Поле было спокойным. Лишь тихий ветерок качал лён и сонно стрекотали сверчки. Приглядевшись к голубым волнам, Инженер удивился: это был тот самый сорт, который они вывели в НИИ лет этак пять назад. Тогда им с огромным трудом в агрономном корпусе удалось приспособить теплолюбивого долгунца к местным условиям. Правда, кроме устойчивости к морозам, этот образец получил невероятную живучесть, быструю распространяемость и подавление корневых систем других растений. Конечно, аграрии были удручены снижением урожайности других культур, зато лён стал одной из визитных карточек Катамарановска. А ещё теперь вместо ядовитых исполинов-борщевиков кругом цвели милые голубые цветочки.
И как от тех времён остались лишь тёплые воспоминания?
Инженеру всё ещё не давало покоя чувство чьего-то присутствия, пристального взгляда откуда-то издалека. Пару раз мужчина вновь видел тёмный силуэт среди моря цветов, но всеми силами старался списать всё на усталость после бессонной ночи.
Если безоружен, то старайся скрыться.
Вдалеке показались острые пики елей. После догонялок с нечто из чащи любое скопление деревьев вызывало лёгкую панику. Неужели люди действительно часто встречаются с...этим? И как они живут потом? Или не живут...О таком исходе для себя Иннокентий даже думать не хотел.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он спросил:
— А...Гвидон, н-ну, давно таким по- промышляет? – Старосельцев неловко поправил очки, наконец отлипая от окна.
— Да хрен его знает, если честно. — Кравчук почесала затылок. — Я ещё мелкая была, он уже со своими отварчиками-заговорчиками носился, даже до...— она задумалась, будто пытаясь вспомнить что-то. — ну, короче, порядочно.
— И... он так всем, ну, п-помогает?
– Да ясен пень, что не всем... только и-и-и-избранные могут пройти! — она заговорщически подняла палец, а затем расхохоталась, заметив лицо обескураженного Инженера. — знавал бы ты, какой он вредный дед, ну чисто бабка базарная временами! Там ангельского терпения не хватит, шоб его уговорить на что-то. Но мы с тобой эти... бедные-несчастные, во! Поэтому снимай свой беретик, лапки вот так сложи, глаза пошире и жалобно-жалобно смотри, авось, прокатит. — когда она вновь глянула на мужчину, который усиленно пытался воспроизвести сие действо в голове, то добавила. — Хотя не, твои оленячьи итак.
Инженер лишь кивнул, продолжая обдумывать сказанное Кравчук.
Лес. Стоило только въехать на метров двадцать вглубь, как стало значительно темнее. Запахло хвоей даже в салоне, как ни странно, перебивая тошнотворных запах с заднего сидения. Многометровые ели словно тянулись своими мохнатыми лапами к машине, норовя задеть, поцарапать, схватить. Теперь детская потешка «В лесу будь внимателен и вслушлив: у елей тоже свои глаза и уши» не казалась такой странной и смешной, скорее, жутким предупреждением.
Под колёсами хрустела ветошь. Из-за мертвецкой тишины возникало ощущение, что это был единственный звук во всём лесу. Непростительно громкий и привлекающий нежелательное внимание.
Тьма сгущалась. Будто сами ели начали сливаться в единую тёмно-зелёную массу, шуршащую иголками. Инженеру даже показалось, что в окне мелькнула пара глаз. Нет, это исключено. Лишь игры воображения, так ведь?
Звук упавшей на машину шишки заставил его вздрогнуть. Просто шишка, ничего страшного, верно? Они всегда падают, в этом процессе нет ничего сверхъестественного.
Вторая. Третья. Четвёртая. Пятая?
Шишки начали сыпаться градом, словно кто-то решил высыпать фуру шишек с неба. Стволы деревьев загудели, зашатались, грозно махая еловыми лапами
— Ебучие сосновики, — прошипела Кравчук, давя на газ. — если б не дед, то уже заготовками на зиму были да коньяком хвойным.
Машина взвизгнула и начала набирать скорость. Шишки стучали по металлу, словно барабанный марш. Инженер лишь вжал голову в плечи, давя желание с ужасом взвизгнуть и куда-нибудь подальше провалиться от этой треклятой фауны. Неужели теперь всю жизнь ему придётся видеть подобное?
Тем временем автомобиль влетел во двор, а затем резко затормозил с кряхтяще-хлюпающим звуком. Мужчину неприятно шатнуло вперёд, что неплохо возвращало из мира мыслей в реальный.
— Ну, всё, мужик, приехали! — девушка шустро открыла дверь и вышла на улицу, вдыхая лесной прохладный воздух. — А ты, дрянь хвойная, погоди! Я по твою душу ещё приду, так и запомни! — в ответ ей прилетела шишка, едва не угодив в лоб.
Стоило только вылезти самому Иннокентию, как автомобиль жалобно заскрипел и упал на подвеску, а колёса покатились в разные стороны под недовольные трёхэтажные восклицания Марины.
— Опять тя собирать, как конструктор, да ёбана рот, я могу уже на скорость соревноваться, а! — она недовольно упёрла руки в бока, затем замечая застывшего Инженера. — а ты чего тут стоишь, как неприкаянный? К деду шуруй, помощи проси! А я тут, быстренько...
Продолжая ругаться на и без того измотанный за сегодня транспорт, Кравчук отправилась ловить укатившиеся запчасти. Фары его мигнули и окончательно отвалились, упав на землю. Выглядела «Шаха» максимально неважно. Даже удивительно, что она в целом могла завестись и ехать. Оглядывая её, мужчина вдруг услышал странные звуки. Казалось, что откуда-то изнутри доносился щенячий скулёж. Машины вообще способны издавать такие звуки? Стоило Старосельцеву подойти чуть ближе, как звуки тут же затихли. Показалось? Или что-то явно не так с этой машиной? Было как-то неловко спрашивать у Кравчук, да и какое ему дело? Он ведь не сумасшедший.
