Тонкие лучи зажжённых канделябров аккуратно скользили по позолоченным предметам, отбрасывающим разноцветные блики. Великолепие украшенной комнаты сумело бы впечатлить и самого скучающего обывателя. Каждый, кто мог пронаблюдать за подготовкой, выходил полностью потрясённым и оставался донельзя восхищённым. Даже прислуга пристыжено тупила взгляд, не в силах совладать с впечатлениями. Всё вокруг блистало и притягивало взор дорогим убранством, — слуги потратили немало времени на то, чтобы украсить всё по достоинству. Из-за яркости столовых приборов и тканей, сделанных из чистого золота, приходилось щурить глаза. Массивные люстры, украшенные множеством свеч, опасно свисали с потолка и так же отбрасывали тени. От спёртого воздуха, различных ароматов и слепящего света становилось дурно. Трудные приготовления окупали намеченные перед собой цели. Всякий догадывался, что стояло во главе настоящей причины устроенного торжества.
— Бал объявляется открытым! — донёсся раскатистый выкрик появившегося из ниоткуда хозяина. Бал наконец-то приоткрыл завесу, а это значило, что Дьявол отправился на поиски. Он будет рыскать, умело мимикрируя под людей, чтобы найти очередную жертву; и тогда бал официально превратится в бал Сатаны.
***
Влад уныло глядел в зеркало и нарочито неспешно зачёсывал пряди русых волос. Он тяжело вздыхал и отводил тоскливые глаза в сторону, не в состоянии видеть отражение. Позолота, окружавшая его буквально на каждом шагу, вызывала отвращение. Она его душила; юноша не мог долго находиться в окружении неизменно сверкающего золота, ведь так он ощущал себя птицей, запертой в золотой клетке. Причина для столь пессимистичных мыслей являлась веской. Владу исполнялось восемнадцать лет, которые означали самое неприятное и ужасное, что могло существовать в обществе, в котором ему суждено было родиться, — женитьбу. Это был его первый бал, а мысли о нём не приносили ему удовольствия. Он максимально лениво и неохотно готовился, не обращая внимания на причитающие возгласы поторапливающей матушки и совсем не характерную для уважаемых дворян брань отца. Юноша понуро собирался и мысленно настраивался на печальный исход мероприятия. Он уйдет в опочивальню далеко за полночь, покидая её свободным, а возвращаясь помолвленным. Размышления об этом больше не вызывали привычного приступа слёз, — он давно всё выплакал, — поэтому глаза оставались сухими, лишь взгляд, наполненный глубокой тоской, выдавал подноготную.
Влад ловкими движениями застегнул последнюю пуговицу на рубашке и, окидывая опечаленным взглядом комнату, медленным шагом направился в преисподнюю — бальную залу. Словно намеренно, та полыхала ровно таким же огнём, что и геенна, а иллюзорный жар обдавал не успевшего зайти юношу со всех сторон. Он чувствовал, как небольшие капельки пота стекали по лицу, чувствовал, как тело впадало в горячку из-за сильного волнения, и доходящие до него звуки, которые смешивались вместе с запахами вылитых на себя духов, ухудшали состояние. Юноша невольно покачнулся и прислонился плечом к стене, на секунду прикрыв глаза. Перед глазами калейдоскопом мельтешили различные картинки, а сама комната едва казалась вращающимся круговоротом. Он делал размеренные вдохи и выдохи и судорожно наполнял легкие воздухом, которого почему-то в одночасье стало мизерно мало. Влад прислонил ладонь с внушительным перстнем к области сердца и попытался успокоить разбушевавшийся организм самостоятельно. Около двух минут ему понадобилось, чтобы вернуть себе самообладание, после чего он направился на бал.
Нацепив фальшивую улыбку (это было в норме — скрывать свое настоящее состояние), юноша, как ни в чем не бывало, появился в открытых огромных дверях, и бледный, как призрак, статной походкой прошёл к родителям. Те одарили его нервной, радостной улыбкой. Мать коротко провела ладонями по его напряженным плечам и шепнула на ухо что-то подбадривающее. Он лишь кивнул и, не имея слов для ответа, боялся, что не сдержится, и из его губ выльется тихий всхлип. К ним неустанно подходили люди, большинство из которых были ему незнакомы, приветствовали друг друга и без устали лебезили перед почитаемой личностью отца. Тот сдержанно кивал на нескрываемую лесть и незаметно хмурился. Ему необходимо было найти не то что выгодную, а идеальную пару для Влада, чтобы не запятнать собственной репутации. Тому же хотелось откровенно рыдать из-за социальной несправедливости. Он с удовольствием предпочел бы прожить жизнь обыкновенным простолюдином, трудящимся изо дня в день, нежели известным аристократом, не ведающим никаких забот.
От нервозности Влад снимал с пальцев кольца и натягивал их на другую руку, из-за чего мать слабо шлёпала его по ладоням, чтобы тот перестал. Это противоречило правилам этикета. Этикета, который безмерно его раздражал. Этикета, на который хотелось плюнуть. Сил противостоять устоявшимся за столь долгие века правилам не хватало. Приветствия длились долго; Влад готов был рухнуть в обморок из-за духоты и дурного состояния. Люди закончили приходить, и можно было бы облегченно вздохнуть, если бы после полонеза не начиналась самая худшая для него часть вечера — смотрины. Юношу не держали ноги, а ровно стоять и тянуть улыбку до ушей нужно было до конца. Он думал, что рано или поздно грохнется прямо здесь, наплевав на социальные нормы. Отец произнёс ещё несколько приветственных речей и официально открыл бал: теперь дозволялось ходить по зале, договариваться о партнере для предстоящих танцев, шутить и вести светские беседы. Владу так же было разрешено передвигаться и заводить полезные знакомства; скрытой причиной, конечно же, являлась цель найти будущую невесту.
Идея о вступлении в брак с малоизвестной барышней не прельщала его. Он подсознательно понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. В лучшем случае, будет страдать кто-то один из них, в худшем — оба. Влад издал очередной рваный выдох и, перекручивая кольца на пальцах, набрался храбрости, чтобы отдалиться от маминой юбки. Не может же он и в самом деле весь вечер простоять в тени и бояться любого вскользь брошенного на него заинтересованного взгляда. Он сделал на пробу три шага, а затем, не заметив какой-то моментально угрожающей опасности, продолжил неспешные гуляния по огромной территории залы. Многие, к его счастью и удивлению, не обращали внимания на него, что позволило спокойно прогуливаться и ненадолго отдохнуть мыслями. Пока шла первая часть бала, большинство распределились по группам и вели меж собою беседы, обсуждая последние вести в свете. Мужчины интересовались дамами, а те, в свою очередь, скромно присматривались в ответ. К Владу никто не подходил. Оно и понятно. Изъявить желание подойти к понравившейся девушке он должен первым. Проблема заключалась в том, что в свои семнадцать его интересовали далеко не барышни. Если выбирать между ненавистным прочтением книг и девушками, он охотнее бы выбрал первый вариант.
Пребывая в своих мыслях, юноша не сразу заметил пронизывающего взгляда, устремленного в его сторону. Повернувшись туда, откуда, по его мнению, он был направлен, юноша заметил невинную миниатюрную барышню, которая мгновенно опустила глаза в пол. Она явно смущалась и ожидала первого шага от него. Влад хотел тоже потупить взгляд, но вовремя одёрнул себя. Всё-таки ему по статусу негоже вести себя неуклюже; он обязан выказывать сплошную уверенность одним только взглядом. Юноша сделал пару неловких шагов и, собравшись, подошёл к девушке, которая, заметив его приближение, мгновенно раскрыла веер и принялась им махать около лица, чтобы скрыть стеснение и не показать, что она ждала этого.
— Приветствую вас, сударыня, — учтиво произнёс он и галантно поклонился.
— Приветствую, Ваше Сиятельство. — Раздалось нежным голосом, и девушка присела в реверансе.
— Как ваши маменька с тятенькой?
— Отменно, благодарю. — Она похлопала ресницами в невинном жесте. — Чудесный бал устроил ваш батюшка, не сравниться с тем, который давеча устраивали господа Глушковы, — робко произнесла барышня.
— Благодарю, слуги потрудились на славу. — Влад коротко улыбнулся. — Как вас величать?
— Элен.
— А по батюшке?
— Дмитриевна.
— Не тот ли, который Вишняков?
— Вы как никогда проницательны, Ваше Сиятельство, — покорно ответила Элен.
Разговор не клеился. Ощущение неестественности преследовало по пятам и душило Влада, не любящего высший свет. Оставлять диалог неоконченным являлось моветоном, а позволить себе прослыть хамом, не умеющим поддержать обыденный разговор и говорящим дурным тоном, грозило сколько не собственной репутацией, столько отца. Элен ожидала продолжения, чтобы подхватить начатый диалог.
— Вы великолепно выглядите. Если бы мне пришлось выбирать невесту, то я без зазрения совести остановил бы свой выбор именно на вас, — сдержанно проговорил Влад, одной репликой сделав комплимент и продолжением разговора, и искусным намеком на то, что в случае чего, девушка идеально подошла бы на роль его невесты.
Барышня вспыхнула алым румянцем и веером припрятала настоящую улыбку. Ей явно было радостно услышать это. Она моментально принялась искать глазами мать, чтобы сообщить, что она главная претендентка на завидное место. Влад только этого и добивался своим хитрым ходом. В скором времени, если всё пойдет так, как он и задумывал, отец подзовет его к себе и без раздумий примет решение. Юноша благодарил Бога, что в нужное время присутствовал на ужине, на котором обсуждалась семья Вишняковых. Судя по узнанной информации, Элен (если уж быть точнее, то Елена) подходила больше, чем кто-либо другой. Времени разыскивать другой подходящий вариант не было, да и Влад попросту не имел такой цели. Витая в размышлениях, он упустил момент, когда девушка сделала реверанс и лёгкой, грациозной походкой удалилась в поисках матери. Влад рассеяно оглянулся по сторонам, а после невольно вытаращился на резко открытую дверь.
Воцарилась неожиданная гробовая тишина, удивившая многих. Впрочем, большинство, как и было принято в приличном обществе, не показали вида, только многозначительно уставились на возникшего из ниоткуда незваного гостя. Юноша на секунду позволил растерянности проявиться на его лице, но быстро собрался и двусмысленно посмотрел на таких же опешивших родителей. Новых гостей никто не ждал, а не проявить гостеприимство было верхом оскорбительного поведения, что незамедлительно нанесло бы несокрушимый удар по репутации. Отец позволить себе этого не мог. Он встал с трона и спокойно направился к гостю. Тишина, разительно отличающаяся от обычной, заставляла холодок беспощадно пробегать по телу. Гость сделал ровно столько же шагов навстречу, и оба остановились друг напротив друга с непроницаемыми лицами. Все молчаливо следили за тем, что последует. Напряжение ощущалось колоссальное.
— Приветствую вас и добро пожаловать на бал, — внезапно послышался голос отца, который придал своему виду дружелюбность и радушие. Показательно улыбаться было вершиной его мастерства фальши на публике. Несмотря на это, все облегченно выдохнули, когда непонятное напряжение рассеялось. Влада же, наоборот, сложившаяся ситуация по какой-то неведомой причине вынудила больше забеспокоиться.
— Добрый вечер, — донёсся убаюкивающий бархатистый голос. Влад, прислушиваясь, волей-неволей расслаблялся. — Приму за честь присоединиться к столь грандиозному событию. — И юноша может поклясться, что тяжелый, пронзительный взгляд незнакомца на этих словах устремился прямиком в его сторону.
Он на долю секунды испугался, заметив в чужих глазах отблески чего-то загадочного, — загадочного не в хорошем смысле. Зрение играло с ним злую шутку: блики от люстры заставляли глаза гостя сверкать красным, что делало их схожими с демоническими. Он неосознанно вздрогнул и, поёжившись, повёл плечами, чтобы сбросить напряжённость. Ненадолго помогло. Пока отец отводил незнакомого гостя в сторону, чтобы побеседовать согласно правилам этикета, он обвёл глазами заполненный зал, чтобы найти ушедшую Элен. Заметив её стоящей возле матушки, он поспешил подойти к ним. Приближаясь, он всё сильнее замечал проявлявшийся на щеках девушки румянец и её пытающуюся скрыть довольную улыбку мать. Влад неглубоко поклонился и по очереди поцеловал выставленные в белых атласных перчатках ладони дам.
— Здравствуйте, барыня Вишнякова. Надеюсь, вы вполне удовлетворены устроенным торжеством. — Влад расплылся в почти искренней улыбке.
— Благодарю, Ваше Сиятельство, бал поистине удался, — ответила мать Элен и кротко улыбнулась. По её глазам читалось, как она стремилась угодить, чтобы выгодно выдать дочь замуж за завидного жениха. — Кажется, сегодня он закончится более чем чудесно. — Влад буквально чувствовал на себе прожигающий пытливый взгляд. В голове юноши активно завертелись шестерёнки. Несложно было догадаться, на какой исход рассчитывала семья Вишняковых. Мать явно намекала на то, чтобы её дочь взяли замуж. Влад вымученно улыбнулся, в который раз за вечер осознав, что лучше партии ему не сыскать.
Он было собрался ответить, пока не почувствовал затылком чужой взгляд. От него по телу юноши непроизвольно пробежали мурашки. Он тяжело сглотнул и постарался неприметно посмотреть в сторону, чтобы найти причину странной реакции. Наверное, не стоило этого делать, — он сразу же пожалел о необдуманном поступке. Влад заметил всё тот же тяжелый, проникающий под кожу взгляд незнакомца. Тот стоял обособленно, игнорируя других, и не отводил глаз от фигуры юноши, которому вмиг захотелось скрыться. Ему по неведомой причине стало холодно, и он, не сдержавшись, обхватил себя за плечи, только чтобы не чувствовать ледяного холода, шедшего будто из глаз гостя. Влад перевёл взгляд на недоумевающих женщин и приподнял уголки губ в неловкой улыбке. Не успев произнести скоропалительный ответ, рядом донеслась неожиданная реплика.
— Здравствуйте, дамы. Прошу прощения за то, что прерываю вашу беседу, но позвольте мне ненадолго украсть вашего сопровождающего. — Тот самый бархатистый голос оказался возле уха. Вблизи он был еще более приятным, действующим фантасмагорическим образом. Влад не успел удивиться тому, что незнакомец так быстро очутился возле них (видимо, он слишком сильно задумался, отчего женщины и смотрели странным взглядом), как его схватили крепкой хваткой за руку, что вопиющим образом шло вразрез общественным нормам. Он не успел издать ни звука, поэтому бороться с возмущением и абсолютным непониманием приходилось внутри. Тем временем, незнакомец сумел отвести его в сторону, где они слились с толпой.
