энид смогла обратиться. И… справилась ли?

Ответ на её вопрос был получен буквально тут же, оказываясь в неожиданных объятиях от блондинки. И Уэнсдей отстраняется только для того, чтобы глянуть на неё: грязную, в крови врага, со слезами на глазах и ранами на лице. А потом обнимает её, прижимает покрепче к себе, забывая о боли, о тех, кто стоит рядом. Она крепко сжимает Энид в своих руках и, наверное, впервые в жизни, прикрывает глаза, всецело доверяясь этому светлому волку.

Они возвращаются в комнату, Вещь заботливо, как самый целый (если обрубок с шрамами по всей кисти можно таковым считать) помогает девушкам привести себя в порядок.

— Энид, — едва девушка оказывается в комнате на своей постели, тут же устало плюхается, сворачиваясь в позу эмбриона и прикрывая глаза. Но, слыша своё имя, тут же устало их открывает, внимательно слушая соседку, — не отключайся.

Она хотела бы сказать больше. Хотела бы сказать, что одного трупа на сегодня ей хватит, что на похороны ей не очень-то и хочется после произошедшего. Но лишь отдаёт приказ, пока снимает свой пиджак, который испорчен стрелой Ксавьера, да оказываясь в некогда белой рубашке с двумя дырками: одна на животе, куда враг Гуди решил воткнуть нож, проворачивая по кругу, заставляя Уэнсдей истекать кровью; а вторая в плече, когда девушка решила избавить себя от созерцания трупа Торпа. Их счёт, наверное, сравнялся, ведь это можно считать за извинения после заключения, верно?

Она сбрасывает с себя этот клочок ткани, да направляется в ванную, прихватив с собой только сменную одежду.

В ванной же, достав то немногочисленное, что «случайно» оставила, спрятав где-либо для будущих соседок Энид, да аптечку, глянула на себя в зеркало. Выглядела… не идеально. Самое то, чтобы оказаться на хирургическом столе под скальпелем какого-нибудь докторишки, пока родственники не выкрадут её тело, чтобы похоронить на семейном кладбище.

Но она лишь слегка приподнимает одну бровь, доставая необходимое, чтобы обработать свою рану, кровь из которой всё ещё сочилась по её чересчур светлому телу.

Сжимая губы, ибо это было малоприятным действом несмотря на все предыдущие пытки, Уэнсдей вскоре приводит себя в приемлемый вид, выходя с чистыми руками и лицом.

Первым делом, даже не удосужившись убрать окровавленные бинты из раковины, она подходит к Энид, что цеплялась когтями себе в руку.

Не понимая, что та творит, Уэнсдей, мягко, насколько она могла, коснулась её запястья, мешая в любом случае навредить и ей, и себе.

— Синклер, — снова зовёт её, вынуждая чужие глаза слегка испуганно открыться от касания и голоса. Но потом испуг уходит и Энид садится на постели, глядя на более… свежую, в отличие от неё, Уэнсдей. Однако её глаза бегают по комнате и вскоре замечают брошенную форму соседки на полу. Брошенную и безумно кровавую.

— Почему… так много крови? Тебя ранили? — их руки меняются местами и теперь уже Энид цепляется за запястье Уэнсдей, но та лишь со своим привычным выражением лица слегка кивает, — куда? Тебе больно? Может, всё же к врачу?

— Энид, — останавливает её болтовню, едва ли сдерживаясь, чтобы не отпустить побольше злых шуток. Но рядом с ней — не может. Особенно не сейчас, когда подруга едва ли не погибла, защищая её в своё первое превращение, — ты не хочешь этого знать. Пошли, — и, не давая девушке ни секунды на размышления, тянет обратно в ванную, где, с помощью Вещи было всё приведено в порядок (более менее) и даже найдена табуретка, на которую вскоре была усажена оборотень.

— Ты… ты же не умрёшь?

— В планы не входит, — она достаёт всё самое нужное, концентрируясь только на задаче обработать раны Энид, совершенно не обращая внимания на то, как эта самая подруга смотрит на неё с примесью страха потери и радости, что действительно жива.

— А… Что ты сейчас делаешь? — Синклер чуть ведёт безумно гудящим телом, которое действительно болело и желало попросту упасть на кровать в беспробудный сон. Её лёгкие раны на руках — попытка выполнить приказ Уэнсдей и не заснуть. Вот почему её когти были в собственной плоти.

