Я не препятствовала своему гуллу делать то, что она задумала. Планы носительницы, которые я читала в ее сознании, меня пока вполне устраивали, но оберну я их, разумеется, к моей собственной пользе. Поэтому я почти отпустила контроль. До поры.
Пока же я продолжала немного подпитывать телесную оболочку гулла своей силой. Раны носительницы я излечила, как могла. Убрала её боль и успокоила мысли внушением. Это потребовало многого, заимствованного как из поля сил этого мира, так и из внутренних резервов тела носительницы. Я была выжата почти досуха, а сила возобновлялась медленно, мучительно медленно. Этот мир скуден.
Гулл чувствовал жуткий голод. Её тело восстанавливалось и требовало вернуть затраченное. Я могла бы еще некоторое время поддерживать тело носительницы, но понимала, что долго она не выдержит, да и я истощаю себя. Нужна сила и пища.
Хотя носительница оказалась очень молода, тело её было «порченное», нездоровое, отравленное постоянным употреблением какой-то одурманивающей гадости и крепкого пойла, изношенное множеством беспорядочных совокуплений, которые она практиковала едва ли не с детства. Кроме того в этом теле затаилась серьезная болезнь, со временем способная привести к полному разрушению гулла. Все эти проблемы, конечно, решаемы, но требуют много хлопот.
Радовало лишь то, что носительница была явно не глупа, хоть и не обладала даже малой толикой знаний. Её голова была почти пуста, но не из-за глупости, а из-за лености и отсутствия интереса к чему-либо кроме дурмана, пойла, совокуплений и зелёных бумажек, являвшихся тут мерилом достатка и благополучия, а также средством удовлетворения своих потребностей. Однако, соображать моя носительница могла, при необходимости, довольно неплохо, как для подобного зверёныша. Возможно, мне даже удастся с ней договориться, тем более, если добавить немного внушения. Это лучше, чем каждый раз брать тело под полный контроль, растрачивая драгоценные капли силы.
Хотя носительница вызывала отвращение, с этим придется смириться. Я могла с лёгкостью убить её, но чего бы я этим достигла? Вновь оказаться во внешнем мраке, бесплотной, развоплощённой, беспомощной — это страшило меня, как ничто иное…
***
Мирка настолько уже свыклась с присутствием в своей голове неведомой сущности, что совсем не удивилась, когда ледяной комок вдруг начал шарить в ее сознании словно холодным «щупальцем». В этот раз осторожно, без обычной грубости и бесцеремонности. Но девушка все равно ощутила чужую волю и мгновенно напряглась, ожидая очередного «прихода». Но вместо этого Мирка услышала голос сущности у себя в голове, холодный и насмешливый. Нечеловеческий.
«Ты боишься. Боишься, что я стану мучить тебя. Или что безумие овладеет тобой. Да, я могу наказать, причинить такую боль, какой ты никогда ещё не испытывала. Могу выжечь твой разум и управлять телом, как бездумной куклой. Но лишь за непослушание…»
У Мирки возникло чувство, что ледяная тварь внимательно смотрит на неё — с брезгливым интересом.
— Кто… что ты такое?.. — прошептала девушка.
Странно, но она совсем не ощущала страха.
Сущность усмехнулась.
«Заблудшая душа, моё имя тебя знать не обязательно. Можешь называть меня „моя Госпожа“.
— Что ты от меня хочешь… моя Госпожа?
«Я хочу заключить договор».
В памяти Мирки всплыли страшилки про сделки с Дьяволом, продажу души, договора, подписанные кровью… Но и тут она, почему-то, не испугалась.
Сущность рассмеялась в голове девушки.
«Нет, зверёныш, к вашему пугалу, которое вы называете Дьяволом, я не имею никакого отношения. Его вообще не существует, по крайней мере, в том виде, как вы, зверьки, себе вообразили. Мне твоя душа без надобности».
Мирка почувствовала, как мир словно дрогнул, размылся перед её глазами, и совершенно отчётливо она поняла, что видит нагую женщину. Невероятно прекрасную, как богиня, и словно излучающую яркий свет. Рядом с этой неземной красотой Мирка и в самом деле ощутила себя мерзким, грязным и уродливым зверьком.
Видение исчезло.
Сущность вновь рассмеялась, своим ледяным смехом.