— Здравствуйте, граф Аникин. — И вновь этот мелодичный, почти мурчащий голос… Влад млел от одного только произношения. — Хотел подискутировать с вами, но всё не получалось, пришлось вот так бесцеремонно оторвать вас от диалога. Приношу свои извинения, я повёл себя весьма возмутительно, очевидно, вы обсуждали что-то важное. — Незнакомец и не скрывал нотки лукавства в голосе.
— Н-нет, отнюдь. Всё ч-чудесно, — кое-как выдавил из себя Влад, не сумев морально собраться. Бегая глазами по лицу напротив, он разглядывал неестественно светло-карий цвет глаз. Мысли путались, а речь автоматически становилась бессвязной. Влад чувствовал себя загипнотизированным. Загипнотизированным этими глазами, этим тембром голоса, непривычностью манер… Что-то отталкивало в незнакомце, но при этом и притягивало; что-то, чему Влад не смел противиться.
— Вы столь любезны. — Гость выдал тихий смешок, внимательно наблюдая за реакцией юноши, что заставляло испытывать Влада ещё больше интереса к персоне мужчины.
— Вы так и не отрекомендовались, — резко отрезал он и отдёрнул руку, которую непрерывно удерживали. Влад несколько раз моргнул, как будто выплывая из транса, и только сейчас обратил внимание, в насколько неприглядном свете его выставляли.
Незнакомец обходительно ухмыльнулся и, изысканно поклонившись, произнёс, всматриваясь так, что сразу стало не по себе:
— Княжич Эдельманов, к вашим услугам.
Влад сглотнул застрявший в горле ком и неуверенно кивнул.
— Не слышал о таком…
— Давеча в губернию заехал, — пожал тот плечами и разогнулся, демонстрируя высокий, по сравнению с Владом, рост. Подобный ответ, хоть и показался подозрительно неполным, вполне удовлетворил его.
— О чём вы желали объясниться со мной? — Владу с каждой секундой становилось не по себе, отчего он стремился как можно скорее разделаться с этим неприятным сударем.
— Сразу к делу? Ценю целеустремлённость в молодых людях, — Эдельманов широко улыбнулся.
— Вы можете прекратить ходить вокруг да около и наконец-то уведомить меня? — Нервы Влада не выдерживали. Он повысил тон, что могло бы показать его невежей в глазах гостя. Юноша сжал кулаки, сдерживая ругательства, когда понял, как по-детски он вышел из себя. Теперь он ожидал всего: и недоумения, и оскорбления, и недовольства, но вовсе не тихий смешок…
— Может, перейдём на ты? Вы уже демонстрируете эмоции на публике, я считаю, это можно считать за близость. — Эдельманов сверкнул пугающе острыми клыками.
— Да вы… да вы!.. — Влад был искренне возмущён подобным поведением. — Что вы себе позволяете?!
Он не успел осознать происходящее, как его мгновенно за талию развернули лицом к себе и закрыли спиной от остальных. Юноша хотел вслух возмутиться, продолжить гневную тираду, но холодная сквозь перчатку рука не позволяла сконцентрироваться на чём-то одном. Мысли сновали, а чувства, поднимаемые первыми в его жизни такого рода касаниями, бились птицей в клетке. Он не мог оттолкнуть знатную особу, а гостя абсолютно не волновали общественные правила. Тот не задумывался о пересудах, которые распространились бы, если их заметили бы в подобном непотребном виде. Кажется, граф Аникин ошибся в рассудительности Эдельманова… Стоило отдать должное, тот уверенно держался, в отличие от поумерившего свой пыл юноши.
— Я еще ничего не успел сделать, а ты уже кричишь, херувим… — прозвучал шёпот возле уха. Влада передернуло от противоречивых эмоций.
Незнакомец повёл носом от уха к шее и, вдыхая ее запах, продолжил:
— Как же вкусно пахнет твой страх…
Владу стало неимоверно страшно. Он не понимал, что происходит, а рука, сжимающая его талию, буквально сквозь одежду впивалась когтями в кожу.
— Помилуйте, пожалуйста… — юноша незаметно всхлипнул. — Я сделаю всё, что угодно, только отпустите…
— Всё, что угодно?.. — Влад не видел лица мужчины, лишь подсознательно считывал реакцию. Тот задумался на доли секунд. — Даруй мне свой первый вальс… — Он мог поклясться, что услышал отголоски чего-то дикого, первобытного в ужасающем своей доброжелательностью голосе.
— Но… но… Рука надавила сильнее, и Влад понял — выбора ему не давали. — Я... но… как…? — вырвалось у него обессилено. Танцевать с мужчиной на балу?.. Это где же такое видано?!
— Доверься мне, я все устрою, — успокаивающе пронеслось у уха. Владу оставалось только кивнуть.
***
Аникин усиленно вглядывался в толпу, которая вместо того, чтобы редеть, увеличивалась в количестве. Он безотчетно хмурился и кусал щёку изнутри, стараясь скрыть ничем не объяснимую тревогу. Ему не хотелось думать о том, что предстоит опорочить и свою и отцовскую репутацию. Он надеялся, что княжич Эдельманов неудачно пошутил, и ему не придётся отдавать свой первый серьёзный танец… мужчине. Тот после странного диалога подозрительно исчез, и Влад надеялся, что он решил покинуть бал. Честно, он бы лучше помучился любопытством несколько дней, а потом бы просто забыл вместо того, чтобы стоять и ожидать зловещей неизвестности. Будучи в раздумьях, он не сразу обратил внимание, что к нему стремительно приближался неизвестный человек.
Из-за страха, что его чаяния не сбылись, он едва сдержал вскрик, когда молодой на вид парень, неглубоко поклонившись, заговорил:
— Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Издавна за вами наблюдаю, но все не решался подойти. Извольте представиться, барон Костров. — В отличие от чудаковатого Эдельманова, он казался вполне обычным. От него будто нельзя было ожидать подвоха. Сам тембр голоса утверждал о том, что данный человек приятен в общении. Влад на пару секунд растерялся и поэтому озадаченно хлопал глазами. Он выдавил из себя улыбку и пожал протянутую для рукопожатия ладонь.
— Благодарю, что решили посетить наш вечер, — выученной скороговоркой выдал Аникин. Барон Костров беззлобно рассмеялся.
— Кажется, вам ещё не хватает опыта в светских беседах, — по-прежнему без укора, проговорил барон и приветливо улыбнулся, чтобы смягчить задетую чужую гордость. Юноша насупился, но вовремя вспомнил, что оскорбляться не из-за чего: гость прав. Он расправил плечи, что не укрылось от глаз напротив, и постарался придать себе более уверенный вид.
— Да, опыта, видать, недостаточно, но я часто упражняюсь, и скоро это мне пригодится, — двусмысленно сказал Влад и кичливо выпрямил осанку. Костров снисходительно покачал головой.
— Вы очень милы в своей наивности. — Парень незаметно подмигнул мгновенно покрасневшему юноше, которому не удалось скрыть румянец. Осталось только позориться.
— Сделаем вид, что этого диалога не было? — забыв из-за волнения о правилах этикета, Влад прикусил нижнюю губу. Его вопрос, казалось, искренне удивил Кострова.
— Отчего же? С вами, наоборот, приятно вести беседу. И я убеждён, что намного приятнее она пройдет наедине. — Барон ему снова подмигнул. Владу начало казаться, что он попал в какой-то сюрреалистичный мир, в котором почему-то незнакомые доселе мужчины вели себя неподобающе окружению, так помимо этого, ещё и… флиртовали. — Не откажите ли вы мне в удовольствии от променада после бала?
Влад смущённо кивнул и каким-то блестящим от предвкушения взглядом провожал барона Кострова, который зажёг в нем невесть что. Тем более было жутко ощущать другой, безжизненный взгляд, который и без прикосновений прожёг бы его насквозь. Он неторопливо развернулся и увидел того, кого, по правде говоря, не хотел бы лицезреть перед собою. Влад поторопился ретироваться, но не успел сделать и шага в сторону, как путь ему перекрыл княжич Эдельманов.
— Вы не забыли, что должны мне танец, граф Аникин? — вполголоса спросил пугающий гость и, сощурив глаза, переливающиеся красным (Влад всё так же надеялся, что это неудачно падающий свет), прикрыл их обоих широкой спиной.
— Пожалуй, я всё же вынужден вам отказать. Я обязал танец графине Элен, к тому же у меня уже уговор с другим бар… — Влад не успел договорить, как его мгновенно прижали к ближайшей стене и устрашающим голосом прошептали на ухо:
— Только попробуй. Ты дал мне слово, значит, ты — мой. — Сейчас Влад действительно испугался не на шутку. Ему было страшно просто дышать рядом с этим человеком… человеком ли?..
— Что за… — импульсивно вырвалось у него сиплым голосом. — Пощадите меня, прошу…
— Ты мой, — с рыком повторил Эдельманов и крепче сжал талию. Влада почти мутило от чада свечей, аромата духов и какого-то неестественного запаха стоящего напротив мужчины. Он ощущал ледяные прикосновения, острые когти, царапающие его кожу, и попросту не понимал, откуда мог взяться этот человек… и главное, что он творил и с какой целью. — Поинтересуйся у своей матушки насчёт фамильного склепа… — зловеще ухмыльнулся княжич и отошёл в сторону, блеснув красными радужками. — Ты обещал мне танец, Влад. Нынче ты мой должник. И лучше тебе не ведать, что я делаю с теми, кто не выполняет свой долг… — Мужчина предупреждающе оголил острые клыки, и не успел юноша моргнуть, как тот молниеносно испарился.
Это окончательно выбило почву из-под ног Влада. Срочно. Срочно уходить отсюда. Бежать, бежать куда подальше. Бежать сломя голову, чтобы не нашли. Чтобы он не нашёл. Паника заполонила его полностью, мешая нормально вдохнуть. Он надрывно пытался дышать, но удавалось из рук вон плохо. Тремор досаждал, и сдавливала грудь беспричинная тревога. Влад в потерянном состоянии заламывал руки, наплевав на правила. Он оглядывался в попытке найти родную поддержку в глазах посторонних, но те все оказывались пустыми. Его сильнее охватывала паника. Он не знал что делать, эмоции препятствовали трезвым соображениям. Не сразу пришли ему на ум слова незнакомца, которые при повторном прокручивании являлись причиной более загадочных ощущений. Влад решил действительно обратиться к матери с таким вопросом, будучи уверенным в том, что добьётся от неё ответа, несмотря ни на что. Ему было чрезмерно важно узнать хотя бы мизерные детали, которые могли в итоге привести к правде. Только он не задумывался, какие скелеты он мог выкопать, какую чудовищную правду вырыть. Очевидно, умело закинутая уловка сработала на живца, и наивный юноша не подозревал, что то, что могло вскрыться, лучше не узнавать…
Эти мысли прочно засели в голове, и с трудом их удалось отвадить. Предстояло решить вопрос с танцем, и как можно немедленно. То ли подходить с приглашением потенциальной невесте, с которой они уже успели найти общий язык, то ли ждать странного приглашения не менее странного мужчины… Дилемму мистически разрешил будто из ниоткуда подоспевший барон Костров. Как раз заканчивалось время очередной кадрили, и в свои права вступало время вальсов. Первый можно было пропустить, но обязательным правилом было станцевать минимум один вальс за весь бал. Несоблюдение правила считалось существенным нарушением. Влад не мог так небрежно преступить репутацией отца.
— Вы обещали мне променад, — улыбчиво произнёс Костров. Влад подумал, что как-то многим он успел задолжать за вечер. В отличие от княжича Эдельманова, в словах барона не звучало тихо скрытой угрозы. Недолго поразмыслив, он неуверенно кивнул. Барон со сдержанной радостью протянул руку по направлению к юноше, а затем резким движением показал в сторону двери. Влад немного помедлил и в итоге поступился своими принципами. Он незаметно проскользнул вторым, чтобы не возникло лишних злословий.
Не успел Влад оправиться от нереалистичности положения, как его мгновенно подхватили за локоть и решительно повели за собой. Юноша на пару минут обомлел от такой напористости и пренебрежения нормами, но постарался не придавать сильного значения и вскоре расслабился.
— Не сочтите за грубость. Не желаю показаться наглецом в ваших глазах, однако так просто удобнее. — Костров опять одарил его благосклонной плутовской улыбкой. Не такой, от которой кровь в венах стыла, а теплой, почти что согревающей; ею можно было согреться в самый ненастный день. Влад не выдержал той атмосферы, которая так и норовила расположить к себе, и ответил ровно такой же улыбкой. Барон, заметив немое одобрение, продолжил шаг с удовлетворенным и гордым видом.
— Не изволите для удобства называть вас по имени-батюшке? — Это была неслыханная невежливость, но подобное заставило барона лишь шире улыбнуться, причём так залихватски, что Влад ненадолго растерялся.
— Юрий Сергеевич. Тогда можно и мне…?
— А, да, — рассеяно произнес юноша.
— Владислав Андреевич.
— Благодарствую, что сызнова представились. Отсель мы можем считаться официально отрекомендованными. — Юрий Сергеевич, пока податливый граф уплыл за разговором в страну грёз, притащил его на задний дворик, который тот видел множество раз. В данный момент он казался совершенно другим, преображенным.
И то ли дело в мерцающей в ночи луне, то ли в тех диковинных эмоциях, которые порождал человек рядом. Они приятно будоражили сознание, в отличие от смертоносного взгляда неизвестного гостя. И то, что он хотел выпытать у матушки ценой своей жизни подробности о подкинутой им подсказке, — всё напрочь выбило из головы столь интимное свидание. Они беззвучно уселись и всецело обратились в уединение. Личное, никем не потревоженное. Каждый думал о своём и изредка вздыхал, не стремясь нарушить воцарившуюся идиллию. Да и не нужно им было это, они наслаждались обществом друг друга, словно между ними давным-давно образовалась связь. Юрий Сергеевич на вид выглядел не старше его лет, хотя ему явно было не меньше двадцати одного. Выглядел он молодо и модно, почти как вылитый лондонский денди. Среди слуг о таких приезжих в края проскальзывало вполне удалое «щегол». На то, что барон Костров был приезжим, указывали многие детали, которые зорким взором сумел выцепить Аникин. И одежда, и манера поведения, и то, с какой легкостью он относился к заведенным и исполняемым испокон веков правилам.
— Каково там, по ту сторону? — неожиданно нарушил тишину вполне не конкретным вопросом Влад. На удивление, парень его понял.
