Закрадывалось подозрение, что Малфой-манор не иначе как зачарован на премерзкие вечные туманы. Северус уже и не помнил, когда в последний раз за́мок не был поглощён густой, почти осязаемой дымкой, в которой даже дышалось тяжелее, чем обычно. Намеренно или нет, но чёртов антураж обречённости с некоторых пор здесь соблюдался во всех мелочах. И хозяева поместья вполне соответствовали помертвелому интерьеру: Люциус растерял былой лоск, превратившись в никчёмную копию себя прежнего, и теперь коротал время в Азкабане. Нагруженный опасным заданием Драко резко повзрослел, став чересчур скрытным и мрачным. Нарцисса забросила горячо обожаемые ею розы, и теперь в садах с оранжереями царило угнетающее и осточертевшее даже ему, Северусу, — сравнительно редкому здесь гостю — ничто, венчаемое чахлыми кустами, трупами невинно убиенных да вот этими вот тошнотворными туманами.

Он прихрамывал на повреждённую ещё прошлым летом ногу, которой сегодня снова знатно досталось. Впереди маячили спасительные двери, распахнутые настежь, вот только мутная белизна за ними расслабиться не позволяла. Северус постарался скрыть слабость от попавшихся на пути к выходу отродий из банды Сивого, направлявшихся навстречу. Но замыкающий процессию смердящий испражнениями и тухлятиной выродок ехидным оскалом дал понять, что уже в курсе его «падения». По запаху ли волчара узнал, либо кто-то из «доброжелателей» успел ему доложить, было не важно. Важнее сейчас поскорее решить, стоит ли докладывать хозяину-номер-два о готовящейся хозяином-номер-один особо крупной вылазке в мир магглов, или лучше потом сделать вид, что он не знал. Физическая боль вынуждала крепко задуматься на этот счёт, ибо ещё одной такой расправы в ближайшее время Северус просто не вынесет. А пожить ещё хотелось, кто бы там что про него ни думал.

Впрочем, представляя, что имеет право промолчать, он лишь утешал себя, потому как данные директору Хогвартса обеты обойти не удастся никакой хитростью.

Из носа потекло. Переступая порог манора, он прямо на ходу стёр жидкость тыльной стороной ладони в небрежном жесте, чтобы убедиться наверняка: кровь. Ну конечно, кровь — не мозги же, в самом деле, дурак ты эдакий! Хотя, в какой-то момент показалось, что Лорд превратил всё содержимое его черепной коробки в пенный коктейль, которому теперь одна дорога — наружу через рот, ноздри, уши и поры.

Дьявол!

Не так он планировал завершить сегодняшний день, совсем не так. Теперь вместо посиделок у камина с книгой и бокалом красного — обезболивающее со снотворным, да на боковую, словно дряхлый старик. Что же, в некоторой степени он сам виноват, ведь правило «не трогать хозяина, когда тот злится» написано кровью. И его собственной, в том числе. Жаль только, что выбора нет ни у одного из его… соратников. Ни у кого из Пожирателей, без исключений. Сказано явиться на всеобщий сбор — значит, явись, даже если ты сдох и гниёшь в канаве. Есть, что рассказать — расскажи сразу, даже если в ответ тебе поджарят мозг Легилименцией, и наподдадут Круциатусом в придачу. Правда, если бы не мразь-Лестрейндж, хорошенько зарядивший ему тяжёлым ботинком по многострадальному колену, пока Тёмный Лорд отвлёкся на кого-то из прихвостней, было бы чуть легче.

Ничего, с Рабастаном он расквитается чуть позже, ужалив пребольно, в спину и с эффектом неожиданности, а пока молча проглотит произошедшее. Ведь тот знает нечто такое, что их общему хозяину, мягко говоря, не понравится. И, разумеется, он мог бы сразу, ещё в июле, наябедничать, удовлетворённо наблюдая расправу, но отчего-то Лестрейндж решил объявить ему личную войну, нанеся первый удар — весьма нелепый, надо сказать. Стоит поразмыслить и над этим. Чуть позже. Когда оклемается.