— Готовлюсь оказать тебе медицинскую помощь. Медсестра ещё не приехала, — сухо и по фактам, тут же объясняя то, что нужно было. Но умалчивая, что попросту волнуется, будто раны Энид намного серьезнее, чем кажется только лишь по лицу.

Действительно не готова к… Новой соседке.

— Ты? — Энид, всё ещё борясь со своим сном, чуть сжала рукава грязного пальто, подняв голову и заглядывая в глаза Аддамс, — собираешься отомстить за объятия?

— Не сегодня. Лишь… Вернуть долг за спасение, — Аддамсы не говорят спасибо, Аддамсы лишь возвращают долги. И обычно с удвоением. Боль за боль, добро за добро.

— А… Наверное, хорошо, — Энид кивает, принимая подобный ответ, но голову не опускает, следя за выверенными действиями Аддамс.

— Снимай, — поворачиваясь и глядя в грязное, с засохшей кровью, лицо Энид, Уэсндей всё ещё не показывала какой-либо эмоции. Тем более волнения, которое испытывала.

— Н…но…

— Будто я чего-то не видела, — Уэнсдей, которая разбирается в медицине, которая видела трупы в их могилах и на хирургических столах, не будет удивляться женскому телу. Даже если забыть о факте, что Синклер вызывала у неё ком эмоций, заставляющий желать воткнуть ещё один нож себе в живот и вытащить то, что там барахталось.

Вряд ли бабочки, они бы не выдержали кислоты в желудке, а вот в кишечнике им мало места, но глисты…

— Ну… — расслабляя свои руки и смущённо разводя те, позволяя пальто упасть, едва ли сдержалась, чтобы не прикрыться. Уэнсдэй ничего не говорила. Никак не проявляла… Интереса или ещё чего-нибудь.

Аддамс же, будто и не видя перед собой обнаженную грудь, обращала внимание лишь на глубокие раны.

И она будет лгуньей, если соврёт, что не сжала свои зубы от злости к Тайлеру и этому проклятому Хайду внутри него.

Ну и к Энид, потому что она была одна. Что девушка собиралась делать, если бы не превратилась? Как смогла бы помочь Аддамс?

Но она молчала. И даже не ругала. Лишь более аккуратнее, чем себе, обрабатывала раны, стараясь сделать так, чтобы ни одна капля не упала ниже, чем уже есть.

И после, когда Энид пару раз чуть не отключилась, Уэнсдей протянула ей полотенце.

— Тебе следует принять душ, — она хотела бы спросить, нужна ли Энид помощь, но та, явно смирившаяся со своей слабостью и тем, что Уэнсдэй пока не хочет её убить, да и… осторожно всё обработала, лишь слабо вздохнула и попросила о помощи.

И Уэнсдей кивнула. Тут же помогая встать.

А потом помогая и отмыться от чужой и собственной крови, от грязи, убрать листья на голове, накидывая после на Энид полотенце, помогает ей вернуться в комнату, где её постель уже была подготовлена Вещью, что прибрал испачканный плед в сторону.

— О… Спасибо, — вновь приобнимая Уэнсдей, тянет её с собой на постель, вынуждая Аддамс сесть рядом. А после, цепляя футболку, тут же натягивая её поверх полотенца, вскоре откидывает то, надевая впоследствии и шорты. И уже упав в постель, вновь поймала запястье девушки, — останешься?

И Уэнсдей хотела бы отказать. Хотела бы и дальше смотреть на свою сторону, где уже была разобранная кровать, но… видимо, у неё не было выбора.

— Ты поступила сегодня безумно глупо. Не делай так больше, — но укладывается рядом. На самый край.

— Зато я спасла тебя… Мы же друзья?

— Ты храбрая, но безумно глупая. Спи.

Так и не получив ответа, Энид, как могла, прижалась ближе к Уэнсдей, но не распускала руки, понимая, что несмотря на все их касания, терпение Уэнсдей может закончиться.

Но сама Аддамс решила все проблемы в голове Энид, накрыв её запястье своей ладонью.

— О. Доброй ночи, Уэнсдей, — и, прикрывая глаза, Синклер наконец-то уснула. В принципе, Аддамс тоже не долго мучалась от сладкого запаха, которым была пропитана вся постель девушки. Её тоже срубила усталость.