«Ты ещё молода и глупа, зверёныш. Но я смогу многое для тебя сделать. И уже сделала. Я спасла твою жалкую жизнь. Но видишь ли, ты больна. В твоей крови сидит зараза, которая прикончит тебя рано или поздно. Она пока затаилась, дремлет, но делает свое дело, исподволь подтачивая твое тело, как червь дерево. О, умрёшь ты ещё не скоро. Но умрёшь, и, поверь, не самым приятным образом».
— Блядство, — тоскливо, но как-то равнодушно, пробормотала Мирка — Вот же пиздец. Заика, сука, наградил… Точно он, сучара, пидорас. Нарик хренов. Говорили же мне… Ну, сука…
Мирке было тошно, но она поражалась собственному спокойствию. Возможно, сказывалось странное, умиротворяющее воздействие «Госпожи».
В голове вновь раздался вкрадчивый голос сущности.
«Я смогу излечить тебя. Правда, не сразу. Ну, время ещё есть. Видишь ли, зверёныш, лекарства от этой заразы в вашем мире нет. Да ты и сама это знаешь. И без меня болезнь прикончит тебя. Но ты ведь не хочешь умирать, да? Я помогу тебе, ты поможешь мне. От тебя требуется только исполнять мои приказы, и я не только излечу тебя, но и дам тебе многое, очень многое, о чем ты и мечтать не смеешь».
Мирка достала сигареты, закурила. Некоторое время она молчала. Сущность тоже притихла.
— Ладно, считай, добазарились… моя Госпожа, — сказала, наконец, девушка. — Терять-то мне уже, блин, нечего… Что мне, на хрен, надо сделать? Приказывай, Госпожа…
***
Мирка словно очнулась от забытья. Она с трудом сейчас отличала сон от яви; ей могло бы показаться, что разговор с неведомой сущностью — Госпожой — засевшей в её голове был бредом воспалённого сознания, если бы она не ощущала ледяной комок чуждого присутствия в её разуме, который ни на секунду не давал забыть об «одержимости».
Девушка не понимала, сколько прошло времени. Была уже глубокая ночь. Большинство фонарей, освещавших аллеи, погасли, но некоторые все ещё рассеивали мрак. Парк опустел. Жуткий голод, вцепившись жестокими когтями, терзал нутро. Волнами подкатывала тошнота; кружилась голова. Мирка дрожала от холода в своей легкой курточке «из шкуры молодого дерматина». Девушке вдруг страшно захотелось вернуться домой, выпить горячего чаю, забиться под одеяло и поспать хоть бы часик. Она с сожалением отбросила эту мысль.
Мирка на миг закрыла глаза и собралась с духом. Присутствие Госпожи странным образом оказывало на нее успокаивающее действие, словно от сущности исходила некая сила, предававшая уверенности.
Девушка достала из уже почти пустой пачки сигарету, закурила. Недолго затягивалась вонючим дымом дешёвого табака, затем решительно отшвырнула окурок. Подняла воротник курточки и пошла вперед, ступая как можно быстрее, и стараясь не шуметь.
В парке ночами по-настоящему опасно. В лёгкую можно нарваться на гопоту, обирающую пьяных, что частенько вырубались прямо на скамейках. Мирка и сама зачастую промышляла подобным занятием, когда в одиночку, когда пробившись к какой-нибудь мелкой шайке. Конечно, жирный куш попадался нечасто, все больше, мелочёвка, но иногда можно было прибрать к рукам мобилу или золотую «гайку»…
Мирка не понаслышке знала нравы, что царили среди занимавшихся этим «бизнесом» гопарей. Такие, конечно, бы не преминули походя ограбить и трахнуть одинокую девушку, попадись она им на пути в темных аллеях.
А если совсем уж не повезет, то можно встретить здесь и кое-кого похуже… Нет, об этом думать совсем не хотелось.
Опять же, случались и патрули, и ещё неизвестно, на кого хуже нарваться — местных гопников или блюстителей порядка. Правда, легавые в парк ночью совались крайне редко. Видать, как-то не очень уважали ночной воздух…
Но пока все вокруг было спокойно.
Сущность вела себя тихо, затаилась, и не вмешивалась, очевидно, решив пока предоставить Мирке возможность действовать самостоятельно. При этом девушка смутно ощущала, что сущность что-то задумала. Нечто такое, что ей, Мирке, совсем-совсем не понравится. Девушка осмелилась попытаться даже «перехватить» невидимое «щупальце» и ощутить мысли Госпожи. Но, разумеется, ничего не вышло.