— Всё одно, — расплывчато ответил Юрий, вглядываясь в темноту ночи, и как бы невзначай небрежно махнул рукой. Аникин наточенным взглядом выхватил аметистовый перстень, который привлёк его внимание своим сиянием. Для него — это что-то простое, наверняка такое же, что и здесь. Особой разницы между высшим светом в разных провинциях не было, разве что у них редко встречались знатные титулы, но для Влада… Господи, он был готов продать душу, чтобы увидеть другой, заморский свет, и притронуться к нему как к чему-то одновременно запретному и излечивающему. Тутошняя природа наполняла жизненную энергию Влада через лёгкие прикосновения к распустившимся листьям. Он неумолимо верил, что существует нечто более великое по масштабам, что наверняка ждало его.
Сама жизнь, свободная и яркая в своем проявлении. Его мечты и цели, — всё крутилось вокруг того, чтобы вырваться из ничтожного круга сансары. Он бы всё отдал, чтобы ощутить ветерок свободы хотя бы на долю секунды, и ни за что не променял бы его впоследствии. Тем временем, для Юрия Сергеевича это не казалось чем-то неординарным. Он мог в любой момент сорваться куда угодно; очевидно, что жены у него не было. Подобное осознание заставило Влада непроизвольно захандрить, что не укрылось от наблюдающих с искренним интересом глаз.
— Рано или поздно случаются неожиданные подарки судьбы. Не бывает того, чтобы кому-то, кто заслуживает по-настоящему, достался превратный дар.
— Возможно ли, что моим даром станет свобода?
— Возможно всё, во что ты веришь. Даже в то, что судьба преподнесет тебе нечто большое.
— К примеру?
— Я готов подарить тебе вечность. — Диалог неожиданно прервался, а позади, как ножом в спину, донёсся чужой, выбивающийся из общей обстановки голос, хрипевший то ли по своей природе, то ли демонстрирующий определенную эмоцию, далеко не положительную. Он казался жёстким, достающим необходимое и перекручивающим в свою пользу. Влад моментально съёжился и быстро обернулся, едва сдержав пронзительный вскрик. Ярко-красные глаза с неким озлоблением уткнулись в его душу, пытаясь выудить оттуда нечто, что было неподвластно пониманию юноши. Он почувствовал фантомные прикосновения ледяных пальцев на загривке, который оттянули с какой-то неестественной силой. Влад удержал за зубами очередное вскрикивание, а вот брызнувшие слёзы не удалось. Княжич Эдельманов злорадно ухмыльнулся, замечая растерянность Кострова и ощущая сладкий привкус страха Аникина.
— Что за… — прошептал одними губами недоумевающий Юрий, кажется, не до конца понимающий, к чему всё ведет, пока Влад смотрел с дрожащими от испуга губами на появившегося, словно из-под земли, Эдельманова. — Молю, уходите восвояси… перестаньте мне докучать, наконец!.. — Напряжение лопнуло, как струна, и вылилось в виде зычного крика. — Чего вам от меня надобно, чего?! Просто не беспокойте меня!.. — Влад со всей дури зажмурил глаза, чтобы не видеть посторонних, которые, подобно двум рубинам, освещали окрестность и, в частности, его самого. Он не мог больше ощущать этого взгляда; для него он был подобен ожогам. Граф рывком встал и попытался оттолкнуть от себя княжича, пока пребывающий в непрерывном ошеломлении барон яро придумывал, как же правильнее поступить в такой ситуации.
— Владислав Андреевич, отступитесь. Извольте мне изъясниться с… — запнулся Костров, не зная, как, собственно, величать мужчину. Он сделал многозначительную паузу.
— Кирилл Алексеевич, — с явной насмешкой в голосе ответил незнакомец, как будто делая великодушное одолжение. Он не предпринимал никаких действий, притаившись, словно хищник перед охотой. Он изучающе наблюдал, ожидая подходящего момента, чтобы удачно напасть и уволочь жертву за собой. Кажется, гость мог разрешить это положение по щелчку пальцев, но по неизвестной причине, забавляясь, игрался со сбитыми с толку людьми и утолял тем самым собственный интерес.
Представленный Кирилл Алексеевич не слушал Юрия Сергеевича, так как не обращал внимания на то, что он силился сказать. Всё, к чему было приковано его неотрывное внимание, сейчас стояло и безмолвно трусилось, обнимая себя за плечи в попытке согреться. Владу было боязно, поистине боязно. Он просто желал, чтобы всё немедленно закончилось. Жаль, что у Кирилла Алексеевича были собственные, окутанные тайной планы. Влад отвёл глаза, чтобы скрыть застывшие слезинки. Он сжимал и разжимал предплечья, не в состоянии успокоиться. Аникин питал надежды на то, что ситуация волшебным образом разрешится, княжич Эдельманов от него отступится, и ему не придётся танцевать с ним, а Юрий Сергеевич спасёт, поддержит, и они смогут продолжить так некстати прерванный диалог. Всё же Влад оставался ребёнком. Ребёнком, который, несмотря на свой возраст и предстоящую женитьбу, жаждал, как растения влагу, лишь одного: свободу. Полную, безграничную свободу. У него были мечты, цели, планы. Ему хотелось их воплощения, в которое он самоотверженно веровал. Слова, брошенные Эдельмановым, пугали похлеще солнечного затмения. Что они вообще могли значить? Если и вообразить, что существовала вечность, то это последнее, чего он мог бы желать.
— Потолкуем тет-а-тет? — Сквозь непробиваемую толщу собственных мыслей наконец-то протиснулся чей-то голос. Из-за смятения он не сразу разобрался, кто, кому, что предложил. Аникин повернулся спиной и сделал всего пару шагов, подойдя к распускающейся сирени. Скоро должна была начаться весна — его любимое время года. Оно вселяло в него надежду ощущениями беззаботности и тепла солнечных будней. Он питался светом. Влад явно не был создан для тьмы, которая так отчаянно и болезненно хотела поглотить его. До графа потом дойдёт, что слова были адресованы княжичу. Тот, казалось, этого и ждал. Он промолчал и, криво улыбнувшись, обнажил заострённые клыки, послужившие вполне красноречивым ответом. Пока Влад был увлечён своими думами, мужчины отошли поодаль.
Водворилась гробовая тишина, от которой становилось невыносимее. Ни единого звука не разносилось, отчего противоестественно громкий писк показался ему чересчур подозрительным. Аникин не был настолько бесстрашным, чтобы пойти и проверять, но, испугавшись отсутствия звуков, на свой страх и риск принял вынужденное решение. Ему не хотелось этого делать, но мужчины не возвращались, а ощущение чего-то неладного неприятно зашевелилось в глубине души. Влад успел сделать от силы пять шагов, как в следующую же секунду его тронули пальцем за плечо. Здесь он уже не сдержался и завопил со всей мочи. Рот мгновенно накрыла чужая мертвенно-холодная рука, а касания, способные изранить когтями, порождали ощущение близкой смерти. Он мгновенно понял намек по блестящим в темноте неестественно-красным огонькам и заткнулся, с безумно колотящимся сердцем наблюдая за дальнейшими действиями гостя. Юноша ожидал чего угодно. Тот лишь прислонил палец свободной руки к своим губам и приказал молчать.
— Тише, херувим, — заботливо прошептал Кирилл Алексеевич и буквально обволок его непроницаемым черным туманом. — Я не причиню тебе вреда…
— Что вы сотворили с ним?.. — Влад еле перебирал успевшими посинеть от холода губами. Находясь в ожидании тревожного ужаса, он старался не поддаваться панике, чтобы не надумать чего лишнего раньше, чем надо бы. Незнакомец, таинственно улыбнувшись, вместо ответа взял за руку и повёл за собой. Влад ощущал, как они парили над землёй, но в то же время словно удерживались на ней. Он не ведал, сколько точно по времени они направлялись в уголок, в который они с Юрием Сергеевичем ушли, но явно быстрее, чем ему думалось. Они остановились, и, честно, лучше бы юноша этого не делал. Перед его глазами разверзлась чудовищная картина, которую он с трудом когда-то развидит.
Жестоко изувеченное тело, которое одновременно и являлось трупом и не являлось. По очертаниям это точно был человек, но в настолько видоизмененной форме, что тяжело было распознать в нём останки. Ни тело, ни лицо нельзя было опознать, поскольку всё существо было высушено; так высушено, как будто из него разом выкачали всю жизненную энергию. Влад хотел спросить, кто это и почему его привели сюда (его и без того начинало мутить), но хватило единственного взгляда на руку существа, отдалённо напоминающего человека, чтобы узнать аметистовый перстень… Сдерживаться стало невозможным; усталость и сильнейшее эмоциональное напряжение навалились глыбой, и роль послушного мальчика завершилась ровно в одно мгновение. Внутренности разрывало изнутри; боль была невыносимой. Он мигом рухнул на колени и заревел, уткнувшись лицом в ладони. Ему хотелось кричать, кричать о ненависти на весь мир, но всё, что ему было дозволено, — лить пустые слезы и безудержно горевать, сдерживая мучающие грудную клетку рыдания. Он не понимал за что. Почему именно его главный в жизни вечер должен был обязательно превратиться в воспоминание, навсегда омрачившее его тонкую и чувствительную натуру? Аникин не переставая рыдал, не зная, как остановиться. Если бы он был способен что-то изменить, он бы попросту не сумел. Княжич Эдельманов как будто специально сделал это, чтобы проверить его психику на прочность. Он смаковал этот миг и с наслаждением следил за чужими страданиями. Кирилл Алексеевич положил ладонь на макушку Влада и медленно погладил его по волосам.
— Теперь моя очередь?.. — кое-как, давясь слезами и комом в горле, спросил Влад, подняв голову на возвышающегося мужчину.
— Ты обещал мне танец, херувим… всего один танец — и я подарю тебе вечность…
— Но если мне не нужна вечность?
Кирилл Алексеевич только снисходительно улыбнулся, но улыбка выглядела недоброжелательной. И Влад понял. Никогда никакого выбора у него и не было.
— Он так кричал, пока я вгрызался в его глотку… — сладко шептал княжич на ухо, согнувшись к нему и крепко удерживая за пряди волос. — Он не сразу уразумел, что произошло… так наивно цеплялся за жизнь, пытаясь ажно в последние минуты сберечь тебя… Я слышал, как сломалась его шея, а голова закатилась назад… звук рвущихся плоти и костей… сначала он тебя пугает, а потом ты получаешь от него истинное удовольствие. — Кирилл облизнул покрасневшие губы, ощущая на них привкус свежей человеческой крови. — Ты знаешь, что на смертном одре людишки часто похожи на животных? Одинаково вопят, одинаково смотрят с мольбой о пощаде… только кровь их и отличает. — Он вновь облизнулся и сверкнул бордовыми радужками. Влад только сейчас понял, какое на самом деле чудовище посетило бал. Выхода больше не виднелось.
Кирилл протянул ему руку. Влад, повинуясь, вложил свою ладонь в его.
***
Они возвратились в зал, где роилась толпа из пышных платьев и элегантных костюмов. Его повели под руку, а всё, что стояло у него перед глазами, — растерзанное по беспощадной несправедливости тело Юрия Сергеевича. Внутри у него томились боль и обида, соразмерные тому чувству вины, которое незаживающим рубцом ныло. Он хотел бы повернуть время вспять, чтобы всё изменить, но это невозможно. Даже существование нежити возможно, а остальное по какой-то причине — нет… Влад хотел бы закрыться в своей комнате, но деться от пожирающего взгляда и гулкого шепота, проникающего буквально всюду, было не под силу.
«Вечность… вечность… вечность… мой дар… мой дар… мой дар… прими его… прими его… будь моим… принадлежи мне….»
Влад прижимал уши ладонями, только чтобы не слышать раздражающего шепота. Кажется, Кириллу понравился вкус его страданий, понравился его плачущий вид. Аникину давно бы впору осознать, что Эдельманов — тот, кто с удовольствием пожелал бы являться причиной его слез. Его глаза загорались ярче звезд при виде воющего белугой юноши. Очевидно, он считал его красивым. Считал прекрасным его слёзы, заплаканные глаза, лицо, опухшее и уставшее от такого количества пережитого. Влад попросту не выдерживал. Самое несправедливое, что он и рассказать-то никому не мог, — не поверят…
Он старался укрыться в стороне, но пронзительные глаза выискивали его и в самом потаённом углу. Они бдели, они следили за каждым его шагом. Его не было рядом, но он ощущал чужое присутствие за спиной. Чужое, отдающее смердящей мертвечиной и гнилой древесинной трухой, дыхание, мёрзлые до боли пальцы на затылке и шёпот, такой оглушительно громкий, что впору закричать до разрыва барабанных перепонок… Бал подходил к концу, что далеко не значило приближающийся к Владу конец. Вернее, он подходил, но осторожно и совершенно не спеша, словно боясь заранее спугнуть. Его талию обвили руками, а, находясь в абсолютной прострации, Влад не заметил, что остался последний вальс. Он так и не станцевал с будущей невестой. Да и какая уже, к чёрту, разница, какое ему дело до репутации, когда на кону стояла его жизнь? В игре с Дьяволом он предварительно проиграл. Теперь он не принадлежал и самому себе.
Образцовые сильные руки повели его в грациозном танце. Пальцы, длинные и изящные, как и сам обладатель. Всё на его фоне смотрелось выигрышно, ведь он прекрасен как никогда; всё в нем кричало об изысканном величии. Он сдержанно элегантен, приводя в восхищение всякого своей сдержанностью, и только Влад чувствовал неживое напротив, испытывал мороз, который никакие перчатки не скроют. Его всего кидало в дикий озноб, и всё, чего ему оставалось жаждать, — чтобы Вечность никогда не наступала. Иначе это означало бы то, что Влад будет принадлежать ему. Он не мог позволить себе сдаться. Он сделает всё, чтобы не очутиться возле него. Вальс близился к концу. Его вращали, кружили, что ощущалось как предсмертная карусель. Только ему на ней не весело. Аникин не смеялся, кажется, повзрослев за один вечер. Всё, что он считал бессмысленным, внезапно наполнилось смыслом. Он мечтал вернуться в момент, когда они с Юрием Сергеевичем… Его талию резко стиснули, и тупая боль от когтей прострелила нутро. Но он не ощущал её. Он погрузился в себя, не замечая водоворота из различных по своей пестроте вальсирующих тряпок.
— Я исполнил твою докуку. Отныне твой черёд. — Осмелевший Влад, каким Кирилл его не видел, впечатлял. Такой десерт хотелось оставлять на более длительный срок, чтобы по кусочку смаковать, а после полностью поглотить.
— Чего же ты вожделеешь, херувим?
— Я желаю быть как ты. — Если ему все равно суждено смириться с дарованной Вечностью, так пускай он выиграет хотя бы в этом. Кирилл, заинтригованный, ухмыльнулся. Он провёл кончиками пальцев по его шее, в зоне сонной артерии, и наклонил голову вбок, рассматривая белоснежно-бархатную кожу, к которой хотелось присосаться с самого первого взгляда.
— И на что же ты готов ради этого, моя прелесть?
Влад, недолго поразмыслив, выпалил:
— Я готов полюбить тебя.