***

Проснувшись от слабого стука в дверь, Уэнсдей встала первая, распахивая ту и глядя на самоубийцу, который посмел ломиться к ней… К ним с самого утра.

— О! Уэнсдэй! — мельком заглядывая в комнату, замечая спящую Энид, Юджин тут же переходит на шёпот, кивая Аддамс, чтобы та вышла и закрыла дверь.

— Что? — глядя на друга, также перевела взгляд на Энид и действительно покинула спальню. Пусть оборотень ещё поспит. Судя по ранам на её лице, регенерация действительно работала.

— Директор Уимс! Она жива! И очень хочет увидеть тебя! — продолжая шептать, парень едва ли мог устоять на месте.

— Что? — Уэнсдей… Видела её смерть. Видела, как пена шла из её рта, а взгляд постепенно превратился в нечто немигающее, — как?

— Не знаю! Но это так! Медики нашли её со слабым пульсом в оранжерее. А в руке была склянка с антидотом!

— Где? — даже не приведя себя в порядок, она уже была готова рваться к директрисе. Живая. Значит… Никто не умер из-за Уэнсдей? Значит и Тайлера, и Лорен арестовали за убийства Нормисов. И у Аддамс есть свидетели…

— В больнице, конечно. Тебя отвезёт тренер по фехтованию, — кивая и уже отправляясь к лестнице, была поймана за предплечье Юджином, — стой. Тебе надо обуться.

Недовольная, Уэнсдей всё же тихо вернулась в комнату, где быстро обулась, стараясь не шуметь. Не то, чтобы она была и обычно громкой, но девушка искренне старалась не разбудить волчицу. Та вчера спасла ей жизнь. Уэнсдэй стоит быть с ней заботливее.

Спустя время, подходя к палате, заметила спящую мисс Уимс. К ней было проведено много трубочек, но маска отсутствовала. Значит, не кома. Значит, антидота хватило, чтобы спасти её…

Присаживаясь рядом в кресло, Уэнсдей смотрела на её лицо, пока та не улыбнулась, раскрывая свои глаза.

— Вы безумно тихо ходите, мисс Аддамс, — укладываясь удобнее, с помощью кнопки помогая себе быть повыше, смотрела на темноволосую девушку, — после того, как вы разгадали смерть Гарретта Гейтса, я стала носить антидот с собой. На всякий случай.

— Слишком много похорон может и наскучить, — не признавая тот факт, что попросту не хотела бы видеть в гробу Ларису Уимс, Уэнсдей продолжала на неё смотреть.

— Я рада, что вы справились. Кто-нибудь ещё пострадал?

— Энид. Она смогла обратиться. И получила много ран.

— Ей оказана помощь? — кивок, — вами? — ещё один, заставляющий Ларису улыбнуться ещё ярче, прикрывая глаза, — всё же, Офелия Холл волшебное место.

— Вы хотели меня видеть.

— Хотела сказать, что… я передумала насчёт Вашего исключения из школы.

— Снова разбирать вещи? Или отправите всех на каникулы, как обычно?

— Думаю, всем будет лучше остаться. Ну кроме тех, кто рвётся домой. Мисс Торн… Гейтс. Жива?

— К сожалению. Но была без сознания и слегка опухшая, когда её увозили, — на секунду могло показаться, что уголки её губ приподнялись в улыбке.

— Хм… Ладно. Тогда у меня предложение, мисс Аддамс, — продолжая смотреть на директора, Уэнсдей никак не отреагировала, продолжая ждать, — давайте работать сообща? Если вновь что-то случится, а я уверена, это лишь начало, держите меня в курсе. А я буду держать Вас в академии.

— А вы держите оружие и антидот. И запишитесь в зал, вам бы реакцию улучшить, — вставая, чуть кивая, направилась к выходу, буквально своей макушкой ощущая улыбку от мисс Уимс.

Вернувшись в комнату, заметила слегка встревоженную Энид, что, заметив входящую Уэнсдей, тут же подскочила с постели, хватая её за больное плечо, заставляя Уэнсдей сделать резкий шаг назад.

— О… О боже! Прости, прости! У тебя там рана, да? Я убралась в комнате, выкинула твою рубашку… Откуда раны? — задавая много вопросов, Энид смотрела прямо в глаза девушки, явно взволнованная её отсутствием.

