- Вижу, ты любишь пожестче, Харл.
- Я люблю мистера Джея!
Утро било в глаза своим мерзко радостным светом. Харли не могла фокусироваться ни на чем, кроме идиотского солнца, пускай даже ей и нужно было - Квинн помнила эту дорогу исключительно наоборот, хотя когда-то давно - а потом и парочку раз не так уж давно, может быть, - она знала путь в обе стороны одинаково хорошо.
Ее синяки очевидны. Разукрашенная в сине-багровый кожа привлекала больше внимания, чем она сама.
Не то что бы ей это нравилось. Но она умело делала вид, что да.
Харли выжимает максимум из старой колымаги, подобранной на безумном ходу где-то рядом с очередной дырой, в которой она ночевала. Хвала Иисусу и его подружке королеве английской, что в железном тазу на колесах вообще был бензин!
Идти бы Харлин пешком.
Смех, смех, смех - вокруг нее, внутри нее, с ней и над ней. Невозможно перестать слышать, можно только перебить. И она заливается искренне громким хохотом. Смех и слезы, по сути своей, одно и то же.
Лапы огромных деревьев стремились укрыть землю от утренних лучей. Не спеши Харли - была бы благодарна. Но Харлин не видела ничего, кроме света и трескающей гравием дороги, похожей на хребет огромного уробороса.
По кругу, туда и обратно, с одинаковым началом одинаковый конец.
Не в этот раз.
В этот раз Харли отрежет уроборосову голову.
Или свою.
- Он меня любит!
- Он тебе это хоть когда-нибудь говорил?
Путь окончен. Харли без сожалений продавливает педаль газа. Машина буквально влетает в ворота лечебницы Аркхем.