One Day More

Они сбились со счёта примерно на двухсотом Рождестве. Традиционные сладкие пирожки, хлопушки, святочные гимны — всё слилось в один огромный поток натужного празднования. В это конкретное Рождество — триста девяносто седьмое или триста девяносто восьмое — Гермиона сидела напротив Северуса в библиотеке Хогвартса и упорно игнорировала бурчание в животе, предпочитая уделить всё внимание книгам, которые она листала в поисках хоть чего-то обнадёживающего. Так они проводили почти каждое утро.

— Когда-то я любила Рождество, — сказала Гермиона, закрывая воспалённые глаза.

Невероятно продвинутые заклинания были напечатаны крошечным шрифтом. Если они когда-нибудь выберутся из этого рождественского ада, она найдёт и прикончит человека, которому в голову пришла идея использовать этот миниатюрный кегль. Но только после того, как разберётся с Хагридом, ведь именно он притащил этот чёртов маховик времени — нашёл хорошенькие песочные часы в каком-то Мерлином забытом чулане.

Вероятно, маховик попал туда благодаря Дамблдору. Кому ещё взбрело бы в голову хранить опасный предмет, способный подчинять себе время, в школе?

Северус застонал: — Обязательно говорить всё это так громко? На часах восемь тридцать утра, у меня похмелье, и ты меня раздражаешь.

— У тебя всегда похмелье. Просто иди свари себе чёртово зелье.

— Ты прекрасно знаешь, что это займёт два часа. Сегодня как-нибудь потерплю без него.

— А мне, видимо, придётся терпеть твоё настроение.

— Считай это наказанием за то, что разбила маховик. — Он прожигал лежащую перед ним книгу взглядом, будто та была провинившимся первокурсником. — Если мы не найдём решение в ближайшее время, начну лечить похмелье огневиски и проведу вечность пьяным в дым.

— Что ж, неплохой вариант. Может, и я к тебе присоединюсь. О-о-о, как ты думаешь, у эльфов на кухне много мороженого и шоколада?

— На кухне? Не смеши меня. Совершим набег на запасы Септимы. У неё качество куда лучше.

Усмехнувшись в унисон, оба вернулись к работе. Можно было сколько угодно убиваться над ситуацией, но горем делу не поможешь, и Гермиона знала, что Северус, вопреки собственным словам, не бросит попыток найти выход. Не напьётся до бессознательного состояния, чтобы забыть об их общей беде. В которую, как настаивала Гермиона, они попали не по её вине.

В самое первое Рождество Гермиона и Северус стояли у одной из елей в Большом зале, угощались выпечкой и обсуждали подарки, доставшиеся им от тайных Сант, в роли которых выступали их коллеги. Едва ли эти подарки могли их удивить. Гермиона уже три года преподавала в Хогвартсе, когда перед очередным Рождеством они с Северусом вытянули имена друг друга и обнаружили, что обоим куда сильнее нравится получать выбранную c умом книгу, чем тривиальную бутылку огненного виски или десятый набор сверх меры парфюмированных шампуней и лосьонов. С тех пор они мошенничали с именами на каждом последующем розыгрыше тайного Санты.

За годы совместной работы у них появилось несколько традиций. В Сочельник они заглядывали в Нору выпить пару бокалов с семейством Уизли, на Рождество вместе ужинали в Большом зале, на следующий день лакомились сыром и печеньем под рождественские фильмы у Гермионы дома.

Всё это пошло прахом из-за пучка зачарованной омелы. Когда он подплыл к их головам в Большом зале, Гермиона поспешно шагнула назад, уверенная, что Северус откажет ей в поцелуе. Локоть её задел висящую на ёлке игрушку — стеклянные часы, наполненные голубым песком. Как только они разбились об пол, Гермиона и Северус проснулись рождественским утром каждый в своей кровати. И каждый день часы точно так же разбивались ровно в половину девятого, даже если Гермиона с Северусом успевали вынести их из Большого зала. Если же они просто стояли, наблюдая, стекло прямо на их глазах трескалось само по себе.

Не было больше сыра, печенья и рождественских фильмов. Ничего, кроме Рождества после Рождества после Рождества. Мерлин, Гермиона что угодно отдала бы, чтобы оказаться сейчас в своей уютной гостиной с огромной сырной тарелкой в руке и рождественским эпизодом любимого сериала перед глазами. Но нет. Они не могли даже уйти с территории школы. Стоило им приблизиться к воротам, как они теряли сознание и просыпались очередным рождественским утром.

Ради этих маленьких радостей можно вытерпеть даже унизительный отказ от поцелуя. Не то чтобы Северус не догадывался о её безнадёжных чувствах к нему. Всё было очевидно. Она постоянно искала поводы, чтобы заговорить с ним, садилась рядом в Большом зале, жутко краснела каждый раз, когда он хвалил её заклинания. Вздохнув, она захлопнула Невероятно продвинутые заклинания и взяла следующую книгу из стопки.