Впрочем, никакого наказания за такое самовольство не воспоследовало. Мирка лишь ощутила холодно-ехидную усмешку. И больше ничего. Госпожа выжидала, стянувшись ледяным комком глубоко в сознании Мирки, и втянув все свои «ментальные отростки».
***
Искомого «пассажира» Мирке повезло найти довольно быстро и при этом ни на кого не нарваться. Удача. Впрочем, радоваться было рано — «клиент» мог оказаться «пустым».
Пьяное тело, на вид килограмм под сто, развалилось на скамейке прямо под тускло светящимся фонарем, уронив бритую голову на грудь, и громко храпело.
Мирка вынула из кармана нож-«бабочку». Осторожно приблизившись к «клиенту», поставила свою спортивную сумку рядом со скамейкой, присела на корточки и легонько ткнула спящего острием ножа.
Тот даже не шелохнулся. От него на метр разило бухлом. Можно было уже и не париться — вряд ли в таком состоянии этот индивид оказался бы способен хоть на какие-то самостоятельные действия.
Мирка осторожно расстегнула его кожаную куртку с пятнами свежей блевотины, и обнаружила под ней поясную сумку-«барыжку». Там оказалось восемь купюр по сто «зелёных», ещё какая-то мелочёвка. Девушка довольно хмыкнула. Торопливо, но сноровисто обшмонала «пассажира», поминутно озираясь. Выудила из внутреннего кармана куртки небольшое портмоне, пересчитала наличность. Здесь было ещё около двух тысяч «зелёных». Мирка аж присвистнула и быстро спрятала деньги. Затем вытащила мобильник, извлекла карточку, разломала её и выкинула в урну рядом со скамейкой, а мобилу сунула себе в карман. Сняла с шеи «клиента» золотую цепуру. В боковых карманах спортивных штанов обнаружились какие-то бумаги, сложенные вчетверо, нож-выкидуха, несколько ключей на брелоке, початая пачка дорогих сигарет и презерватив с шипами в прозрачной упаковке. Сигареты перекочевали в миркин карман, а остальное девушку не заинтересовало.
Улов оказался просто фантастическим. Мирка сорвала самый жирный куш в жизни. Она даже подумала, что если бы подобная удача улыбнулась ей раньше, она могла бы давно срулить с опостылевшей «географии», от бухающей материи, и жить в свое удовольствие, о чем всегда мечтала. Сейчас же эти мечты казались совсем неважными, на фоне приключившегося с ней.
Теперь нужно было отчаливать. И лучше бы это сделать поскорее. Удача могла неожиданно отвернуться, как это часто бывает. Аллеи парка были пока пустынны, но…
Она внимательно осмотрелась по сторонам. Вроде никого. Однако не зря говорят, что жадность фраера сгубила. Мирка попробовала стянуть с толстого пальца массивный золотой перстень-печатку, который потянул бы у барыг на пять, а то и на все семь сотен «зелени». Однако «гайка» никак не хотела слезать с пальца. Покрутила перстень, вновь потянула. Печатка не поддалась ни на миллиметр…
***
Кабан очухался от пьяного забытья. Голова разламывалась от боли, шея затекла. Во рту словно коты нассали.
Он почувствовал, что его кто-то дёргает за руку, усилием воли подавил приступ тошноты и открыл глаза. Хотя мозг был все ещё замутнен алкогольным угаром, он сразу сообразил, что полулежит на скамейке в парке. Правда, как тут оказался, Кабан совершенно не помнил, но это его сейчас и не особо волновало.
Куда более важным являлся тот факт, что с пальца пыталась стащить «гайку» какая-то блондинистая грудастая девица в лёгкой курточке и мини-юбке.
Кабан моментально все понял.
— Ах, ты ж сука! — заорал он и предпринял попытку схватить девицу за руку, но координация, нарушенная алкоголем, его подвела и воровка, взвизгнув, успела отскочить.
— Убью, тварь!
Кабан подорвался со скамейки, но ноги не удержали и он с громкими матами рухнул обратно. Но к его удивлению, девка не спешила убегать, воспользовавшись удачным моментом…
Более того, она, не спеша, хищными движениями, двинулась к нему, сжимая в руке «бабочку».
— Ты не охуела?! — взревел Кабан, и вновь попытался встать на ноги.
На этот раз ему удалось подняться, опершись руками о скамейку. Его занесло на пол-оборота и Кабан, не успев сориентироваться, приземлился на асфальт на пятую точку.
