Я тебя породил, я тебя и убью.

Н. Гоголь «Тарас Бульба»

Чернильница тьмы опрокидывается — будто бы случайно, рукой безымянного создателя этого мира. Он ещё равнодушнее тех, кого смертные с благоговением называют Высшими Силами. Одинок и наслаждается своим одиночеством, которое считает цельностью. Отрешён от непрерывного мельтешения жизни настолько, что звание кукловод в отношении него недопустимо. Есть ли кресло с золочёными подлокотниками в рабочем кабинете, где он сидит, закинув ногу на ногу и глядя в ослепительно-белый потолок? А есть ли кабинет? Человек ли он или зверь, а может, дно у бездны?

За одну нить времени потянули. Ткань бытия зашлась складками, скривилась, как искажённое болью лицо.

«Знание иногда бывает опасно».

Дина распахнула глаза, услышав насмешку.

Мгновение назад была другая явь, тянулась другая нить времени — та, что вплелась в ткань бытия полтора века назад… и вплелась неправильно.

Пробуждённая привстала с кровати и первым делом проверила окно, возле которого спала: закрытое стекло впускало лунный свет, вид по-прежнему выходил на пустой ночной парк со спящими клёнами.

«Вы ещё отблагодарите».

Она вскрикнула и обернулась: голос явственно слышался позади, чужое дыхание обдавало холодком затылок.

— Вик!..

Мертвецы не говорят. А если говорят, то светятся бледно-голубым и повторяют одно и то же. Дина стиснула мелкие ладони в кулаки и осторожно шагнула туда, куда косая серебряная дорожка лунного света не доставала. Дверной проём в маленькую прихожую, на стенах по-прежнему развешаны пучки трав, у порога низкая тумба с обувью. Приятная слуху тишина, тёплое чувство безопасности. А сзади снова насмешливое:

«Высшие тебя не жалеют. Сделали тебя мостом к новому Року».

Она с криком обернулась.

— Кто здесь? — она не удивилась бы самим Высшим после снов, ими посланных.

«Посланник Высших Сил. Мне нужно охранять ваш покой. Грядёт новый Рок, и Высшие отправили меня сюда, чтобы облегчить вам ношу. Мы в ответе за вас и не хотим потерять этот мир вместе с его жителями».

— А причём здесь я?.. — Ведь она не более, чем обыкновенная девушка. Пусть даже сирота. В детстве засматривалась на красивого мальчишку-продавца с соседней улицы, грезя о любви, мечтала раззадорить брата Виктора, что дни напролёт зубрил анатомию. Иногда — когда он мог позволить себе отдохнуть — бегала с ним по усеянному палыми листьями парку. Теперь — одна, с головой погружённая в дела госпиталя, часто неприбранная — прядки выбиваются из косичек и вздымаются надо лбом, на ботинках засохла вчерашняя грязь.

«Дар твой нужен каждому. Из-за чего ещё в Дали бывает востребован человек, если не считать денег?»

— Меня убьют?.. — не испугавшись собственных слов, обронила Дина. Задала вопрос, не зная, существует ли загадочный собеседник или её тревожит внутренний голос.

Усмешка и вновь — холод чужого дыхания.

«Все мы смертны».

Дина устало покачала головой.

— Смертны, конечно. Я могу сброситься с утёса повыше и избавиться от всего разом, но это не значит, что я обязательно это сделаю. Эх… Спать хочу, — и, не спрашивая у голоса разрешения, опустилась на кровать.

«Ладно, так тому и быть. Возвращайся в прошлое — видно, оно для тебя интереснее настоящего».

— Господин Беллами отвёл меня к господину Металлику, а тот отрезал: всё это неправда. Нет ни обоснований, ни логики. Тобиас не продал бы душу, чтобы воскресить Рейвену. Высшие не воскрешают даже за сделку: это Во Второй Книге записано. А Рейвена умерла — как врач знаю. Не совместимые с жизнью раны, целый десяток. Но Роберт верит, что бы Уильям ни говорил — он меня поддерживал с самого начала.

Диаболис не ответил. Дина пожала плечами, в состоянии сонного полубреда восприняв собеседника как должное, и погрузилась сознанием в то, что манило её к себе.

Пусть даже ничего радостного там не предстояло.