— Вначале нож, потом стрела.

— Нож? Ты… Ты всё ещё жива? — искренне удивляясь, явно едва ли сдерживающаяся от того, чтобы не глянуть на живот Аддамс, Энид бегала глазами.

— Там чисто. Мне помогли, — заканчивая на этом разговор, была приятно удивлена приехавшим вещам и заправленной постели.

Это явно не Вещь, ему бы не хватило сил, значит Энид. Ведь больше и некому.

— Помогли? Кто? — подходя к стороне Уэнсдей, ожидая какого-либо ответа, едва ли не бегала вокруг неё заведённой юлой, пытаясь узнать всё и сразу.

— Гуди.

— Твоя пра-пра??? А как? А тебе точно не больно? Может, чувствуешь что-нибудь новое? Тебе нужна помощь?

— Энид, — вернув пишущую машинку на место, обернулась к девушке, осматривая её тело. На лице уже были одни лишь шрамы, будто после драки прошло пару недель.

Удивительно.

— Не мешать, поняла, — поднимая руки с яркой улыбкой, отошла от девушки на свою сторону, наблюдая за ней и дёргая свесающей с постели ногой.

В принципе… На этом всё. Школу ремонтировали, искали нового учителя ботаники, радовались, что директор Уимс всё ещё на своём посту, а также… просто жили дальше.

Все, кроме Уэнсдей, которая жила с самым настоящим активным щенком. После обращения Энид стала ещё более активной и шумной. Теперь её приняли оборотни, её отношения с Аяксом тоже продолжались, а Уэнсдей…

После ночи вместе их отношения, кажется, исчезли. Будто невидимая полоса на полу разделила не только их части комнат, но и самих девушек.

Уэнсдей не хотела разбираться. Её устраивал тот момент, что волчица хотя бы не съезжает, а со своими чувствами Аддамс как-нибудь справится. Не впервые.

Рядом была виолончель, Вещь и её пишущая машинка, куда Уэнсдей выливала всё то, что не могла держать внутри, а после, глядя на повторяющееся имя девушки оборотня, лишь кидала лист в мусорку, слегка играя желваками.

Проклятье Аддамсов. Интересно, что будет, если пара отвергнет? Учитывая, что её родители были поглощены любовью друг к другу, видимо, Уэнсдей попросту вновь станет самой собой.

Лишённая чувств, эмоций и каких-либо привязанностей.

Наверное, так бы и лучше, ведь ставить Энид в курс своих чувств было бы бессмысленно. У неё есть отношения. Она теперь волк, у которого есть стая. На кой ей какой-то гот, которая вначале целует монстра, а после этими же губами признаётся в чувствах?

— О боже! Уэнсдей! — влетая в очередной раз в комнату, девушка тут же оказывается у стола с соседкой, готовая рассказывать ей абсолютно всё.

Однако, тут же смяв лист, Аддамс даже не глянула на неё.

Зато снова защелкали клавиши, перенося мысли Уэнсдей на бумагу.

Энид ещё какое-то время постояла, моргая и ожидая, когда же подруга к ней повернётся, но…

Та не шелохнулась. Погруженная в свою работу, она так и не сказала ничего Энид.

Но когда работа была окончена, волчонок снова попытала счастья.

— Я должна тебе кое что рассказать! — на этот раз Аддамс хотя бы глянула на неё, явно уже подобным действием показывая, что слушает, — в общем! Мы, оборотни, сегодня играли в парке. И это так классно! Они все такие забав…

— Напомни, это те оборотни, которые обходили тебя стороной, пока ты не обратилась? — слегка щурясь, явно надавив на больное, Уэнсдей попросту ждала реакции.

— Это просто инстинкт… Так… Так бывает. Я же маленькая, раз не обратилась. И… Неправильная.

— Глупая. Но они — деградировавшие псины. Ты для них как игрушка. Что есть, что нет.

— Не говори так! В стае каждый важен! И вместе мы…

— Ты. Ты спасла мою жизнь одна. Не стая волков попыталась отбиться. А ты одна, — не давая Энид больше сказать ни слова, отправилась в ванную, где наложила новую повязку на плечо, наблюдая, как медленно заживает столь глубокая рана.