Дом Гвидона был не огромным, но внушительных размеров. Кругом были резные элементы, словно сошедшие с картинок по мотивам сказок. Навес над крыльцом представлял собой сооружение из живых грузных веток, образующих собой странный деревянный узор. На ставнях застыли замысловатые сюжеты, в которые мужчина пытался тщетно вглядеться. Было в этом доме что-то гнетущее, но что именно — Старосельцев определить не мог.
Кравчук резко затормозила около Иннокентия шумно дыша, чем заставила его вздрогнуть. Её кроссовки и низ “спортивок” были в какой-то болотно-зелёной грязи.
— Ты прикинь, в дальнюю канаву ускакало! — она пыталась отдышаться, опёршись на колени. — еле вытащила, бляха, там трясина такенная, что самой потопнуть можно. — наконец, она сделала окончательный глубокий вдох, приводя дыхание в норму. — Не стучал ещё деду?
— Ну, в-в общем-то...
— Понятно, момент.
Она прокашлялась, а затем шустро поднялась по ступенькам.
— Дед! Открывай давай! — удары заглушала массивная деревянная дверь. — Видела же, что свет горит! Опять наверху свои каракули выводишь, ползи быстрее!
Прислушавшись, мужчина услышал приглушённые шаги и ворчание за дверью. Она приоткрылась, а щель была похожа на тонкую золотую линию с чёрным пятном, затем разрастаясь в жёлтый прямоугольник. На пороге стояла сгорбившаяся фигура, в которой Инженер сразу узнал Гвидона. Тот недовольно смотрел на Кравчук.
— Чего шум разводишь, шельма? — он вытер руки о разноцветную тряпку, продолжая испепелять девушку взглядом.
— Дело есть.
— Нет уж, я с тобой, башка огненная, больше дел не имею! — он уже потянул дверь, чтобы закрыть, но Марина рывком открыла её обратно. — ну чего ж табе надобно-то, а?! Амулет ты мой поломала, теперича, ещё подавай?
— Да твой амулет меня чуть на корм нечисти не пустил, и вообще- — девушка нахмурилась, желая продолжить перепалку, но глянула в сторону Инженера. — Короче, не за тем я. Другого толку дело. Человек, вон, с ворончиками спутался, надобно на болота идти и дар им собирать.
— А мне-то чагой? Нечего соваться на территории их, вот бед не будет, — старик насупился пуще прежнего, но затем глянул на Инженера, неловко мнущегося на ступеньках. Злость сменилась некоторым удивлением, от чего мужчине стало не по себе.
— Ну чё ты как сморчок вредный? Подсоби, дед, только ты тропы знаешь до болот и назад. — Кравчук хитро улыбнулась. — А я тебе ловушек на кабанов наделаю, будешь зимой на пятачках домашних дрова возить, а?
Гвидон явно был рад такому предложению, но всеми силами старался сохранить недовольное лицо.
— Ну, гляди, ежли не буде ловушек, то и помощи моей боле не жди. — чего он так уставился?
— Вот и ладно, знаешь же, что не обману, по рукам?
Они пожали друг другу руки, после чего старик скрылся в проходе, а Кравчук, ехидно подмигнув Иннокентию, последовала за Гвидоном.
Внутри дом был не шибко богатым. На стенах висели веники с разными растениями, от чего с порога пахло разнотравьем. Тусклая лампа освещала одну открытую комнату. В углу была печь, разрисованная странными узорами, похожими на завитки растений. Папоротник? В другом углу стояли деревянные лавки, а рядом с ними стол. На нём было несколько глиняных горшков, прикрытых платками. Судя по запаху, в них было что-то безумно вкусное, от чего Инженер сразу же почувствовал, как свело желудок. С утра, в общем-то, маковой росинки во рту не было, но со всеми этими злоключениями про голод пришлось забыть.
— Ну, чего, будешь гостей потчевать? — будто читая его мысли, девушка обратилась к художнику.
— Садитесь, коли пришли, — Гвидон повернулся к ним, жестом приглашая за стол и всё ещё внимательно рассматривая лицо Иннокентия. Что ему нужно? — морковка да репка пареные. Не ваша городская еда, да чем богаты. — Вишневский несколько нахмурился. — гостей я не ждал, так что и посуды на вас не вытаскивал, обождите.
Старик скрылся в проходе.
Сидя за столом, Инженер продолжил оглядывать комнату. Здесь было такое же обилие трав и странных рисунков, которые тянулись по всем стенам. Мужчину удивило, что даже пол был расписан, только более блёклыми красками. Где-то узоры были похожи на растения, где-то — на зверей, а где-то и вовсе переходили в странные символы. Над окнами висели веточки сухой рябины, а на подоконниках стояли тканевые цветные куколки, держащие в руках разную домашнюю утварь и другие предметы. Больше всего Старосельцева заинтересовала та, что была с раскрытой книгой, а в руках держала маленький амулетик. Вся её одежда была чёрной, а вышивка была выполнена красными нитями. Они тоже складывались в причудливые узоры, подходящие на ёлочки и цветы.
Вскоре, Гвидон возвратился с двумя глубокими деревянными тарелками, чашками и ложками, а в другой руке держал маленький заварник.
— Сам собирал травушки и сушил, не то, что ваша нынешняя химия в упаковочках, — старик довольно хмыкнул, ставя чайничек на подставку.
Комнату наполнил цветочно-травяной запах. Когда еда была разложена по тарелкам, Вишневский спросил:
— Как же ж тебя угораздило к ворончикам-то попасться? — он слегка прищурил тёмные глаза, отложив ложку. — Видно, человек ты учёный, неужто порядков лесных не знаешь?
— Д-да я, в общем-то... — Инженера такой пристальный взгляд заставлял ёжиться, а учитывая то, сколько слухов ходило о старике, то данная ситуация становилась ещё более жуткой. — и н-не знал ничего об этом...поля, и-или как это правильно у в-вас называется, не давали, воз- вероятно.
— Как же ж? До своих годов дожил и ни с каким зверьём не встретился?
— Ни р-разу. А люди вид- встречаются?
— Да каждое лето, не по одному десятку, — Вишневский с ещё большим интересом вглядывался в глаза Инженеру, — забывают, конечно, не без моей помощи. Но ежли снова свидятся, то всё вспоминаю сразу. А что б совсем не видались...в общем, штука редкая. — чего же он с людьми делает, что они забывают?
