Костяное кружево

— Любой, кто хоть немного прожил среди босмеров, знает, что мы редко обращаемся друг к другу по имени. У каждого есть какое-нибудь прозвище или кличка, данная в шутку, но прицепившаяся так крепко, что теперь она вполне успешно заменяет настоящее имя. Иногда босмеры даже не знают, как на самом деле зовут их соседей. Да и зачем, ведь прозвище говорит о своём обладателе гораздо больше, чем просто имя.

Меня называют Резчицей.

Имперцы, когда слышат это, считают важным уточнить, с каким материалом я работаю? Один даже как-то предположил, что я занимаюсь резьбой по дереву, недоумок! Впрочем, стоит ли винить тех, кто не разбирается в обычаях лесных эльфов и не знает, что Зелень для нас священна?

Я привыкла отвечать, что режу по кости. В Валенвуде многое производится из крепких костей животных, посему моё ремесло не выглядит странным. Поверь, так проще и вопрошающему, и мне.

Я и правда хороша в резьбе по кости. Видишь узоры на моём кинжале? Я сама нанесла их, используя тонкие металлические иглы. Это не столь искусно, как костяное кружево, которое плетут настоящие мастера, но сойдёт для новичка, правда? Ещё я умею вырезать из кости различные украшения: подвески, серьги, бусины. Делаю гребни для волос из лосиных рогов. Но своё прозвище я получила не за это. Тогда меня называли бы Косторезом.

Важно уточнить, что если босмеру дают кличку или прозвище, это стоит принять и носить если не с гордостью, то хотя бы без стыда. Не нужно стесняться своего нового имени, даже если поначалу оно кажется обидным или абсурдным. Я знала уродливую женщину по кличке Красавица. Представляю, как ей, несчастной замарашке, было обидно, когда её впервые так назвали. Наверняка она плакала не один вечер о своей несправедливой доле, но со временем… Она так привыкла, что все вокруг зовут её Красавицей, что сама начала считать себя привлекательной и будто даже взаправду как-то похорошела. А разве плохо, когда все соседи совершенно не со зла и без цели обидеть, а искренне и с любовью каждый день делают тебе такой комплимент? Я и сама была бы не прочь получить такую кличку.

Но меня называют Резчицей, и тебе всё ещё интересно, почему. Что ж, идём. Я покажу тебе.

Она встаёт и уходит подальше от лагеря, где много любопытных глаз. Возможно, даже среди окружающих её лесных эльфов не все знают истоки её прозвища, а она не хочет лишний раз придавать огласке. Хотя не стесняется: сама представляется Резчицей и не говорит настоящего имени.

Когда шум стоянки стихает за спиной и вокруг плотной стеной смыкается густой дикий лес, в котором так легко заблудиться, Резчица останавливается, поворачивается и тянет руки к шерстяному платку, свободно обмотанному вокруг шеи. В отличие от других босмерских женщин, которые носят открытые одежды и, не скромничая, показывают своё тело, Резчица одевается так, чтобы скрыть как можно больше. Сразу подмечаешь этот огромный платок, совершенно не нужный в жарких джунглях Валенвуда, блузу с длинными рукавами и манжетами, прикрывающими пальцы, лоскутную юбку до пяти. Даже в центральном Тамриэле женщины давно уже так не одеваются, они стремятся подчеркнуть талию, приподнять грудь, обнажить плечи и ключицы. В южных же странах женщины вовсе не стесняются оголять спину, живот, ноги выше колен. Нравы лесных эльфов трудно понять человеку с севера.

Но Резчица не такая. Это видно даже в чертах её лица — острых, холодных. У неё белая кожа, большие стеклянные глаза, чуть раскосые, придающие ей несколько потерянный вид, чёрные как смоль волосы, на фоне которых особенно выделяется её нездоровая бледность, и обескровленные губы, которые она постоянно подкрашивает ярко-красным, чтобы не казаться совсем безжизненной. В то время как другие босмерки загорелые, сильные, со смеющимися прищуренными глазами, волосами, выгоревшими под солнечными лучами; они всегда полны жизни, энергии, страсти. Но не Резчица.

Когда платок падает, открывая хрупкую длинную шею, невольно замечаешь тонкие линии на нежной коже. Светло-розовые шрамы переплетаются узорами цветов, невесомые стебельки и листочки обвивают её лозами и спускаются ниже, туда, где ловкие пальцы уже расстегнули первую пуговицу. Лёгкая хлопковая ткань обнажает ключицы, усеянные старыми загрубевшими линиями, слегка небрежными, но всё же точными росчерками, оставленными внимательным расчётливым художником в порыве вдохновения. Резчица расстёгивает последнюю пуговицу, снимает блузку, под которой всё это время таилась россыпь жемчужных шрамов. Её руки, грудь, живот покрыты следами старых ран, нанесённых с холодным безразличием, выверено и без колебаний.

Когда эльфийка развязывает пояс юбки, хочется отвести взгляд, потому что порезы на её ногах совсем свежие, они лишь несколько дней назад затянулись шершавой тёмной коркой.

В Тамриэле многие народы практикуют шрамирование, обычно дикари вроде орочьих племён или кочующих эшлендеров. Такое часто встречается и у босмеров, но то, что делает Резчица, — это не требование ритуального обряда и не демонстрация высокого статуса. Это искусство. И как любое искусство её шрамы были одновременно прекрасны и ужасны, они рождались в муках, велели терпеть боль и не знали завершения. Когда на теле Резчицы не осталось свободного места (она не трогала лишь лицо и ладони), она добавляла к уже нанесённым порезам новые, более мелкие, и её странное, нездоровое искусство и впрямь становилось похоже на самое витиеватое костяное кружево. И в этом она была далеко не новичок.

— Спросишь, зачем мне это? Нравится. Нравится наблюдать за процессом и чувствовать его. Нравится видеть, как под разводами крови рождаются узоры, которые я нанесла. Нравится, что за болью я перестаю слышать мир вокруг. Есть только я. Здесь и сейчас. Остального абстрактного “вокруг и потом” не существует.

Когда я делаю это, я смеюсь над целым миром, потому как показываю ему, что я сильнее него, сильнее всех этих изнеженных людей, которые плачут из-за любой царапины. В отличие от них, я не боюсь боли.

Потому меня называют Резчицей. А моё настоящее имя уже неважно.

И в этом мы с тобой похожи. Когда тебя не станет, под каким именем тебя запомнят? Никто и не подумает называть тебя так, как нарекла мать. Тебя будут помнить по твоим деяниям, которые нашли отражение в твоём прозвище. Ты станешь безликим героем очередной истории.

Главное, чтобы эта история не была продиктована кем-то другим.

Похожи мы и ещё кое в чём. Ты тоже знаком с болью. Ты приручил её, как волчицу, и не боишься острых клыков и хищного оскала.

Я права?

Резчица берёт свой узорчатый костяной кинжал и приближается. С её лица не сходит острая, будто оставленная росчерком лезвия, кровавая улыбка.