Гриндевальд сбежал, как мог бы предвидеть всякий, кроме меня. Он исчез со своими планами захвата власти и пыток для магглов, с мечтами о Дарах Смерти, мечтами, в которых я поддерживал его и помогал ему. Он сбежал, а я остался хоронить сестру и жить дальше со своей виной и горем, расплатой за моё постыдное поведение…

Альбус Дамблдор, Кингс-Кросс

Суббота, 8 июля 1900

Сегодня минул ровно год с того дня, когда мой мир изменился навсегда. Со дня, когда я повстречал Геллерта Гриндевальда.

Он был чудом. Восторгом.

Он был проклятьем.

При мысли о прошлом лете меня переполняет глубочайшее неизбывное горе. Хуже того — меня воротит от постыдного осознания, что горюю я не по матери, не по сестре, а по Геллерту, который был рядом и которого я потерял.

В последний раз я видел его триста двадцать два дня назад.

С того момента, как он меня покинул, я часами сижу над этим дневником, листая страницы в поисках ответов, отчаянно пытаясь найти малейшую подсказку, что могла от меня ускользнуть. Отыскать хоть какие-то признаки того, что я мог предугадать, мог предотвратить произошедшую трагедию.

Я знал о его характере, его вспыльчивости… Но никогда и подумал бы, что он способен на… Никогда не подумал бы, что сам я способен на…

Весь прошедший год воспоминания о том кошмарном дне возвращаются ко мне непрошенными обрывками, терзая мой разум и выворачивая нутро.

Время от времени они приходят в форме запахов — приторного аромата лилий, что витал в воздухе тем вечером, когда мы втроём выгнали Аберфорта на улицу, зловония горящей плоти, что ударило мне в нос, когда Геллерт метнул в него проклятьем Круциатус, запаха свежей травы и глинистой почвы, который я вдохнул, когда, сбитый с ног, упал и больно ударился о землю.

Иногда они живыми картинами встают у меня перед глазами — Ариана неподвижно лежит на садовой тропинке лицом вниз, серебристые, блестящие в свете полной луны, волосы подобно призрачному ореолу разметались вокруг, страх в глазах Аберфорта, ярость во взгляде Геллерта, сорванный с шеи кулон валяется на траве между нами.

Но мучительнее всего те, что являются под видом его голоса. Я слышу его по ночам. Он преследует меня во снах, вновь и вновь повторяя то обещание, что шептал мне на ухо, когда я рыдал над телом сестры: «Я всё исправлю, Альбус! Даю слово, я вернусь и всё исправлю!»

Никак не могу вспомнить, что я ему на это ответил. Знаю только, что после того, как заговорил, он исчез.

И не вернулся.

В самые чёрные дни утешаю себя тем, что сказанные им слова подтвеждали: он считал себя повинным в смерти Арианы. Что он и был повинен в её смерти.

Но это лишь очередная ложь, которой я себя успокаиваю.

Геллерт — и только он один — убил Ариану. Он никогда не любил тебя. Ему нужна была исключительно твоя сила. Он хотел использовать тебя, чтобы получить доступ к магии Арианы. Он околдовал тебя, а страсть тебя ослепила. Твоё чувство не имело ничего общего с любовью.

Легче поверить во всё это, чем в то, что я подружился с чудовищем и, вероятно, сам был таким же чудовищем ему под стать. Ведь мне, как и ему, хотелось чувствовать собственное превосходство над остальными. Это и привело меня к краху. Я глубоко стыжусь этой правды.

Вина пожирает меня изнутри, но я ничего не могу с собой поделать, не могу заставить себя сожалеть лишь об одном: на один краткий сияющий миг я испытал, каково это — любить прекрасного сильного юношу, который любит меня в ответ.

И да поможет мне Мерлин! Я всё ещё его люблю.

А.