Каарас Адаар часто навещал разведчицу Хардинг.
Он приходил, бережно и слегка неловко прижимая к груди целые охапки эмбриума; нежные лепестки смотрелись совсем крохотыми в его огромных серых ручищах, а тонкие стебли — ужасно хрупкими, однако за все три месяца он не сломал ни одного цветка, даже не помял ни одного бутона.
Каарас приходил и укладывал свой подарок на стол интенданта с такой осторожностью, будто укладывает в кроватку собственное дитя. Хардинг не знала, были ли у него дети или хотя бы та, кому он мог также молча приносить цветы — однако каждый раз этот простой ритуал сбивал её с толку своей явной неуместностью.
В конце концов, он — Инквизитор, наречённый Вестник Андрасте, при этом суровый и немногословный тал-васгот, а она — гномка-наземница, благодаря своей смекалке пробившаяся в штаб Инквизиции. Только умалишённый может предположить, что у них найдётся что-то общее помимо службы.
Хотя, даже если и найдётся — он, мягко говоря, был не в её вкусе.
Каарас казался ей ожившим гранитным утёсом или, в лучшем случае, мраморным истуканом.
Трудно сказать, какие именно надежды лелеял великан… Но оставаться для неё бездушным камнем ему, видимо, хотелось меньше всего.
И потому он продолжал приносить ей цветы.
***
Спустя полгода Хардинг практически перестала замечать оказываемые им знаки внимания. И недаром — однажды Каарас просто не пришёл. Нитка не сразу поняла, что же её так насторожило: ощущение было сродни тому, что испытывают люди, вернувшиеся домой из длительного путешествия и обнаружившие на месте своего дома пустырь — хотя солдаты Инквизиции всё так же стояли лагерем у подножия зелёного холма, поросшего лоснящейся на солнце осокой.
Тревога нарастала до тех пор, пока пару дней спустя Хардинг не наткнулась на связку увядших трав, отдалённо напоминавших засушенные цветки эмбриума.
Как бы разведчице ни хотелось уверить себя в обратном, она не почувствовала ровно ничего: ни сожаления, ни жалости. Стало быть, Адаар нашел себе другое увлечение — тем лучше для них обоих.
Однако Каарас не объявился и через сутки. Напряжение в рядах Инквизиции достигло пика, и штаб принял решение выслать на поиски отряд солдат…
Во главе с разведчицей Ниткой Хардинг.
Её избрали в качестве проводника, так как она детально изучила местность задолго до прихода основных сил; но безошибочная интуиция подсказывала ей, что эта миссия обречена на провал. Если Адаар ушёл из лагеря один и не вернулся — то, скорее всего, он просто решил сбежать к своим собратьям, до которых со Штормового берега было рукой подать. Ничего удивительного в этом поступке Хардинг не видела.
Разумеется, был и второй исход — огромный кунари мог, самое безобидное, не рассчитать сил и камнем свалиться с какой-нибудь скалы прямиком в пучину Недремлющего моря… И от одной мысли о такой страшной кончине по спине разведчицы прокатывалась волна мурашек.
Хардинг не считала себя причастной к исчезновению Адаара, хоть и ловила на себе косые взгляды некоторых рекрутов. Она давала ему подробный отчёт о каждой новой местности, он слушал, задумчиво кивал, задавал вопросы и приносил охапки цветов — и этим ограничивалось их общение. Если кто-то и посчитает её виновной в этом странном происшествии, советники Инквизитора уж точно не будут делать таких поспешных выводов.
По крайней мере, она на это рассчитывала.
***
Когда трёхдневное исследование прибрежных рощ зашло в тупик, Нитка приняла решение вернуться в лагерь и продолжить их уже наверху, в горах. Невозможно было описать, какое смятение царило в рядах Инквизиции в течение этой недели — мир буквально рушился на глазах у солдат, а предположение Хардинг о том, что Каарас мог заплутать среди горных вершин, и вовсе подкосило боевой дух… Однако необходимо было продолжить безрезультатные поиски, как того требовал устав Инквизиции; потерять бесценную метку для Тедаса означало потерять всё.