После возвращения Энид уже лежала в наушниках, слушая музыку и явно что-то заполняя для блога.

Они больше не говорили.

Сидя как-то под «крылом» Аллана По спустя пару дней, Уэнсдей читала какую-то книгу. На удивление, девушка частенько читала, ведь, чтобы писать, надо опираться не только на собственный опыт, но и на то, как писали такие люди как Лавкрафт и По.

Но её чтение было резко прервано отъезжающей статуей. Кто-то среди дня, прямо в обед, был в тайном месте Белладонны?

Вставая и глядя с интересом, кто же появится, Уэнсдей увидела Аякса с царапинами на щеке, а после и Энид, которая, завидев, Уэнсдей, тут же заулыбалась.

— О… Читаешь? — кивая на книгу в руках девушки, прилипла к руке парня, который будто бы этому и не рад. Учитывая его рану, которая явно была свежей, он даже не пытался улыбнуться, отводя взгляд от будто бы застывшей Аддамс.

— Размышляю о том, как удачно спрятать труп, чтобы его никогда не нашли, — медленно переводя взгляд с Аякса на Энид, сделала шаг в сторону, пропуская их.

— Ээ… Ладно, я пошёл. Увидимся, — даже не поцеловав Энид на прощание, как обычно (не то, чтобы Уэнсдей следила), горгона побыстрее сбежал, оставляя девушек наедине.

— Прятанье по углам не для вас? — слегка прищурив глаза, Уэнсдей обошла Энид, присаживаясь обратно к вернувшейся на место статуе.

— Решили уйти от банальщины, — бросая это, даже не глядя на Уэнсдей, направилась также в сторону, наконец-то позволяя грусти возникнуть на её лице… Но Уэнсдей этого уже не видела.

Она смотрела в книгу и видела их. В голове мелькнули возможные варианты появления царапины: поцелуй, животная страсть и Энид не сдерживается.

Уэнсдэй перевернула страницу назад, пытаясь понять, на чём остановилась. Пытаясь вернуть себя в чтение под крики со двора.

Но не выходило. Она не могла прекратить думать о том, что делали эти двое в тайном месте. Чем занимались.

И её это выводило из себя, поэтому, закинув книгу в ранец, девушка направилась в единственное место, что поможет ей сбавить пар — лес и метание ножей. Благо, парочка холодного оружия теперь постоянно была с собой. Особенно после того, как её «убили».

Уходя подальше от кого-либо, она одним взмахом бросила клинок прямо в какого-то червя, что полз по коре, а направляясь дальше, доставая следующий нож из своей обуви, который летел всё глубже в чашу, Аддамс представляла лицо этого парня. Аякс.

Чем он понравился? Живой, смешной, настоящий и не скрывающий своих эмоций. Тёплый. Опытный. Временами неловкий, как и Энид.

Они были хорошей парой. И Аддамс это злило.

Поэтому следующий нож, брошенный ещё дальше, чем раньше, пригвоздил кого-то к сосне.

— Чёрт! Аддамс! — это была вампирша, которой повезло, что нож попал лишь в пиджак, не задевая её плоти.

— Танака, — подходя и выдёргивая нож из её одежды и дерева, вернула тот в рукав, держа второй, явно серебряный, ещё в руке.

— Что ты делаешь? Ладно, не так. Почему ты это делаешь?

— Тренировка. Что ты здесь делаешь?

— Слежу за тобой. После победы и ты, и Энид стали… ещё более закрытыми. И если от тебя ожидаемо, то наш щеночек — это что-то новое, — видя, что Уэнсдэй не понимает, о чём речь, Йоко закатывает глаза и вместе с тем закидывает голову, — боже, ты же не отупела, да?

— Следи за языком. Иначе он останется в этом лесу, — отходя, будто бы позволяя себе место для манёвра, продолжала вглядываться в чёрные очки вампирши.

— Угрожаешь вампиру. Не удивлена, что смогла и Крэкстоуна уложить, — улыбаясь, обнажая клыки, Йоко отстранилась от дерева, всё же отходя подальше, — Энид последние два дня совсем не своя. Думает много. Это удивительно.

— Думать никогда не вредит, тем более ей.

— Не будь чёрствой. Все видели, как ты её обняла. И если кто-то слепой, то не я. Что произошло между вами? Ссора? Ты угрожала ей?