Она вновь оказалась один на один с обломком, что придавил собой девочку. Очертания размылись и пошли пятнами: колонны, мрамор, пухлые, искажённые ужасом лица, взмётывающиеся ладони… пепельные розы, любимые цветы покойной Рейвены.

И вопль умирающего мира.

Когда Тобиас наконец достиг главных ворот, половина дворцовых слуг разбежалась. Люди в главном коридоре на первом этаже вопили и хватались за головы, разрозненные, словно мыши в амбаре. Юркие, живущие в вечном страхе, и каждая удирала, едва почуяв опасность. Откуда-то сверху упал кусок лепнины, с постаментов валились вазы.

— Что происходит? — он удивился, почему до сих пор имеет силы шевелить языком. Нетерпеливо выхватив из суматохи полную женщину в чепце, он повторил вопрос: — Что случилось? Где Король?

— Королева воскресла! Та, старая! Рейвена!

Тобиас проклял себя за то, что не додумался дождаться её прямо во дворце. Не думал, что она решится.

— Куда она пошла?

— А я разве знаю? Наверх, наверное. Слышала что-то от людей. В библиотеке этот одичавший. Неужто вы туда собрались? За ней следом?

— Да.

— Ну и дурень! Жить вам обоим надоело!

— Да что же там творится?

— Король сидит, говорят, и источает проклятья!

— Сандженис…

Всё это время предсказанный Рок дышал, ходил, жаловался, страдал, смотрел на мир несчастными синими глазами. Тобиас ухаживал за Роком, сторожил его сон, готовя для себя последнюю его жуткую волю. Он-то и создал Рок таким, какой он есть.

— А кто ж ещё! Он и Каррина убил, проклятый! Сына своего! Я не верила. А потом… потом… А вы помогали! Верный слуга этого ублюдка! — и внезапно отвесила Тобиасу пощёчину. — Будьте трижды прокляты! Урод, урод!

Он похолодел и случайно выпустил её. Задерживаться женщина не стала — залилась слезами отчаянья и пошла звать детей гортанным воплем.

Воздух от миазмов страха был липкий, словно дождевая слякоть. Люди всё ещё копошились — те, до кого вести о тревоге дошли поздно. Дворец и впрямь крошился — падавшей мебелью, сколами мрамора, под аккомпанемент треска и грохота. Тобиас одолевал лестницу, схватившись за сердце, будто оно обратилось в свинец и внезапно налегло на рёбра.

В библиотеку.

Он догадывался, что увидит.

— Кто ж тебя просил? Кто тебя просил, Рейвена? — и взлетел над последними ступенями через болезненный вздох.

Со вторым этажом дело обстояло вдвое страшнее, и дыры в полах вкупе с разрушенными стенами не шли в сравнение с кровавыми лужами от лежащих тел. Дворец превратился в кладбище без надгробий.

Безумец уничтожал всех без разбору, а что ещё ужаснее — без причины.

— Есть кто живой? — спрашивал Тобиас, шагая по коридору и встряхивая тела одно за другим. Трупы ответить не могли. Трупы в помощи не нуждались. Если и было движение, то — крови, с тел капавшей на мрамор. Служанки, кухарки, молодые и престарелые. С кем-то он говорил, кому-то отдавал поручения. Случайные встречи, мимолётные взгляды, сухие приказы. А теперь — всё.

Руки холодели от осознания обладателем их бесполезности — а в тринадцать Тобиас мечтал исцелить ими всю Звёздную Даль.

Не ирония ли, что получилось всё в точности до наоборот?

Поздно.

И зябко.

Библиотека. Двойные двери выломаны, щепки белой пылью рассыпаны вокруг… краем глаза Тобиас заметил ещё одну красную лужу.

Как рванулся, он не помнил, как склонился — не помнил, как в надежде прикладывал руки к липкой талии в надежде затянуть раны — не помнил. И свою бессмысленную настойчивость тоже. Он выкрикивал её имя, растягивая последнюю гласную. Кричал несколько раз, зовя попрощаться с ним с того света, потом смолк. Вжал голову в плечи испуганным ребёнком, скривил лицо и беззвучно заплакал. Проводил руками по своему лицу, мешая кровь Рейвены с собственными слезами.