Хардинг уже не верила в то, что Каарас объявится.
***
Рассвет в горах выдался холодным, и Нитка проснулась раньше обычного. До официального подъёма оставалось ещё не менее часа, когда она решила пройтись по отлогому кряжу в сторону одной из многочисленных горных речушек.
Из-за утренней росы камни были скользкими, а тонкий слой почвы едва держался на скалах благодаря скудной растительности, но Хардинг прекрасно знала, как нужно вести себя на горной тропе. Осторожно ступая по серым валунам, она задумалась о том, что, в сущности, не так уж плохо было работать на Инквизицию — и такой исход всяко лучше, чем со дня на день ожидать нападения мятежников на родную деревню, безучастно наблюдая за надвигающимся концом света из наспех заколоченного окна…
Вдруг боковым зрением разведчица приметила невдалеке знакомую фигуру и чуть не скатилась по склону.
— Морской воздух и правда полезен для души, Хардинг.
Каарас Адаар сидел на небольшой площадке, образовавшейся на месте скола отвесной каменной стены. Спустив свои огромные ноги с края пропасти, он наблюдал за тем, как над туманной гладью моря кружат чайки. Нитка не могла видеть его лица, но прекрасно различала замысловатые узоры из свежих шрамов на его необъятной спине — мелкие порезы покрывали кожу алым кружевом, бугристые мускулы были иссечены глубокими рваными ранами.
Линию позвоночника рубцы рассекли крест-накрест, будто кто-то пытался буквально вычеркнуть Каараса из жизни.
Хвала Создателю, у него не вышло.
— Эм… Ваша милость? Что вы тут делаете? Мои люди трижды прочёсывали всё побережье, а в Скайхолде уже считают вас… — Хардинг усилием воли сохранила самообладание. — Что произошло?
До слуха передовой разведчицы донеслось подобие мрачного смешка.
— Какое-то время назад я и сам был уверен, что мне уже никогда не выбраться отсюда. Но, как видишь, моим надеждам на быструю и безболезненную смерть не суждено было сбыться.
Край солнечного диска выглянул из-за горизонта и залил мягким золотистым светом плечи восседающего на обрыве серого великана. Хардинг невольно содрогнулась, присмотревшись к паутине шрамов; она хотела было подойти ближе, чтобы убедиться, что ему действительно ничего не угрожает, однако не могла сделать и шагу — голова неистово кружилась, а сердце сжималось в тугой комок, стоило ей только взглянуть на острые скалы под ногами Адаара.
Словно почуяв смущение гномки, Каарас обернулся. Лицо его по-прежнему скрывалось от Нитки за могучим плечом, но прищур бледно-васильковых глаз и мелкие морщинки вокруг век она видела отчётливо.
— Что, боишься высоты?
Вопрос прозвучал слишком просто, непозволительно буднично для сложившейся ситуации.
— Я… Да, мне было бы неуютно на вашем месте.
Каарас тихо фыркнул и отвернулся. Разумеется, дрожь в голосе выдала худший страх Нитки Хардинг с головой.
— Ты можешь вернуться в лагерь. Пришли ко мне солдат, и они помогут мне… Дойти.
Адаар уронил голову и умолк. Теперь, судя по голосу, он даже не улыбался.
Туман над морем понемногу рассеивался, и жалкие его остатки расползались вдоль скал, укутывая береговую линию полупрозрачной дымкой. Нитка замерла в нерешительности: с одной стороны, незамедлительно исполнить приказ Инквизитора было самым разумным вариантом, но с другой… Хардинг почувствовала острую необходимость остаться. Когда ещё ей выпадет шанс поговорить с ним так, как он ещё ни с кем на её памяти не разговаривал?
— Если состояние не критическое, мы… То есть я, я могла бы доставить вас в лагерь.
— Ты имела в виду, «если Инквизитор всё ещё может стоять на собственных ногах»?