Кирилл пугающе резко поднял на него слепящие рубином глаза и в одночасье остановил движения ладонью. Зала в одно мгновение погрузилась во мрак.
***
Влад не знал, сколько времени он провёл в пустом и неприглядном пространстве. Он часами бесцельно бродил в чаянии найти выход, но его окружала только чернота: позади чернота, по сторонам чернота, и вдалеке тоже она. Граф не знал, был ли он заперт в собственном разуме или находился под чарами потусторонних сил. Он не понимал, что творилось вокруг, а страх — квёлый, практически бесцветный — поражал каждую клеточку сохранившегося сознания. Юноша смирился со своей участью, продолжая невесомо передвигать ногами подобно сомнабуле. Постепенно он перестал думать, а границы личности понемногу стирались.
Последней его осознанной мыслью стало то, что это конец… пока его вдруг что-то неведомое не выдернуло на поверхность. Влад предпринял усердные попытки пустить как можно больше воздуха в легкие и несколько минут пытался прийти в себя, чтобы осознать своё местоположение. Он лежал на жёстком, примятом сене и ощущал, как мелкие занозы вонзались в нежные ладони, на которые он лёжа опирался. Влад чувствовал себя как в коматозе, не соображая, что случилось пару часов назад. В амбаре было тихо, не слышно было и лошадей, пережевывавших свежее сено. За его пределами так же безлюдно; ни единого человеческого возгласа: ни кучеров, ни слуг. Влад по-настоящему испугался, и этот страх казался вполне реальным и ощутимым, по сравнению со страхом в непонятном Небытие. Он попытался встать, но снова упал, понимая, что испытывает чудовищную головную боль, к которой присоединились и вспышки боли по всему телу. Аникин до хруста сжал сено в пальцах, ставшее ему опорой, и предпринял новую попытку подняться. Ему через силу удалось, хотя лучше от этого не стало. Голова начала немилосердно кружиться, а перед глазами замелькал калейдоскоп из мушек.
Он сожмурил глаза и совершенно не услышал, как в амбаре кто-то появился. Не слышал, но чувствовал естеством, как рой мурашек мгновенно окружил его. Могильный холод окутал юношу и вместо слов дал понять, что Влад отныне не один. Он вновь поежился, передернув плечами, и по очереди открыл глаза. Перед ним собственной персоной стоял он. Влад косо усмехнулся и отвёл глаза. Сейчас он слишком сосредоточен на внутренних ощущениях, чтобы сильно переживать насчёт возникшей нечисти.
— Кто вы? — совладав с повсеместной болью, задал вопрос Аникин, непредвиденно овладев храбростью.
— Я дал тебе шанс узнать, — ухмыльнулось нечто, сверкнув красными глазами.
— Но это не значит, что ты позволил бы мне им воспользоваться, не так ли? — с таким же насмешливым выражением лица ответил юноша, копируя чужое поведение. Взгляд Кирилла опять заблестел ненаигранным восторгом. Он прикусил клыком нижнюю губу и тотчас более оценивающе принялся разглядывать Аникина.
— Славный сюрприз, что младший наследник обладает не только притягательной внешностью, однако и интеллектом.
Влад подавил смешок и придержался рукой за балку, чтобы устоять на ногах, чтобы выстоять перед лицом опасности. Он вскинул голову повыше и своей позой попытался продемонстрировать высокомерие.
— Но это не отменяет и того, что я в любом случае сумею разузнать.
— Как и не отменяет того, что я сызнова окажусь на шаг впереди… — Кирилл за долю секунды приблизился и прошептал на ухо Влада. Он намеренно тягуче растягивал слова и руками проводил по воздуху, желая коснуться теплого тела и не заходя пока слишком далеко. — Херувим, отчего бы не примириться с тем, что тебе не одолеть меня?.. Да, может пару раз тебе удастся, однако в остальном… — Кирилл леденящей хваткой вцепился в чужую талию. — Просто признай, что принадлежишь мне, — произнёс он шепотом на ухо дурманя голосом. — Позволь мне обладать тобою с твоего разрешения…
— С какой целью я тебе надобен? — сделал гримасу Влад, желая стереть с себя прикосновения княжича. Отвращение и ненависть, — всё, что он испытывал вместо обещанной любви. Кирилл Алексеевич вдруг ласково улыбнулся и мягко коснулся волос Влада, рассматривая тонкие черты лица.
— Ты выглядишь как красивый аристократ, но ведешь себя далеко не как он… — Мужчина прикрыл глаза, которые рябили постылым алым цветом, и принюхался к его волосам. — Умнее, чем кажешься… Я искал такого давно. — Он открыл глаза и буквально впечатал тяжёлым взглядом, дыша могильным холодом в губы. Влад сглотнул и бегающими зрачками посмотрел в бездонные зрачки Кирилла.
— Ты ищешь того, кто беспрекословно подчинится тебе и согласится принять твою участь… Вечность, обещанная тобой, — всего-навсего ядовитая иллюзия, ты и сам знаешь, что это не дар, а проклятье… — прошептал Аникин и не отвёл пристального взгляда, словно намереваясь проникнуть в самые недра души непонятной сущности. Кирилл почти отшатнулся, но вовремя сдержал и своё тело, и своё изумление.
— Ты… — Эдельманов выглядел поистине растерянным, не зная, что и ответить на правду, которая резала изнутри.
— Да, я смекнул о твоих истинных мотивах, — выгнул Влад губы в искривлённой усмешке. — Видать, не до конца все уразумел, но не нужно быть дураком, чтобы уразуметь, чего ты на самом деле ищешь. И не собираешься ты проводить со мной вечность, тебе же не это надобно. Тебе в принципе никто не надобен, ты просто ищешь источник, способный покрыть твои потребности… загадкой остаётся, каковы именно потребности.
Кирилл неожиданно оскалился. Влад предпринял попытку отойти, но тот схватил его за руку и потянул на себя, заглянув глубоко в глаза.
— Ты посулил мне любовь. Дай же мне ее, и я не сгублю тебя, как намеревался сделать.
— Моя любовь и окажется для меня же смертельной, ты знаешь это, — утвердил граф Аникин и поджал губы. — Все твои словеса ядовиты, и, увы, я поторопился с обетом. Я не способен дать любовь тому, из-за кого меня изводит отвращение. Посему можешь меня смело лишать жизни, — серьезным голосом подытожил он, выглядя убедительным. Кирилл сузил глаза, сомневаясь в решении, которое следовало бы принять, а затем провёл языком по губам и снова оценивающе пробежался по Владу. Он сдавил его ладонь и бережно огладил отдельный палец сквозь перчатку.
— Если ты не способен возлюбить меня… тогда изволь почувствовать себя желанным хотя бы малость.
— В обмен на то, что ты вымолвишь, что за тварью являешься, — бесцеремонно выдал юноша, не моргнув и глазом при обсценной лексике. Кирилл поморщился, как от зубной боли.
— Тебе бы манерам поучиться, херувим. — Влад со всей силы стиснул руку Эдельманова, из-за чего тот прекратил свои поглаживания.
— Наименование твоей сущности. — Аникин напряженно смотрел в чужие глаза.
Кирилл прошелся рукой по волосам юноши и, словно заглядывая за него, невозмутимо, но неохотно дал ответ:
— Вурдалак.
Влад с натугой пересилил желание отшатнуться и убежать. Убежать далеко и спрятаться там, где его ничто и никто не найдет. Кажется, до него только теперь дошло, и он в беспросветном испуге распахнул глаза.
— Та челядь, что у нас пропала… — Кирилл Алексеевич приложил палец к губам Влада, заставляя его замолчать.
— Тсс… каждая усадьба обязуется хранить свои тайны, и ваша не исключение.
— Я желаю знать твою тайну, — упрямо проговорил Влад и нахмурил брови, на что Кирилл благосклонно улыбнулся.
— Я позволю тебе её узнать, если ты подаришь мне свою любовь.
Влад пару минут думал, а затем нерешительно кивнул головой.
— Как именно ты себе это представляешь?
— Понеже твоей душой я не сумею овладеть, то единственным способом остается… — Княжич опустил двусмысленный взгляд и, покрепче обхватив талию Влада, опустил его на мягкое сено. Он навис над ним и прошептал остаток фразы на ухо чарующим голосом: — …завладеть твоим телом. Ты меня не любишь, но тебя полюбить я уж точно сумею.
Наглая ухмылка озарила лицо Кирилла Алексеевича. У Влада по всему телу пробежали мурашки от подкрадывающегося осознания ужаса своего положения, но всё, на что он был способен, — тягостно сглотнуть ком в горле и обхватить руками шею мужчины.
— Тогда умоляю… люби только одного меня… — прошептал он.
***
Влад рвано дышал, не в силах оторвать взгляда от Эдельманова. Его грудь неимоверно вздымалась, что доводило до болезненных спазмов. Сильнее сжав сено руками, он увёл глаза в потолок. Аникин не мог наблюдать за тем, как чужой взгляд всё ярче вспыхивал рубиновым цветом лишь от одного жадного блуждания по его телу. Влад невольно затаил дыхание, когда Кирилл избавился от перчаток на своих руках и дотронулся кончиками пальцев до разгоряченной кожи. Юноша, издав рваный выдох, сдержал стон, чтобы не показать, что подобные касания порождали толпу мурашек от неизведанных доселе и переполняющих ныне чувств. Он перевёл осторожный взгляд на мужчину и увидел, как мигающие багряными всполохами глаза устремлены прямиком на него. Кирилл даже не моргал, что делало происходящее более жутким. Влад попытался надышаться воздухом перед грядущей смертью. Если не физической, то уж точно моральной. Княжич вёл мертвенно-холодными подушечками пальцев от бёдер, которые недурно были подчёркнуты узкими брюками, и до тазовых косточек. Влад покрылся гусиной кожей без возможности отвести взор от нарастающих в раскованности чужих движений.
Он чувствовал, как становилось физически больно дышать от переизбытка ощущений, и напрягся, когда руки проникли под шелковую рубашку, прилипшую к телу. Ледяные прикосновения создавали необычные ощущения. Одновременно хотелось их избежать, а с другой стороны… его никогда так не касались и навряд ли коснутся… Влад чаще задышал, словно задыхаясь, и бесконтрольно обхватил Кирилла за шею. Он прижался к нему, и на контрасте тел, тёплого и холодного, эмоции обострились до предела. Княжич Эдельманов удовлетворенно хмыкнул и переместил ладони на спину юноши, спускаясь к талии и сдавливая до видимых синяков. Для Влада это эрогенная зона, поэтому он мигом покрылся очередной порцией мурашек. Он уткнулся красным носом в плечо мужчины и прикрыл глаза, маскируя тихий протяжный стон. Ему приятно, несмотря на внутреннее отвращение. Кирилл воспринял это как сигнал старта и оглаживал более напористо.
— Ты такой чувствительный… — не удержал смешка Эдельманов, скрывая внутри ликование от нетронутости юноши.
— Ты же знаешь, что ты у меня первый, — хмыкнул Аникин, пытаясь прозвучать уверенно, но смущение выдали поалевшие щеки.
— Я же и стану последним, — с особенной усладой промурчал Кирилл Алексеевич, наклонившись к уху и обхватив крепкими руками хрупкое тело.
— На твоём месте я бы не был так уверен, — испустил смешок Влад, на что сразу получил слабый укус в оголенное плечо. Он тихо прошипел, одновременно испытывая мурашки из-за того, что он впервые чувствовал на себе следы острых зубов. В этот момент он не задумывался, что эти же клыки несколько недель третировали деревню, лишая его безопасности и вселяя всеобщую панику.
— Ты можешь не кусаться?
— Приучайся, Владислав Андреевич, ты сам сказал, что жаждешь быть как я, — лукаво промурлыкал Эдельманов и окончательно навалился над Аникиным, обездвиживая и укрепляя за собой бесповоротный контроль. Влад ничего не ответил, хотя начал следить за действиями Кирилла в оба глаза. Он не заметил, как оказался загипнотизированным утончённостью и неспешностью, с которой Кирилл Алексеевич избавлял его от исподнего. Граф не обратил внимания на это и поэтому не успел застыдиться того, что лежал нагим перед абсолютно незнакомым мужчиной. Он вдумчиво следил за бликами в зрачках княжича и разрешал делать всё, что тому заблагорассудится, вверяя контроль над собой, как и обещался.
Эдельманов был медлителен и вполне проворен, словно разворачивал обёртку от конфеты, дабы продлить послевкусие. Влад дышал через раз, почему-то бесконтрольно желая запечатлеть это в памяти навсегда. Он подсознательно чувствовал, что навряд ли испытает нечто похожее ещё раз, даже с Кириллом Алексеевичем. Тот зря времени не терял и удобно устроился между ног Влада, предварительно раздвинув их в стороны. Юноша боялся и в то же время был преисполнен желанием, порождающим в нём сладостное томление. Он стыдился своих неправильных чувств, но не отталкивал Эдельманова, как должен был сделать. Аникин запрокинул голову, когда ощутил прикосновение шершавого языка на сосках. Его едва заметно пробило дрожью, когда клыки княжича слабо прикусили их. Влада кидало в озноб, как будто он находился в горячечном бреду. Таких эмоций до сегодняшнего дня он не испытывал. Он неоднократно делал вдохи-выдохи и старался надышаться состоянием, которым пропитывался от макушки до пят.
Кажется, Влад сходил с ума, ведь кроме могильного холода и запаха сырого склепа, здесь ничего не витало. Но Влад тянулся. Тянулся во тьму, как животное, лишенное ласки, утыкался носом в постороннее плечо, желая нащупать мизерную надежду. Он прятал слезы, выступившие в уголках глаз, и, терзаемый чувством вины, ломался, наплевав на мораль. Чёрт с этой моралью, если он заранее погиб. Он жаждал хотя бы на краю погибели почувствовать себя ценным, и неважно, каким способом он добьётся этого. Кирилл знал это, и Влад знал это. Оба знали, что извлекают друг из друга выгоду для себя, но продолжали, не задумываясь о последствиях. Мужчина тем временем проскользнул рукой между чресл юноши и ненароком начал ласкать его, получая удовольствие не столько от вида закатанных глаз, сколько от собственной власти над телом. Его пьянило чувство власти над хрупкой чужой жизнью. Граф осознавал, что княжич желал обладать не им, а той жизненной энергией, бушующей в нём подобно громадным морским волнам. Он ведал многое о существе напротив, хоть близки они никогда и не были, что роднило их ещё больше. Он понимал чувства вурдалака так кристально чисто, что необъяснимо чувствовал в нём родственную душу. Влад догадывался, что Кирилл гнался за тем, чтобы высосать из него энергию, способную продлить ему жизнь на несколько сотен лет, а Вечность — сладкая фата-моргана. Аникин смутно представлял, что под ней подразумевалось, но явно не то, что подразумевал обычный человек.