И ничего не помнил.

Робкий шаг его пробудил. Уже осушивший глаза, он не успел произнести и слова: Ютт упал на колени, как Тобиас минуту назад.

Он тоже долго метался по дворцу, прячась от неясно куда ушедшего Санджениса.

— Я просил вас сидеть дома, — прохрипел Тобиас. — Просил тебя её не выпускать. Просил или нет?

— Она вытащила меня обманом… и…

Мальчишка — он всё ещё считал смуглого слугу мальчишкой, хоть тому и было больше двадцати — плакал уже вслух. Тобиас сидел рядом и смотрел за сценой, не сдвигаясь с места. Только сейчас он вспомнил, что Ютт был бездарным, и даже пересадка ему не помогла. Одна Рейвена… он всегда считал Ютта её третьим сыном.

Осознание ошибки хлестнуло по щеке. Ошибка не в благоговении, испытываемом перед добросердечной королевой. Благоговение бывает разным.

— Она тебе не матерью была. Ты не сказал ни о чём…

— А как?.. — Ютт вытер глаза, и во взгляде загорелась злоба. — Ночами она плакала, а я носил ей лекарства. Что во дворце, что в доме. Она терпела всё ради вас, только о вас и думала.

— Говори, чего вы с ней хотели от Санджениса.

Ютт усилием воли унял дрожь рук и полез в обагренную сумку.

— Она вас спасти хотела. Кровь вам дать. Она и письмо вам писала, нашли?

— Спасла, как же. Как же! Великий спаситель, возомнила себя львицей-защитницей! И многих она спасла?..

— Всё ещё может спасти вас! — рявкнул Ютт, как никогда не позволил бы себе до сегодняшнего дня. Затем вынул руку с обернутой в ткань банкой. — Сказала отнести вам. Чтобы выпили. Кровь Кадентии.

— Вот ведь… — Тобиас осторожно привстал и принял банку, чудом не разбившуюся из-за приключений Ютта. — Та самая.

— Сказала — единственное оружие против Короля.

— Глупости. Здесь хватит минут на тридцать, и чего мы этим добьёмся?

— Не знаю — сказала, вам виднее… Она просила. Она знала, наверное, что вам одному придётся, без неё…

Стекла библиотеки дрожали от ветра, вой которого становился всё отчаяннее.

— Что снаружи?

— Всё летит. Там уже дождь — знали? Ливень целый. Наводнение. Говорят, король вышел через главные ворота. На улице трупы.

— И здесь трупы, — он взглянул на Рейвену. — Какое ещё наводнение?

Пожатие плечами его взбесило.

— А что, этого ты не мог узнать? — ощерился Тобиас. — Что ты вообще делал?

— Откуда мне было знать?

— Идём! Быстрее!

— Но… Рейвену надо отнести…

— Похоронить, что ли? О да. О, конечно. Непременно! Как же. Непременно отнесём, если за ней следом не отправимся! — вдруг воскликнул Тобиас и замер. Рок обнимал мокрыми руками тающего льда. Материя медленно крошилась изнутри, мир погибал. Миазмы парили над макушкой и пробирались внутрь через ноздри.

Создатель мира беспомощно разводил руками. Это Высшим Силам, Светлому и Тёмному, пристало беспокоиться о сохранности большинства, а он воспринял этот мир как проигрыш. Один из многих.

Тобиас в последний раз взглянул на покойницу, шепнул «Прощай» и вышел из библиотеки.

Её больше не будет. Никакой Рейвены или Джуны, никакой смуглой кожи или тёплых рук с объятьями. Никакой горечи — остался долг.

А там настанет конец, и тогда придёт покой.

В тупом, обречённом послушании Тобиас поднёс банку к губам и осушил, впитав в себя соль, вкус металла и силу, данную людям Создателем.

Они с Юттом выбежали дворца прежде, чем он стал осыпаться полностью. Странным было одно: Сандженис, если верить толкам, давно ушёл. Причины для дальнейшего разрушения этажей, полов, крыльев и стены-ограждения попросту не существовало, однако…

Тобиас понимал: это не Сандженис. Это Рок. Разные и до боли похожие вещи.