— Надеюсь, — произнесла мадам Пинс из-за плеча Гермионы (она повторяла эти слова каждое утро), — что вы вернёте книги на положенные им места.

— Непременно, — ответила Гермиона.

У неё не было ни малейшего намерения раскладывать книги по полкам. В первые дни они пытались рассказать окружающим о временной петле, но на следующий день никто не помнил их рассказа. Гермиона с Северусом были единственными свидетелями того, как разбился маховик времени, и, когда время отматывалось к утру, только они двое помнили события предыдущего дня. 

— По-моему, нам нужен выходной, — сказала Гермиона когда, как Ирма Пинс отошла и не могла их слышать. — Давай завтра первым делом сварим тебе противопохмельное зелье и будем целый день отдыхать. Время от времени мозгу нужен перерыв. Вроде как.

Северус изогнул бровь. — Не верю своим ушам.

— Я и сама не верю, но как-то раз, когда я писала магистерскую, Джинни и Луна сговорились и заставили меня на день оторваться от работы. После этого мне куда меньше хотелось убить всех вокруг. Поэтому, кто знает, может, и есть в этом доля правды. По крайней мере, стоит проверить.

— Что ж... Хорошо.

***

Похмелье Северуса начало отступать, когда они шли вдоль припорошенных первым снегом деревьев у кромки Запретного леса. Изо рта вырывались облачка пара, воздух приятно пах хвоей. Северуса больше не тошнило. Он с облегчением выдохнул.

Если бы Сивилла обладала малейшим даром предвидения, она бы отговорила его от идеи пить каждый раз, когда Артур Уизли поднимает бокал. Или посоветовала бы на следующее, Рождественское, утро иметь под рукой противопохмельное зелье. Или, что было бы даже лучше, предупредила бы о том, чтобы не приближался к Гермионе в Большом зале. Если бы перед Гермионой не нависла угроза поцелуя с Северусом, она бы не отшатнулась от него и не уронила бы тот злополучный маховик. 

— Тебе лучше? — спросила Гермиона.

Он кивнул. 

— Терпимо.

Они пробирались через сугробы, и руки их время от времени задевали друг друга, костяшки её пальцев скользили по его ладони, притягивая всё его внимание к крошечным точкам соприкоснования. Он был настолько поглощён этими ощущениями, что не заметил, как Гермиона что-то задумала. А должен был, учитывая то, как она обычно себя вела — по крайней мере, когда не находилась в непосредственной близости от него. Нагнувшись, Гермиона зачерпнула полную ладонь снега, скатала его в пушистый шар и бросила Сееверусу прямо в плечо.

Он не стал открывать ответный огонь. Это было бы ниже его достоинства. Однако, направив палочку на соседнее дерево, он тряхнул его, и Гермиону осыпало снежными хлопьями. Она рассмеялась.

— Это того стоило, — сказала она, смахивая снег со своей вязаной шапки. — Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, похвастаюсь Джорджу, что запустила снежком в профессора Снейпа. Он будет мной гордиться.

Северус фыркнул: 

— Боюсь, он тебя уже обставил. Однажды он обстрелял зачарованными снежками Тёмного Лорда. Несколько прямых попаданий в лицо.

— Не может быть! — воскликнула Гермиона. Её карие глаза светились восторгом. — Ты сейчас серьёзно?

— Абсолютно. Это случилось в тот год, когда Защиту от тёмных искусств преподавал Квиррелл. Он ещё долго ныл в учительской об этой снежной баталии. Но я всё понял лишь после того, как вскрылась его связь с Тёмным лордом. Помню, даже присудил пять очков Гриффиндору.

— О, Мерлин! — смеясь, Гермиона оперлась на него в поисках поддержки. — Этот рассказ — лучший из всех рождественских подарков, которые ты только мог для меня придумать!

Она улыбалась, такая милая, с порозовевшими от мороза и смеха щеками. В ветвях дуба, под которым они остановились, виднелись заросли омелы. Северус не мог оторвать взгляда от губ Гермионы.

Время замедлило ход, как делало всегда, когда она была рядом. Для этого не требовалось вмешательства никаких загадочных песочных часов, лишь сила самой Гермионы — та, что годами притягивала его к ней, а сейчас почти заставила забыть о том, что слишком стар, слишком чёрств и слишком некрасив, чтобы быть для неё кем-то большим, чем просто другом.

Она слегка запрокинула голову, будто приглашая. Будто она не отпрянула бы от него, стоило ему наклониться чуть ближе, прижаться губами к её рту.

Северус прочистил горло:

— Пора возвращаться в замок.

Плечи Гермионы поникли, уголки губ опустились.

— Да. Ты прав.

***

— Надо взглянуть на ситуацию с другого ракурса, — проговорила Гермиона, с отвращением отодвигая стопку книг.