Стало понятно, почему на сегодняшней встрече отсутствовала Беллатрикс. В последнее время она особенно старалась преуспеть в единственном, на что была способна — бессмысленных убийствах тех, кто не может дать ей отпор. Ворота распахнулись, а за ними показалась эта бешеная гниль, ведущая очередную партию несчастных магглов со связанными руками. Ни мужчины, ни женщины, ни дети не догадывались, какая участь им уготована. Должно быть, они, как и любой человек, ещё надеялись на что-то хорошее. Но напрасно. Подвалы Малфой-манора станут склепом для их измученных тел.

И всё-таки, какое же гиблое место! Смерть здесь буквально витает в воздухе. Нужно скорее убираться отсюда.

— Что, Снейп, получил от нашего Господина? — усмехнулась ещё одна представительница семейки Лестрейндж, когда подобралась ближе, и добавила с каким-то полудетским сюсюканьем: — А нечего строить из себя!..

Он не стал реагировать на выпад эмоциями. С больными на голову существами стоит вести себя абсолютно уверенно и спокойно, поэтому Северус бросил саркастическое:

— Ты, кажется, занята? Не стоит отвлекаться от такого важного дела. Несомненно, оно принесёт Повелителю огромную пользу.

Сместить фокус внимания с себя обратно на смертников удалось вполне успешно. В ответ Белла разразилась своим фирменным, совершенно отвратительным гоготом, и направилась дальше по каменной дорожке, вскоре исчезнув в седой пелене. Топот многочисленных ног усилил и без того невыносимую мигрень.

На магглов Северус так и не посмотрел. Видеть немые вопли о помощи было бы выше его сил. «Делегация» прошла мимо.

До барьера он добрался с превеликим трудом, а аппарировал не без потерь, словив расщеп, словно неопытный молокосос. Надо же. Подобное с ним случалось лет пятнадцать назад, не меньше. Невольное погружение в прошлые свои неудачи отвлекли от адской жгучей боли в плече, прибавившейся к прочим сегодняшним травмам. Северус тяжело вздохнул и нехотя двинулся в Хогвартс, со стороны, пожалуй, выглядя в этот момент ничем не лучше Моуди. Хромой, зажимающий плечо относительно целой рукой, мрачный и чертовски злой, он ненавидел в этот момент всех и вся: Дамблдора с его комплексом бога, зарвавшегося Риддла с его диктаторством, садистку-Беллу, не способных защитить себя магглов, учеников с их нескончаемой глупостью, которым уже завтра с утра предстоит читать абсолютно не сдавшиеся им лекции. Рабастана, в конце концов, так невовремя решившего начать одному ему известную игру…

Пускай давно наступила ночь — так или иначе, он считал невероятной удачей тот факт, что никто не попался ему по пути в покои, иначе бы назавтра вся школа гудела о раненом Ужасе Подземелий. А это сейчас ой как некстати. Его и так вполне оправданно подозревают некоторые очкастые гриффиндорцы, в состоянии аффекта — обычного своего состояния — способные разрушить вообще всё.

Воспользовавшись нужными зельями и на последнем издыхании приняв душ, Северус зачем-то провёл по запотевшему зеркалу ладонью, создавая в матовости кривую глянцевую полосу. Вгляделся в отражение, поражаясь тому, насколько измотанность способна менять черты. Кажется, он никогда и не смотрел на себя вот так просто, бесцельно. Не ради утреннего бритья, поиска соринки в глазу либо стирания сажи со лба и щёк после очередного взрыва волшебного варева в котле.

Он показался себе чужаком. Странно было ощущать способность управлять мимикой отражающейся в зеркальной поверхности физиономии, буравить себя же этими жуткими чёрными глазами. Болезненно-бледная кожа, синяки от недосыпа, недовольно поджатые губы с сероватым подтоном, чётко очерченная, словно недошлифованная, косточка на носу, которая в анфас не казалась настолько уж выступающей… Северус словно видел себя впервые: ядовитое насекомое, жалящее каждого, кто посмеет к нему прикоснуться; неприятный тип с пафосной трагичностью и извечным трауром в облике; жалкий червяк под личиной уверенности и силы… Незнакомец ему не понравился совершенно. Столкнись он с ним вне стен маленькой ванной комнаты — точно пришиб бы сразу и без разговоров. И понять, почему им все пользуются, почему каждый, кто хоть каплю сильнее, старается вытереть о него ноги, стало так легко. Это понимание навалилось внезапно, быстро, резко, и легло ещё одним грузом на плечи — без того нагруженные донельзя.