Девица вошла в круг света возле фонаря, и тут Кабан разглядел ее глаза. Такого ужаса, он ещё никогда раньше не испытывал! Глаза девчонки были залиты непроницаемой тьмой, сплошной чернотой без белков и зрачков.
Кабан дико закричал, чувствуя, как странный паралич сковывает его тело.
Жуткая девица ощерилась в злобной ухмылке. Она двигалась медленно, словно во сне, приближаясь к нему все ближе и ближе. Ледяной ужас терзал Кабана, но он не мог пошевелиться, не способен был даже кричать. И в какой-то миг, словно что-то лопнуло, его парализованное тело взорвалось дикой болью, он взвыл бы, если б мог, а затем на его лицо обрушился удар ноги, обутой в грязный кроссовок…
***
Свою часть задуманного гулл выполнила. Я уже хорошо понимала важность и значимость для жителей этого мира зелёных бумажек, которых моя носительница так вожделела. Поэтому, я позволила ей сделать то, что она хотела. Я даже немного повлияла, не пожалев ещё толику силы, чтоб принести ей удачу. Это сработало, и носительница получила желаемое.
Однако мне требовалось нечто сверх того. Поэтому, я снова полностью завладела телом гулла. Пришел мой черед. Сознание носительницы испуганно сжалось, но мне сейчас было не до неё.
Ритуальное мучительство — самый грубый и примитивный способ концентрации силы. В высших мирах, где клокочут её могучие, вольно текущие потоки, в таких методах нужды нет. Но тут, у самых дальних пределов Великой Сферы, где почти нет свободной силы, именно это зачастую оказывается наиболее действенным.
Тратя последние капли, я парализовала жертву и лишила её голоса. Но при этом сознание продолжало теплиться — жертва должна всё ощущать и понимать.
Ужас зверька был велик. Уже одно это давало мне слабенький ручеек силы. Для ритуала, конечно, пригодился бы богатый и разнообразный инструментарий, изобретённый во множестве диких и скудных миров сонмами Одаренных — от дремучих шаманов, интуитивно нащупавших верный путь, до учёных темных магов, возведших ритуальные пытки в степень высокого искусства. Но чего нет, того нет, и при всем этом многообразии мне сейчас пришлось довольствовать простеньким ножом.
Сперва зверек остался без глаз и языка. Я работала осторожно, что бы преждевременно не убить жертву. И не запачкаться в крови. Опять пришлось тратить силу, пусть и не много, дабы кровь брызгала куда угодно, но только не на тело и одежду моей носительницы.
Затем я занялась половым органом жертвы…
Я ощущала ужас и отвращение моего гулла. Её сознание буквально билось в истерике, а тело едва ли не выворачивалось наизнанку в рвотных позывах и даже мое внушение помогало плохо. Однако сила уже вливалась в меня не слишком сильным, но стабильным ручейком. Я усилила давление, загнав сущность носительницы подальше вглубь.
Потрошила я жертву долго и со вкусом. Иногда даже подпитывая пытаемого силой, дабы он не умер преждевременно от потери крови. Благо, сейчас я могла себе это позволить.
Когда я, обливаясь потом, поглотила остатки изливающейся силы до последней капли, то с трудом сумела подняться на подгибающиеся от напряжения ноги. Силы было, конечно, всё ещё слишком мало, но впервые с момента появления в этом мире я не чувствовала её острого недостатка. На некоторое время должно хватить.
Но оставалось ещё кое-что. Моей нынешней телесной оболочке нужна пища. Носительницу изнурял голод. Мяса теперь было в достатке. Плоть и кровь жертвы насытит наше общее с гуллом тело. Однако ужас носительницы перед моим намерением и отвращение от перспективы употребить в пищу плоть одного из себе подобных были столь велики, что её сознание вырвалось из закутка, в который я его загнала, и почти вернуло себе контроль. Эмоции гулла были столь сильны, что буквально оглушили меня…
***
Мирку изгибало в жестоких приступах рвоты. Желудок разрывало болью, из глаз лились слезы. Она блевала, задыхаясь и кашляя, пыталась перевести дыхание, и вновь блевала.
— Нет… моя Госпожа, — прохрипела, наконец, девушка. — Жратву можно достать… Просто купить… У меня сейчас до хрена бабок… Умоляю …
Она ощутила неудовольствие Госпожи. Сущности хотелось свежей крови и ещё трепещущей плоти. Однако, нехотя, но она всё же уступила.