Дождь ещё никогда не хлестал так яростно. Множество ветвящихся золотых разрядов танцевали, мелькали и трещали, рассекая плотную пелену туч. Капли побили на клумбах каждую розу. Так, что у большинства осыпались лепестки, а какие-то и вовсе надломились в стебле. Земли не было — одна вода. Грязная, мутно-зелёная.

Дождь ещё никогда не хлестал так яростно.

— Где Дерент? — выпалил Ютт. — Куда вы его спрятали?

Тобиас провёл кончиками пальцев по щеке.

— Вообще-то — никуда. Он во дворце, переодетый в конюха. В левом крыле, у внутреннего двора.

— А мы думали…

— Я отправился за вами. Сразу же, как спрятал. Думал, пусть переждёт. Всем рассказал, будто увёз его куда-то по делам.

— Дворец, — он обернулся на сколы, дыры в стенах, пыльные обломки, расколотые от падения статуи. — Дерент же…

Они нашли его. Нашли, не зная, что до этого капризный, мягкосердечный и изнеженный сын Рейвены спас нескольких крестьян от обломков, кидаясь под них со светом разрушения. Тобиас с трудом распознал в размозжённой камнем голове юного Принца. Целое тело, всё ещё тёплые руки — пухлые, белые. Они бы не успели его спасти, скорее оказались бы под обломками сами. Ведь мир равнодушно отсчитывал собственные минуты до уничтожения.

Тобиас боялся, что истерика нахлынет вновь.

Ютт упал на колени, начав кричать что-то о конце для всего живого. Они сидели среди обломков, ледяных капель, воя ветра, ощущая себя не менее придавленными, чем трупы.

— Найдём Санджениса, — тихо проговорил Тобиас, сам не зная, к чему приведёт это решение.

— И что?

— Убьём, — голос дрогнул. Тобиас внезапно рассмеялся. — Мне-то не впервые, да?

Спустя минуту, немного придя в чувства, они поднялись на ноги в попытках осмотреться через тускло светившуюся в ночи стену дождя. Капли иглами сыпались с облаков, разбиваясь о лужи расплавленным металлом.

— Прямо река, — Ютт сделал рывок и плюхнулся наугад, не видя за мутной водой первой ступени парадной лестницы. Он стоял на земле, и всплески доставали до колен.

— Река, которая всё снесёт... — обронил Тобиас. — Пошли, поспрашиваем у людей. Надо скорее, Сандж… он что-то делает.

— У кого спрашивать? Во дворце уже ни одного живого человека! Все, что остались — задавлены! Может, он умер там?

— Тебе же говорили, что он ушёл!

— Я не знаю… не знаю.

— Но это ведь он устроил крушение. А умри он, всё вновь было бы спокойно. А он где-то… Узнать бы, где! А там посмотрим.

Слышали они друг друга с трудом. Шелест дождя и раскаты грома перекрывали всё: вздохи, голоса — даже собственные мысли.

Господин и верный слуга держались за руки, преодолевая воду. У Ютта дрожали плечи, свободной рукой он обхватил себя за туловище ради сомнительного тепла. Тобиас посматривал на него, понимая, что он плачет. Совсем не как женщины, а тихо, стиснув зубы, зажмурив глаза. Сам Тобиас сбежал от воспоминаний, однако не имел уверенности, что они не в спину вонзят нож.

Вдруг раздался рёв. Морозный, болезненно-дикий, пробирающий до костей, превращающий дождь в снег.

Дину словно дёрнули за рукав — так она это почувствовала, проснувшись.

«Дальше нельзя».

— Почему? — и ни слова объяснения.

Скрытого ночной сорочкой плеча коснулся сам холод. Дина обернулась с намерением встать с собеседником лицом к лицу, но упустила шанс. Только бледная рука, мелькнув в синих чернилах ночи призрачным всполохом, растворилась перед глазами.

«Засыпай. Самое худшее позади».

Дина в гневе качнула головой и ругнулась снова.

— И вы будете мной управлять?

«Я уже со всем управился. Спокойной ночи, Дина. Отоспаться сейчас крайне необходимо: день обещает быть трудным».

Она не стала ложиться из принципа и проходила по дому в поисках книг. Травы, зелья, анатомия животных, труд о змеиных ядах… Буквы плыли, но она продолжала штурмовать строку за строкой. Помыла посуду, оставленную ещё после ужина, подмела пол. Лишь на дребезжании рассвета её полностью оставили силы.