Сгоряча, в каком-то деструктивном порыве, Северус разбил ни в чём не повинное зеркало, от души врезав кулаком прямо в середину этой глянцевой полосы и превратив костяшки пальцев в кровавое месиво. А потом зло сплюнул, потому что брать эмоциям над собой верх, как и праздно рефлексировать, он в последнее время не позволял себе вовсе, тем самым стараясь обуздать внутри слабого человечка. Он не более, чем оружие, передаваемое из руки в руки обеим сторонам на этой поганой войне, которой конца и края не видно. И Северус даже смирился со своим положением. Во всяком случае, ему так казалось до этого момента. Как никогда сильно захотелось узнать, понять и принять незнакомца, коим он показался себе, но ни единого шанса раскрыться не имелось ни на одном из жизненных этапов. Когда-то казалось, что такой шанс ему подарит служение Тёмному Лорду, но и здесь он остался с носом. Вернее, со скотским клеймом. Возможно, не будь метки, он сумел бы просто жить, не совершая ошибку за ошибкой. Жаль только, что все возможности давно изжиты.

* * *

Бесконечные глупые шуточки про семейную жизнь и отвратительные вульгарные намёки на тему первой брачной ночи к концу рабочей смены слились в единую мешанину голосов. Венди глубоко вдохнула вечерний стылый воздух, медленно выдыхая уже пар, таким нехитрым «упражнением» стараясь вернуть самообладание. Устало похлопала по карманам куртки в поисках пачки сигарет, а нащупав лишь зажигалку с ключами разочарованно выругалась. Бесконечно долгий день не мог закончиться ещё хуже!

Из-за повышенного внимания к предстоящей свадьбе радостное предвкушение как-то смазалось. А может быть даже начало испаряться. И так скверно стало на душе от этого, так погано, ведь настолько светлых эмоций она не испытывала уже довольно давно. Пожалуй, с первого их с Питером настоящего свидания, ровно четыреста дней назад. Она понимала, что подобные ощущения не длятся вечно, но страсть как хотелось растянуть их на подольше. Что же, «спасибо» коллегам-юмористам и некоторым не в меру языкастым покупателям за спускание с небес на землю.

Очередное.

Позади раздался глухой стук. Её непосредственный начальник, Кристоф, — чудаковатый мужичонка средних лет в чёрно-белом клетчатом пиджаке, канареечном галстуке и очках в стильной оправе, но без диоптрий — тарабанил в витрину, привлекая к себе внимание. Как только Венди обернулась, тот помахал помятыми бумажками и разноцветными маркерами в одной руке, указательным пальцем другой указывая на них: напоминал о плакатах для организации встречи одного известного автора с его читателями. Она кивнула. Он кивнул. Оба одновременно улыбнулись друг другу на прощанье.

Поразительное взаимопонимание!

Несмотря на все его странности и сложный характер, Венди была безумно благодарна Кристофу Уоткенсу за то, что не побоялся взять её в книжный совершенно без опыта. Обаятельного начальника обожали все его подчинённые, особенно умиляясь в те моменты, когда Крис злился и орал, брызжа слюной во все стороны. Удивительно, но обижаться на него за это никогда не получалось, даже если как следует постараться.

Она долго скиталась в поисках работы по специальности, но отец постарался, чтобы её отовсюду вышвыривали, не особо и вчитываясь в резюме. Складывалось впечатление, что Венди изначально была обречена либо подстроиться под требовательного родителя и подчиняться его властным замашкам до конца своих дней, либо как-то выживать с волчьим билетом. Она выбрала второе, потеряв возможность стать педагогом.

Но кто сказал, что Венди готова с этим смириться и не бороться за своё место под солнцем?

