«Интересно, а можно ли мне обнять Уэнсдей после прошлого раза? И как объяснить Аяксу, что на свидания я с ним больше не хочу? Надо ещё к Йоко заскочить, ногти и ей, и мне переделать. Так, и не забыть про крем для Вещи. И для Уэнсдей. Если шрамы остались у меня, то у неё тем более…»
Уэнсдей даже моргает, едва войдя в комнату. Несмотря на то, что она сама не до конца была уверена, стоит ли возвращаться, девушка всё же стоит здесь. И смотрит на блондинку, чьи мысли сейчас слышит.
Не будь в её собственной голове перекати поля, то Энид бы тоже могла что-то услышать. Наверное.
— Уэнсдей! Вещь! — услышав топот маленьких пальцев по полу, волчица берёт кисть в свои руки, тут же прижимая, а после, оставляя друга на разноцветном пледе, широким шагом оказывается рядом, — я так рада тебя видеть! — она едва ли не пищит, раскрывая руки для объятий.
«Боже! Боже! Боже!!! Она приехала! Действительно, приехала! И снова будет жить рядом! Я так рада! Надо успокоиться, она выглядит несколько шокировано! Да, я приличный оборотень, и я смогу удержать себя в руках даже рядом с ней!»
Уэнсдей же, всё ещё не придя в себя, была сокрушена второй порцией стремительных и таких же громких мыслей блондинки. При том, что её рот был закрыт. Она едва ли успевает очистить свою голову, чтобы не устроить ещё больший переполох.
— Энид, — машинка наконец-то ставится на пол, а сама брюнетка делает маленький шаг навстречу, а не назад, как обычно, позволяя Синклер заключить себя в объятия. Позволяя себе снова ощутить этот странный жар…
— Уэнсдей, — Энид выдыхает куда-то в плечо, и по телу Аддамс пробегает уйма мурашек. Тепло. Она старается контролировать себя, старается не выдать, что ей открылось пять минут назад. Специально проигрывает в голове Бетховена, концентрируясь на мелодии. Её же слышать Энид не должна, верно?
Уэнсдей укладывает одну руку на лопатки соседки, ощущая, как забытый жар, что она списала в том году на адреналин, вновь начинает бегать под её кожей потоками лавы.
«Она позволила! И даже обняла в ответ! Боже!!! Я так сильно хочу сжать её на подольше, но есть вероятность, что я могу сделать ей больно. Хотя, конечно, это Уэнсдей и ей, возможно, даже понравится. Но не понравится мне. Да и последствия…»
Уэнсдей мягко отстраняет Энид, решая её мысленную дилемму, и смотрит в голубые глаза.
«Синклер всегда была такой высокой?»
И осознание накрывает Уэнсдей в тот момент, когда она видит раскрытые глаза Энид.
— А…
«Я слышала её мысли? Она удивилась моему росту, да? Мне же не показалось? Уэнсдей? Ты меня слышишь? Господи, как давно ты меня слышишь? Господи, боже!»
— Мне надо разбирать вещи, — Уэнсдей не отвечает, вновь стараясь очистить голову.
Она обходит зависшую Синклер и, подхватив машинку, вогружает её на привычное место — стол. Начинает раскладывать, не обращая внимание, как позади суетится Энид.
«Мне показалось, ну, конечно, да. Сама себе надумала тут, вот и показалось. Как такая, как она, может быть моим соулмейтом? Пф, моя влюбленность играет со мной злые шутки. Надо бы успокоиться. Интересно, если я включу свою музыку, как быстро Уэнсдей выйдет из себя?»
Уэнсдей, рисуя в своей голове самую настоящую стену, старается разделить свои мысли на то, что могла услышать Энид, и на те, которые будут принадлежать ей.
Спустя время, когда Ларч заносит тёмные чемоданы, которые, по виду, использовались ещё родителями отца или матери, Уэнсдей решает проверить, точно ли сработало разделение.
«Энид?»
Она осторожно смотрит на соседку, но та копается в своём мобильном, хихикая. И Уэнсдей едва заметно выдыхает, возвращаясь к разбору своих вещей.
Сработало.
Расслабившись, но поддерживая стену внутри самой себя, Уэнсдей развешивала вещи, вновь заполняя темный шкаф черными кофтами и брюками.
Однако, тишина была недолгой.
«Так, Йоко зовёт к себе. Говорит, что притащила новые лаки. Хотя побыть с Уэнсдей тоже хочется…»
Услышав, как зашумела чужая постель, сама Аддамс вновь сосредоточилась, выдерживая стену внутри себя.