Единственное, что имело над Эдельмановым господство, — это Вечность, которую хотелось сбросить, чтобы приблизиться к эфемерному исцелению души. И единственная возможность достичь её — передать часть проклятой силы кому-то другому, то есть произвести обмен с живым существом. Влад испустил усталый смешок, ведь благодаря установившейся тесной эмоциональной связи между ними, он запросто считывал всё это. Осознание не ударило его обухом по голове, поскольку он настолько расслаблен телом, что душа не инициировала попыток задуматься об опасности своего положения. Если ему и грозили вечные мытарства и скитания по грешной земле, — всё перестало волновать ровно в тот момент, когда умелые пальцы Кирилла Алексеевича принесли долгожданное умиротворение. Чуткие, пускай и пропитанные фальшью прикосновения привели к спокойствию, когда прикоснулись к его коже в отчаянной попытке отдалённо ощутить несуществующее тепло. Участки тела, к которым дотрагивался Кирилл, полыхали. Аникин отпустил себя, поддаваясь соблазну и тьме, уносящим его в заоблачные дали наслаждения.
Он, не помня себя, не заметил, как поддался навстречу и с непередаваемым желанием ответил на поцелуй. Губы мужчины приникли к его устам, и его естество соединилось с холодом, испускающим его хозяином. От Кирилла разило смертью за версту, а Влад добровольно сдался в плен мраку. Ему мало прикосновений, и это его главная ошибка. Он старался урвать больше, не желая довольствоваться малым. Граф Аникин знал, что страсть его погубит, но попавший в омут алых озёр, он желал тонуть в нем.
— Просто люби меня… — безнадёжно шептал Влад в губы Кирилла, держа его за скулы и с отчаянием заглядывая в глаза, словно силясь разгадать их тайну. — Уничтожь меня своей любовью… — выдохнул он и прикрыл веки, прислонившись к чужому лбу своим. Княжич Эдельманов никак не отреагировал, дрожащими пальцами сжимая разведённые колени. Подобные ощущения для него в новинку. Ни один человеческий сосуд не вызывал в нем такого колоссального резонанса. Хоть он и не признается, Влад поразил его в самое сердце своими словами. В этом он безбожно ему проигрывал. Что-то шевелилось на дне давно похороненного сердца.
— Спустись за мною во тьму… тогда, может, ты и способен будешь остаться подле меня… — Влад беззвучно усмехнулся на интимный шепот и непоколебимо мотнул головой, с нежностью удерживая скулы мужчины.
— Ты и сам знаешь, что это неосуществимо. Наступит час, когда кто-то из нас погубит другого, — Влад сделал страдальческую гримасу и потянулся навстречу объятиям Кирилла. Мужчина и сам понимал, что юноша говорил правду, но попросту не хотел поддаваться вдруг возникшим чувствам, предпочитая мыслить инстинктами.
— Тогда давай проведём эту ночь так, как будто это возможно, — горячо выдохнул Эдельманов на ухо и прильнул к его устам. Их дыхания скрестились, а чувства сильнейшей волной вылились в наполненный безысходностью поцелуй. Княжич стиснул ягодицы юноши, подминая его под себя, пока Влад изо всех сил нажимал на его плечи. Оба не ощущали внешней боли; только боль, саднящую где-то в глубине.
Кирилл принялся вести поцелуй с несравненной нежностью, плавно перетекающей в пошлость. Он пустил в ход клыки, оставляя посредством укусов сразу начинающие кровоточить раны на губах Аникина. Кровь стекала по губам, и Эдельманов слизывал ее, издавая мычания от удовольствия. Он прикрыл глаза от эмоций, подобных экстазу. Влад среагировал с такой же остервенелой яростью, не задумываясь, кому и при каких обстоятельствах отдаёт свой первый поцелуй и свой первый раз. Он желал перед смертью сполна испытать сладострастие и всё ему сопутствующее. Его не волновала собственная неопытность, его терзал лишь внутренний зуд, который хотелось перекрыть чем угодно. Граф нырнул в этот омут с головой, от непревзойденной благодати лишившись здравого рассудка. Пускай княжич его загипнотизировал, пускай, совершенно неважно, каким образом он получит любовь. Влад всецело потерялся в ощущениях, из-за чего внезапно возникшая боль внизу отвлекла его и дезорганизовала настолько, что потребовалось две минуты, чтобы вернуться в состояние нирваны. Он вскрикнул от острой боли и, прикусив и без того израненную губу, мгновенно отпустил любые эмоции при взгляде, брошенном на Кирилла.
Тот вытворял что-то невообразимое с ним. Боль разом покинула его тело, а приятная нега долгожданно проникла. Он закатил глаза и продолжительно простонал, удерживаясь за плечи Эдельманова, пока нависающее над ним тело резкими движениями не начало вколачиваться в него. В него просачивалось нечто большее, чем чужая плоть. В него просачивался смысл, на котором опиралась жизнь вурдалака. Кирилл ловил губами его вздохи и с особенным блаженством то замедлял темп, то ускорял, входя в юношу с тягучей оттяжкой. Влад практически скулил от того, как мужчина дразнил его, но послушно мирился, заглядывая в непроглядные бездонные глаза… Он впился коротко постриженными ногтями в плечи Кирилла Алексеевича, испытывая и муку и сладострастие. Ему было так хорошо в этот момент, что никакие думы совершенно его не посещали. Влад пропадал в незабываемых ощущениях, целиком падая в бездну, в которую его любезно отвёл Кирилл. Он не желал думать о том, что его ждало дальше, он просто желал вкушать настоящее и ловить моменты. Аникин сжимал рубашку на спине Эдельманова, не обращая внимания, как без перерыва из его груди доносились стоны. Он царапал его лопатки на толчках, приносящих всё больше боли, и сдавленно мычал, прикрыв веки. Всё казалось таким давним и далеким…
Влад вовсе не думал о том, что что-то могло пойти не так, ведь он привык ко всему, к ускоряющимся шлепкам бёдер о бёдра тоже. Ему жарко, а приятная истома, разливающаяся от каждого глубокого проникновения, вызывала что-то невообразимое. Физическое удовольствие приводило к моральному удовлетворению. У Влада пересохло в горле; он пытался что-то сказать, но у него получалось лишь заглядывать в карминово-кровавые глаза, которые постепенно преобразовывались в подобие заманивающей воронки. Если бы он захотел отвести глаза, то не сумел бы. Его тело вмиг обмякло, а взгляд превратился в осоловелый. Он, как неживая кукла, выдавал исключительно звуки, чувствуя вспышки смешанной с удовольствием боли за пределами сознания. Он не противился, когда Кирилл насаживал его до предела и толкался с грубой силой, желая заполнить своей сущностью в полной мере, присвоить любым возможным способом. Кусочки сена прилипали к взмокшей спине Влада, но он был чересчур далёк от всего, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Граф елозил вверх-вниз от резких толчков, с которым Кирилл проникал не в тело, а в душу. Его сознание металось между холодным рассудком и чувствами, но Кирилл заполнял каждую клеточку его тела непередаваемым наслаждением, которое хотелось растянуть на более продолжительный срок. Влад скрестил голени на пояснице Кирилла и поддался ближе, чтобы скрыться с головой в породнившемся мраке. Он выдохнул рваные кольца промозглого воздуха и всё равно испытывал тепло, исходящее от существа напротив. Температура тела поднималась после каждого действия, а невесомые касания то тут, то там, сумасшедший шепот и поцелуи в шею заставили его окончательно утратить рассудок.
Аникин сходил с ума от желания прочувствовать как можно больше любви. Из его головы начисто вылетело то, что это скорее сделка с Дьяволом, нежели услуга, поэтому он открывался настолько, насколько был способен. Он проникся доверием к незнакомому существу и вручил ему бразды правления над собой, забыв обо всём, о чём его предупреждали. Граф Аникин положил ладонь в протянутую ладонь княжича, соглашаясь неприметно для себя спуститься за ним в Ад. Влад забыл обо всем, а когда вспомнил — стало поздно. Он на грани разрядки, его тело выгнулось струной, а губы расплылись в слабой улыбке от подступающих ощущений. Этот флёр сразу же исчез по мановению пальцев, как лопнувший воздушный шар. Все фантазии с треском осыпались, когда Влад испытал несоизмеримую ни с чем до этого боль. Она погружалась подобно яду, медленно воздействуя на организм. Аникин словно внезапно упал под тонкий лед и ныне силился вынырнуть, но ему препятствовали сделать банальный вдох.
Он барахтался руками — его намеренно топили. Влад пытался раскрыть глаза, но боль в области сонной артерии не позволяла рационально мыслить. Чары, проникающие глубоко в него, не давали трезво оценивать ситуацию. Всё, что ему оставалось, — обмякнуть в чужих руках и, открыв рот, как рыба на суше, уткнуться остекленевшими глазами в потолок. Его будто парализовало, всё, что он ощущал, — невыносимую боль в шее и яркий металлический запах крови. Он рефлекторно попытался коснуться шеи, но рука, которую он не ощущал, элементарно не поднималась. Он словно онемел всем телом. Кирилл пил чужую кровь, наслаждаясь её необыкновенным вкусом, и, сладко причмокивая, только потом вышел из постепенно остывающего трупа. Он открыл глаза, мигающие необычайно алым цветом, и, разглядывая проделанную работу, плотоядно ухмыльнулся. Эдельманов прошёлся пальцами по кровоточащим ранкам и слизал с них последние капли, не отрывая взгляда от бездыханного тела Влада.
— Я одержал победу, херувим, — зловеще сказал Кирилл и почувствовал в себе долгожданную энергию, делающую его сильнее. — Я даровал тебе любовь, а ты мне — свою жизнь. Сделка есть сделка. — По окрестностям пронёсся оглушающий, сумасбродный смех…
***
Влад снова погрузился в Небытие, в котором ему выпала возможность побывать. Он будто плыл по течению без ощущения своих конечностей. Аникин попытался сделать шаг в сторону, в чём ему помешала невесомость. У него не получалось двинуться, из-за чего паника вяло прокралась в его тело. Он старался ей не поддаваться, но чернота повсюду страшила больше чем когда-либо. Это длилось какое-то время, пока его внимание не переключилось на внезапную вспышку боли. Она была буквально везде, а дышать стало физически больно. Юноша словно бился в предсмертной агонии, которой срок — Вечность. От одного только упоминания о Вечности всё внутри билось в протесте. Влад не ведал, сколько длилось данное состояние, но вскоре резко распахнул глаза, пока воспоминания с треском не начали разрывать черепную коробку. Ему страшно, он совершенно не понимал, что происходит, что произошло и что в принципе ему следовало бы делать. Рядом с ним нет человека, который сумел бы успокоить и объяснить для него новую реальность. Голова болезненно пульсировала, а сам он смутно прокручивал все воспоминания.
Он оглянулся по сторонам в попытке разобраться, замечая лишь сейчас, что он лежит на сене по-прежнему голый. Дверь в амбар была открыта нараспашку, а оттуда веял холодный ветер, который по идее должен бы холодить его кожу. Но вот странность: он не ощущал этого. Аникин вообще ничего не ощущал: ни прохладного ветра, ни затекших мышц, ни колющегося сена, ни боли. Те минуты агонии будто стёрлись из его памяти. Он не мог вспомнить, что именно испытывал пару часов назад. Всепоглощающая боль куда-то испарилась, и на место ей пришел диковинный, неестественный голод. Влад испытывал тянущие, неприятные ощущения в области шеи, и, похрустев головой, дотронулся кончиками пальцев до саднящего места. Там он неожиданно для себя нащупал два небольших углубления. Он не до конца пришёл в себя, поэтому, сильно зажмурив глаза, мельком думал о желании оказаться в своей комнате. Через минуту он раскрыл глаза и… чуть ли не свалился с кровати.
Он резко подскочил, никак не ожидая почувствовать вместо сена мягкую перину. Он невольно вскрикнул, не утратив человеческих чувств, и, с трудом вынырнув из одеяла, подошёл к длинному в пол зеркалу. Граф покраснел, замечая в отражении собственную обнаженность, но переключил внимание на интересующую его шею. Он присмотрелся, насколько это было возможно в темноте ночи, перебиваемой одним лунным светом, и тихо ужаснулся, увидев на шее успевшие затянуться ранки. Его взгляд переместился ниже, а щеки вновь вспыхнули румянцем. Бледное тело юноши покрыто синяками и незначительными кровоподтеками, которые на его глазах медленно затягивались. Влад отошёл назад, стараясь не пугаться раньше времени того, что открывалось перед ним. Не думать не выходило, особенно, когда в зеркале он увидел красные глаза. Сначала он дёрнулся, думая, что вернулся вурдалак, но твёрдо удержался на месте, пока до него не дошло, что светились-то… его глаза.
Аникин медленно, подобно кошке, выслеживающей добычу, подошёл обратно и провёл рукой по зеркальной глади, чтобы убедиться, что это не сон. Влад опять дёрнулся, уже от понимания, что его глаза действительно светились красным. Он не успел сполна ощутить тихий ужас, как неожиданно его начал раздирать новый приступ боли. Граф вскрикнул и упал на колени, сжимаясь в клубочек и со всей силы хватая себя за плечи. Он не ощущал боли, хотя от острых когтей по предплечьям стекали блеклые капли крови. Влад тихо плакал, пытаясь справиться с болью молча, и только спустя пять минут она прошла окончательно. Он не знал, сколько времени провёл в таком положении. Аникин с трудом нашёл в себе силы подняться и снова подойти к пугающей поверхности зеркала. Он отчётливо всматривался в него и наблюдал за горевшими рубинами глазами, которые блестели ярче маяка и всё не затухали. Помимо этого, юноша уловил маленькие клыки, которых несколько минут назад точно не было. Он вновь испытал приступ страха и, раскрыв рот шире, принялся рассматривать зубы. Из открытого рта зияли два остро наточенных клыка.
Влад не мог сдержать немого, истеричного вопля. Он накрыл рот ладонью, чтобы не было слышно шума, и засмеялся со слезами на глазах, пытаясь безуспешно спрятаться от себя самого. От своего нынешнего образа, безумно напоминающего образ того, к кому в его сердце прочно поселилась ненависть. Ему было тошно смотреть на себя в таком виде, поэтому он безмолвно плакал, сидя на полу в холодной комнате. Кирилл лишил его не просто грёз, целей или жизни, — он лишил его важных человеческих ощущений. Он теперь никогда не сумеет ощутить тепло, да что там тепло — холодок ветра. От этого становилось горько. Из него высосали чувства, позволяющие ощущать себя живым, и оставили пустую оболочку. Сейчас Влад существовал в Вечности без конкретной цели. Ему некуда было пойти. Родители его не принимали человеком, а вурдалаком и вовсе первыми поднимут факелы с огнем. Юноша не осознавал, сколько прошло времени, когда он все-таки нашел в себе силы встать. Он решил предпринять минимальные усилия, которые позволили бы ему прийти в себя, и только потом думать над чем-то масштабным.