Она продолжала осаждать все учебные заведения по второму кругу, уже и не надеясь на успех. И вот однажды, после очередного отказа, Венди спонтанно решилась попробовать утроиться консультантом, когда уже почти минула какой-то книжный маркет. Объявление на двери о поиске сотрудника взгляд выцепил совершенно случайно, в последний момент. Звон колокольчика над нею, когда Венди решительно ступила внутрь, словно обещал успешный исход попытки. И забавный управляющий, сперва отнёсшийся к ней с долей скептицизма, не разочаровал, сразу же приняв в дружный коллектив, едва она осмелилась показать себя в деле. Она внаглую обслужила капризного клиента, что морочил голову одновременно трём продавщицам вот уже битых полчаса. О занудстве того покупателя девчонки в ярко-розовых безрукавках поведали ей чуть позже, за чаем с эклерами, заодно и отблагодарив.

А Кристофа зауважать пришлось ещё больше после того, как тот дважды стойко перенёс визиты её неугомонного родителя, что лично приезжал в магазин в окружении личной охраны. Хлипкий на вид начальник очень достойно отреагировал на угрозы, а со временем и вовсе заменил Венди родного отца, намереваясь даже вести её под венец к жениху…

Мимо стремительно пролетела громко переругивающаяся с кем-то невидимым по мобильнику дамочка, вырывая застывшую у порога Венди из воспоминаний. В переносице засвербело от едкого запаха дамочкиных духов.

Она искренне позавидовала. Но нет, не безвкусному приторному парфюму, а тому, что эта случайная прохожая имела возможность вывалить всё недовольство прямо сейчас, не дожидаясь встречи с тем, для кого оно предназначалось. Венди бы не отказалась воспользоваться мобильным телефоном незамедлительно, но с учётом съёмного жилья и откладывания части зарплаты на свадьбу, позволить такую роскошную покупку себе пока не могла. Пит торжественно пообещал подарить ей самую новую модель, но чуть позже, когда разделается с насущными делами. Трат у него сейчас и без того было предостаточно.

По дороге домой она размечталась о том, как созвонилась бы с подругой, вдоволь нажаловалась ей на дурёх с работы и напросилась в гости на пару-тройку рюмок «кофе», чтобы как следует излить душу. Без предварительного звонка путь к ней домой был заказан из-за сложной ситуации в семье: родители Кейт находились в процессе достаточно тяжёлого развода, так что пока-ещё-миссис-Моэм с некоторых пор у дочери и дневала, и ночевала.

Питер ещё трудился в своём хвалёном офисе, и освободиться должен был не раньше одиннадцати ночи: послерождественская летучка. Допоздна на работе он задерживался довольно часто, делая всё возможное и невозможное для подъёма по карьерной лестнице. Пит утверждал, что старается для будущей семьи, чтобы ни его жена, ни дети никогда ни в чём не нуждались, и Венди ценила такое рвение. Впрочем, легче от этого не становилось. Они жили в одном районе, а скучать по Питеру приходилось так, словно он добирается на свидания как минимум с луны.

Она совсем не была удовлетворена редкими с ним встречами, но диктовать условия не смела. Всё-таки, у каждого человека должно оставаться личное пространство и право принимать хоть какие-то решения самостоятельно. Венди просто ждала, смиренно довольствуясь звонками по стационарному телефону, коим иногда разрешал пользоваться Кристоф. Разумеется, если только это не мешало работе.

Уже послезавтра они с Питом распишутся, а на следующий день отправятся в медовый месяц на море, если, конечно, отец не вмешается в планы и не разрушит их. Именно поэтому с выполнением задач торопили не только её. Так что вечер вновь предстояло провести в полнейшем одиночестве, ведь с женихом они вместе пока не жили. Пускай ей и было уже двадцать пять — отец в буквальном смысле вбивал в неё правило: жить вместе, спать в одной постели, есть из одной тарелки — только с законным мужем, и никак иначе. Правда, её мужем отец представлял кого-то поуспешнее и поперспективней, чем простой офисный клерк. Собственно, поэтому она и решилась на побег из-под его крыла, причём, задолго до появления в её жизни Питера. Венди могла стерпеть многое, но быть фактически проданной чужому мужику, словно кобыла, не желала всем сердцем. Однако, до сих пор, спустя четыре года, родительские «наставления» фантомно побаливали то тут, то там.