— Я отойду. Не скучай. К вечеру буду! — ударившись кулаками с Вещью, что был рядом, намазывая новый крем, сидя на чужой тумбе, Энид начала собираться.
А Уэнсдей лишь угукнула, продолжая расставлять книги на своей половине.
Вскоре, Энид вышла и, продолжая держать стену, Уэнсдей ждала, когда же услышит снова мысли Энид.
Однако… Этого не случилось. Пусть и в душе появилась новая, будто чужая, эмоция. Радость встречи.
Аддамс моргнула. До Йоко идти не больше трёх минут, но даже спустя все семь от Энид не было ни одной весточки. Кроме этой второй эмоции.
— Вещь, — оторвавшись от скучного занятия, которым занимала свой мозг, Уэнсдей повернулась к родственнику, — случилось то, чего я несколько боялась. Я встретила соулмейта.
— Энид, да? Что, мысли её слышишь? — общаясь азбукой Морзе, которую, в отличие от жестового языка Энид не знала, вроде, Уэнсдей коротко кивнула, складывая руки на груди.
— Такие же громкие, как и она. Но не сейчас. Почему? — она не изучала этот вопрос. Вечно надеялась, что для неё, любителя одиночества, судьба смилуется и никого не пошлёт. Да и Гуди говорила, что Во́ронам присуще одиночество.
— На расстоянии это не нужно. Почему ещё не знает она?
— Я… решила предостеречь её впечатлительный разум. Она ждала нас, — Уэнсдей нервно начинает ходить, ощущая помимо своих эмоций ещё и то, что появилось теперь из-за их красной нитиКрасная нить судьбы — распространённое в Китае и восточной Азии поверье о связи двух людей. Согласно этому поверью, у связанных между собой людей на щиколотках появляется невидимая красная нить, связывающая их вместе..
— Ты же понимаешь, что не сможешь скрывать от неё постоянно? Твои родители встретили друг друга примерно в этом возрасте.
— Понимаю, — она отвечает резко, сразу же ощущая какой-то странный укол совести, что грубит своему единственному в данный момент помощнику.
Аддамс устало садится на стул, глядя вперёд и хмурясь.
Разумеется, её тоже влекло к волчице. Сильнее, чем к тому же Тайлеру. Сильнее, чем к пыткам и чужой крови. К мучениям.
Ей хотелось вновь ощутить Энид Синклер, позволить таким сильным рукам обвивать её тело. Позволить этому солнечному свету согревать её бледную кожу. Обжигать дыханием.
— Она влюблена в меня, — Уэнсдей решает, что утаивать подобную информацию от её товарища будет бесполезно, поэтому переводит взгляд и хмурится, думая, а ощущает ли Энид её раздражение и муки также ярко, как ощущает сама Аддамс радость?
— Судя по твоей задумчивости, это взаимно. Так почему утаиваешь?
— Так надо. Занимайся своими процедурами, я скоро буду, — Уэнсдей вскакивает с места и, не давая Вещи никакого толкового ответа, вскоре покидает академию.
На улице много студентов. Никого не удивляет хмурая Аддамс, которая направляется сразу в город.
Несмотря на блага цивилизации, она привыкла всё решать самостоятельно. И увеличенный кредитный лимит от родителей был весьма кстати. Как чувствовали.
Она не знает, как будет выглядеть с букетом цветов, да и какие вообще любит Энид, но точно уверена, что ей понравится. Где-то в глубине души она будто бы знает ответ.
Поэтому, спустя полчаса пути, ворвавшись в цветочный магазин, глаза Аддамс тут же разбегаются от разнообразия и… Она резко понимает, что абсолютно ничего не знает.
— Здравствуйте… — продавщица, заметившая такую хмурую посетительницу, чуть напряглась, но всё равно подарила улыбку, выходя из-за прилавка.
— Цветок для девушки. Не для подруги.
— Ага, — не выглядя удивлённой, женщина направилась к розам, тут же получив ещё более хмурый взгляд от Аддамс.
— Это абсолютно не подходит. Она выше этой пошлости. Как выше всех, кто находится рядом с ней. Пусть они этого не понимают. И никогда не поймут.
— Ага, — потягивая, женщина, осматривая своё богатство, чуть задумалась, — что-нибудь ещё? Это первые цветы для неё?
— Она заслуживает всего самого лучшего. И моя любовь — последнее, что должно было ей достаться, — Уэнсдей не смущается, говоря такие высокие слова, лишь восстанавливает дыхание после своего пешего похода до города. И почему только школа так далеко?