— Э-это как-то повлияет т-теперь?
— Чего ж влиять? Редко и редко, не умирал никто от энтого, — Гвидон едва заметно улыбнулся, но Иннокентию легче не стало.
— Ну чё ты пристал, дед? — вклинилась в разговор Кравчук, едва не поперхнувшись куском репы. — человек натерпелся по горло уже, а ты ему тут допрос устраиваешь, ну не дело ж ведь.
— Дело иль не дело, а узнать надобно, — переключившись с Кравчук, он вновь взглянул на Старосельцева — ты ешь, ешь...
Мужчина лишь слегка кивнул, наконец взяв ложку. Отрезав краем несколько кусочков, он осторожно попробовал.
Никогда бы не подумал, что варёные репа с морковью могут быть такими вкусными...
Старик задумался, постукивая по столу.
— Помочь-то помогу, но дорога до болот не близкая: только козьими тропами да по кочкам добраться можно. Но не энто главной тяжестью будет, — он слегка нахмурился и тяжело вздохнул. — места те гиблые, нехорошие. Нечисть там болотная живёт, за то народ их так болотниками и прозвал. Тварюги они охочие до человека, ждут на дне болота да в трясину потом утягивают. Слепые они, да слух хороший и, энто...телом хорошо чувствуют. Ежли орать да топать — вся орда их подымется с болот. — Он вытащил из кармана голубой камень, чем-то напоминающий тот, что был у Кравчук, но крупнее и обрамлённый красивыми серебряными узорами. — Энтот амулет заговоренный их поусмиряет немного, они как дремлют под его действием, хотя и недолго. Шуметь сильно тоже не надобно, но пробежать-то и уйти времени хватит. — взглянув на амулет, Гвидон вновь убрал его в карман. — И ещё одно правило: всегда идём рядом, а ежли кто зовёт — не глядать в ту сторону и даже не думать об этом. Болото само гостей не любит, вот и насылает видения всякие, чтобы сгубить.
— Хорош баять, дед, — Кравчук встала из-за стола, забирая пустую тарелку и ложку. — За хлеб-соль спасибо, но дела другие тоже надо успеть к завтрему. Шаха моя совсем расклеилась, надо бы её подлатать, а то в твоём дворе-то она не выстоит. Ты пока гостю-то — она кивнула в сторону Инженера, хмыкнув. — покажи, куда тут у тя пристроиться можно, а то он человек культурный очень, чай, сам не спросит.
Девушка потянула руку к тарелке Гвидона, чтобы забрать её, но он жестом остановил её. Марина лишь пожала плечами и скрылась в проходе. Только сейчас Иннокентий заметил, что художник даже не притронулся к своей еде.
— А в-вы...
— Ничего, успеется ещё, — теперь же он вновь дырявил мужчину взглядом. — а у нас с тобой дельце одно тоже есть, пойдём-ка.
Старик встал из-за стола, жестом зовя Инженера за собой. Вот теперь неприятное ощущение начинало перерастать напряжение. К своей же стряпне не прикасался, всё смотрит на него, теперь ещё какое-то “дельце”... Что-то нечисто было с этим художником-отшельником. Слишком он уж был странным, жилье его, расписанное непонятными символами, амулеты и знания про нечисть.
Давя нарастающую панику, Инженер последовал за Вишневским.
***
Юрий быстро шёл по улице, крепко сжимая в кармане маленький диктофон. Удача! Он наконец смог встретить тех, кто хоть что-то видел! По совершенной случайности он встретил двух ребят-рокеров, которые некогда выступали у них на канале, и те ему рассказали о встрече с огромным страшным существом, которое заглянуло к ним прошлой ночью. Рыженький как-то совсем побледнел, а потому толком ничего сказать не смог, но вот блондин (вроде бы, его зовут Роза?) во всех красках описал, какой та тварь была жуткой и как она быстро двигалась. Побольше бы таких разговорчивых свидетелей! Теперь лишь осталось перепечатать их показания, а после прикрепить к общему делу.
Впервые за последние две недели он чувствовал неподдельную радость, а не зудящий привкус неудачи. Он всем докажет и покажет, как они были слепы и что под красивой обёрткой спокойной жизни прячутся настоящие зверства. Все увидят настоящую правду!
На радостях он даже не поскупился на маленький тортик, сиротливо стоящий в магазине на последней полке.
Забежав в подъезд, Грачевич шустро достал ключи и даже не заметил, как долетел до своей квартиры. Распахнув дверь, он громко крикнул:
— Я дома, Татьяночка!
В ответ же ему была звенящая тишина. Его это обескуражило, ведь такой тишины в их доме никогда не было. Возня на кухне, попискивание Риты в кроватке, говор телевизора, бой часов, что-нибудь.
Он аккуратно поставил торт на тумбочку, снимая ботинки и вешая куртку, предварительно вытащив диктофон.
Заглянув в свой кабинет, Юрий никого не обнаружил. Глянув на кухню, которая была прямо по коридору, он тоже никого не заметил. В их с Татьяной комнате тоже никого. Это не на шутку начало его пугать. А что, если... нет, нет, это исключено!
Оставалась лишь детская, дверь в которую была чуть приоткрыта. Подойдя ближе, Грачевич почувствовал, что по ногам тянет холодом. Окно открыто? Таня его открывала только когда они уходили на прогулку или в другую комнату, потому что “вдруг Риту продует”. Он оглянулся — курточка Риты висела в прихожей.
Юрий слегка толкнул дверь, аккуратно заглядывая. От одного только взгляда в комнату мужчина обомлел: окно было разбито веткой дерева, а сама она проткнула насквозь детскую кроватку, стоящую рядом. Что-то неприятно заныло в груди, а по позвонкам холодным покалыванием запрыгал нарастающий ужас. Мужчина рывком вошёл в комнату, оглядывая пространство рядом. Крови нигде нет. Только бы обошлось, только бы...