— Она не говорит со мной, — разумеется, ссора была. И как раз два дня назад, но расписывать всё по полочкам Аддамс не собиралась.

— Чего? Почему? — удивляясь, вампирша слегка опустила голову, вглядываясь красными глазами в тёмные глаза напротив, подняла брови, — что у вас там случилось? Вы ж в обнимку почти что до комнаты ушли?

— Я обработала ей раны. И мы легли спать.

— Но… — задумываясь, Йоко резко усмехается, тут же получая клинок рядом со своей головой. Поднимает руки, будто бы сдаваясь, — просто вспомнила, что утром тебя исключили, а значит, кровать была разобрана.

— Спала на полу. Напоминает о доме. Гвозди впиваются почти также.

— А… Ага, — понимая, что лучше не расспрашивать, она подпирает голову, начиная ходить вперёд и назад, чем раздражает Уэнсдей.

— Что?

— О. Думаю, тебе надо самой разобраться. Я помню о ноже в рукаве. И мне не хочется, чтобы тот оказался в моей голове. Так что, разбирайтесь сами. Особенно с тем, что случилось у Аякса и Энид.

Хлопнув Аддамс по плечу, заставляя ту дёрнуть уголком губ от лёгкой боли, достаточно быстро ретировалась, оставляя девушку наедине со своими мыслями.

Что сейчас вообще было? Почему Йоко интересовалась? И, учитывая, что ей удалось узнать, будут ли по школе в скором времени гулять сплетни?

Она не знает, поэтому кидает второй нож рядом с предыдущим, ругаясь на саму себя.

Следующая неделя прошла абсолютно также, как и предыдущая, не считая пристальных взглядов от Йоко и того, что Аякс с Энид сидели на разных краях стола.

Это… Удивляло.

Чуть щурясь, она перевела взгляд с этой странной парочки на свой ужин. Есть абсолютно не хотелось.

Йоко дала ей загадку. И пока Уэнсдей не разберётся, что происходит, она не будет спокойна.

Да, пока никто не умер, но это не значит, что Аддамс не была поставлена перед новой головоломкой:

1) Инид не разговаривает с ней. После недавнего разговора та действительно погружена в себя. Необычно. Непривычно. Да и сидит не с шерстяными, значит, что-то надумала.

2) Вначале она обжимается с Аяксом везде, но сейчас, после той встречи у статуи, сидят отдельно и даже проводят время вдали друг от друга.

Уэнсдэй взяла нож, ставя тот слабым остриём на стол, чем явно привлекла к себе внимание, но, повернув тот в сторону Энид, заметила, что оборотень смотрит на неё.

И улыбки нет на лице.

Аддамс убирает нож и встаёт с места, направляясь в свою комнату.

Ей надо очистить голову. А с этим всегда отлично помогала игра на виолончели.

И, пока Уэнсдей приводит себя в порядок, переодевается, приняв душ и смыв с себя явно не последние корочки с почти зажившей раны на плече, все как раз разбредаются по комнатам.

Все, кроме Энид.

И Уэнсдей догадывается, где соседка: с оборотнями. Со своей стаей.

Однако, это ничуть не успокаивает её забитую не расследованием смертей, а любовной драмой, голову.

Она садится на балконе. Вещь любезно открывает ноты, позволяя Аддамс погрузиться в нечто мрачное, в тягучее, что позволяет выровнять дыхание, а затем разложить каждую мысль по полочкам.

Она смотрит на ноты, но видит их взаимодействия. Видит, что было «до», и что стало «после».

И определённая догадка пронзает её, будто бы вводный аккорд вместо долгожданного разрешения. Музыка прекращается столь же резко, как началась. Она смотрит на Вещь, который, будто бы понимающий всё с самого начала, смотрит на неё (если бы были глаза, Уэнсдей уверена, его взгляд был будто она не могла решить что-то элементарное).

— Она рассталась с Аяксом, — «кивок» руки, но это явно ещё не всё. И Уэнсдей снова играет, продолжая прямо с того места, где остановилась.

Она погружается всё глубже в музыку, уходит куда-то далеко, взлетает, подобно ворону, позволяя себе глянуть абсолютно всё. Все их диалоги с того самого утра.

Уэнсдэй исчезла из её постели, заявляясь после и, будто бы ничего не было, начала разбираться со своей частью комнаты.