— Вот как, — вновь расплываясь в улыбке, женщина более уверенно направилась к горшкам, указывая на самую обычную гардениютайная любовь, «Ты прекрасна». Если Вам подарили гардению — знайте — Вами искренне восхищаются. Скорее всего, Ваш поклонник очень несмел и считает себя недостойным Вас., — это самое подходящее.
— Хм, — Аддамс протягивает руку и проводит по белым бутонам. Не мертвые цветы. А те, которые могут прожить достаточно долго, радуя Энид не неделю, — подходит.
Выйдя спустя пять минут, Аддамс направляется обратно в академию, ощущая, как морозный зимний воздух щекочет её ноздри. Приятно, но оказаться в горячих объятиях Энид было бы лучше.
Ей на пути попадаются студенты, но те не решаются уточнить, что за цветы в руках Уэнсдей, молча провожая ту взглядом.
А сама Аддамс, надеясь, что Энид ещё не вернулась, встречается с разочарованием, когда, открыв дверь, замечает блондинку на яркой стороне комнаты. Как-то быстро они сделали маникюр.
— Уэнсдей? — она вмиг бросает телефон, вставая и глядя на мрачную соседку.
«Цветы? Кто-то подарил? Неужели Уэнсдей успела сходить на свидание? О боже… Наверное, с Ксавье. Но цветы действительно красивые… как и она. Ох… Придётся как-нибудь разлюбить её. Иначе туго будет»
— Энид, — с недовольством прерывая её мысли, не обращая внимания на заинтересованного Вещь, Уэнсдей проходит на сторону соседки и, также не реагируя на вопросительный взгляд, ставит цветок прямо на её тумбу, — тебе.
— Мне? Ты… Я не понимаю…
«Что происходит? Почему мне? Ей настолько не понравился подарок от парня, что она решила его отдать мне? Я думала, если ей что-то не нравится, оно оказывается в мусорке… Что происходит?»
— Тебе. Сядь, — наблюдая, как Энид послушно выполняет её «приказ», сама Уэнсдей, отходя на свою сторону только чтобы сбросить пальто с плеч и повесить его на вешалку, вскоре хватает старый стул и, с шумом подтянув тот ближе к Синклер, садится напротив, вглядываясь в глаза оборотня.
— Что происходит? Что случилось?
«Я не понимаю. Ещё и Вещь куда-то делся. Что происходит? Меня подозревают? Уэнсдей хочет предложить какую-нибудь пытку за объятия? Боже, пусть она прекратит молчать!»
— Выдохни. И просто послушай, — прикрывая глаза, решив разбить стену, которую столь усиленно строила полтора часа назад, она отпускает себя, стараясь не слушать взволнованные мысли Энид.
«Ты самый насыщенный глоток воздуха. Громкий поток ветра. И твои касания пускают по моим венам лаву. Цветок тебе. Не мертвый, как и моё сердце, рядом с тобой.»
Уэнсдей открывает глаза и смотрит на шокированную Энид. Она ожидала уйму мыслей, но вместо этого в голове брюнетки оглушительная тишина.
— Энид? — она проверяет, тут ли ещё блондинка, которая, сморгнув шок, расплывается в улыбке.
— Ты мой соулмейт. Ты… И мне не показалось, что я слышала у двери твои мысли! — в Аддамс отправляется подушка, от которой та ловко уворачивается, сразу же хмуро глядя на Энид.
— Если ты думаешь, что я рада такому стечению обстоятельств, то… — она замечает грусть в глазах Энид, поэтому шумно выдыхает, сжимая руки в кулаки.
«То я буду лгуньей, если скажу, что нет.»
«Это… непривычно. Вот так говорить с тобой. И вообще, иметь возможность обмениваться мыслями. Я сейчас хочу коснуться тебя. И поцеловать. Интересно, какие на вкус твои губы… Ой, то есть…»
— Прости, — Энид, смущаясь, закрывает своё стремительно краснеющее лицо в руках.
«Твоё сердце в порядке, раз ты столь стремительно краснеешь. Это выглядит весьма… Занятно. Как и твоё предложение.»
— Твой голос в моей голове… звучит чуть иначе, нежели, когда ты говоришь вслух, — расставив два пальца, Энид подглядывала за внешне спокойной Уэнсдей.
— Я понимаю, что ты шокирована тем, кто оказался твоим соулмейтом. И даже твои чувства не сглаживают данный момент.
— В смысле? Я была шокирована от того, что это взаимно, а то, что ты мой соулмейт — вообще было моей мечтой!
— Странная мечта. Я безэмоциональная, социофобная и буду выбирать только себя.
«Но это не значит, что я не закрою твоё тело от пули.»