Влад старался отгонять от себя воспоминания в амбаре, которые, как назло, именно сейчас шли в голову. Ему не было больно от того, что он доверился, а его использовали. Ему было больно и обидно, что он сам позволил этому случиться, не сумел вовремя остановиться, из-за чего ему выпало на долю разгребать последствия, от которых вовек не отмоешься. Ему не хотелось тревожить слуг и уж тем более пугать кого-то раньше времени, поэтому он самостоятельно искупался, смыв с себя и грязь, и следы минувшей ночи. Те места, которых касался Кирилл, фантомно жгли. Он тоскливо трогал их и думал о дальнейшем. Влад переоделся в чистое, стараясь привести внешний вид в порядок, и медленно, как будто опасаясь, что вурдалак всё ещё тут, побрел в поисках хотя бы одной живой души. Как странно, подумалось ему, что дворец как будто вымер. Не было слышно ни перешептываний, ни грохота посуды с кухни. Бал словно окончился, но интуиция подсказывала Владу, что тут что-то не так. Он с опаской оглядывал всякий потайной угол и с надеждой искал кого-то знакомого. После того, как зала была погружена во мрак, Влад совершенно не знал, что здесь произошло. Искали ли его родители? Закончился ли бал?
Влад, перед тем как зайти в бальную залу, ненамеренно притормозил. Он не знал причину этого, но в голове настойчиво крутилась мысль, что не следовало открывать дверь, что там его могло ожидать нечто, чего ему не хотелось бы лицезреть. Аникин две минуты постоял в нерешительности, сделал пару глубоких вдохов скорее по привычке, чем из необходимости (в этой ипостаси ему и не требовалось дыхание), и только после этого открыл дверь. В зале было так ярко от всевозможного света, что Влада сначала ослепило. Он пару раз проморгался и оглянулся. И честно, лучше бы он этого не делал. Повсюду валялись, будто мешки с картошкой, изувеченные, растерзанные с особенной жестокостью тела людей. Кто-то лежал около стены, кто-то — возле стола с закусками, и все с одинаковым шоком в глазах, который застыл в них теперь уже навсегда. Влад сглотнул. Становилось тяжело дышать от чада свечей, большинство из которых успели сгореть. Маловероятно, что он сможет забыть эту картину, а знакомый почерк преступлений слишком явно бросался в глаза. Влад, не контролируя себя, побродил мимо раскиданных трупов. У всех была прокусана шея, у некоторых, кому не шибко повезло, — сломана. Сколько крови выпил этот Дьявол, не в силах насытиться… Видимо, слишком долго его держали взаперти. Граф Аникин стойко держался, стараясь не сильно рассматривать погубленные человеческие души. Может, они не все заслуживали жизни, но точно не заслуживали бесчеловечной смерти.
Влад держался изо всех сил, но окончательно сломался, когда увидел лежавшую с застылым в глазах ужасом Элен. В ее уголках стояли капли слез, а тело как будто теплилось. Влад присел, чтобы взять дрожащей рукой её руку и, несмотря на свой холод, почувствовал, насколько та остыла. Она явно была мертва больше двух часов. Влад рассматривал утонченные изгибы девушки, лицо, не лишенное кротости и в последние предсмертные минуты, и попросту не сдержался. Она была слишком юна, чтобы погибать. Юноша запрокинул голову, чтобы не заплакать, но устойчивый, не выветривающийся железный запах бил в ноздри. От него мутило, от него выворачивало на подсознательном уровне, но инстинкты диктовали свое. Влад принюхивался аккуратно, по чуть-чуть, будто бы прицеливаясь, и с трудом перевел взгляд на убитую девушку. Из ее шеи не переставая текла кровь, и зрачки графа молниеносно покрылись поволокой. Сознание утратило ясность, и он отпустил контроль. Голод отчетливее впечатался на подкорку. Он очнулся только тогда, когда услышал хруст. Влад открыл глаза и понял, что держит на своих руках лишенное жизни тело, из которого пытался самозабвенно выжать остатки крови. С его губ капала кровь, а привкус мертвечины неотступно преследовал его. Она была мертва. Его будущая невеста была жестоко убита, а он окончательно сломил ее.
В голове набатом зазвучали слова Кирилла:
— …звук рвущихся плоти и костей… сначала он тебя пугает, а потом ты получаешь от него истинное удовольствие…
Влад отшатнулся как прокаженный. Он смотрел на обезображенный им же труп, на свои окровавленные руки и боялся того монстра, который прорывался наружу. Он никак не хотел становиться таким же, как Кирилл. Аникин отошёл в сторону и споткнулся о чью-то руку, едва удержавшись на ногах. Он пытался уйти, уйти куда-то, где не будет мертвецов, но они были повсюду, на каждом шагу. Влад рьяно мотал головой, а вкус крови не высыхал на губах. Он тяжело задышал. Чад свечей делал хуже, и он почти выбрался на воздух, пока не заметил на троне родителей. Убитыми. Их головы были неаккуратно отрезаны и небрежно кинуты рядом с их телами. Его стошнило прямо на близлежащий труп мужчины, которого он когда-то знал. Ныне все, кого он знал, были мертвы. Влад выбежал на улицу, желая вдохнуть суровый морозный воздух. Он хотел прийти в себя. Увиденное явственно запечатлелось в памяти. Граф вытер запачканные в крови и рвоте губы рукавом чистой рубашки и почувствовал себя более грязным, чем раньше. Он постоял в беспамятстве неведомо сколько минут и двинулся в путь. Аникин прошел всего пару метров и вновь напрягся от воцарившейся тишины. На улице она казалась ушераздирающей. Последний огонек надежды потухнул, стоило увидеть на траве еще с десяток трупов. Кирилл сделал все, чтобы запомниться, чтобы Вечность стала не соратником, а палачом.
***
Влад, обессиленный и физически и морально, не заметил, как взошло солнце. Он долго ходил по деревне, погруженный в мысли, из-за чего всё проходило мимо него. В сознание его привёл солнечный луч, который всего день назад ласкал, а теперь неприятно припекал. Он вздёрнул плечами, вначале не поняв, а затем, когда солнце начало болезненно обжигать, поднял глаза, чуть не ослепнув. Юноша взревел, рефлекторно схватившись за глаза, и поторопился укрыться под ближайшим деревом тенистого леса. Его грудь тяжело вздымалась, пока он пытался прокрутить в голове, что вообще это значило. К сожалению, рядом не было наставника, который сумел бы приучить его к новой реальности. Приходилось на горьких ошибках выучивать урок. Он откинулся о кору дерева и зарыдал. Эмоции, которые удалось держать в себе на протяжении ночи, вновь вырвались наружу. Снова мутило, уже не только от плотного запаха крови, которым пропиталась его одежда, но и от отчетливой жажды еды. То, что он успел съесть, не успело и перевариться, поэтому он оставался голодным. До этого момента чувство голода было притуплено, а теперь взыграло с новой силой. Влад истошно захныкал и уткнулся лицом в ладони. Он не хотел думать, что ему предстоит научиться охотиться. Он не хотел думать о том, что ему вообще придется охотиться. В этот миг Аникин ненавидел треклятого княжича Эдельманова больше, чем когда-либо. Ненависть была настолько глубокой, что его буквально потряхивало от сильных эмоций. Он боролся с чувством вины, не будучи способным убедить себя в том, что не сумел бы изменить ничего.
Граф считал, что во всех смертях виноват только он. Он мог бы попытаться остановить вурдалака, но вместо этого предпочел… от очередных вспыхнувших в мозгу воспоминаний щёки предательски заалели. Влад дал себе несколько пощечин, чтобы щёки перестали призрачно гореть. Он забыл, что вместо лёгкого румянца у него неестественно-бледные щеки. Влад упрямо отрицал произошедшее. Ему до конца не верилось в то, что ему пришлось увидеть. То, что ему удалось остаться единственным выжившим, сильнее било по мозгам. Он бы предпочел умереть вместе со всеми, чем собственным телом купить билет в адскую Вечность. Отныне совершенный им поступок вызывал только бездонное раскаяние и омерзение к себе. Влад не желал свыкаться с тем, что такое количество людей было убито по его непредусмотрительности. Вина поглотила его полностью, из-за чего он, сжав свою голову со всей силы, пытался избавиться от навязчивых мыслей.
Так раскачиваться ему удалось недолго. Через пару минут он учуял приятный аромат, напоминающий благоухание цветов, или сравнимый со сладкой выпечкой. Юноша прикрыл глаза, поддаваясь порыву, вызванному этими необычными ощущениями. Пахло так приятно, а он был так голоден… Влад не соображал, что он делает, словно находясь в алкогольном делирии. Он, не замечая своих чрезмерно быстрых для обычного человека передвижений, в два счёта оказался рядом с блеклым пятном. Его разум помутнен, он безгранично голоден, и всё, о чем он думал, — как справиться с нарастающим голодом. Аникин незамедлительно, инстинктивно нащупал сонную артерию, в которую вогнал успевшие удлиниться клыки. Влад никогда не испытывал подобных ощущений. По его венам потекла эйфория, которую не соотнести ни с чем. Во рту было так сладко, словно он ел самое сладкое пирожное в мире. О том, чтобы остановиться, он не думал, он попросту себя не контролировал в этот момент. Кровь, напитывающая его существо и возвращающая ему утраченные силы, дала возможность почувствовать себя намного лучше, чем ночью.
Граф опомнился тогда, когда вменяемость стала к нему возвращаться. Он медленно открыл глаза и осознал, что прижимал к груди квёлое тельце бездыханной девочки. Она приоткрыла рот, не успев вскрикнуть. Кровь, стекающая по ее шее, пачкала белоснежный воротничок. Влад рывком откинул девочку от себя и поднялся, прижав трясущуюся ладонь ко рту. Он моргнул пару раз, и из глаз потекли слезы. Он чудовище. Он стал чудовищем. Чтобы выжить, он принес в жертву душу невинного дитя. Она же была совсем маленькой, она ничего ему не сделала… У нее могла бы быть долгая жизнь, но рок оказался бесчеловечен. Влад испытывал острую внутреннюю боль и мучение от того, что внутренний зверь ликовал от полученной крови, в то время как его человечность завопила об аморальности. Теперь он понял, почему малышей пугали легендой о кровожадном волке и Красной Шапочке.
Кирилл, превратив его в монстра, отобрал у него возможность совершить правильный нравственный выбор. У него была безвыходная ситуация: либо воздерживаться от людской крови и умереть самому, либо потерять человеческий облик, чтобы выжить. Дикие глаза, пылающие рубинами, беспрестанно смотрели на умершую девочку, пока в голове стремительно кружилась ставшей важной мысль: отомстить. Он хотел ему отомстить. Сделать так же больно, даже хуже, чем ему. Вырвать ему сердце и взглянуть в циничные, подлые глаза со всем коварством, чтобы отнять у него вероятность выигрыша. О, это был бы самый лучший день в его жизни! Кирилл попросту не имел права бросать его таким. Желание отомстить отдавалось медвяным привкусом на языке, но от параллельной подавленности Влад скатился под дерево и нырнул в лихорадочные размышления.
***
Шли года. По вампирским меркам ему давно перевалило за девяносто, но по человеческим — ему по-прежнему оставалось неполных восемнадцать. Влад, пускай и не вырос физически, но вырос ментально. Он стал сильнее во всех смыслах, и всё это благодаря упорному труду и твердому характеру, который он вынужден был взрасти в себе, чтобы выжить. Аникин отныне не тот потерянный, наивный мальчик, не знающий, что делать и как реагировать на окружающую его смерть и несущую ее своими руками. Он привык не обращать на нее внимания, поэтому за последнее столетие так ни разу и не привязался к кому-то. Для себя он избрал путь одиночки. А всё благодаря устойчивой мотивации, благодаря которой он до сих пор не опустил руки. Она заключалась в том, чтобы собственноручно отправить Кирилла на погибель, низвергнуть его в ту преисподнюю, откуда он выбрался и куда загнал его самого. О, за столько лет его ненависть выросла настолько, что ее хватило бы для убийства всего человечества. Однако Владу было важно не это; он научился держать себя в руках. Вначале было тяжело, ему приходилось учиться самостоятельно. Он выжил, начиная с попыток употреблять кровь животных и заканчивая четким разграничением, у кого можно пить. По молодости, глупости и элементарной неопытности его самые первые жертвы оказывались жертвами случайности, так как он непременно их убивал.
Со временем ему удалось научиться обходиться без жертв, при этом оставаясь сытым. С каждым годом он набирался сил и из тени наблюдал за каждым, преследуя свою главную цель. На его пути встречалось не так много вампиров, поэтому он искал его. Неудачных попыток было бессчетное количество раз, но он не оставлял их. Много сил было потрачено на то, чтобы разгадать его тайну. Единственной подсказкой были слова Кирилла о фамильном склепе, о котором он так и не спросил у матери. А когда он нашел важным сделать это, Кирилл предусмотрительно уничтожил любую возможность. Влад не собирался останавливаться. Он хотел уничтожить эту тварь, чтобы та больше никогда не почувствовала свое превосходство. От одних только мыслей внутри вскипала ярость и желание приблизить этот момент. Аникин жил только ради этого мгновения, которое определенно заставило бы его ощутить себя лучше. Смерть этого гада позволила бы ему наконец-то свободно задышать.
Поэтому Влад начал с архивов. Он не питал особых надежд, что там все будет разложено по полочкам, но постепенно собирал по крупицам информацию из домашней библиотеки и различных оставшихся писем. Это приходилось делать по ночам, пока дом пустовал, ведь убийство такого количества людей и пропажа наследника графства Аникинов не могли не остаться без внимания. Дом, в котором он провёл всю свою жизнь, дом, который был его по праву, приходилось оставлять. Хоть его и не выставляли на продажу, но очевидно, на него были другие планы, так что оставаться тут надолго не представлялось возможным. Он схватил в охапку всё необходимое и с щемящей сердце тоской глядел на дом. Юноша скучал, но по-другому нельзя было. Ему необходимо было покинуть этот город и начать жизнь с чистого листа, хоть и не по своей воле.