— Да, ваша милость. В ином случае я не смогу послужить вам так, как полагается, в силу особенностей телосложения.
Каарас рассмеялся мягко, чуть слышно — так, как он никогда при ней не смеялся.
— Что ж, удача улыбнулась тебе, разведчица Хардинг, и рогатый верзила сам сможет донести себя до лагеря. Но в следующий раз бери с собой подмогу.
С этими словами Каарас поднялся и принялся отряхивать мозолистые ладони.
Нитка приметила новые царапины и на его лице — один рубец протянулся от скулы до подбородка, другой — прошёлся наискось от правого виска к левой щеке. И это не считая множества других, менее серьёзных.
— Как… Это случилось?
Не поднимая глаз на гномку, Адаар достал из-за пазухи грязный пояс и начал обматывать им ободранное запястье.
— Внезапно. И глупо.
Не дождавшись от него более развёрнутого ответа, разведчица нетерпеливо склонила голову. Вестник заметил её жест.
— Ты действительно хочешь знать?
Нежно-васильковый, пронизывающий взгляд исподлобья заставил её помедлить с ответом.
— Да.
— Что ж…
Адаар вернулся к своему занятию.
— Неведомо сколько рассветов назад я напоролся на целый отряд порождений тьмы. Думал, сумею одолеть их в одиночку — но излишняя самоуверенность ещё никого не спасала от гибели, верно? Так что я просто отбивался от них, сколько хватало сил, и они в итоге отступили. Одна беда — я потерял чуть больше крови, чем следовало, и вскоре меня настигли красные храмовники. — Каарас сделал паузу и взглянул вдаль, словно отыскивая взглядом то место, где ему пришлось принять неравный бой. — Они нашли меня по кровавому следу, который смыло ливнем следующей же ночью, и потому вы не смогли меня обнаружить. Они бы прикончили меня, если бы не стая поражённых скверной медведей, тоже почуивших кровь и собиравшихся мной отобедать.
Инквизитор кивком указал на погнутый невесть чем нагрудник тяжёлого доспеха, валявшийся неподалёку, вытер поясом лоб, весь покрытый запёкшейся кровью.
— Всё это время я отбивался от зверей, желавших мной полакомиться, и существ, желавших мне смерти; потом нашёл какой-то овраг, заполз в него и потерял сознание. Очнулся сегодня ночью, хотел отыскать дорогу к лагерю по звёздам — но всё небо обложили тучи, так что я просто сел здесь и ждал рассвета. Как видишь, ничего особенного.
Каарас пожал плечами и умолк.
Хардинг стояла на тропе и обдумывала услышанное. Она была уверена в том, что Адаар не упомянул и половины из того, что ему довелось испытать, но только одно не давало покоя её совести: ходила молва, что Инквизитор пропал по пути за очередным букетом для разведчицы. Разумеется, об ухаживаниях Адаара судачили уже давно, и это был не самый неприятный слух — однако по понятным причинам именно он сильнее прочих тревожил Нитку.
Она решила спросить прямо.
— Я слышала, что вы… Что ты пропал после того, как ушёл за цветами. Это правда?
Инквизитор уже подошёл к тропе, но вдруг остановился, удивлённо глядя на гномку.
— Кто тебе это сказал?
— Значит, правда.
Разведчица обессиленно опустилась на землю. С минуту оба молчали, Хардинг бездумно уставилась себе под ноги.
— Больше всего я боялся, что тебя обвинят в моей смерти. — Каарас тяжело вздохнул и уселся на почтительном расстоянии от гномки. — На самом деле только я несу ответственность за то, что случилось, и, поверь мне, твоей вины в этом нет. Я уже знаю, что скажу советникам, чтобы отвести от тебя необоснованные подозрения.
— Нет, просто… Если бы я сразу сказала, что ты мне не интересен, всего этого бы не случилось.
Повисла тишина. Целых пять секунд тянулось невыносимое молчание, было слышно, как на ветру поскрипывают стволы деревьев и шуршит под обрывом прибой.