Уэнсдэй оскорбляет оборотней, в том числе и Энид. И хоть её слова действительно касались кого угодно, но не девушки, она понимает…

Смычок замирает, едва коснувшись струны. Её пальцы, что уже давно наработали себе мозоли, слегка дрожали. Даже подобный нажим был слишком силён.

Уэнсдэй хмурится.

— Обижается, что я переборщила? Считает, что я и её деградирующей псиной считаю? — наверное, общение с рукой было мало продуктивным, но из-за своего возраста (а лет ему было точно побольше, чем её родителям вместе взятым), Вещь казался осведомленнее. Потому и покачивает рукой, будто бы и сам не уверен.

Уэнсдэй смотрит на ноты. Доигрывает, пытаясь найти тот самый последний пазл. Разгадать то, что было ей не ясно.

Отношения Уэнсдей и Тайлера, как принято говорить, зашли в тупик из-за разницы взглядов. Как бы Аддамс ни любила пытки, убийства не поощряла.

Отношения Аякса и Энид были неясными абсолютно. То целуются, то чуть ли не переспали, то расстались. Причина? Откуда царапины? Аякс что-то сказал, и Энид вспылила.

Страсть или злоба? Измена? Вряд ли. Изменять оборотню дело опасное. Тем более признаваться в таком месте…

Уэнсдэй доигрывает, но ответ так и не находит.

Энид превратилась в кровавую луну. Спасла Уэнсдей. Та отплатила ей тем же, обработав раны и предотвратив нагноения. Да, шрамы остались, но самый яркий — на лице. Безумно эстетичный, показывающий силу Энид рядом со всеми. Остановить Хайда, более опытного и привыкшего к своему телу, в своё первое превращения — это дело не храбрости, а истинных намерений.

Да и последующие диалоги, попытки как-то сблизиться с Уэнсдей снова, как-то разговорить её, узнать побольше ту сторону, где Аддамс не грубила и добровольно касалась её руки, пока спали, попытка поведать о том, каково это, наконец-то найти своё место, стать той, кем была рождена.

А Уэнсдей… Грубит. Отталкивает, считая, что так будет лучше, что без неё в жизни Энид будет достаточно света, а тьма — ни к чему.

Но…

— Я ей нравлюсь, — наконец-то до Уэнсдей дошло и, будто бы в доказательство, она услышала стук двери.

Оставляя инструмент, не боясь, ведь дождя не планировалось, Аддамс входит в их комнату, закрывая дверь сразу же, мешая Вещи войти внутрь.

Его стук об стекло привлекает внимание, и Энид тут же смотрит на соседку.

— Почему вы расстались? — уточнить. Не то, чтобы её это касалось, но до дрожи в груди хотелось разобраться во всём, что происходило.

— Давно я тебя стала интересовать не как верный щенок? — Энид, несмотря на свой свет, на то, сколько солнца скрыто в её огромных глазах, говорит в том же тоне, будто бы перемирия не было. Удивляет, но не сильно, заставляя Аддамс сделать шаг вперёд, глядя без страха в глаза напротив.

— Что он сказал тебе в тайном месте Белладонны, чтобы получить рану? — не обращает внимания на её эмоции, продолжает копаться, раскладывать всё по полочкам.

— Ты сейчас тоже получишь, я теперь могу не сдержаться, — характерный звук выпуска когтей её уже не удивляет. Сколько раз во время просмотра сериала Энид мучила собственные игрушки — не сосчитать.

— Волк и человек. Это ведь разные сущности в одном облике. Кто бросился на Хайда: Энид Синклер или волчица?

— Аддамс, прекращай, — она рычит, делает шаг навстречу, показывая и маленькие клыки. Красиво. Уэнсдей нравится.

— Когда ты проснулась одна, сколько подушек было испорчено? — она смотрит всё также бесстрашно, прямо в глаза Энид, которая возвышалась над ней, злясь и готовясь накинуться. Но Уэнсдей уверена — не сможет.

— Разочарование. Думала… Много чего подумала, когда засыпала.

— И думала эти две недели, пока Аякс не раскрыл глаза? Поэтому и получил? — Уэнсдей едва ли успевает закончить, когда Энид впивается когтями в собственную тумбу. Хотя бы не в неё, — а мои слова добавили масла в огонь? — новый удар, уже другой рукой. Энид впивается когтями в тумбу, а после, спрятав когти, как-то сдувается, поворачиваясь с грустью к Уэнсдей.