Мысли оказались быстрее, чем сама Уэнсдей смогла их скрыть. Поэтому брюнетка в лёгком смущении отводит взгляд.
«Это было романтично. И в твоём стиле. Но моя реакция намного быстрее. Я оборотень. И регенерация у меня работает. Хотя эти шрамы всё равно не ушли…»
— Они… показывают твою силу. То, что ты смогла справиться с Хайдом. Шрамы есть только у тех, кто сражается.
— Кстати, — Энид резко ныряет в недра своей тумбочки, доставая какую-то склянку и протягивая Уэнсдей, — это от шрамов, я…
— Ты хотела мне их дать, — Аддамс легко забирает, оставляя ту рядом с цветком. А после, встав, резко доходит до Энид, склоняясь к блондинке.
«Я хочу поцеловать тебя не меньше, чем ты. Позволишь?»
— Д-да, — отвечая с лёгким заиканием, ибо, черт возьми, Уэнсдей сейчас так близко, что может заметить её веснушки!
А после она наклоняется и цепляет горячие губы Синклер, осторожно накрывая своей ладонью её руку.
Мягко сжимает, двигаясь точно иначе, чем Энид ожидала.
«Какие мягкие… Нежные…»
«Ты чересчур громко думаешь. Нож у меня в рукаве.»
«Ой…»
Но Уэнсдей не разрывает поцелуй.
Лишь слегка напирает, ощущая, как дрожащая блондинка отвечает ей.
Как чужая ладонь оказывается на её плече, удерживая. Будто бы Аддамс действительно хочет отстраниться.
Она действительно нежная. Открывается для Энид за один вечер с ещё одной стороны, мягко касается языком горячей плоти. Ведёт себя как котёнок, упираясь ногой рядом с бедром Энид. Нависая над ней.
Пока волчица резко не перехватывает инициативу, укладывая Уэнсдей на лопатки.
«Ой, прости. Я…»
Глядя на Ворона, губы которой были намного ярче без этой темной помады, которой она пользовалась; на её блестящие глаза, слегка прикрытые и выглядевшие намного довольнее, чем когда-либо; разбросанные по яркой подушке темные косы и яркость щек, Энид теряет вообще какие-либо мысли, видя такую Уэнсдей.
«Какой сильный волчонок. Так и будешь смотреть?»
Уэнсдей порывается встать, что было сделано чисто для вида, а после с наслаждением принимает очередной поцелуй.
Энид напирает. Энид ловит её руку, сплетая их пальцы в замок. А второй мягко оглаживает волосы, которые Уэнсдей никому не позволяла трогать.
Но теперь — можно. Энид можно вообще многое, если так задуматься. Или вообще всё?
Поэтому Аддамс сама укладывает вторую руку к ней на щеку, обводит шрамы, вынуждая оборотня слегка рычать-стонать сверху.
Чувствительная…
И ей это нравится. Пока сама она без единого звука отвечала на такой нежный, пусть и напористый, поцелуй, в её голове было пусто. Как и у Энид, судя по тишине.
И это завлекало.
Блондинка мягко оглаживает её кожу, ласкает кончиками пальцев щеку, спускается к ушку, и Уэнсдей неожиданно прикусывает чужую губу, получая ещё один стон. Более явный. Более… взрослый.
— Прости… — Энид отстраняется и прячет лицо в подушке, рядом с головой Уэнсдей.
«Ужас. Ужас. Ужас. Что теперь ты обо мне подумаешь?»
— Что нам необходимо сбавить обороты, — рука Уэнсдей ложится на чужую макушку, перебирая крашеные пряди, — дыши, волчонок.
— Мне понравилось. Ну… твой укус.
— Я догадалась. А мне не столь противны твои касания. И если ты сейчас расслабишь руки, упав на меня, есть вероятность, что я, к сожалению, останусь жива.
— Не говори так. Неужели тебе понравилось быть на краю смерти? — Энид слегка меняет вес рук и заваливается рядом, подпирая голову рукой, внимательно глядя светлыми глазами в тёмные.
«Нет. Это было не так приятно.»
— Тогда давай жить. Ты ещё не закончила свои романы. И не выпустила.
— Жить… Допустим, я согласна. Посмотрим, куда это нас приведёт.
— Ты полежишь ещё? Или тебе некомфортно? — Энид резко отодвинулась, давая Уэнсдей личное пространство.
— Полежу. Немного… — ощущая защиту рядом с девушкой, она прикрыла глаза, слегка соприкасаясь своим мизинцев с её.
Может, Гуди была не права и одиночество приписано не всем Воронам?