Нитка вдруг осознала, чего это стоило Каарасу, и ей стало досадно на саму себя.
— Остерегайся медведей, Хардинг.
Инквизитор Адаар поднялся и побрёл в сторону лагеря.
***
Нитка никак не могла простить себе эту оплошность.
Наверное, если бы гномы видели сны, ей бы каждую ночь являлся израненный Каарас: перепачканный кровью, скверной и ещё Создатель знает чем, он бы молча сидел на краю скалы, вглядываясь в пропасть, и, стоило разведчице лишь подойти к нему и слегка коснуться окровавленного плеча рукой, растворялся бы в воздухе бесследно.
Теперь Хардинг практически не встречала главу Инквизиции. Первые три недели он в принципе нечасто наносил официальные визиты, а потом, как только зажили раны на лице — полностью посвятил себя улаживанию дел в хорошо изученных областях. Нитка изредка вспоминала его мягкий смех, непринуждённые шутки и лукавый прищур — и ей оставалось только догадываться, открывал ли он себя настоящего кому-нибудь кроме неё.
Она была убеждена в том, что его когда-нибудь любили, а в том, что и он способен полюбить, у неё не осталось сомнения — вот только кому до этого есть дело? Для всего Тедаса Каарас — просто символ, хоть и противоречащий всем догмам, для своих подчинённых — ниспосланный Андрасте предводитель, а для неё… Кто он для неё?
Хардинг не могла ответить.
***
Когда тоскливая зима покинула Ферелден, а слякотная весна только-только уступила своё место короткой летней поре, Хардинг с удивлением обнаружила, что скоро ей исполнится двадцать пять лет. Подумать только, а ведь ровно год назад она пасла овец во Внутренних Землях и представить себе не могла, что станет одним из лучших агентов Инквизиции…
В тот-самый-день Нитка проснулась в приподнятом настроении и сразу отправилась к интенданту, чтобы получить письмо от родителей. Наверняка они давно прислали его вместе с запиской, в которой оставили подробные указания о времени передачи адресату — это было бы так на них похоже.
Однако, к разочарованию разведчицы, интенданта на месте не было. Зато весь его стол был буквально завален рассветным лотосом — удивительно красивым растением, произрастающим только в двух областях Ферелдена.
У Хардинг на мгновение перехватило дух. Отчасти это было облегчение — наверное, этот поступок означал, что Адаар не держал на неё зла; но разведчица прекрасно осознавала, что попросту соскучилась по нему. Внезапно и глупо, безнадёжно, страшно соскучилась. С тех самых пор ещё никто не беседовал с ней так открыто несмотря на хаос вокруг.
Не пытаясь преодолеть искушение, Нитка подошла к столу, вдохнула тонкий аромат и осторожно погладила белоснежные лепестки, словно бы по волшебству искрящиеся на солнце.
— Тем утром я хотел принести тебе букет чёрного лотоса… Видимо, оно того не стоило. Тебе ведь больше нравится белый цвет.
До боли знакомый низкий голос донёсся откуда-то сзади. Хардинг не смогла сдержать улыбки.
— Доброе утро, ваша милость. Вижу, вас отлично подлатали.
— Ах вот как, снова на «Вы»? — Каарас, облачённый в простую льняную рубаху и шаровары, почтительно склонил рогатую голову. — Я-то думал, что с официозом покончено.
Какое-то время он просто стоял и смотрел на Хардинг — и на лице его не промелькнуло ни тени печали. Нитка только сейчас приметила, какие красивые у него глаза — ярко-васильковые у зрачков и призрачно-белые у границы радужной оболочки, они излучали нездешний, неземной свет.
— Могу я ненадолго оторвать тебя от дел?
От тона, которым был задан этот вопрос, Хардинг окончательно растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— Я… Эм… Да, наверное, но только ненадолго. Знаете, мир надо спасать и так далее. Дел по горло.
Адаар рассмеялся тихим, бархатным смехом.