Чернила текучим и мягким холодом пропитали сознание. На грани сна и яви Дина ощутила лёгкую тошноту, что тут же исчезла.

«Они сделали тебя мостом к новому Року…» — прозвучало в её голове то ли насмешкой, то ли сожалением — слишком странная интонация.

Время и впрямь перескочило. Тобиас пережил последнюю потерю. В последний момент он, крича с бешеными глазами на невидимый рок, обнял своего слугу, защищая его светом самой Кадентии. Как видно, василисковая кровь поддерживала в Тобиасе жизнь. Пойми он это раньше, скорее всего, уступил бы Ютту банку целиком. Слуга зажмурился, сжался, почти спрятался возле покровителя… и в следующую секунду упал, бездыханный.

— Что с тобой? — закричал Тобиас, припав к последнему товарищу. — Что с тобой? Ютт! Не смей!

Ответить слуга не успел. Мгновенная беспричинная смерть. А пока он был жив, они вдвоём шагали по дорогам и насчитывали тела — утонувшие, размозжённые. Ютт отправился с ними.

Ураган срывал с домов крыши, будто те были бумажные. По воде, избиваемые громоздкими дождевыми каплями, плавали раздутые тела животных, птиц и людей, качаясь на волнах. Он шёл, стремясь найти огонёк жизни среди потоков воды. Единственное тепло помимо обезумевшего Санджениса.

Единственные гости конца света — ожившие мертвецы, сотканные из неосязаемых нитей. Первым он увидел каких-то супругов — мужчина, гладящий живот беременной жены и приговаривавший: «Мой сын сможет то, чего не смог я».

Тобиас всмотрелся в лица и дрогнул.

Теперь он знал точно, что серыми глазами и пшеничными волосами пошёл в мать, а сложением — в отца. Дядюшка мало рассказывал о родителях, чьи лица Тобиас почти не помнил. При упоминании отца, приходившегося тому младшим братом, дядюшка хмурился и начинал грустить. Выживший сын не знал, почему.

В следующую секунду он увидел взрыв, ореол кудрявого голубоватого пламени над домом. Никто не объяснил чудом спасшемуся мальчику, как они погибли — это было запретной темой. Только сейчас Кровавый Гений понял — отец тоже питал страсть к алхимии… дурную, взращенную завистью к старшему брату и жадностью до славы.

Родители погибли от пожара, устроенного опытами отца. Что ж, сын действительно превзошёл родителя — вместо одного дома спалил весь мир.

Мелькнул новый призрак — Тобиас едва его разглядел — белым всполохом. Обернулся красивым лицом, грустно улыбнулся и ускользнул прочь.

«Это всегда тяжело — идти вверх?» — прозвучало слишком обречённо, чтобы быть вопросом.

Тобиас мотнул головой, желая избавления, но образы окружили стеной. Седая, отжившая своё Рейвена у свечи, половина её лица скрыта под капюшоном, престарелый мужчина с яркими зелёными глазами, резко хватающий за руку покорную, но совершенно разбитую девушку; юная Марлин Виттериум с дикими глазами и хищной ухмылкой, в будущем — Святая Кадентия; человек со скрипкой, внезапно падающий на колени, одинокая путница в рваных одеждах, вздымающая руки в звёздам и кричащая: «Теперь достаточно?».

Наконец он увидел Диаболиса, очертания которого растворялись в ночи. Хмурого, чем-то разозлённого, почти свирепого. Глаза с бездной внутри холодили.

«Сандженис пошёл искать мать».

Наконец Тобиас понял. Вспомнил день двадцатилетней давности, Санджениса, указывающего рукой на обрыв, труп седой женщины.

Сандженис пошёл искать мать снова. В то же место, возле поросшего травой обрыва, думая плюнуть на её труп ещё раз.

Тобиас брёл через воду, смешанную с грязью и кровью, утопая в ней по щиколотки. Молнии скалились. Он удивительно хорошо помнил дорогу к тем пригоркам. Дар придавал смелости. От щекочущего исступления Тобиас царапал грудь ногтями. Василисковый свет расчерчивал на коже глубокие алые полосы. Крест-накрест. Крест-накрест.

