Тишина оглушает. Сод со вздохом закрывает книгу, чувствуя, как тягучая усталость растекается по всему телу, в то время как в груди смешиваются скорбь и раздражение.

Конечно она не могла отказать Кромер в просьбе провести вечернюю службу. Каждая просьба Той, Кто Хватает, равносильна приказу. И дело даже не в том, что она стоит выше Сод по иерархии — просто та питает к Кромер настолько великое уважение, что никогда не сможет ей перечить.

Но эти службы… изматывают. Вечно после них Сод хочется испариться на ближайшую неделю и не видеть этих людей. Многие приходят не только чтобы выговориться на исповеди, но и чтобы попросить советов порою в вопросах таких спорных, что Сод сама ответов не знала. Хотелось воскликнуть, чтобы шли они к более опытным людям, но разве могла она позволить подобное? Кромер бы в ней разочаровалась. Да и авторитет в инквизиции навсегда был бы потерян. Так что приходилось выкручиваться — цитировать строки из книг священных, вспоминать слова Кромер во время обучения, самой догадываться, какие слова произнести следует.

Собственная неуверенность утомляет. Даже после чистки улиц от ереси Сод не устаёт так же, как от проведения вечерних служб.

Тихие шаги позади. Сод едва успевает заметить их за шумом собственных мыслей, как оказывается в тёплых объятиях. Содрогается всем телом, пытается вырваться — шею щекочет тёплый выдох:

— Это я, не волнуйся, — знакомый голос раздаётся совсем рядом с ухом, и Сод невольно расслабляется. — Заметил, что ты выглядела грустной на службе, и зашёл проведать.

Эффи. Сод прижимается к нему спиной со вздохом — ему позволено её касаться, а именно этих касаний и объятий ей сейчас остро не хватает. Всегда, стоило хоть немного перенервничать, она становилась до неприличия тактильной.

— Кто-то ещё заметил? — спрашивает Сод, положив ладони поверх рук Эффи.

— Не думаю, — вновь он утыкается лицом в её шею, голос приглушается. — Они ведь не знают тебя столько же, сколько я.

— Но мы долгое время были в разлуке.

— Это не мешает мне помнить, какой егозой ты была раньше, — она не видит, но слышит по изменениям в голосе, как Эффи улыбается ей в шею. — И использовать эти знания сейчас чтобы понять твой настрой.

Что верно, то верно — дольше Эффи её в этом месте никто не знает. А человека, кто мог бы понять её лучше, и вовсе не найдётся во всём Городе.

Известие о том, что для остальных её плохое самочувствие осталось незамеченным, ещё больше успокаивает Сод. Она окончательно позволяет себе расслабиться и утонуть в объятиях, довериться этим рукам и постараться не думать о вечных проблемах и заботах…

… Но начинает чувствовать, как руки Эффи опускаются ниже её живота.

— Эффи… — низко, недовольно произносит Сод, крепче перехватывая его руки. — Нет.

— Что не так? — он будто бы действительно не понимает. — Это самый верный способ тебе расслабиться. Чтобы точно никто не заметил твою хмурую мину.

Касается шеи поцелуем тёплым, отдававшим волной наслаждения по всему телу. Сод жмурится, пытается подавить в себе соблазн отдаться этой безумной затее. Это зал для служб, а не личные покои!

— Нет.

— «Нет» — ты не хочешь, чтобы это случилось, или «нет» не хочешь, чтобы это случилось здесь? — уточняет Эффи, не отстраняясь и не обижаясь за её отказ. — Или что-то другое?

Сод знает, что скажи она, что ей не хочется — и все приставания окончатся. Но слова Эффи заставляют её заглянуть глубже в себя, в свои желания. Стала бы она противиться ему в других обстоятельствах?

— Не хочу, чтобы нас кто-то увидел здесь, — честно признаётся Сод и Эффи, и самой себе.

Вместо ответа раздаётся тихий смех. Он утыкается крепче в её шею, уже смелее ведёт пальцами вниз по телу.

— Ты думаешь, я не додумался запереть дверь, когда заходил сюда?

Во рту пересыхает. Сод догадывается быстро.

— Так значит специально для этого ты и явился?

— Не хотел, чтобы ты бродила здесь в тревогах.

Порой Сод хотелось стукнуть его больно за то, что он не раскрывает перед ней свои карты пока не дойдёт дело до недопониманий. Хотя что он ей бы сказал? «Привет, я пришёл тебя успокоить нашим привычным способом и уже запер дверь, так что просто расслабься»?

Нет, это не в духе Эффи.

Пальцы его поглаживают низ живота, ещё не действует — только дразнит прикосновениями точно так же, как лёгкими поцелуями губ к шее. Словно испытывает выдержку Сод. Либо сам собирается с духом. В чужую голову не залезть, а спрашивать прямо Сод не решается.

Наконец касается Эффи её, гладит сквозь ткань штанов. Сод тихонько выдыхает, чувствуя волну тёплого удовольствия, ещё совсем слабую, но заметную. И кому как не ей знать, что Эффи способен превратить эту волну в цунами, что сносит собою все тревожные мысли, заставляет захлебнуться удовольствием, уйти с головой в пучины счастья единения.