Она всё же заскочила в супермаркет за «Ротмансом», заодно решив побаловать себя пирожными с вином, чтобы хоть как-то скрасить не особо приятный день. А дома, уже откупорив бутылку, отчего-то передумала, направившись в ванную и на ходу сбрасывая одежду прямо на пол. Не хотелось завтра мучиться от головной боли, потому что и без этого дикая усталость накапливалась на протяжении всей недели. Исходящая паром вода снимет неприятные ощущения ничуть не хуже алкоголя, зато без последствий. Тем более, позволяла себе такое удовольствие Венди крайне редко, экономя и время, и деньги. Обычно она отдавала предпочтение быстрому душу.

На удивление, время, проведённое в наполненной до краёв ванне, особого удовольствия не принесло. В мозгу словно копошилась некая неуловимая мысль, не давая расслабиться целиком и полностью. Непонятно откуда взявшаяся тревога всё нарастала, дойдя до желудка и скрутив его в узел.

Недовольная тем, что лишь зря истратила ресурсы, Венди спустила пенную воду, споро ополоснулась и ступила на холодный плиточный пол, тут же зашипев от неожиданности и выругавшись вслух: она снова забыла подстелить полотенце, и теперь придётся ползать с тряпкой, вытирая за собой потёки. Сегодня хоть не подскользнулась, едва не убившись, как множество раз до этого. И на том спасибо.

Тревогу Венди списала на предсвадебное волнение, какое, наверное, посещает всех невест. И распалили её явно в уже давно ставшим родным магазине. Почти все коллеги являлись такими же молодыми девицами, как и она сама, поэтому раздражающих, пускай и дружеских, подколок было не избежать. Особенно если учитывать, что девчонки, в отличие от неё, выходцы из самых простых рабочих семей. И воспитывали их совсем иначе. Не то, чтобы Венди снобствовала, о нет. Просто её бывший круг общения вынуждал быть сдержанной двадцать четыре на семь. Сдержанность осталась с нею навсегда, временами мешая наслаждаться жизнью. Как и не способствуя полному взаимопониманию с окружающими.

Венди повезло гораздо меньше девочек из книжного, хотя со стороны могло показаться совсем иначе. И хотя росла она среди бедности и разрухи, сама имела всё самое лучшее. Разумеется, кроме наиболее важных для любого нормального человека вещей — любви, ласки, заботы и понимания. С воспитанием суровой бабки-пианистки — матери отца — шансов на обыкновенное будущее, как у соседских детей, у неё не оставалось. Впрочем, она всё же вырвала себе этот шанс, когда сбежала из дома практически без ничего. Бывало, бабушка Роуз и поколачивала её, и запирала в комнате без света и окон, когда Венди становилась в позу, отказываясь часами сидеть с идеально ровной спиной у инструмента. Таким образом её, как оказалось, воспитывали, в итоге добившись лишь стойкого отторжения. Музицирование, как и свой даром доставшийся статус, она презирала.

Быть может, будь её мама жива, всё сложилось бы несколько иначе, но вышло так, как вышло.

Несмотря на то, что вроде как должна испытывать сейчас только эйфорию, она думала о деспотичном отце и его возможностях, о ненавистной бабке с её строгой осанкой, о работе, о будущей замужней жизни. Даже мысль о брачной ночи теперь не трогала ни капли, хотя ещё вчера Венди еле уснула, разволновавшись не на шутку и почти до утра представляя, как это будет происходить. Немного пугало само торжество, на которое приглашено довольно много гостей. Всё-таки белое платье, фата и обещания у алтаря у подобных ей бывают лишь раз.

Венди очнулась, осознав, что уже несколько минут бездумно пялится в зеркало, с которого успел рассеяться «пот», являя прежнюю способность отражать. Вдруг озарила простая мысль: она прожила вот уже четверть века, а себя до сих пор так толком и не узнала, как и не осознавала своих возможностей. Едва ли не с самых пелёнок Венди испытывала необъяснимое чувство, будто судьба её ждёт непростая. Но жизнь шла своим чередом, напротив становясь всё обыденней. Впереди ожидали завтраки мужу в постель, рождение детей, семейные праздники, работа… Ничего выбивающегося за рамки повседневности.

И всё же, трепыхание остатков того ощущения где-то глубоко внутри пока ещё не покинуло её окончательно.