Вдруг, из-за шкафа раздался тихий всхлип. Грачевич аккуратно подошёл, заглядывая за него. На полу, вжавшись в угол, сидела Татьяна, прижимая к себе укутанную в одеяла Риту. Та еле слышно попискивала, прижимаясь к матери. Девушка с ужасом смотрела на окно, застыв и совершенно не замечая пришедшего мужа. Тот присел рядом и аккуратно дотронулся до её плеча. Она вздрогнула, наконец поворачиваясь к Юрию.
— Юра...Юра... — она тихо вздохнула, а затем разрыдалась, прижимая дочку к себе. — я..я т-только подняла её с кроватки...а потом...потом... — она уткнулась лицом в одеяльце, лишь шумно всхлипывая и дрожа.
Сказать, что мужчина был обескуражен такой картиной, это было ничего не сказать. Он медленно подполз ближе, аккуратно обнимая жену и прижимая к себе. Татьяна продолжала мелко дрожать и что-то лепетать, но из-за слёз было совершенно не разобрать.
— Танечка...Татьяночка, я в-ведь уже рядом, я вас никому в обиду не дам, слышишь? — он совершенно не знал, что в такой ситуации делать, поэтому просто прижимал её к себе сильнее. — всё...всё уже прошло, так ведь? Пойдём, моя хорошая, — Юрий встал, попытавшись забрать дочь, но Таня лишь крепче её прижала. — Хорошо, пусть так... сейчас пойдём в нашу комнату, там у нас окошко далеко от кровати, Риту уложишь, сама отдохнёшь, пойдём? — он подал ей руку, после чего помог встать.
Доведя их до комнаты, Грачевич открыл дверь и посадил Татьяну на кровать. Сам же судорожно пытался сообразить, что делать. Одеяла. Замёрзли наверняка, нужно срочно в тепло.
Раскрыв шкаф и достав пару байковых одеял, он немедленно укутал жену и дочь. Таня продолжала всхлипывать, но уже тише, немного успокоившись. Рита, на удивление, не плакала, только тихо пища в одеяльце. Юрий уселся рядом, аккуратно обнимая девушку одной рукой.
Что это было? Последствия попытки проникнуть в запретные тайны? Или просто местные работники вовремя не спилили эту чёртову ветку, что она уже пробила окно? Не могло всё так хорошо сложиться, что в один день он нашёл свидетелей и его чуть не лишили дочери. Кто-то очень сильно не хочет, чтобы Грачевич продвигался в расследовании дальше, уже сейчас. А это всего лишь показания об одном существе. Что же тогда таят катамарановские леса?
Вечерело. Закатное солнце прыгало бликами по окнам соседнего дома. На мгновение Юрию показалось, что в одном окне мелькнули два светящихся глаза. Внимательнее присмотревшись, он убедился, что это просто так падал свет. Но ощущение незащищённости не давало ему покоя.
Татьяна и дочь спали. Девушка всё ещё прижимала дочурку, а та тихо сопела в одеяльце. Мужчина укутал их потеплее, поцеловав жену в лоб. Не зашёл ли он слишком далеко с этим делом?
***
— Да что ж ты... — Жилин уже минут пятнадцать пытался вытащить дело, зажатое другими. — Сколько ж дел-то скопилось, а! Тут уж бы точно не помешала магия, чтоб абракадабра — и всё по полочкам. — мужчина встал, уперев руки в бока. — ты там нашёл чего-нибудь, дружок?
Жетон, выползая из-под другой полки с делами, лишь грустно гавкнул, затем чихнув.
— Хороший ты мой, — Дмитрий улыбнулся, гладя пса. — ты шибко в старых отделах не ползай, а то там пыли хватит, что тебя с головой покрыть. А мыться ты сам не любишь, — при слове “мыться” Жетон тихо заурчал. — вот-вот. Ты лучше у дверки пока подожди, я тут... — он недовольно глянул на папку, вытащенную из огромной колонны ей подобных. — с кое-чем закончу и домой пойдём.
Вновь взявшись за папку, Жилин машинально опёрся ногой на стоящий рядом стеллаж, что стало его фатальной ошибкой: деревянная ножка его с громким треском сломалась, стеллаж качнулся и упал на соседний, тот — на следующий. В ходе этой короткой цепной реакции со страшным грохотом попадали все четыре стеллажа, но хуже того — огромная колонна из дел посыпалась вслед за ними и завалила бравого сотрудника милиции. Жетон вскочил и принялся гавкать, мордой отодвигая документы в разные стороны.
— Живой я, хороший мой! — из горы макулатуры показалась рука, держащая вытащенное дело. — Ну-ка, Жетончик, подсоби...только китель не порви! Мне его один на жизнь пошили!
Пёс радостно гавкнул, затем взяв хозяина за рукав и помогая вылезти. Отряхнувшись, Жилин радостно повертел дело в руках.
— Спасибо, мой хороший, — Дмитрий почесал лохматого друга за ухом. — Вот оно, номер триста семнадцать, — он сдул с папки пыль, проводя рукой по обложке. — Видишь, толстое какое? Когда его начали, меня, поди, ещё и не было, а вручили мне его толстенным, когда я совсем молоденький был, лейтенантик, уху-ху... — Жетон обнюхал дело и с интересом рассматривал обложку, будто мог прочесть с неё. — сюда складировали всякие дела нехорошие. Убийства странные, с подозрением на ритуальные, пропажи людей при странных обстоятельствах или ещё что похуже. В общем, сегодня у нас с тобой будет занимательный вечер изучения всего этого “добра”.
Поднявшись, полковник уже хотел идти на выход, как за окном услышал странный металлический лязг. Как будто кто-то настойчиво стучал по металлу с определённой периодичностью. Выглянув на улицу, Жилин удивился: Катамаранов, с надетой на голову алюминиевой кастрюлей, ходил по кругу и ударялся в железные столбы, некогда используемые для обозначения парковочных мест.
— Игорь! — крик Дмитрия был проигнорирован. — Игорь, не дури! Ну-ка прекратить соприкосновения дурной головушки со столбами, расшибёшься ведь! — и вновь ноль внимания.
Жилин насупил брови и сунул папку под мышку.
— Пойдём, Жетончик, а то ведь так и до греха недолго будет!