Она лишь слегка нажимает на его ладони, прижимая их крепче. Терпения у неё на сегодня нет совершенно. Но Эффи всё равно не спешит, только смешком щекочет чувствительную кожу у неё под ухом да после коротко кусает за шею. Сод уже вздыхает через сжатые челюсти, вспоминая о том, что шуметь не позволено — их могут услышать снаружи. Не хотелось давать новую пищу для слухов, что и так гуляли по инквизиции. Ведь не могло же остаться для других незамеченным то, как удивительным способом их отсутствие всякий раз совпадает, да и вне службы частенько проводят время в компании друг друга? Всем давным-давно всё ясно, но они продолжали скрываться.

Интересно, а как сильно разозлилась бы Кромер, узнай она, что они творят в зале покаяния? Или, напротив, усмехнулась и поинтересовалась бы, как прошла последняя исповедь? В конце концов, похоть не порицается здесь, в особенности если в акте присутствует боль — признак их непорочной человечности, доказательство, что они способны нести службу и имеют полное право карать еретиков.

Хотя Сод не может вспомнить, был ли Эффи хоть раз намеренно груб с ней.

В ответ на её задумчивость Эффи, будто стремясь напомнить о себе, становится настойчивее — надавливает умело, ощутимо гладит внутреннюю сторону бёдер, покусывает шею нежно, оттянув ворот её рубашки. Колени постепенно становятся мягкими, ноги будто из ваты. Сод хватается за его руку, чувствуя, как внутренний жар распаляется, заставляет её ловить ртом воздух. Объятия становятся крепче.

Ей хочется в них утонуть. Раствориться в чувстве защищённости, навсегда остаться рядом с Эффи.

Справиться с её мудрёным ремнём у него получается быстро — Эффи уже привык иметь с ним дело и мог вслепую расстёгивать нужные части чтобы ослабить хватку на талии Сод. Ладонью забирается под ткань штанов, прикосновения становятся в сто крат жарче, ощущения — ярче. И сами его движения уже смелее, активнее. Нащупывает чувствительные места, продолжает ласкать и дразнить — Сод окончательно теряется, сама зажимает себе рот, глуша стон.

Если бы не крепкие объятия, она точно осела бы на пол.

Хочется развернуться, встать лицом к лицу, прижаться грудью к его, но выпутаться из этих объятий не представляется возможности. Эффи держит крепко, надёжно. Уже знаком с тем, как стремительно колени Сод подкашиваются от ласок его, а потому заранее делает всё для того, чтобы избежать неловкого падения.

Тёплые волны наслаждения оборачиваются пламенным жаром — всё лицо заливает густой краской, грудь изнутри обжигается запахом Эффи.

Очень удачно приласкает — и вот уже она повисает на его руках, тщетно пытаясь поймать все стоны в ладонь. Эффи наваливается на неё сзади, Сод ложится грудью на алтарь. Наконец помогает ей развернуться лицом к нему, позволяет увидеть радостно-жаждущий блеск в глазах, что так схожи цветом с барвинком.

Сод улыбается с довольной усталостью и слабо хватает его за ворот, тянет к себе. Эффи ей позволяет, даже сам приближается. В губы она впивается жадно, ненасытно, глушит поцелуями новые постанывания — Эффи ещё ниже приспускает её штаны и вновь принимается раздразнивать и проникать пальцами внутрь.

Жарко. Так жарко и хорошо, что Сод даже почти не чувствует холода от каменного алтаря.

— И всё же… — воздуха не хватает, хотя она хватает его широко раскрытым ртом. На то, чтобы отдышаться после поцелуев, уходит слишком много времени. — Мог уже в комнате… Меня выловить.

И утыкается ему в плечо, когда ласки заходят слишком далеко, топят волной горячего удовольствия. Эффи с улыбкой довольной целует её в висок, опускается к щеке, касается губами румянца, что он же и зажёг на её лице.

— Но это было бы не так интересно? — в голосе ясно слышится улыбка.

В иное время Сод подобному или возмутилась бы, или принялась шутить насчёт того, в каком новом месте он её зажмёт при случае подходящем — всё зависит от собственного настроя, — но сейчас может лишь цепляться за его одежды, натягивать ткань в попытках сдержать восторг от чувств нахлынувших, да жаться телом к нему, позволяя хозяйничать меж разведённых бёдер.

И всё же у уединения в своих покоях есть одно неоспоримое преимущество — можно не бояться, что стоны и слова, которые никто иной не должен услышать, разнесутся эхом по слишком уж просторному помещению.

Эффи позволяет ей отдохнуть, хоть немного выровнять дыхание. В это время лишь ласково ведёт пальцами по бёдрам да дарит мягкие поцелуи, не в силах не поддаться этому соблазну. Пусть Сод и отчаянно нуждается в ласке и живом человеческом тепле, слишком много принимать за раз не умеет совершенно, с непривычки изматывается быстро — а требовать продолжает, пока не нальются веки свинцовой тяжестью, а тело не отзовётся сытой болью. Эффи об этом догадался быстрее самой Сод, а потому теперь старается контролировать процесс, но мягко, без привычных язвительных подколов.

— Знаешь, я бы очень многое сказала касательно твоего интереса…

Сод берёт его за щеки, смотрит в довольно сощуренные глаза. От вида этого сердце сжимается привязанностью, щедро истекает нежностью. Новый поцелуй, что она дарит, совсем невинный — лишь мягкое прикосновение губ к губам.

— … Но сейчас просто хочу, чтобы мы перебрались в спальню и там всё закончили. Мне так будет спокойнее.

В ответ Эффи улыбается и прижимается лбом ко лбу, закрыв глаза. Согласен.

И Сод ему за это очень благодарна. Как и за тот покой, что он ей дарит таким необычным способом.