Миледи Инквизитор поспешно взбегает по полустёртым каменным ступеням.
Дориан, только заслышав чьи-то ускоренные шаги, сразу узнаёт её лёгкую поступь: вчерашняя ученица оствикского Круга давно стала постоянной посетительницей библиотеки. Наверное, привыкла к жизни в башне, доверху забитой книгами… Да и к чему скрывать — беседы с блестяще образованной и начитанной Тревельян доставляли Павусу истинное наслаждение, нередко затягиваясь до самого рассвета. То, что удовольствие было взаимным, сомнению не подвергалось.
Встреча за книгой в любое время дня и ночи была отрадой для обоих. Один лишь Варрик постоянно расстраивался, что об этом странном дуэте не появилось ещё ни одного слуха. По крайней мере — ни одного, достойного его пера.
Наречённая Вестница держится слегка нелюдимо, и с самого Рэдклиффа Дориан непроизвольно сравнивает её с нежным лесным цветком. Кто бы мог подумать, что миловидная магесса с белоснежной кожей, безупречными манерами и точёными, почти неземными чертами станет, на минуточку, главой одной из самых влиятельных организаций во всем Тедасе?..
Лишь мельком взглянув на подошедшую Эстель Тревельян, Дориан мысленно отвечает самому себе: никто. Тем более она.
И, наверное, так даже лучше.
— Доброго вечера, миледи. Вашему Инквизиторству опять не спится?
Павус учтиво разворачивается навстречу гостье, не скрывая ироничной усмешки. Та вдруг замирает на пару ударов сердца и глядит на него так, что слова застревают в горле. Наконец выдыхает — глухо, без привычного приветствия:
— Дориан, я так устала…
И порывисто прижимается к нему, уткнувшись в ключицу холодным носом.
Признаться, Дориану трудно вспомнить положение ещё более неловкое. Некоторое время он просто стоит, переводя глаза с пожелтевших страниц книги на Тревельян и обратно; наконец, осознав реальность происходящего, откладывает тяжёлый от сырости том и в недоумении изучает прильнувшее к нему создание.
Помедлив несколько мгновений, заключает Эсти в свои объятия. Перед глазами у него все так же стоит её уставшее и будто осунувшееся лицо, до боли пронзительный тёмно-каштановый взгляд, взлохмаченные после неудачной попытки уснуть или, чего доброго, ночного кошмара длинные черные волосы.
Эстель Тревельян по прозвищу Эсти молча закрывает глаза: её ресницы лёгкой щекоткой задевают открытую кожу Павуса.
— Я снова забываюсь, да?
Она произносит это до того серьёзно, до того тих и исполнен искреннего раскаяния её голос, что у Дориана на мгновение замирает сердце. Один раз он уже устроил бедняжке Тревельян целую лекцию, подробно разъяснив свои принципы и с подчёркнутой холодностью заявив, что он никогда не свяжет свою жизнь с женщиной, будь она хоть тысячу раз избранной её отцом или самой Андрасте, но сейчас… Сейчас он почувствовал себя бесконечно виноватым перед той, которая так отчаянно нуждается в его поддержке.
В конце концов, неправильно было вымещать на ней раздражение, вызванное встречей с Галвардом.
— О, ну что вы, миледи… — Дориан в неясном порыве проводит ладонью по растрёпанным угольным прядям, бережно гладит её напряжённые узкие плечи. — Между прочим, иногда забываться крайне полезно. Вроде как очистка мозгов от всякой чепухи.
На бледной щеке Инквизитора появляется еле заметная ямочка, она ласково трётся кончиком носа о шею Павуса. Последний в глубокой задумчивости, почти не отдавая себе отчёта, прижимает её к себе. Где-то под сердцем у него ощутимо теплеет, а взгляд на секунду застилает серебристая дымка, и он облегчённо выдыхает:
— Возможно, я тоже хотел бы забыться ненадолго.
Эсти едва заметно вздрагивает, но не отстраняется. Дориан через тонкую ткань мантии чувствует, как её измученное сердце пропускает удар, и продолжает шёпотом, невесомо коснувшись губами её фарфорового лба:
— Только не вздумай уходить сейчас. Пожалуйста. Я… сам не понимаю, что происходит.
Мягко, почти не дыша, он проводит кончиками пальцев по лбу Вестницы, убирая тёмные прядки с её лица. Молчание тянется, как густой золотистый мёд, и Павус утопает в бесконечных секундах, не в силах проронить ни слова, не в силах даже сделать вдох. Наконец миледи Тревельян поднимает на Дориана свои бархатисто-карие глаза. Тот не в силах описать, что кроется в них теперь, но единственно верная мысль мгновенно возникает в его сознании: это самое прекрасное, что он может ей дать.
Эстель Тревельян отводит потеплевший взгляд, и Павус может поклясться, что, чем бы это ни было, это точно не происки его отца, не промысел Создателя и не дело рук малефикаров. А ещё — этот неугомонный Тетрас похоже получит то, чего так давно искал в их чисто дружеских отношениях.
— Между прочим, забываться — это искусство, которому надо учиться.
— Ох, Эсти, — При виде лёгкой растерянности, с которой миледи Инквизитор отзывается на это обращение, на губах Дориана расцветает беззаботная улыбка. — Мне кажется, я выбрал прекрасного наставника.