Заперев архив (и искренне надеясь, что завтра никто не узнает, что творится внутри), полковник шустро зашагал к выходу. Металлический лязг было слышно даже здесь, что уже начинало действовать на нервы.
Выйдя на крыльцо, он вновь окликнул друга, но тот так же не обратил внимания. Подойдя ближе, он остановил Игоря (не сказать, что без усилий) почти у самого столба. Тот выпрямился и встал. От такого безмолвия Жилину стало не по себе.
— Игорёшь, ты бы домой шёл, вечереет уже, тебя, поди, лисятки твои в вагоне ждут, — вновь тишина.
Собравшись с духом, полковник снял с Катамаранова кастрюлю. Тот в привычной манере скалился и смотрел прожигающе через свою мазутно-чёрную грязную чёлку.
— Ну вот и чего ты хороших сотрудников милиции пугаешь, а? — кастрюля была аккуратно поставлена у столба, а китель деловито поправлен.
— Ас-стань, мент, я гхолву от мслей очщаю, — он достал откуда-то из внутреннего кармана каску, надевая её заместо кастрюли. — Сё, бвай!
После чего Игорь, качнувшись, развернулся, а затем побрёл своей шаткой походкой в сторону реки. Вспомнив, что хотел его спросить, Жилин зашагал за ним, приказав Жетону ждать здесь.
— Игорь! Подожди-ка, голубчик! — Дмитрий поравнялся с другом. — Слушай, ты же во всяких там канавках-полях всё время, не видал чего-нибудь странного?
— Стрнго? — мужчина почесал покрывшуюся щетиной челюсть. — Полвых шпатв менш стло, а щё... лсятки пъясничют....А! Скпдар щё плхой стл, из ёлк злых длать нчали, вдно...
— Ёлок злых?
— Ага... щё, эти... кски свсем плхие стли. — он постучал кулаком по каске. — У мя, вн, хть кмаз выдржит, я проврял, а те — тлько кувлду...
— Вот оно как, значит... — Жилин кивнул, пытаясь выразить понимание. — А... существ каких-нибудь не видал часом?
— Сществ? — мужчина встал, покачиваясь. Его лицо как-то потемнело. — Не вдал я ник-ких сществ, эт ж байки сё...
— Ну, есть ведь те, кто их видел. Ко мне одна старушка подходила-
— А струшки мнго чго говрят, — Игорь поднял снова взгляд на друга, но в этот раз он смотрел как-то по-другому. — не всму над верть, мент. Вт я те скжу, ш-ш-што слны лтают, ты ме пвершь?
— Если будешь очень убедительно говорить, то я подумаю, ху-ху-ху, — полковник улыбнулся, прижимая папку крепче.
За разговором они быстро дошли до реки.
— Сё, бвай, ждт мня на дне... — Игорь уже приготовился прыгнуть, но его остановил Дмитрий, быстро положив руку на плечо.
— Игорь, ты-
Он не успел закончить фразу, как Катамаранов резко выставил перед его лицом ладонь.
— Ты чего, хороший мой? — полковник улыбнулся такому жесту, а затем его лицо резко стало безэмоциональным, он словно застыл.
Игорь качнулся, глядя на застывшего друга, а затем перевёл взгляд на свои руки.
— Серёх...я...я слчайно, Серёх...прсти...— Катамаранов приблизился, хлопая полковника по щеке и глядя в глаза. — Огньки мгают... во-от, отмёрзншь тперь... — его взгляд сполз на папку. — три...трист..ста смдацать?.. Зчем тбе, Серёх? Нпложено энто....
Послышался собачий лай. Игорь заглянул за Жилина. По спуску к реке мчался Жетон, громко гавкая. Строитель отшатнулся и быстро двинулся к воде. Когда пёс подбежал, рыжая каска уже мелькнула в толще вод.
Дмитрий отмер, мотнув головой. Жетон не унимался, продолжая лаять на водную гладь.
— Жетончик, ты чего? — он пригнулся, почёсывая друга за ухом, тот перестал лаять, но всё ещё напряжённо смотрел на воду. — А Игорь где? Опять меня одурил, а! — Мужчина тяжело вздохнул. — Не бешеным надо было его называть народу, а неуловимым... Ну, пойдём, хороший мой.
Полковник с грустью глянул на закатный город, а затем побрёл в сторону остановки. Жетон шёл с ним вровень, постоянно принюхиваясь и оглядываясь на реку.
***
И зачем он только пошёл сюда? Инженер сидел в маленькой комнате, в которой его оставил Гвидон, уйдя “за травами”. Стены будто давили, а тени от керосиновой лампы плясали в каком-то странном танце. Перед мужчиной был миниатюрный столик, накрытый вышитой красными узорами скатертью. На нём стояла керамическая тарелка с густым содержимым. Судя по запаху, оно тоже было на основе трав. Но почему-то хотелось скорее убраться подальше из этой комнаты, чтобы его не чувствовать. Не сказать, что жидкость была зловонной (с амбре на задних сидениях “Шахи” ничто не сравнится), но этот аромат вызывал какую-то брезгливость, граничащую с отвращением. Поэтому Иннокентий старался дышать реже и буравить взглядом тарелку, в надежде, что Вишневский скоро вернётся. Ещё и ногам здесь холодно, дует откуда-то?
Минуты тянулись мучительно долго.
Резко открывшаяся дверь заставила Старосельцева вздрогнуть. Гвидон шустро зашёл в комнату, держа в руках подобие веника из разных трав.
— Ну чего, сидишь?
— С-сижу... — а должен был задохнуться уже в аромате этот жижи?
— Энто хорошо... — старик перебирал травы, словно не замечая бледнеющего мужчину. — знач-ца, дело не хитрое: надобно один обряд провести, чтобы нечисть над тобой власть не возымела. Ежли не знался ни с кем из них до сего возрасту, то нет у табе защиты, нету совсем... — он аккуратно перетёр в ступке листья и стебли нескольких растений, а затем подошёл к учёному. — возьми, не бойся.
Травяной порошок высыпался Инженеру на ладонь. Только не дыши, только не дыши...
— Ты чагой? Поплохело? — в голосе старика звучала обеспокоенность, но Иннокентию показалось, будто он ухмыляется.