Такого удовольствия от причинения себе боли Тобиас ещё не испытывал.

Он упорно поднимался вверх, пока в сознании медленно воскресал тот день — уже переходящий в облачные сумерки.

Стопы мяли влажную землю холмов, а вместе с ними и траву, начавшую выгорать на летнем солнце. Он не верил, что ещё когда-нибудь увидит это солнце. Выше, выше, выше. Холоднее. Холмы с травой окончились, оголив рельефные горные складки. Великолепие гористых пейзажей… дурманящий прохладной свежестью воздух, великаны скалы. Взгляд обязательно ошибётся в близости расстояния. Здесь, на возвышенностях, природа осталась почти нетронута. Луна робко просачивалась сквозь грязную вату туч.

Звук не то рёва, не то плача продолжал сотрясать горы своей громогласностью.

— Сандженис! — его фигура казалась крохотной. Рубашка изорвана — он тоже царапал себе грудь…

Тобиас добрался до него, не зная, свалится ли сейчас без сил или набросится со всей яростью.

Они сошлись у обрыва, где лежала Кадентия. Тобиас вдруг вспомнил другой обрыв, благодаря которому они друг друга нашли. Траву сильвирро, падение, сильную руку мальчишки, его спасшего. Не найди его тогда юный кронпринц, не удержись тощий мальчик рукой и упади в пропасть — мир был бы счастливее.

Сандженис налетел и ударил в ребро. Тобиас едва увернулся, но отголосок выпада получил, согнувшись пополам. Нос, челюсть, колено, бедро, шея, висок, живот. Они катились по мокрой земле, в увядшей траве, выжидая роковую долю мгновения, чтобы одержать верх.

Тут воспоминания вонзили в тощую спину нож. В лице очеловеченного зверя Тобиас увидел Рейвену, затем Каррина, затем Дерента — и озверел сам. Укусив Санджениса за плечо, Тобиас использовал мгновение и перевернул его на землю. Не став выжидать, он сцепил руки и нанёс первый удар.

Долгое время Тобиас пытался сохранить ему жизнь, не понимая одного: он убивал Санджениса уже много раз.

Впервые — когда близнецы Рулла и Мидлен ещё не покинули этот мир. Всего-то подал мысль отправиться к матери за помощью, зачем-то уверяя, что она всё ещё их мать, она всё ещё может смилостивиться. Кадентия подралась с сыном, как в юности привыкла драться с врагами. Окажись рядом кинжал, живым бы Сандж оттуда не вышел.

Будущий-бывший Король много припоминал этот день после пяти стаканов вина.

«А помнишь, Тоби, как она?..»

После пяти бокалов вина, каждый раз — наедине с другом. Ритуалом, бесконечным и бессмысленным.

Тобиас зашёлся пронзительным воем и ударил снова. На этот раз в грудь, ощутив зажжёнными пальцами крошащиеся под ними рёбра.

Второе убийство свершилось без прикрытия — пересадка многострадального сердца Кадентии. Казалось, Тобиас в тот раз и себя впервые убил.

Ещё удар. В левую часть груди, в ямочку под ключицей. Дугообразная кость надломилась, как прутик. Кожа сдиралась клочьями. Врачу не привыкать видеть кровь…

… убитого им пациента.

Третья смерть носила имя Рейвена. То был недуг их обоих, давно и глубоко засевший в тело. В Сандженисе он тёк давным-давно проглоченным болеутоляющим снадобьем; в Тобиасе — неотступной судьбой, идущей наперекор совести и принципам.

Тобиас, рыдая, выкрикивал её имя, его имя, её, его — продолжая бить битого.

— Слушай! — всхлип, но — сквозь все мелькнувшие воспоминания — удар. — Это я! — толчок — противник пошатнулся. — Да, я виноват! Да! — сцепленные пальцы проходились по телу, словно раскалённая добела сталь. — Я довёл! Хватит тебе! Хватит твоей матери! Я сделаю это... с вами обоими!

Сандженис хрипел и выл, но палач был твёрд в своём намерении. Свет Кадентии жёг заживо. Многократные удары по твёрдому телу. Как Сандженис и предвидел, его убивала мать. Есть ли разница, чьими руками?