И передовая разведчица Хардинг почувствовала лёгкое головокружение.
***
Дорога вела их вдоль моря, на восток. Они обсудили многое, но ещё больше молчали, и молчание это не было в тягость — скорее наоборот, молчать друг с другом им нравилось. Солнце уже клонилось к закату, когда Каарас вдруг остановился и указал в сторону скал.
— Помнишь это место?
Хардинг кивнула. Она без труда узнала ровную площадку и каменистую тропку, потому что десятки тысяч раз прокручивала тот эпизод у себя в голове.
— Ты тогда призналась, что боишься высоты. — Заметив, что спутница нахмурилась, Каарас продолжил. — Не беспокойся, Хардинг, я умею хранить секреты. Так вот: я мог бы научить тебя не бояться. Старая кунарийская техника, основанная на доверии. Хочешь?
Нитка удивлённо обернулась на Адаара, но помедлила с ответом. Задумчиво изучая шершавую золотисто-серую кожу, напоминавшую больше пустыню, испещрённую руслами пересохших рек, разведчица набиралась решимости.
Наконец, встретившись взглядом со своим спутником, она веско бросила:
— Ладно. Была не была.
***
Когда они вскарабкались на крутой склон, Каарас подошёл к краю тропы и протянул Хардинг руку. Поколебавшись пару мгновений, она всё же вложила в его ладонь свою тонкую кисть в белой перчатке.
— Многие говорят: не смотри вниз. Но это неправильно. Ты должна смотреть вниз, но не для того, чтобы бояться, а для того, чтобы видеть опасность… И ощущать свободу. Это главное.
Адаар ободряюще сжал руку Хардинг.
— Закрой глаза и дыши глубже. Ты сможешь остановиться, когда пожелаешь.
Гномка повиновалась. Медленно, шаг за шагом, они приближались к обрыву, а Нитка крепко держалась за руку своего серого друга.
— Стой. Теперь открывай.
Взору Хардинг предстал восхитительный вид: тёмные воды исходили бурунами, сколько хватало глаз, а небо в лучах солнца окрасилось в нежно-персиковый цвет, переходящий у горизонта в ярко-алый. Горы, обрамляющие бухту, зыбкими тенями ложились на песок берега, прямо под ногами волны прибоя накатывали на прибрежные скалы. Чайки носились над морем с ликованием; казалось, что ещё немного — и можно будет так же, как и они, оторваться от земли.
— Это красиво. Но страшно. Словом, страшно красиво. — Только и сумела выдохнуть Нитка.
— Я рад, что ты смогла это увидеть.
Каарас подождал, пока Хардинг налюбуется пейзажем, а потом легко подхватил её на руки и унёс прочь от края.
***
Солнце почти скрылось за острыми пиками, идти по лесу стало темно. Инквизитор и передовая разведчица остановились на опушке, чтобы немного передохнуть, развели костёр.
Какое-то время сидели молча, наслаждаясь теплом огня, затем Адаар едва слышно спросил:
— Ты скучала по мне, Хардинг?
Нитка лишь опустила глаза. Стук её сердца на долю секунды заглушил гудение пламени.
— Думаю, это значит «да».
Адаар накрыл пальцы гномки своей ладонью; наклонившись, поцеловал её в висок, потом — в растрёпанную на ветру косу, а затем, дождавшись ответного движения, кончиком носа убрал прядь непослушных волос ей за ухо и нежно коснулся открытой шеи губами.
Где-то над Недремлющим морем пронзительно вскрикнула чайка.
***
Наутро Нитка снова выбралась из шатра чуть раньше, чем обычно, и улыбнулась, глядя себе под ноги, на усыпанную цветами землю. Никогда ещё полураскрывшиеся бутоны рассветного лотоса не приносили ей такой беззаветной радости, не волновали её душу обещанием большой и чистой любви.
Так кем же для Хардинг стал Каарас Адаар?..
Единственное, что она знала точно — камнем он точно не был.
Больше не был.