— Н-нет, нет, э-э-э, ничего страшного, я просто... — ну же, придумай что-нибудь! — п-просто не привык к такому количеству в- з-запахов травяных.
— Не привык... — художник на мгновение нахмурил брови, но затем улыбнулся. — Эх, городские, уж запамятуете скоро, как трава-то обычная пахнет, с бетонами вашими да асфальтами.
Поставив на место посуду, он сел напротив. Табуретка под ним неприятно скрипнула.
— Ну, теперича, сомкни руки да к челу приложи, — Гвидон сам сомкнул руки в замок, глядя в одну точку, будто собираясь с мыслями.
Мужчина с недоверием глянул на него, но всё-таки выполнил требование.
Странная еда, травы кругом, это нечто в тарелке, вызывающее физическое отвращение, какие-то порошки, что тут вообще происходит?! Почему это происходит с ним?! Почему судьба выбрала именно его для всего этого?! Какого-
Вдруг, он услышал тихий шёпот. Несмотря на то, что старик сидел всего в полуметре, Инженер совершенно не мог разобрать, о чём он говорит. Лес...земля...рать...Что за чушь? С каждой секундой происходящее больше становилось похожим на несмешной розыгрыш, нежели на реальную помощь. Какими-то травами и заклятиями можно спастись от физического, реального монстра? Каким образом? Тоже мучить его гляделками с этой жижей, чтобы он сам в ужасе убежал?
Думать становилось тяжелее, мысли путались, сбивая друг друга и смешиваясь. Сознание плыло, появились какие-то странные звуки...Чем-то похоже на бульканье пузырьков на болоте. Будто над самым ухом закуковала кукушка. Нет, это уж слишком, нужно срочно заканчивать заговором! Или как там его старик называл... В любом случае, добром это явно не кончится! Нужно скорее-
Не пошевелиться. Иннокентий изо всех сил пытался встать и уйти, но тело отказывалось его слушаться. Он застыл, словно памятник. Тут его уже начала охватывать настоящая паника.
Ну же, встань! Встань!!!
Инженер (как ему казалось) метался, но тело даже не шелохнулось. Он кричал, вопил, размахивал руками, но ничего из этого не повторялось физически. Сердце бешено колотилось, и он это чувствовал. Что сделал это проклятый старик?! Он решил его отравить? Чем? Aconitum maculātum? Conīum napellus? Мысли совсем спутались...
Теперь звуки стали отражаться эхом. Каждая капелька и каждый шорох листвы. Чувство паники захватило разум окончательно. Всё ныло от желания пошевелиться, но ни одна мышца не содрогнулась.
Он побежал. Не зная, куда, где он вообще, как такое возможно, если его тело даже на миллиметр не сдвинется при всём его желании. Кругом была кромешная тьма. Где-то справа что-то щелкало. Кто-то стучит зубами? Гул нарастал, а звуки становились болезненно громкими. Ноги вязнут в грязи. Что-то тонкое задевает его. Ветки кустов?
Впервые за всё время мужчина почувствовал, как по позвоночнику прошёл холодок. Его реальному позвоночнику. Неужели, тело начало отмирать? Медленно начало возвращаться осязание. Покалывание в кончиках пальцев было как никогда приятным.
Но почему он всё ещё здесь, во мгле? Почему он не слышит бормотания старика? Воздух наполнился сладким ароматом.
Наконец, Иннокентий смог хоть что-то увидеть. Как он и предполагал, это было болото. Корявые сухие деревья походили на когтистые руки, вытянутые к звёздному небу. Его ноги по щиколотку увязли в грязи, а вся одежда была изорвана. Что за чертовщина? Почему он здесь? Это всё — галлюцинация, вызванная отравлением, а в реальности он медленно умирает под песнопения сумасшедшего художника?
Приглядевшись, мужчина замер: меж деревьев в несколько слоёв была намотана паутина. И эта липкая стена, судя по тому, что она уходила в обе стороны, опутывала всё болото. В груди что-то неприятно заклокотало. Даже при смерти от Него нет спасенья. Дальше нельзя, нужно срочно возвращаться. И с особой осторожностью.
Рядом лежала сухая палка, которую Иннокентий взял для прощупывания дороги. Ноги было очень тяжело поднимать, словно само болото хватало его за ступни и тянуло на дно. Дышать стало труднее. Кругом мелькали маленькие огоньки, хоть немного освещавшие окружение. Всё тело немело, но нужно двигаться дальше, пока Тот его не нашёл.
Чем дальше учёный продвигался, тем больше паутины замечал на и без того скудной растительности. Вскоре показался белёсый островок, полностью состоящий из паутины. Когда Старосельцев попытался прощупать обход, то услышал до боли знакомое шипение. В голубом свете огоньков на островке показалась его собственная фигура, внимательно оглядывающая окружение. По всему телу прошёлся холодок. Нет, только не сейчас, только не здесь...
— С-с-страш-шно? — собственный голос звучал до жуткого неприятно. — Понимаю, здес-сь ведь так темно... — он всё ещё вглядывался, не замечая застывшего Инженера. — А ты о-очень боиш-шься темноты, не так ли? В ней таятся твои с-самые грязные с-с-секреты, а, Иннокентий Аркадьевич? — его тихий смех разошёлся по болоту эхом. Он вышел с островка, а болотная гладь под ним даже не шелохнулась. — В ней возвращаюс-ся мыс-сли, с-события, которые не хотелос-сь бы вс-споминать... — сердце забилось ещё сильнее, когда Иннокентий заметил, что Тот приближается к нему, пусть всё ещё не замечая (или делая вид?). — и с-с ней прихожу я...
Шаги Его были невесомы, словно он шёл по стеклу поверх болота. Больший ужас вызывал факт того, что Он теперь в идеале копировал внешность самого учёного. За долгие годы приловчился даже мимику повторять. Подготовился...
Желание завопить и убежать усиливалось, но это было бы бесполезно — всё равно догонит. Поэтому лучший вариант — замереть и не дать себя увидеть. Вий проклятый.