В последний раз Тобиас убил его, оставив жить.

И давно настала пора это исправить. Тощие руки, укреплённые василисковым даром, сомкнулись вокруг мясистой шеи.

Звёзды стали бледнеть. Пурпур и бирюза галактик смывались, словно акварель. А может, наоборот — чернила залили их, взяв в вечный плен. Кто-то всего лишь опрокинул на бумагу крохотный деревянный сосуд, расплескал чернила — а люди приняли это за зловещий рок.

Звёзды гасли.

Миновал миллиард вечностей прежде, чем изуродованный Сандженис рухнул на колени. Убийца — за жертвой следом. Вцепившись в его плечи дружескими объятьями, мешая его кровь со своими слезами.

Тучи медленно отступали, обнажая небо, впервые за историю Дали оставшееся без звёзд.

Тобиас обронил слово.

Короткое, казалось, в один только слог; но Дина его не расслышала.

***

— Металлик будет особенно рад тебя видеть.

Экипаж нарушал безмолвие ночной улицы. Небольшая тряска поддакивала колотившемуся сердцу в груди целительницы, вышедшей за Робертом в предрассветный час. Слушать её сбивчивую исповедь, что ответы на вопросы прошлого так и не даны, он, увы не стал. А раз так, раз он без лишних объяснений повёл её в имение самого регента — предстояли дела серьёзнее. В кабине экипажа царила тьма, лунный свет, если и проникал, то робко касался лиц и колен. Дина смотрела на мрачного Роберта.

— Он вызвал вас?..

— Он вызвал всех. Думаю, Нелли уже там. Что, говоришь, тебе показали?..

— Ничего! — отчаянно воскликнула она. — Стихийные бедствия — это правда. Но — из-за чего? — не понятно. Что выпросил Сандженис у Тёмного, тоже. Ничего не понятно.

— Насчёт бедствий меня убедили, — тихо сказал он. — Это и правда имело место быть.

— Что-что?

— Неважно. Значит, Тобиас убил его собственными руками?.. Благодаря крови Кадентии… — Дина увидела то, чего так боялась: разочарование на лице историка, горевшего идеей раскопать тайны прошлого пуще неё самой.

Дальнейший путь прошёл в молчании. Имение Металлик в своей оживлённости и медленно нарастающей панике казалось жерлом вулкана.

Корнелия встретила их с заплаканными глазами. Питер сообщил, что мама пропала и не возвращается уже третий день — ни вестей, ни слухов.

Царила вязкая духота. Дина едва ли отличала мрак во сне и мрак в имении, который светильники почти не разгоняли. Какие-то военные чиновники без устали пересекали сумрачные коридоры. Шум, горячее дыхание, тихий плач. Путь Роберта и Дины лежал к самому очагу — Уильяму.

Этот человек напоминал раскалённую добела сталь. Вставал, садился, говорил, поручал, рявкал, проверял, замолкал, делал глубокие вздохи. Рубашку пришлось расстегнуть от жара и пота. Мимо него уже пронёсся десяток людей, а пронесётся ещё сотня, и каждому он должен ответить, объяснить, отдасть приказ.

— Санарен, — негромко отозвался Уильям при виде Дины. — Скоро вас с обеими принцессами отправят в центральный госпиталь. У нас чрезвычайное положение. Не так давно донесли о диверсиях Тандема, но серым людям удалось проскользнуть незамеченными. Я начинаю понимать, какую цель они преследовали в алхимических лабораториях и больницах. Много ли знаете о Гранитеррии?

Дина побледнела, вспомнив дневник и Бездарную Каролину Стелспатиум, окончившую то, что не успел Тобиас…

— Разумеется.

— Они изобрели противоядие. Знаете, что это означает для Тандема с почившей Видией и её окаменевшим телом?

Теперь Дина пошатнулась.

— Они вернули её тело?

— И достали то, чего так хотели от Флорианы — василисковое сердце. Теперь оно у Лерны Флейм. Вести неутешительные — они, все ракшасы, наплодившиеся там за четырнадцать лет, идут сюда. В открытую, одним племенем — набегом. Лерна пробьёт Василисковую Стену так же, как Видия пробила их… Готовьтесь.