Страданий было много. Владу не далось всё так легко. Чтобы прийти к стабильному состоянию, в котором играешь роль черствого и неприступного вурдалака, будучи одновременно ждущим отмщения человеком, потребовалось немало лет и практики. Он научился сочетать в себе эти две сущности. Иногда одна из них превалировала, но он умел регулировать её. На протяжении многих лет, которые тянулись мучительно долго, он страдал от собственных чувств, скрытых взаперти. Аникин не успел попрощаться с родителями, да и, в конце концов, вина за убийства стольких людей до конца не утихомирилась. Он нашёл свое предназначение в убийстве монстра, погубившего всех. Влад хотел видеть его страдания так же, как чувствовал свои. Отдаться чудовищу — худшая его ошибка, за которую он искал отплату у того, кто в ней виноват по-настоящему. Граф убеждён, что тот применил гипноз, чтобы склонить его на сторону зла. Самому себе он никогда не признается, что искренне хотел этого. Переезжая в разные тихие, малонаселенные деревни и надолго там не задерживаясь, он собирал информацию и одновременно учился жить. Постепенно становилось легче, и вопросы возникали только по поводу тайны Кирилла, к которой он не приближался ни на йоту. Это досаждало и заставляло его чаще обычного злиться. Но он мирился с неудачами, проигрывая в битвах и готовясь к выигрышу в войне.
Параллельно он искал информацию о нынешнем местонахождении Кирилла, что тоже с трудом продвигалось. Влад был уверен, что рано или поздно его упорство приведет к грандиозному финалу затянувшейся истории. И развязка вскоре действительно наступила. Влад, особо не выспавшийся днем, ночью сидел, будучи более поникшим, чем обычно. До него не сразу дошёл смысл строк, которые он читал по пятому кругу. Сосредоточившись, граф сообразил что к чему, когда заострил внимание на строчке «…княжич Эдельманов…». Сон как рукой сняло. Он резко подорвался на кресле и, не веря своим глазам, пристально вглядывался в чернила, выведенные красивым почерком.
Юноша постарался взять себя в руки и, утихомирившись, уселся обратно, принимаясь внимательно читать то, что ему удалось найти. Информации было мало, но по одному источнику удалось найти ещё несколько. Перечитав всю имеющуюся информацию и проведя несколько часов над ее структурированием, Влад, придя к определённым умозаключениям, оказался в большей обескураженности от неоднозначности узнанного. Запись о княжиче датировалась с XVII века, что позволило сделать логический вывод, что тому около двух веков. От этого осознания у него невольно побежали мурашки по телу, несмотря на то, что он давно перестал испытывать любые ощущения. Он предполагал, что Кирилл сильнее его, но не думал, что настолько. Это означало, что у него только одна попытка на совершение задуманного. Влад вынырнул из собственных раздумий и продолжил распускать запутанный клубок. Оказывается, два столетия назад княжич Эдельманов был одним из сыновей богатого местного князя. В записях было указано, что он сильно любил и хотел жениться на одной из девушек довольно беспринципного и алчного князя, который не хотел просто так отдавать свою дочь, являющуюся дальним предком материнского рода юноши. Княжич Эдельманов делал всё ради того, чтобы её отдали за него замуж, но князю было мало. Кирилл Алексеевич был в отчаянии. В конце концов, выбор отца его возлюбленной, который понимал, что большего добиться не получится, пал на более влиятельного княжича, тоже ухаживающего за его дочерью. Дочь в итоге вышла замуж за второго, а сердце Эдельманова было разбито. Отец, боясь мщения с его стороны, обвинил того в надругательстве над дочерью, а толпа, желающая хлеба и зрелищ, охотно поверила в любую клевету, которую потом добавлял порочный князь, войдя в раж.
Княжич был в ужасе и смятении, никак не думая, что дело дойдет до линчевания. Кирилл Алексеевич не сумел ничего осознать, когда в его особняк резко ворвались разъярённые люди. Он запомнил только стоячий насыщенный запах крови, горящих факелов и гулкий рёв толпы, а после — жгучую пронизывающую боль, расползающуюся по всему телу. А потом пустота. Больше о нём ничего не упоминалось, кроме коротких заметок о том, что его возлюбленная горько рыдала, узнав об этом, и изъявила желание похоронить его в семейном склепе. После этого размеренная жизнь в деревне круто поменялась. Начались внезапные массовые убийства поголовья скота, что впоследствии распространилось и на жителей. Доктора озадаченно пожимали плечами, считая за очередной всплеск эпидемии. Никто не знал, что служило причиной смерти. Людей находили уже мертвыми, с чудовищной бледностью трупа, на котором чётко виднелись две маленькие, практически незаметные, как от иголки, раны, разорванные по краям. Родители Аникина являлись потомками той девушки и ее мужа, и слова княжича перестали быть загадкой. То, что повергло в шок, — так это то, что его родители имели причастность к таинственным пропажам людей.
Влад узнал это из дневников отца, которые вели все мужчины его рода после начала ужасающих событий. Его всячески огораживали от подобных новостей, и сейчас все вставало на места. Оказывается, загадочного разносчика эпидемии долго не могли найти, пока он сам себя не выдал. Тогда стояла полная ясная луна, и проходящему мимо крестьянину до конца жизни запомнились хищный красный блеск в глазах, ужасающий оскал и кровавый рот. Отдаленно это существо напоминало человека, но оно им не являлось. Это было хуже дикого животного. Подробно не описывалось, что было после того случая, но внезапно с этого места начала фигурировать некоторая дань существу, которая взамен нескольким людям обязывалась не третировать всю деревню, обреченную в противном случае на вымирание. Не разъяснялось, каким методом удалось этого добиться и кто именно являлся основоположником, но после этого всякий желающий пытался найти способ уничтожить изводившую людей тварь. Развелись так называемые охотники за чудовищем, иногда опытные стрелки, а иногда и обычные добровольцы. Ничего не приводило к необходимому и желанному результату. Многие отчаялись, не видя больше способа найти оружие против бесчеловечного монстра, и смирились с тем, что им придется до скончания веков подкармливать его из людских ресурсов. Все настороженно относились друг к другу, ведь никто не знал, кто станет следующей жертвой, и относились к пропажам людей как к нечто обыденному.
Жизнь все равно продолжалась. В таком порядке они сосуществовали, пока через семьдесят лет не появился незнакомый человек, утверждающий, что нашел способ уничтожить эту тварь. Способ он якобы разыскал в средневековой книге, в которой описывалось, что это было за существо, для поддержания своей жизни нуждающееся в чужой крови. Влад порывисто, на одном придыхании, искал способ, испытывая вместе с огромной радостью страх. Он чувствовал, вот она, долгожданная развязка долгого ужаса, в который он был погружен неизвестной по своей природе сущности. Суетливо листая страницы одна за другой, граф впадал в панику, не находя просвета. Он был почти на грани, пока не увидел несколько вырванных страниц. Это оказалось последней точкой кипения, после чего он взорвался подобно вулкану. Влад крушил комнату, негодуя, что истина вновь так далека от него. Обессиленный после долгой борьбы с самим собой, он скатился по стене и уткнулся пустым взглядом в пол. Способа не было. Это был конец. Пора было признать, что Кирилл победил. Все годы и затраченные усилия пошли насморку.
Так он рассуждал, пока его острый взгляд не зацепился за странный форзац книги. Он взял её в руки и принялся аккуратно отдирать форзац, не веря, что его ждет в конце что-то положительное. Не без особого труда, спустя две минуты ему удалось это сделать, после чего Влад во второй раз испытал нервное возбуждение. Под оторванным форзацем было написано всего четыре слова: «Осиновый кол. Прямо в сердце».
***
Став на шаг ближе к потенциальному уничтожению Кирилла, Влад, находясь в предвкушении, собирал всё необходимое. Это было не так уж и легко, из-за чего месяц был потрачен на сборы и поиски самого княжича. Выудить осторожно информацию о вурдалаке было не так легко, учитывая, сколько усилий было потрачено в предыдущие годы. Раньше поиски не приносили успеха, но то ли его желания были услышаны, то ли провидение решило, что время настало, дело его жизни продвигалось куда удачнее. В скором времени удалось достать сведения о том, что некий мужчина, похожий под описание княжича Эдельманова, обитал неподалеку от места, в котором временно проживал Аникин. Влад остановился на постоялом дворе и наметил приблизительный план. Ему нужно было выйти на Кирилла Алексеевича и как-то близко подобраться к нему. Он не торопился, лишь выжидающе выслеживал, ночью часто прогуливаясь по пустынной деревеньке. Ему нравилось наблюдать за закатывающейся на небосклоне луной, как бесшумно покачивались от ветра верхушки деревьев и как лес пах осенней свежестью. Влад вдыхал стылый воздух и наслаждался тем, чем мог наслаждаться, не забывая следить за объектом, при виде которого так и трясло от бешенства.
Он не знал, чувствовалось ли его присутствие, но упорно продолжал ходить по пятам. Граф не знал, что бордовые, со звериным сиянием глаза так же наблюдали за ним из-за тени…
***
Кирилл переезжал с места на место и устанавливал в глухих деревеньках авторитарную власть. Смертные преклонялись перед ним, и гипноз поработал лишь самую малость. Пищи здесь было более чем достаточно, причем самой разнообразной, что значило, что он мог обосноваться дольше положенного. Княжич жил в свое удовольствие, чувствуя себя так хорошо, как ни разу. Бурлящая внутри энергия приятно щекотала нервные окончания. Он знал абсолютно всё о каждом селянине, поэтому слуги сразу донесли ему весть о появлении нового лица. Эдельманов скучающе хмыкнул, но заинтересовался. Иногда по ночам он ощущал, как бесновалась в нем чужая заточенная энергия, которая словно тянулась к своему хозяину. Ему стало интересно выявить причину подобного, так что он стал следить за таинственным гостем. Мужчина не знал, кто это и что он искал, но следить за ним вскоре стало его хобби, разбавляющим будни. Вскоре слежка привела к жгучему интересу, ведь попробовать новую энергию означало приумножить имеющиеся силы. Кирилл мечтал упиваться своей безнаказанной властью, как когда-то два века назад.
Поэтому совсем было неудивительно, что ему захочется пригласить незнакомца к себе, осталось только найти повод. И повод вскоре нашелся. Им оказался устраивающийся бал, подготовка к которому началась тотчас. Влад свою слежку не оставлял. Он продолжал собирать информацию, порой самую странную, из чужих уст и пустых толков, о которых перешептывались совсем негласно. Юношу подобное настораживало, особенно поведение местных, ведущих себя подозрительно, но никак не подавал виду, предпочитая сидеть в тени и отмалчиваться до последнего. Он набирался сил для последней, решающей битвы, которая разрешит исход начатой более сотни лет назад войны. Аникин ломал голову над тем, как именно подобраться к графу, но рыба сама клюнула на наживку. Он получил письмо, в котором каллиграфичным, с завитушками почерком было написано приглашение на бал. Влад решил не пренебрегать выпавшим шансом, считая, что время настало.
***
Граф Аникин понимал, что убить княжича в первые же минуты не получится. Необходимо было растянуть время, отвести подозрения и ослабить предусмотрительность. Влад не имел в голове чёткого алгоритма действий, но принял для себя решение действовать по наитию, держа ухо востро. Одевшись с иголочки, он, подготовив все нужное и умело спрятав, зашел в огромную залу. Как бы он ни хотел скрыть восхищение, оно явно отразилось на его лице. Кажется, хозяин заметил это и, прищуриваясь, польщено ухмыльнулся. Юноша же разглядывал окружающую обстановку и одновременно прикидывал в голове варианты, как развернуть игру в свою пользу. Он должен был расслабиться и при этом не забывать, что у него всего лишь одна попытка. Влад заметил, что не только слуги, но и гости вели себя вяло, а от пустых глазниц, направленных друг на друга, без малейшего намека на улыбку, становилось жутко. Как никогда раньше он вспоминал первый и последний свой бал, на котором фальшь не так пугала, как абсолютная безэмоциональность, присутствующая в селении. Всё было одинаково мрачно и необъяснимо.
Аникин чувствовал себя неуютно, поэтому старался держать себя уверенно. Он с величественной осанкой подошел к хозяину и, протянув руку, поприветствовал:
— Благодарствую за приглашение, княжич Эдельманов. Признать, меня оно крайне поразило. Извольте разузнать цель моего визита.
Кирилл не мог не заметить, каким же знакомым почудился ему этот чарующий голос… Он сначала растерялся и всё-таки постарался взять себя в руки, не показывая секундного замешательства. Влад все равно почувствовал его, но сумел сдержать злорадную усмешку.
— Всякого нового гостя нашего чудесного поселения мы стремимся поприветствовать с размахом, — выдавил княжич лукавую ухмылку и попытался ненароком коснуться юношу. Влад, несмотря на надетые перчатки, искусно отвёл руки, не позволяя. Кирилл опешил, но отмолчался.
— Коли так, изволите насладиться устроенным в мою честь балом?
— Несомненно, — проскрежетал Кирилл Алексеевич зубами и проводил гостя постепенно чернеющим взглядом. Влад отошел и разом освободился от маски.
Он только сейчас почувствовал, как его сильно колошматило морально, хоть на теле это не сказывалось. Видеть спустя такое продолжительное время в одном обличии лицо монстра и убийцы всего святого в нём, которое по-прежнему вызывало в нем распаляющие воспоминания и ощущения, оказалось невыносимым. Ему потребовалось время, чтобы опомниться. Кирилл совсем не поменялся, в отличие от Влада, человечность которого могла на данный момент разрушить всё, к чему он так долго и упорно шел. Юноша попытался отвлечься разговорами с другими гостями, но те либо одаривали его пустым взглядом и молчали, либо и вовсе не реагировали, продолжая, как будто заведенные марионетки, танцевать танец за танцем, словно совсем не уставая. Влада подобное пугало, а пить что-либо и закусывать со стола он не рисковал, да и особой необходимости в этом не было. Он выпил достаточно крови перед тем, как нанести сокрушающий удар. Единственным вопросом оставалось, когда приступать к основному акту спектакля.
За мыслями он не ощутил, как знакомые ему руки обвили осторожно талию и шепотом промолвили на ухо:
— Не желаете побеседовать тет-а-тет?
— А как же бал? Разве можно его так оставлять? — Влад неприметно проглотил ком в горле и попытался успокоиться. Охота началась.
— Они справятся и без нас, пойдемте, хочу вам кое-что показать, милейший мой друг, — княжич Эдельманов обжег его мочку леденящим воздухом. Владу оставалось только молча покориться.
***
Кирилл Алексеевич вёл его в неизвестном направлении. Смерти Влад не боялся, поскольку был давно мертв, но боязнь, что собственные планы после такого усердного труда не воплотятся, была страшнее смерти. Они вышли на балкон, и Кирилл, отпустив ладонь, повернулся к нему спиной. Княжич сделал несколько шагов к краю и поднял голову, созерцая только-только восходящую луну. Она слепила очень ярко, Влад давно не видел такого блеска, поэтому воспринял это за хорошее предзнаменование. Он сделал несколько шагов навстречу и завел диалог.
— Зачем вы меня сюда привели?