Тот же шёл чинно, надменно ухмыляясь. Чёрные, как смоль, глаза внимательно всматривались в ночную глушь. Он нетерпеливо потирал руки и тихо шипел.
— Ш-што ж вы так, — его улыбка стала шире, а интонация стала откровенно улюлюкающей. — нехорош-шо с-старых друзей не приветс-ствовать...
С волнением было невероятно тяжело совладать. Руку, вцепившуюся намертво в палку, свела неприятная судорога. Стиснув зубы, Старосельцев попытался переждать её, но всё равно тихо пискнул, о чём сразу же пожалел. Тот остановился, затем поворачивая голову в сторону Иннокентия. Его взгляд прожигал мужчину, а ухмылка стала шире. Всё тело захлестнула волна ужаса. Я погиб.
Правая рука Того с характерным хрустом превратилась в паучью лапу, а на лице блеснули восемь уже полностью чёрных глаз. Тот будто наслаждался этим моментом, продолжая так же медленно идти в сторону Инженера.
— Ну чего же ты, Кеш-шенька? — мерзкая ухмылка переросла в оскал, а человеческие черты начали плыть. — Ты же рыц-царь, одолей меня! — Тот разразился хохотом, который благодаря эху стал громоподобным. Его шаги стали быстрее. — Давай же, борис-сь!
Огромная паучья лапа, словно коса, возвысилась над мужчиной, который вцепился уже обеими руками в палку и зажмурился. Всё пройдёт, всё пройдёт, это только видение...
БОРИС-СЬ, НИЧ-ЧТОЖЕС-СТВО!
— Очнись, касатик, открой глаза! — голос Гвидона звучал глухо, словно уши заткнули ватой. — Очнись же!
Инженер открыл глаза, глубоко вдохнув, словно до этого не дышал вовсе. Сначала он даже не понял, что находится снова в комнате, машинально поднимая взгляд. Чёртов старик со своими заклятиями! Теперь Тот точно вернулся...
— Всё, всё, прошло всё, — художник аккуратно похлопал его по плечу. — страшно, поди, было, но теперича тебя ни одна зараза болотная не тронет.
По всему телу прошлась судорога, но руки так и не разжимались, неприятно ноя.
— Надобно порошочек высыпать, — Вишневский взял побелевшие руки Инженера за запястья, и без особых усилий вытянул их над тарелкой с той неизвестной субстанцией. Указательным пальцем он три раза ударил по верхней костяшке и пальцы резко разжались. — вот, теперь хорошо.
Старик быстро убрал тарелку на другой стол, а Иннокентий так и остался в позе с вытянутыми руками. Мысли едва ли приходили к обычному ходу, теперь еле передвигаясь по черепной коробке. Что это было? Предупреждение? Мужчина недоверчиво глянул на художника. И откуда ему знать, что было страшно? Не он ли контролировал это видение?
— Погуляй иди, — Гвидон повернулся к учёному, едва улыбаясь. — бледный ты, как смерть. Чай, воздух лесной поможет.
Старосельцев лишь едва кивнул, а затем встал. Свет керосиновой лампы теперь неприятно резал глаза, а запах трав казался дурманящим. Ощущение нереальности происходящего его всё ещё не покидало, но он решил всё-таки последовать совету старика.
На ватных ногах он вышел на крыльцо. Солнце уже зашло, оставив после себя только бордовое зарево за елями. Мужчина опёрся на перила, глядя куда-то вдаль. Нижнее веко нервно задёргалось.
Всё слишком резко навалилось... Долг какой-то нечисти из лесов, аномалии, возвращение... неважно. Спокойная жизнь, видимо, не для него, если постоянно находится что-то или кто-то, что обязательно испортит привычный уклад жизни, перевернув всё вверх дном.
Он посмотрел на свои руки, которые постепенно из белых начали возвращаться к нормальному цвету. В голове вспылили картинки, как эти самые руки раз его чуть не задушили. По спине прошёл холодок. Теперь Он ещё злее.
Со двора раздался голос Кравчук, чем заставил занятого своими мыслями Инженера вздрогнуть.
— Да ёпти-мати, говорю же тебе, МЫ! По-русски говорю, МЫ!
С кем это она? Мужчина аккуратно спустился по лестнице, всё ещё чувствуя слабость в ногах, а затем пристроился к стене дома, вслушиваясь. Теперь же девушка говорила тише, но всё ещё слышимо. Из отдельных услышанных слов он предположил, она кому-то объясняла чтение слогов. Выглянув из-за угла, Иннокентий увидел Марину, потягивающую из фляжки. Она сидела около целого автомобиля (когда только успела выправить все вмятины?) и что-то показывала в книжке. Рядом горела керосинка.
Внимание Инженера привлекла маленькая тень на заборе, которая активно жестикулировала одной конечностью. Судя по размеру, объект её дающий, был не больше первоклассника. Выйдя из-за угла, Старосельцев аккуратно побрёл в их сторону. Хоть его всё ещё подергивало от произошедшего, теперь им двигал интерес. Если Кравчук так спокойно сидит рядом, ему тоже не стоит бояться, верно?
Он подошёл ближе, наконец слыша их разговор чётче.
— Ну, чего? Вот это ра, а это ма. А в месте читается как ра-ма. Понимаешь? Ра-ма.
Нечто рядом хрипло произнесло эти два слога, ведя тонким розовым пальцем по строчке.
— Во, красава! А терь смотри... — Марина повернула голову в сторону существа и краем глаза заметила Иннокентия, неловко мнущегося сзади. Девушка тут же толкнула книгу за автомобиль и вскочила, а тень юркнула под него. — О, Кешань! А ты, это...чего так рано-то? Я уж думала, что дед тебя прям надолго запряг.
— Да мы..з-закончили уже с н-ним, да... — пойманный за слежкой, он слегка покраснел. — а т-ты..с кем т-тут?
— Я? Да ни с кем... я, это, сама с собой иногда базарю за работой, привычка уже. — она неловко хмыкнула, уперев руки в бока. — ты, это, погуляй пока в другом месте, мне тут малёха осталось, а там-
Из-под машины раздалась возня, автомобиль слегка качнулся, а затем громко хрюкнул. После этого Кравчук побагровела за считанные секунды. Повисла немая пауза.