Очередные сутки, очередное Рождество, очередное утро, проведённое в бесплодных попытках отыскать что-то в библиотеке.

— Не стоит так перенапрягаться, — сказал Северус. — Усиленный поиск творческого решения может привести к тому, что человек додумается трансфигурировать собственную голову в акулью там, где хватило бы элементарного Заклинания головного пузыря.

На последних произнесённых Северусом словах что-то в голове у Гермионы, щёлкнув, встало на место. Она ахнула.

— Что если нам тоже использовать Заклинание головного пузыря? — спросила она. — Я имею в виду, не для головы, а для маховика. Мы можем заколдовать его так, чтобы время замерло внутри пузыря. Если оно не доберётся до половины девятого, маховик не разобьётся и петля не замкнётся.

Северус, листавший книгу, застыл со страницей в руке.

— Идея не самая ужасная.

— Идея замечательная! Где книга о магии времени? Та, которую мы нашли в первые несколько дней. Там ещё было заклинание, которое позволяет перенести объект на несколько секунд назад. Если мы поработаем над чарами, чтобы они повторялись каждые несколько секунд внутри пузыря...

Она почти видела, как в голове у него крутятся шестерёнки, а нумерологические формулы буквально умоляют о том, чтобы их поскорее записали на пергамент.

— Может сработать, — сказал он.

Должно сработать.

***

У решения этой маленькой темпоральной задачки имелась одна сложность: все расчёты в конце дня исчезали. Каждый вечер Гермионе с Северусом приходилось тратить не меньше часа на то, чтобы выучить записи наизусть. 

— Спорим, теперь ты рад, что мне так легко давалась зубрёжка учебников, — сказала Гермиона.

— Даже если и так, я этого никогда не признаю.

— И не надо. Я всё вижу по твоим глазам.

Он рассмеялся. 

Наконец, девять Рождеств спустя, они рано вечером перенесли маховик из Большого зала в команты Северуса, чтобы испытать свой новоизобретённый метод.

— Не исключено, что мы только усугубим ситуацию, — сказал он.

— Нет, — возразила Гермиона, хотя сердце у неё ёкнуло. — Нумерология наука точная. Я уверена, что расчитала всё правильно. У тебя тоже большой опыт в создании заклинаний. Я в тебя верю. В нас верю. Давай!

Они хором произнесли каждый своё залинание: Северус — контролирующее темпоральный элемент, Гермиона — Залинание пузыря, который заключит в себе песочные часы. Как только свет от их скрещённых чар рассеялся, она закусила губу.

— Многообещающе, — заключил Северус. — По крайне мере, ничего не взорвалось.

— Пока не взорвалось.

Часы на стене пробили половину девятого. Ничего не произошло. Схватив Северуса за руку, Гермиона затаила дыхание в ожидании, пока минутная стрелка совершит полный оборот.

Ни о чём не думая, она прыгнула на него и крепко обняла. Он тут же замер, но мгновение спустя — когда она уже готова была его отпустить — обнял её в ответ. 

— Мы это сделали, — прошептала она, крепче смыкая объятия.

Северус прижал её ближе.

— Похоже на то.

***

— Удивительно, что ты на это согласился, — сказала Гермиона.

Они устраивались поудобнее на диване перед телевизором, превкушая просмотр любимых рождественских фильмов. Кофейный столик был завален печеньем, сыром и шоколадом, который Гермиона приберегла для вечера. Наконец-то наступил следующий после Рождества день, двадцать шестое декабря. Маховик времени, надёжно упрятанный в Комнате времени Отдела тайн, стал заботой невыразимцев.

— Хотел ещё летом предложить тебе посмотреть все эти фильмы, — ответил Северус. — Но решил, что мне рождественской атмосферы хватило на всю жизнь.

— Это точно, — едва слышно усмехнулась Гермиона. — Подумать только! Всего этого можно было бы избежать, если бы я не была такой трусихой и не побоялась, что ты откажешь мне в поцелуе под омелой.

Северус бросил на неё странный пристальный взгляд. Она вдруг вспомнила, что он точно так же смотрел на неё в Запретном лесу как раз перед тем, как предложил вернуться в замок. Взгляд опустился на её губы, и глаза его сузились. Её пульс подскочил, дыхание сбилось. Казалось, будто он вот-вот...

— Я никогда бы тебе не отказал, — еле слышно произнёс он.

Что-то в животе у Гермионы затретепало. На этот раз она могла проявить храбрость. Шепнув «Орихидеус!», она сотворила парящий шарик омелы, который завис прямо у них над головами.

— Как насчёт ещё одной рождественской традиции? — спросила Гермиона.

Северус не отрывал вгляда от её губ.

— Если ты того пожелаешь.

О, как же она этого желала. Вот уже несколько лет. Обхватив его лицо ладонями, она придвинулась к нему поближе и сделала то, что должна была сделать ещё четыреста Рождеств назад: поцеловала его.

Он ответил на её поцелуй.