Кирилл пару минут ничего не отвечал, будто не услышав вопроса. Он разглядывал ослепительно блестящую луну и словно тоже ощущал, что сегодня что-то изменится. Влад терпеливо ожидал ответа. Он не хотел попросту убить его, о нет. Это было бы чересчур смягчающее наказание. Он хотел узнать, зачем Кирилл поступил так, хотел заставить его чувствовать боль перед смертью. Юноша хотел найти ответы на вопросы, которые мучили его целое столетие.
— Луна сегодня невероятно яркая, не правда ли?
— Вы меня сюда о луне потолковать привели, что ли? — не сдерживая нетерпение, раздраженно прикрикнул Аникин. Кирилл издал лукавый смешок.
Влад, хоть и не удивился, но не заметил, как тот оказался сзади него и прошептал на ухо:
— А куда нам торопиться? Я желаю вдоволь полакомиться таким сладким кусочком.
Кирилл пошло облизнулся и провёл влажную дорожку языком по шее, чуть надавив языком на сонную артерию, на что Влад поморщился и никак не выказал свою неприязнь. Он знал, что всё равно не умрёт, даже если Кирилл попробует выпить его кровь.
— Ты так вкусно пахнешь, о мой дьявол… — Княжич принюхался и закатил глаза от блаженства. — Как же давно я подобного не ощущал… — Он опять облизнулся и, сжимая пальцы на хрупкой шее, прицелился, в какое местечко укусить. Будучи поглощенным тщеславием, Кирилл не замечал, что Влад особо и не сопротивлялся. Его глаза горели красным, чего не мог увидеть Эдельманов, а губы были растянуты в насмешливую ухмылку.
Граф Аникин ждал подходящего момента, чтобы упиться растерянностью и шоком вурдалака. Мужчина, непривычно торопясь и не проверяя, достаточно ли обмякла жертва, вонзил клыки в шею. Юноша зажмурил глаза, даже не пискнув, и терпел, находясь в ожидании чужого осознания. Кириллу хватило сделать пять глотков необычного вкуса, который сначала ввёл его в восторг своим запахом, чтобы, почувствовав, как будто ему в рот вылили кислоту, отстраниться и начать выплевывать. Он согнулся в три погибели, пытаясь отхаркнуться от обжигающей гортань горечи. Влад наблюдал, не проронив ни единого звука. Когда княжич поднял изумленные глаза, юноша заметил на их дне немой неописуемый ужас.
— Ты разве не знал, что каннибализм — всё равно, что яд? — Влад надменно ухмыльнулся, вложив в эту ухмылку ехидство и враждебность.
— К-каннибализм?.. — заикнулся, не ожидая подобного, Эдельманов, сидя в позе кошки на полу. Он не отрывал взгляда от карминовых глаз, которые мерцали на фоне ослепляющей луны. И это были не его глаза. Это был кто-то другой. В это мгновение мужчина сполна ощутил весь ужас ситуации.
— Ты же этого хотел, Кирилл Алексеевич?.. — прошипел Влад. Кирилла словно ударило током. Он удивительным образом почувствовал, как холодный ветер пробирается под его одежду. Княжич всё не отрывал немигающего взгляда от возвышавшегося над ним графа.
— Ты?.. — с недоверием выплюнул Эдельманов. Его глаза, заполненные скепсисом, сменились негодованием и злобой. Он тотчас вернул себе самообладание и поднялся с пола, стоя теперь наравне с Аникином. Стоя друг напротив друга, их глаза пылали яркими рубинами, освещая всё вокруг. Ветер трепал их волосы, а луна подчеркивала силуэты. Всё принимало оборот предстоящей битвы. Оба понимали, что она выйдет роковой для кого-то из них. Они не торопились шевелиться и стояли истуканами. Кирилл рассматривал изменившегося Влада (теперь он признал в нем Влада, сопоставив факты), пока тот, в свою очередь, беспорядочно размышлял, как поменять расположение, чтобы ему было удобнее убить княжича.
— Как ты уцелел? — пренебрежительно фыркнул Эдельманов, оглядывая Аникина с явной неприязнью, которая сейчас была ничем не прикрыта: ни напускной лаской, ни лестью.
— Благодаря твоим стараниям, — процедил Влад, ощущая, как его трусило от жёсткого голоса. Он твёрдо держался, не обнажая слабость. — Ну что, ты достиг своего? Твоя Вечность действительно стала моей.
— Но я не это планировал! — вскрикнул мужчина так громко, что некоторые птицы попадали замертво с деревьев. — Ты не должен был уцелеть! Ты должен был погибнуть, как и все!
— Ты и не планировал меня отпускать, верно?.. — юноша тихо произнес и поджал губы, осознавая настоящую правду. — Я просто желаю осведомиться: за что? За что ты погубил их и поверг меня такой же жестокости? — Влад окунался в свою боль, не замечая того, что Кирилл и сам был в припадке бешенства. Он однозначно был поражён тем, что граф выжил.
— Ты должен был погибнуть вместе со всеми, — угрожающе тихо прохрипел Эдельманов, приближаясь к юноше. — Тем не менее, ты какого-то черта спасся… Отчего я узнаю об этом токмо нынче, любопытно… Ты бы погиб тотчас после превращения, неважно, от жажды либо разгневанных жителей… Как ты уцелел, черт возьми?! — орал мужчина устрашающим голосом, подойдя совсем впритык. Влад торжествующе ухмыльнулся, разглядывая пребывающего в неистовстве Кирилла. Подобная реакция являлась бальзамом на душу.
— Ты полагал, что одержал победу, но я в любом случае оказался на шаг впереди… — прошептал юноша ему в губы, опустив на них сиюминутный взгляд.
— Как это возможно… Как это возможно?! — Княжич завопил с новой силой и в импульсивном припадке схватился за чужую шею, попытавшись ее свернуть. Граф схватился за руки мужчины и, приложив максимальные усилия, сбросил их с себя.
— Просто скажи, отчего ты так жестоко поступил с моими родителями… — еле шевеля губами, прошептал Влад. В его глазах почти стояли слезы. — За что… Они даже не причем…
— Не причем?.. — Глаза Кирилла полыхнули багрянцем. Он был на пределе. — Не причем, желаешь сказать? Вшивый род твоего папаши претворил меня в чудовище, а я отыскал способ вековать. Ничего бы этого не было, если бы они просто отдали бы тебя, как и обязались по договору. — Настала его очередь злорадствовать. Его губы расплылись в ухмылке. Понемногу складывающийся пазл ударил обухом по голове до искр перед глазами. Влад едва устоял на ногах.
— То есть, — бесцветным голосом заговорил он, — если бы они отдали меня как очередную жертву, все бы остались живы…?
— Я всегда знал, что ты умный мальчик. Знаешь, теперь я понимаю, почему ты жив. Однако это не значит, что я позволю тебе дальше существовать. Хоть мне и весьма жалко разлучаться со своим чудесным творением, риски слишком велики. — Эдельманов подошел к Аникину и тыльной стороной ладони слегка погладил его щеку. — Прости, херувим.
— Нет! — вскрикнул юноша, не желающий мириться с проигрышем. Чувство вины, от которого он так долго избавлялся, взыграло в нем заново, теперь с большей силой. — Нет! — Он оттолкнул мужчину и посмотрел на него глазами, блестящими от слез и горящими невиданным красным. — Я не допущу того, чтобы ты вновь разрушил мои планы!
— Херувим… — наигранно нежным голосом начал Кирилл, ласково улыбаясь и наклонив голову вбок. — Это всего лишь незначащие планы… Ты все равно ничего не почувствуешь… Просто доверься мне… — Он как никто иной умел очаровывать своим голосом. Влад заткнул уши руками и закрыл глаза, не в силах бороться с той человечностью, которая его как некстати подвела.
— Ты — чудовище, самое настоящее чудовище! Я не верю, что смерть могла так искорежить твою личность! — Влад мотал головой из стороны в сторону, не замечая, как Кирилл опять приблизился к нему и, взяв за щеки, остановил движения головой.
— Я уже говорил тебе, что ты умный мальчик… — расплываясь в зловещей улыбке и заглядывая в заплаканные глаза, произнес Кирилл. — Смерть не изменила меня, она просто раскрыла мой потенциал, дала мне возможность осуществлять то, за что человека давно бы судили… Ты же, хоть и чудовище по сути, но не по натуре. Занимательный эксперимент все-таки вышел, не спорю… — Эдельманов облизнулся, и Аникин окончательно осознал в этот момент, что он столкнулся с самим Дьяволом.
— Что ты… что ты делал…? — охрипшим голосом спросил Влад, не отводя взгляда.
— О, совсем обычные вещи. Особое удовольствие мне приносили надругательства над девушками, а брюхатить служанок было пиком блаженства. — Княжич прикрыл глаза, и его лицо исказила омерзительная гримаса наслаждения, которое он испытывал при воспоминаниях. — Отец чаятельно скрывал это. Я начал охоту на твою древнюю прабабку, но предок твоего отца быстро понял, что к чему, и прибрал ее к своим рукам. Я же переключился на ее младшую сестричку. Ох, она так кричала, пока я вырезал ей печень… — Кирилл улыбнулся и состроил простодушный взгляд. Влад шокировано смотрел и медленно осознавал, что отходить некуда. Всё, что было в записях, — абсолютная ложь, чтобы не вскрывать призраков прошлого. Чудовище перед ним более реальное, чем то, что описывалось.
— Что… что с тобой сталось?.. — с горем пополам выдавил из себя Аникин, с опаской и предельной настороженностью глядя на Кирилла.
— Ты представить себе не можешь, каково было проснуться в холодном, воняющем смрадом склепе, пока над тобой нависал покойник с выкатывающимися глазными яблоками и тлетворным запахом изо рта… не знаешь, каково быть окруженным этими стенами, из которых выхода попросту нет. Мне дали выбор: либо в мой потенциал вдыхают новую жизнь, либо я погружаюсь в ту Вечность, с которой ты встретишься, мой родной. Ты не имеешь ни малейшего представления, что такое питаться падалью. Ты не ведаешь, что такое отсутствие сил просто думать. Людская энергия помогает мне продлевать свои силы…
— Они все равно на исходе, — прошипел Влад, пока Кирилл сдавливал чужую шею и, задрав высоко голову, с отчетливой насмешкой разглядывал его, как попавшего в силки хорька.
— Солнце меня не уничтожает, прятаться приходится все равно в склепе, но это не значит, что мои силы иссякают, — фыркнул княжич и сдавил шею графа сильнее.
— Подожди, молю… — Мысли Влада хаотично, стремглав бежали друг за другом. Если он что-то не предпримет, его убьют. Теперь уже точно. Он знал, что Кириллу хватит сил. Мужчина, приостановившись, перевёл на него заинтригованный взгляд. Ему было интересно, что может предложить ему Влад.
— Я желаю быть как ты… — прошептал он, лизнув губы, и зажмурил глаза. — Пожалуйста, мы же можем войти в эту Вечность вдвоем… — Эдельманов закатил глаза, всем своим видом показывая скуку и лёгкое разочарование.
— Я же сказал, риски слишком велики. Прости, херувим.
— Стой! Хотя бы... хотя бы поцелуй меня… в последний раз…
Княжич встрепенулся и, ухмыльнувшись, окинул его взглядом с ног до головы. Очевидно, он считал его жалким. Кирилл медленно приблизился к лицу Влада, опустил глаза на его тонкие бледные губы и прильнул к ним мокрым поцелуем, лишенным всякой нежности. Влад, морщась, терпел, но ответил на поцелуй, пытаясь таким образом отвлечь Кирилла, входящего в раж от давно забытых ощущений. Аникин неторопливо вытаскивал серебряный клинок. Эдельманов собирался отстраниться, и тут Влад рывком всадил клинок ему ниже ребер. Кирилл молниеносно отпрянул, чувствуя, как изо рта течет кровь. Он опустил взгляд на рану и, прижав ее рукой, посмотрел на Влада, грудь которого поднималась и опускалась от перенапряжения. Юноша с испугом глядел в чужие глаза, радужка которых постепенно заполнялась чернотой.
— Ты же знаешь, что меня этим не уничтожить? — усмехнулся Кирилл, пока его раны стремительно регенерировались.
— Знаю. Но я должен был отважиться.
— Попытка не удалась. Нынче ты умрешь еще болезненнее, чем я желал, — растягивая гласные, он проговорил это с несказанным удовольствием. Кирилл стал неспешно, словно хищник, приближаться, пока Влад отшагивал в сторону, сделав круг на балконе. Он остановился, когда мужчина остался стоять спиной к перилам. Влад мельком бросил взгляд за него и перевёл обратно.
— Ажно не помышляй о самоубиении; ты все равно останешься в живых, даром что кости сломаешь.
Влад ухмыльнулся.
— Ты так убеждён в собственной победе, что не улавливаешь очевидного. — Аникин сделал шаг навстречу. — Я уже одержал победу, — он прошептал практически ему в губы.
Кирилл собрался схватить его, но Влад резко всадил ему кол в сердце. Кирилл шокировано округлил глаза, будучи в абсолютном непонимании того, что происходит. Он в неверии отшагнул назад, не сводя внимательных глаз. Мужчина рефлекторно схватился за кончик кола, но выдергивать не стал. Боли как таковой не ощущалось; это было, скорее, похоже на то, как в тело заживо вкручивали сотни мелких шурупов. Княжич приоткрыл губы, чтобы сказать что-то, но вышли лишь нечленораздельные звуки. Изо рта потекла вязкая темная кровь, а тело потихоньку покрывалось трещинами и серело, готовое обернуться в прах. Он смотрел с паникой и досадой, что его впервые в жизни обошли. Влад наблюдал за ним холодным безразличным взглядом и, подойдя поближе, проговорил: — Я говорил, что желаю быть как ты. Желаю так же, как и ты, причинить боль. И он толкнул его в грудь. Кирилл не успел ничего предпринять. Он только с сокрушенным видом падал с высокого балкона, не поменяв позы. Как сбитая птица, он летел с высоты, в полете разлетаясь на пыль. Влад с отстраненным видом смотрел на это в течение нескольких, казавшихся бесконечными, минут. Аникин не отводил взгляда с того места, на которое приземлился прах Кирилла.
Насмешливо и горько фыркнув, он отошел от балкона, повернувшись спиной к луне. Немного погодя, юноша достал из пиджака второй кол и пару минут разглядывал его, крутя в руках. Он пребывал в кромешном молчании, вызывающем только тягостные размышления.
— Помнишь, я говорил, что наступит час, когда кто-то из нас убьёт другого? — Он обратился в пустоту, зная, что останется без ответа. — Я был не прав. Кто-то из нас убьет обоих.
Осиновый кол, разрывая мышцы и ткани, беспрепятственно вошёл в сердце. На небосводе всё так же высоко светила луна, озаряя своим дымчатым светом клубы блестящей пыли.