Кровавый Апельсин вернулся на работу, чувствуя тяжесть последних двух ночей, давившую на его плечи. Как только он вошёл в свой офис, его взгляд сразу же упал на стол. Там, среди разбросанных бумаг и старых отчётов, лежал лист бумаги, испачканный кровью. Сердце охранника замерло. Он осторожно взял листок в руки, пытаясь прочитать то, что было написано. Кровь размазалась по буквам, но через её пятна и разводы он с трудом смог разобрать текст: "Трупов детей — один."

Апельсин ощутил, как холод пробежал по его спине. Он рухнул на стул, всё ещё сжимая в руках окровавленный лист. В голове пульсировали мысли, одна страшнее другой. Где он пропустил ребёнка? Как тот умудрился быть убитым аниматроником? Вторая ночь была ужасной, но он был уверен, что прошёл её до конца, избегая всех ловушек, что приготовила ему эта пиццерия.

Не в силах оставаться в офисе, охранник поднялся и, пытаясь отогнать мысли о найденном листе, принялся осматривать пиццерию. Тщательно исследовав каждый уголок, он наконец подошёл к тайной комнате, куда его привлёк тот самый ключ, найденный ночью раньше. Внутри, однако, всё было спокойно. В помещении не было ни души, ни звука. Апельсин чувствовал, как напряжение в его теле начинает понемногу спадать. Но это спокойствие оказалось недолгим.

Когда он вышел обратно в основное помещение, его взгляд вдруг наткнулся на сцену. На полу, среди деревянных досок, едва различимых в полумраке, виднелись следы крови. Они шли тонкой цепочкой, как будто кто-то волочил что-то тяжёлое, оставляя за собой кровавый след. Апельсин почувствовал, как сердце вновь ускоряет свой ритм, когда он пошёл по следу, неотрывно следя за каждым его изгибом.

Следы привели его на кухню. Здесь было тихо, но тишина эта была гнетущей, словно воздух давил на него со всех сторон. В нос ударил мерзкий, сладковатый запах гнили, смешанный с металлическим ароматом крови. Апельсин в нерешительности замер перед дверью, но что-то внутри заставило его сделать шаг вперёд. Войдя в кухню, он сразу почувствовал, как желудок скручивает от тошноты.

Перед ним предстала ужасающая картина. В углу, среди старой, грязной посуды и мусора, сидела девочка. На её теле был надет костюм аниматроника Чики, но костюм этот был как-то неправильно застёгнут и казался слишком маленьким для её размеров. Ткань костюма была заляпана кровью, местами она прилипала к коже, словно была неотъемлемой частью плоти. Но хуже всего были её глаза. Глаза девочки были выпучены, как будто кто-то со всей силы надавил на них изнутри. Кровавые прожилки лопнули, окрашивая белки в ярко-красный цвет. Один глаз полностью вылез из глазницы, словно его выдавили или вырвали. Весь её череп казался неестественно раздутым, а лицо — покрытым кровью, так что черты его были едва различимы. Челюсть девочки была отвратительно разжата, как будто она кричала в последнем приступе ужаса, а изо рта торчали обломки зубов, перемешанные с кровью и слюной.

Свет на кухне замерцал, и Апельсин с ужасом понял, что она всё ещё дышит. Её тело слегка подрагивало, издавая скрипящий звук, словно механические части внутри неё пытались работать, но не могли из-за того, что что-то было сломано. Ужасная смесь жизни и смерти застыла в её глазах, как в кошмаре, от которого невозможно проснуться.

Но прежде чем он смог осознать всё это до конца, сзади раздался звук шагов. Он едва успел обернуться, как что-то тяжёлое обрушилось на его голову. Апельсин пошатнулся, и свет перед глазами замигал, превращаясь в красно-чёрные вспышки. Ещё один удар — и он упал на колени. Ему не удалось удержать равновесие, и он рухнул лицом вниз, прямо на холодный, липкий от крови пол. Перед тем как потерять сознание, он почувствовал, как из носа потекла горячая струйка.

Свет на кухне продолжал мерцать, размывая последний обрывок сознания Апельсина. Мерцающий свет выхватывал из темноты силуэт, нависший над ним. Это было нечто, что не вписывалось в его понимание реальности, нечто настолько чуждое и искажённое, что его мозг просто отказался принимать это. Последний удар раздался в его голове, и затем наступила темнота.

Ночь закончилась.