— Э...это ещё ч-что такое?
— Это? Это-о-о... — она закатила глаза, пытаясь придумать причину такого звука. — эти, подкапотные кабанчики.
— К-кто?..
— Ну, типа, есть такая херня, что может патрубок двигателя износиться, — она недовольно глянула на автомобиль. — и масло не поступает, поршни трутся о цилиндры и начинают хрюкать, а потом клинят. Вот и подкапотные кабанчики.
Она старалась сохранять спокойное лицо, но его багровый оттенок выдавал её с головой. Инженер смотрел на Кравчук с нарастающим удивлением. Если ему не изменяет память, то при такой поломке двигатель приходит в полную негодность и нельзя проехать даже пару метров, не говоря уже о том, чтобы доехать от дороги до дома в глуши.
Машина вновь качнулась, а затем ухнула с кирпичных подставок на землю. Что-то с визгом вылетело из-под неё, взбираясь на девушку и обвиваясь конечностями вокруг шеи и тела.
— Э, осторожнее, ептыть! — Марина шикнула на выползшее существо, а затем повернула голову на Иннокентия, который застыл, в удивлении раскрыв глаза. — Ну...короче...это и есть моя Шаха.
Существо выглядело несколько пугающе: оно действительно походило на ребёнка, но с полностью розовой кожей, без каких-либо волос на теле, а вместо носа имело два отверстия. Его конечности были словно длинные резиновые жгуты, которые обвивали тело и заканчивались человеческой кистью. Оно широко раскрыло жёлтые глаза, глядя на упавший автомобиль, а затем заметило Инженера. Прищурившись и наклонив голову, нечто начало внимательно разглядывать мужчину.
— Ты не пужайся, она сытая, довольная, не нападёт, — девушка потянулась погладить нечто, но оно шустро спустилось с неё, так же быстро двинувшись в сторону Старосельцева и забираясь по штанине на спину. Тот чуть не взвизгнул о такого действия. — Чш-чш-чш, тихо! Она ничего не сделает, она просто тебя рассмотреть хочет, лады?
Кравчук подошла ближе, слегка улыбнувшись. Учёный последовал совету девушки и старался не делать резких движений. Шаха же обвила тело Старосельцева, вытянув его руку и внимательно рассматривая её. Затем протянула галстук, проводя пальцем по красным линиям, а после переключилась на его кудри, с интересом принюхиваясь. Стянула с мужчины очки, примерив на себя, а затем неуклюже попыталась надеть их обратно. Потом она совсем близко начала рассматривать его лицо, чем заставила его несколько брезгливо поморщиться, после чего повернулась к Марине, в улыбке обнажив зубастый рот.
— Дядька! — произнесло хрипло существо и тыкнуло Иннокентия в щёку своим тонким пальцем.
— Дядька-дядька, молодец, — девушка улыбнулась, затем похлопав по бедру. — ко мне иди, чудо.
Шаха, уже тянувшаяся к усам Инженера, как-то погрустнела и затем медленно переползла на хозяйку.
— Я когда тачку спиздила у одного хмыря, то не знала, что такой подарок с ней будет, — она погладила существо, от чего то заурчало. — вот и живём с тех пор вместе. Смышлёная очень! Я, вон, читать да считать её учу. Может, чего дельного и выйдет. Только, это, никому, лады? Нехер лишним глазам знать, — она подняла на него ехидный взгляд. — ну, одни сами уже вызнали.
— Х-хорошо...— Иннокентий всё ещё с удивлением наблюдал за движениями нечто. — А...можно её, ну, тоже разгл- р-рассмотреть?
— Будем рассматриваться? — девушка повернула голову к Шахе, на что та одобрительно кивнула и вытянула свою «руку» — во, те на поцелуй уже выдали!
Кравчук засмеялась, а мужчина улыбнулся, принимаясь за изучение конечности.
***
Гвидон вытащил холст из шкафа, располагая его на столе. Субстанция в тарелке стала совсем чёрная. Нехорошо.
Вылив её на холст, он постарался равномерно нанести её на всю поверхность.
Трава лесная, рать мудрая, ушки да глазки везде, знать о человеке дай мне.
Трава неприятно зашипела, источая чёрный дым. Плохо.
Взяв деревянную резную дощечку, художник аккуратно снял оставшиеся кусочки травы в миску. На поверхности, среди скоплений субстанции, начал проявляться рисунок. Холст жадно впитывал в жидкость, проявляя размытые очертания паука. Его чёрная паутина разошлась по всему пространству, не оставляя ни единого уголка без неё. В ней начали проявляться смутные образы. Вишневский вгляделся: меч, находящийся прямо под самим пауком, распустившаяся алая роза, её белый бутон, флаг... Он не успел разглядеть остальные символы, как паук дрогнул и зашипел, блеснув глазами-бусинками. Паутина дёрнулась, а картина в тот же момент стала полностью чёрной. Чернота эта полилась на стол, окропляя белоснежную скатерть. Художник вытащил из кармана зелёный пузырёк и кинул его в картину. Тот словно растворился в ней, а чернота прекратила литься. Её остатки на скатерти стекали на пол, где тут же испарялись. Очень, очень плохо.
Замотав картину в заговорённое льняное полотно, Гвидон всё ещё ощущал, что за ним наблюдают. В черноте той притаился и наблюдает. Нет уж.
Старик вышел на крыльцо. Где-то за домом Кравчук смеялась с гостем, о чем-то с ним разговаривая. Пусть.
Взяв в сенях лопату, Вишневский пошёл на другую сторону дома. Выкопав неглубокую яму, он скинул в неё замотанную картину, а затем закопал, сверху посыпав смесью трав. Чиркнув спичками, он поджёг тонкую щепку, затем кидая на свежую насыпь. Пламя некоторое время коптило, но затем стало спокойным и угасло.
— Много бед принесёшь ты, Иннокентий, ой, как много... — пробормотал художник, глядя на угасающий огонёк.
Виктор придёт, нужно будет ему рассказать о том, что у него под носом выросло. А пока что пусть с Маринкой общается, надо чем-то занять, пока совсем худо не стало.