— Да. И я… Обиделась. Волчица ринулась защищать тебя. Но и я без дела не сидела. Мы стали одним целым, а ты… — она поджимает губы, стараясь сдержать слёзы. Хоть что-то не меняется в суперчувствительной девушке.

— Я про тебя и не говорила. Ты глупа, но не настолько.

— Я… мне показалось, что между нами что-то появилось. Но не была уверена. Поэтому не расставалась с Аяксом из-за догадок. Но твои слова… Меня ничто так не цепляло. А ты смогла. Моя мать с тобой бы посоревновалась… — она вздыхает, устало садится на постель, шмыгая носом.

Это откровение выбивает почву из-под ног, и Уэнсдей отводит взгляд. Осматривает половицы, некоторые из которых чуть скрипели, как бы тихо она ни ходила. И пусть уже запомнила, на какие не надо наступать, всё равно замечала каждый раз ещё одну, слегка отошедшую и рассохшуюся.

— Твоя мать ужасный человек, не способный любить. А я… Я бы хотела взять уроки у одного изгоя.

— Оу… — Энид отводит взгляд. Ей грустно. Опустив руки вниз, рассматривает их, стараясь отвлечься, — и кто он?

— Безумно глупый оборотень, — и всё же, найдя идеальный вариант дойти без скрипа, Уэнсдей оказывается у Энид как раз в тот момент, когда она поднимает голову, — с боевым доказательством своей силы. Ты, — и будто бы предыдущих слов было мало, она даёт ещё уточнения. А после проводит по шрамам тремя пальцами, повторяя их линию.

И Энид взрывается. Она смеётся, прижимается доверчиво к холодной ладони Уэнсдей, да прикрывает глаза.

— Что ж… Оборотень действительно не особо умный. И теперь ещё со шрамами.

— Прекрасными показателями её силы, — Аддамс перебивает. Мешает Энид погружаться в самобичевание, а после наклоняется к её губам и…

Разумеется новый удар током.

И снова воспоминания. Уэнсдэй видит, как превращалась Энид. Видит её драку, ощущает те эмоции, в которых волчица норовила защитить не просто соседку, а часть стаи, той самой, которая хоть и не являлась оборотнем, была ей намного ближе. И намного дороже. А после Уэнсдей как шериф всё же смог помочь, вовремя оказавшись рядом.

Она вновь оказывается в своём теле в их комнате спустя минуту. Вздыхает и, понимая, что её держат навесу крепкие руки, моргает, концентрируясь на глазах оборотня.

— Уэнсд…

— Ты чуть не погибла. Абсолютно глупый оборотень, — и, не давая времени Энид для того, чтобы всё осознать, вновь прижимается к её губам.

Без вспышек. Без ударов. Без видений.

Она зарывается пальцами в светлые и безумно мягкие волосы и целует, получая в ответ.

— Mein dummer LieblingswelpeМой любимый глупый щенок. , — она шепчет это в момент, когда они всё же отстраняются. И понимает, что так это сказать действительно легче, чем на любом другом языке.

— Абсолютно ничего не поняла, но надеюсь, ты не собираешься меня убивать. Ты мне очень нравишься, Уэнсдей. Правда, — она усаживает девушку рядом с собой, глядя на их сплетённые руки, и улыбается.

— Не в этой жизни, — она чуть улыбается, позволяя Энид теперь видеть, что Уэсндей не такая уж и бесчувственная.

— Кстати, о твоих вопросах…

— Аякс и рана? — напоминает Аддамс, вглядываясь в глаза, которые были направлены на их руки. Горячо. Но намного приятнее, чем собственная разрезанная ладонь на древней печати.

— Он сказал, что устал слышать мои возмущения на твой счёт. И ему кажется, что я целую не того человека. Поэтому и расстались.

— А мне решила не показывать. Месть?

— Скорее, показатель, что всё хорошо. Тебе… тебе комфортно вот так за руку держаться?

— Нет. Но убирать не смей, — и она снова накрывает губы Энид, понимая, что проклятье действует слишком исправно, чтобы что-то пытаться изменять.

Может, оно и к лучшему.